- Пожалуй, что так, - вздохнул Эалстан. - Я не думал, что мы можем проиграть.
- Еще как смогли, - проворчал Сидрок. - Могло быть еще хуже, веришь? Или ты бы лучше оказался на западе, чтобы по Громхеорту разгуливали кровососы конунга Свеммеля? Если уж выбирать между ними и альгарвейцами…
- Если уж выбирать, я бы выбрал, чтобы все они провалились куда поглубже. - Эалстан вздохнул. - Да только нет такого заклятья. А жалко.
До школы они добрели как раз к первому звонку и ворвались в класс словно ошалелые - Сидроку, невзирая на меланхолию, вовсе не хотелось заработать розог.
- Нет чтобы альгарвейцам сюда ядро уронить! - раздраженно пробормотал он, усаживаясь на табурет.
Но учителя классического каунианского в классе не оказалось, и заметить их опоздания - и покарать - было некому. Вздохнув облегченно, Эалстан обернулся к соседу по парте.
- Что, мастеру Бэде вздумалось облегчиться? - шепотом поинтересовался он.
- Да нет вроде, - ответил сосед. - Я его все утро не видел. Может, альгарвейцы его погнали камни таскать.
- Пускай сам розог попробует, - заметил Эалстан.
Зрелище подвергавшейся насилию каунианки взволновало его. Мысль о том, что на принудительные работы могли забрать школьного учителя, не вызывала никакого смятения.
В комнату вошел какой-то незнакомый тип - фортвежец и вовсе не мастер Бэда, хотя в руке он сжимал такую же указку.
- Меня зовут мастер Агмунд, - объявил он. - С сегодняшнего дня по приказу оккупационных властей занятия классическим каунианским отменяются, поскольку сие наречие признано бесполезным, как будучи устарелым и старомодным, так и потому, что народы каунианского происхождения вознамерились коварно погубить Альгарвейское королевство.
Шпарил он, словно по бумажке. У Эалстана отвалилась челюсть. Мастер Бэда и другие учителя каунианского вколотили в него - подчас в буквальном смысле слова - что любой мало-мальски культурный житель Дерлавая обязан, вне зависимости от происхождения, владеть древним наречием свободно. Что же они - лгали все время? Или у альгарвейцев свои соображения на этот счет?
Агмунд тут же ответил на незаданный вопрос:
- Вместо этого вас будут учить альгарвейскому. Мне выпало стать вашим преподавателем по этому предмету. Будем знакомы.
Одноклассник Эалстана, парень по имени Одда, вскинул руку.
- Учитель, - поинтересовался он, когда Агмунд кивнул, - а от солдат в городе мы учиться языку не можем? Вот, например, устойчивый оборот "За сколько переспать с твоей сестрой?" я уже могу повторить.
В классе воцарилась гробовая тишина. Эалстан уставился на товарища, восхищенный его смелостью. Агмунд тоже уставился, но с иным выражением лица. Надвинувшись на Одду, он устроил ослушнику такую порку, какой Эалстану видеть еще не доводилось.
- Мой юный умник, - заметил Агмунд по ходу дела, - будь твои слова вполовину так смешны, как тебе кажется, они были бы вдвое смешней, чем на самом деле.
Когда наказание закончилось, начались уроки. Агмунд оказался вполне способным преподавателем и альгарвейским владел вполне свободно. Эалстан послушно повторял слова и фразы по указке учителя. Учить альгарвейский он совершенно не желал, но получить розог юноше хотелось еще меньше.
Тем вечером они с Сидроком, перебивая друг друга, рассказали историю с Оддой за семейным столом.
- Мальчик поступил отважно, - заметил отец Сидрока.
- Точно, дядя Хенгист, - согласился Эалстан.
- Отважно, да, - промолвил отец, переводя взгляд с Эалстана на Сидрока, а потом на брата. - Отважно, но глупо. Парень пострадал за это, как вы с двоюродным братом рассказали, и, если меня не обманывает предчувствие, его страдания еще не окончены. А страдания его семьи только начинаются.
Хенгист хрюкнул, словно от удара под дых.
- А ты прав, скорей всего, - проговорил он. - Конечно, этот их новый учитель - альгарвейский лизоблюд. Все, что услышит он, узнают и рыжики. - Он ткнул пальцем в грудь Сидрока. - Мы и так довольно страдали. Что бы вы ни думали об этом новом учителе, держите свое мнение при себе. Не позволяйте ему догадаться, или мы все поплатимся за это.
- Не такой он противный. - Сидрок пожал плечами. - Да и альгарвейский учить куда проще, чем старинный каунианский.
Хенгист имел в виду совсем другое. Эалстан, в отличие от Сидрока, понял это. Оказалось, что оккупация - это когда приходится понимать такие вещи. Если Сидрок этого не усвоит очень скоро, то пожалеет об этом - он и все вокруг него.
Мать Эалстана поняла.
- Берегите себя, мальчики, - проговорила Эльфрида.
Это тоже был хороший совет.
Следующим утром Одды на занятиях по альгарвейскому не было. И вообще он в школу не пришел. И на следующий день тоже. Больше Эалстан с Сидроком его не видели никогда. Юноша усвоил урок. И очень надеялся, что его двоюродный брат поймет.
* * *
Царь Шазли отправил в рот последний кусочек пирога с изюмом и фисташками, облизнул пальцы и глянул на Хадджаджа из-под опущенных ресниц.
- Похоже, что конунг Свеммель все же не собирался нападать на Зувейзу, - заметил он.
Когда сюзерен переходил к делу, Хадджаджу приличия не мешали поступить так же, невзирая на то, что его пирог лежал на тарелке недоеденным.
- Скажите верней, ваше величество, что конунг Свеммель пока не собирался нападать на Зувейзу, - отозвался он.
- Ты говоришь это даже после того, как Ункерлант и Альгарве разделили между собой Фортвег, как человек ломает напополам очищенный апельсин, чтобы поделиться с другом?
- Да, ваше величество, - ответил его министр иностранных дел. - Если бы конунг Свеммель намеревался оставить Зувейзу в покое, мы не замечали бы постоянных провокаций на границе. И посол его в Бише не врал бы, что Ункерлант не имеет к ним никакого отношения. Когда Свеммель будет готов, он сделает что решил.
Шазли потянулся к чашке, но в последний миг передумал и ухватился за кубок с вином.
- Признаюсь, - выговорил он, сделав глоток, - я не жалею, что король Пенда предпочел бежать на юг, а не явился сюда.
Хадджадж тоже выпил вина. Представив фортвежского короля изгнанником в Бише, любой зувейзин попытался бы утопить эту мысль в вине, а то и затуманить гашишем.
- Мы едва ли могли бы отказать ему, ваше величество, если бы хотели сохранить мужество, - промолвил он и, не дожидаясь, пока царь заговорит, добавил: - И не могли бы принять, если бы хотели сохранить головы на плечах.
- В твоих словах ничего, кроме истины. - Шазли осушил кубок. - Ну теперь пусть за него тревожится Янина. Прямо скажу: словами не передать, как я рад, что это королю Цавелласу придется объяснять ункерлантцам, как Пенда оказался изгнанником в Патрасе. Лучше ему, чем мне. И лучше Янине, чем Зувейзе.
- Воистину так. - Хадджадж по мере сил попытался изобразить на своем узком, костистом живом лице мрачное выражение, от природы присущее скуластым физиономиям ункерлантцев. - Для начала Свеммель потребует от Цавелласа выдать ему короля Пенду головой. Потом, когда Цавеллас откажет, возьмется копить войска у границы с Яниной. А после того, - министр иностранных дел Зувейзы пожал плечами, - начнет, полагаю, вторжение.
- На месте Цавелласа я бы посадил Пенду на корабль или на спину дракона, отбывающего на Сибиу, в Валмиеру или Лагоаш, - заметил Шазли. - Быть может, Свеммель еще простит ему, что тот приютил Пенду ровно на столько, чтобы сплавить с рук.
- Ваше величество - конунг Свеммель никому и ничего не прощает, - ответил Хадджадж. - Он доказал это после Войны близнецов - а ведь то были его соотечественники.
Царь Шазли хмыкнул.
- И тут, должен признаться, в твоих словах ничего, кроме истины. Все, что творил конунг с тех пор, как твердо воссел на ункерлантском троне, подтверждает их. - Он снова потянулся за кубком, так стремительно, что звякнули золотые браслеты на царской руке, и, обнаружив, что кубок пуст, подозвал служанку, чтобы та наполнила кубок из широкогорлого кувшина.
- О, спасибо, красавица, - рассеянно бросил царь, глядя, как служанка, покачивая бедрами, выходит, и вновь обратился к Хадджаджу: зувейзины видели слишком много обнаженной плоти, чтобы та могла отвлечь их надолго. - Если, как ты полагаешь, мы следующие в списке Свеммеля, что можем мы сделать, дабы предупредить нападение?
- Сбросив пару ядер на его дворец в Котбусе, можно было бы получить некоторый результат, - сухо молвил Хадджадж. - Сверх того, как должно быть прекрасно известно вашему величеству, возможности наши несколько ограничены.
- Должно быть известно. Должно! - Шазли скривился. - Будь мы роднею по крови иным народам, населяющим Дерлавай, нам легче было бы отыскать себе союзников среди них. Вот будь ты, Хадджадж, бледнокожим и светловолосым каунианином…
- Будь я каунианином, ваше величество, - взял на себя смелость перебить монарха (не очень большую, надо сказать, смелость при таком снисходительном царе, как Шазли) его министр, - я бы давно преставился в нашем климате. Не чудо, что древняя империя кауниан торговала с Зувейзой, но никогда не пыталась основать здесь колонию. И, что еще важнее, у нас нет границ с иными державами, кроме Ункерланта.
- О да! - Шазли глянул на Хадджаджа так, словно в том была вина самого министра - а может, Хадджаджу просто померещилось от долгого общения с ункерлантцами. - От этого искать союзников нам становится еще тяжелей.
- Никто не поднимется с нами против Ункерланта, - заключил Хадджадж. - Фортвег мог бы, но Фортвега, как мы видели, как мы только что обсудили, более не существует.
- И, как мы видели, Ункерлант и Альгарве разделили между собой державу так же легко, как двое мясников - тушу верблюда, - недовольно заметил Шазли. - Я надеялся на лучшее - с нашей точки зрения лучшее и худшее - с их.
- Я тоже, - признался Хадджадж. - Король Мезенцио может переупрямить самого конунга Свеммеля, дай ему хоть полшанса… Но Альгарве окружена врагами так плотно, что Мезенцио волей-неволей вынужден поддаться здравому смыслу.
- Какое неудачное положение… - Шазли задумчиво примолк. - Правда, Мезенцио более не приходится тревожиться за свои западные границы, и у него появляется простор для маневра.
- Позволю себе поправить ваше величество, но у короля Мезенцио на западных границах всего лишь завершилась война, - заметил Хадджадж. - Имея в соседях Ункерлант, только глупец может безмятежно взирать на свои рубежи.
- И в этом ты, без сомнения, прав, Хадджадж, - признал царь. - Оцени в качестве примера, в каком восторге пребывает наше величество, имея в соседях Ункерлант. Да и Альгарве не в лучших отношениях с ним. Можно ли надеяться использовать это обстоятельство в наших целях?
- Да будет известно вашему величеству, что я уже имел определенного рода беседу с альгарвейским послом в Бише, - ответил Хадджадж. - Боюсь, однако, что маркиз Балястро не смог меня обнадежить.
- А что Елгава и Валмиера? - поинтересовался Шазли
- Проявляют сочувствие. - Хадджадж поднял бровь. - Однако сочувствие стоит своего веса в золоте.
Царь Шазли поразмыслил над этим мгновение и расхохотался. Смех прозвучал невесело.
- Кроме того, - продолжал министр, - каунианские державы не только вовлечены в войну с Альгарве, но и расположены на другом краю света.
Вздохнув, Шазли осушил второй кубок.
- Если король Мезенцио являет собой нашу единственную надежду на спасение, значит, дела наши и вправду плохи.
- Это слабая надежда, - предупредил Хадджадж. - Почти, должен заметить, несуществующая. Балястро ясно дал понять, что Альгарве не станет портить отношения с Ункерлантом, покуда на востоке и юге идет война.
- Лучше слабая надежда, чем никакой, - промолвил Шазли. - Почему бы тебе не нанести сегодня еще один визит почтенному маркизу? - При виде мученического выражения на лице своего министра иностранных дел царь расхохотался снова, в этот раз с искренним весельем. - Несколько часов в одежде не сведут тебя в могилу!
- Можно надеяться, ваше величество, - ответил Хадджадж тоном, ничего подобного не подразумевавшим.
Царь рассмеялся вновь и легонько хлопнул в ладоши, показывая, что аудиенция закончена.
Пока секретарь Хадджаджа беседовал по кристаллу с альгарвейским посольством, назначая время встречи, сам министр перебирал свой скромный гардероб. У него хранились пара свободных рубашек и килтов в альгарвейском стиле, точно так же, как имелись несколько пар рубашек и брюк - последние министр ненавидел всем сердцем - для встреч с послами Елгавы и Валмиеры. Облачившись в голубую ситцевую рубаху и плоеный килт, министр иностранных дел глянул в зеркало. Выглядел он точь-в-точь как в студенческие деньки. Хотя нет. Это костюм выглядел прежним. Владелец его изрядно постарел. Но маркиз Балястро будет доволен.
- Чего только не сделаешь ради родной страны, - со вздохом пробормотал Хадджадж.
О встрече с послом Альгарве секретарь договорился на конец дня. Хадджадж пришел точно вовремя, хотя альгарвейцы придавали меньше значения точности, чем жители Ункерланта или каунианских держав. Под дверями посольства стояли на страже потеющие в своих мундирах рыжеволосые охранники, в точности как их ункерлантские коллеги перед обиталищем посланника конунга. Альгарвейцы, однако, вовсе не собирались париться молча и недвижно. Они провожали взглядами проплывающих мимо симпатичных темнокожих девушек, покачивали бедрами и выкрикивали непристойности то на своем языке, то на тех обрывках зувейзинского, что успели усвоить.
Девушки проходили мимо, делая вид, будто не слышат. Столь явное восхищение женскими прелестями среди зувейзин не приветствовалось. Впервые попав в альгарвейский университет, Хадджадж был просто шокирован. Там, впрочем, брошенные сгоряча слова не могли посеять зерна кровной мести. Альгарвейские девицы только хихикали, а порой отвечали юношам той же монетой. Это будущего министра тоже шокировало.
Ныне Хадджаджа не так легко было смутить.
Секретарь альгарвейского посла был по меркам любой страны человеком безупречных манер.
- Нижайше прошу прощения у вашего превосходительства, - пробормотал он на превосходном зувейзи, проводя Хадджаджа мимо караульных под своды посольства, - но вы же знаете, каковы солдаты.
- О да, - ответил Хадджадж. - Я давно научился снисходительно относиться к чужим слабостям в надежде, что другие так же снисходительно отнесутся к моим.
- Что за прелестный взгляд на мир! - воскликнул секретарь и, заглянув в двери, перешел на родной язык: - Ваше превосходительство, министр иностранных дел царства Зувейза прибыл!
- Так проводи его, проводи! - откликнулся маркиз Балястро.
Языком Зувейзы посол не владел, но, поскольку Хадджадж свободно разговаривал на альгарвейском, оба отлично понимали друг друга.
Балястро едва перевалило за сорок. Узкую бородку под нижней губой и усы он покрывал воском так густо, что те стояли, острые и негнущиеся, словно рога газели. Невзирая на это, фатовства в маркизе крылось не больше, чем в любом другом альгарвейце, и для дипломата он был весьма прямодушен.
А еще он - или его секретарь - знал, что в общении с зувейзинами не стоит сразу заводить речь о делах. Словно по волшебству, на столе перед гостем появился поднос с вином и печеньем. Балястро болтал о мелочах, ожидая, когда Хадджадж перейдет к сути: еще одна любезность.
- Ваше превосходительство, - начал, в конце концов, гость, - положение, при котором великие державы могут безнаказанно запугивать и угнетать малые одной лишь силой своего величия, без сомнения, нарушает сложившиеся добрые отношения между царствами мира.
- Когда Альгарве осаждена врагами столь горестным образом, я едва ли могу оспорить сей принцип, - ответил Балястро. - Практическое его применение, однако, будет меняться в зависимости от обстоятельств.
Альгарве едва ли можно было назвать малой державой, но говорить об этом вслух Хадджадж не стал.
- Как я говорил вам и прежде, - промолвил он вместо этого, - Свеммель, конунг ункерлантский, продолжает выдвигать к Зувейзе бессмысленные требования. Поскольку Альгарве на своем опыте познакомилось с подобным вымогательством…
Балястро поднял руку:
- Ваше превосходительство, позвольте быть откровенным - Альгарве не воюет с Ункерлантом. Король Мезенцио не желает в настоящее время вступать в конфликт с конунгом Свеммелем. По этой причине Альгарве не имеет возможности выдвигать возражения против действий конунга на отдаленных рубежах его державы. В частном порядке король Мезенцио может глубоко сожалеть по поводу указанных действий, но не станет - повторяю, не станет - мешать им. Я выразился достаточно ясно?
- Без всякого сомнения.
Хадджаджу пришлось призвать на помощь весь свой дипломатический опыт, чтобы не выдать разочарования. Балястро и прежде не обнадеживал его, но в этот раз посол высказался вполне прямолинейно: от Альгарве Зувейза помощи не получит. Скорей всего, она не получит помощи ни от кого.