- Проезжай быстрее! - рявкнул прислушивавшийся к разговору начальник караула, делая соответствующее движение рукой, что немного помешало ему справлять нужду ровно.
- Благодарствую! - Марта повела плечами, от чего и без того почти голая грудь к тому же выразительно заколыхалась.
Стоявший ближе всех стражник, провожая их глазами, давился голодной слюной. А едва городские стены отошли к горизонту, Мартой овладел истерический нервный смех. Она хохотала и хохотала, сгибаясь пополам, пока смех не перешел в слезы…
Ян сидел как каменный, только всплескивал вожжами. Марта утихла, шумно втянула воздух и расправила плечи, выпрямляясь. Ехали молча, глядя в разные стороны. В деревни Лют заезжать не стал, но добираться и правда было далековато. Остановил едва ль не посреди поля, у выхолощенных ветром, дождями и снегом стен, Ян повернул туда:
- Ночевать здесь будем! Перекусить есть чего, а завтра уж на месте окажемся…
Марта кивнула, будто пришибленная. Пока Ян разводил костерок, Марта сочиняла из того, что есть какую-нибудь постель на телеге. Спать легли рядышком, да только никому из троих не спалось. Марта слушала дыхание над самым ухом и думала о том самом, стыдном и сладком - да так думала, что сама заливалась краской, сердце начало стучать чаще, а пальчики вдруг стали гладить запястье и ладонь сильной руки, обхватывающей талию. Ян лежал, сцепив зубы: хоть он и устал, как собака, только как тут уснешь, когда тебе в самое естество упирается мягкое, женское…
И ерзает еще постоянно! Волком обернуться бы…
Были б одни - никакой бы холод не помешал унять зуд в чреслах самым естественным способом. Хоть бы уснул ведьмаченок, что ли! А тот не спит, зубами стучит, потому что лег - дальше некуда.
Лют повернулся:
- Иди сюда, дурак! Околеешь ведь за ночь!
В свете ясной осенней ночи амиантовые глаза сверкнули злой насмешкой, как будто знал, стервец, чем оба его спутника мучаются. А может и знал, чего в этом тайного, да и не младенец, - Ян в его годы про невинность уже не вспоминал.
Помнится отец Бенедикт, хоть и пенял ему, но вздыхал тяжко: дело молодое, где уж тут вразумлению впрок пойти…
Церемонится Лют не стал: хмыкнув, попросту притянул его к ним, уложив между собой и Мартой. Та тоже развернулась, обнимая трясущееся тщедушное тело и понимающе улыбаясь поверх светлой макушки оборотню. Мальчишка лежал между ними, как мученик на раскаленной решетке. Еще б руки сложил крестообразно, фыркнул Ян и наконец позволил себе провалиться в сон.
11
С утреца Марта и Ян поглядывали друг на друга искоса, прикидывая, как бы изыскать возможность для более близкого общения. Так и добрались до монастыря, перемигиваясь и пересмеиваясь. Марта до сих пор поверить не могла, что спит - пока только бок о бок - с разбойничьим атаманом и самым настоящим оборотнем. Что едет куда-то с еще более непонятным и жутковатым колдуном. Хоть встреча с расхваленным безупречным монахом, которой она тоже побаивалась, откладывалась: аббат, оказывается, отбыл на несколько дней для совершения таинств в каком-то поместье.
Ян досадливо хмурил брови: с одной стороны ожидание дает прекрасную возможность им с Мартой, которую он уж точно не упустит, а с другой стороны ему как можно быстрее хотелось избавиться от мальчишки и - исполнить наконец, когда-то данное себе обещание. Чем дольше он будет прохлаждаться, тем дальше уйдет его враг.
Мысли его то и дело возвращались к инквизиторам, и настроение это портило необыкновенно.
А тут еще долгие препирательства с монахами по поводу Марты: они готовы были предоставить Яну возможность дождаться настоятеля, но ни никак не хотели позволить женщине переступить порог обители.
- Устав воспрещает, а отец-настоятель очень строг!
- Так ведь ей и надо увидеться с отцом Бенедиктом!
- Устав воспрещает, - упорно твердил брат Ансельм.
- И куда ей идти?! В чисто поле под ясны звезды?! - окончательно вышел из себя Лют, - Греха боитесь, так и нечего глазами шарить! То ваш грех, а не ее!
Покажите, келью какую-нибудь и она из нее носа не покажет, а я для верности и дверь запру, так что никакой дьявол не пройдет!
- Устав воспрещает… - завел было прежнюю песню брат Ансельм, и Ян тряхнул его уже не шутя.
- Слушай меня, монах! Марта останется здесь и со мной, и тебя никто не спрашивает! И Устав про вас, собак, написан, что бы здесь борделя не развели - так я затем присмотрю! И ужо расскажу отцу-настоятелю, как вы бабу на мороз выставить хотели!
Лют отпустил монаха. Улыбался он почти ласково, но спорить с ним почему-то не хотелось. Тот удалился, прошипев что-то про вечернюю службу и трапезу.
- Эй, - Ян не удержался и крикнул вдогонку, - Помнится, Христос блудниц миловал!
Так что, "кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень"!
Поле боя осталось за волколаком, но что бы не раздражать святых братьев Марта прошмыгнула в страноприимную комнату тише мыши. Лют проводил ее взглядом и недобро обернулся сжавшемуся на телеге мальчишке: то, что что-то опять идет не так, он заметил сразу.
- Чего сидишь? Особое приглашение пану требуется?
В голосе Люта была злоба: если б не это недоразумение, он бы здесь не прохлаждался! Опять придется Хессера выслеживать из шкуры выскакивая… Да и сколько можно с этой цацой возиться и терпеть его выходки - вот сейчас, что за придурь опять пришла в эту блажную голову?
Парнишка шмыгнул носом, обнял себя руками, но с места не сдвинулся, глядя на него почти безумными глазами.
- Ты тут до утра сидеть собираешься?
Он решительно протянул руку, и парень метнулся от него на другой край.
- Дело хозяйское, - Ян пожал плечами и вроде как отвернулся, но вместо того прянул к нему и дернул за шиворот на себя, стаскивая с телеги. Он тут же ослабил хватку, и мальчишка, не ожидавший рывка, кулем свалился прямо на площадку перед часовней.
И с диким верещанием, как подброшенный, взвился обратно, вцепляясь в борта разве что не зубами!
Ян потрясенно уставился на него, а в ответ - та же смесь отчаяния, страха, ненависти и - что-то новое: мольба.
Ах, ты волчья твоя дурная башка! От колоколов с ведьмаченком припадки делаются, так что же с ним в монастыре станется!
- Освященная земля жжет! - тихо сказала Марта, возникая у него за плечом.
Ян развернулся к ней, загораживая спиной от тоскливого амиантового взгляда.
Молча, только глаза в глаза, - и Марта тянется к шнурку на шее. Ян накрывает ее ладонь своей и резко разворачивается:
- Лови!
Парень рефлекторно вскидывает руку - крик боли: крестик Марты падает в пыль, а мальчишка ежится, всхлипывая и прижимая к груди пострадавшую кисть.
Ясно!
- Теперь понятно, как тебя такого монахи взяли!
Ян затащил парнишку в келью и швырнул на койку, где тот немедленно забился в угол. Лют сел перед ним, впиваясь взглядом в жалко кривящееся лицо. Марта подпирала собой дверь.
- И это, - Ян оттянул ворот рубахи, обнажая сбоку под выступающей ключицей розоватое пятнышко оставшееся от ранки, - без всякой иглы обошлось.
Он перехватил изящное запястье, которое, казалось, мог переломить пальцами, и вывернул, открывая ладонь со свежим глубоким ожогом, как будто там приложился не простенький нательный крестик, а раскаленное палаческое клеймо. Лют недобро смотрел на отметину и думал: вот он, скажем, оборотень, и отец его был оборотень, а мать, хоть и слабенькая, но ведьма - однако ж крест носили, в церковь ходили, Богу молились, и землица не жгла никогда, а помогала даже…
- Может пора просветить нас, кто ты таков и откуда взялся?
Юноша отдернул руку и вдруг совершенно внятно и четко, только хрипло, с вызовом сказал:
- А то не догадался еще!
Ян и бровью не повел.
- Чего сипишь? Святой водицей, небось, напоили? Как полагается…
Мальчишка устало кивнул, и волколак уже ничему не удивлялся, хотя раньше все эти инквизиторские придумки вроде знаков из родинок и родимых пятен, святой воды перед допросом и удаления волос, ленты в рост Спасителя и прочей возни почитал такой же глупостью, вроде девичьих гаданий на святках. Ан нет, - на кого-то действует!
- Хочешь сказать, что в тебя демон вселился? - ровно поинтересовался Ян у юнца.
- Не-ет, волк! - с издевкой протянул тот, - Я и есть демон по-вашему!
- Ой ли! - с такой же злой насмешкой отозвался Лют, - То-то ты по дорогам побираешься! Хорош демон, которого едва не пустила по кругу пьяная бандитская ватага! Про монахов, которые тебя чуть не утопили, я и вовсе молчу.
Парень скрипнул зубами, отворачиваясь: удар попал в цель. Он снова взглянул на невозмутимого Яна, и стержень, который держал его все это время, вдруг сломался окончательно.
- А черт его знает, кто я! Хотя черт-то знает… он все знает! - выдохнул он обессилено откидываясь к стене, - Видишь ли, волк, я ведьмой от инкуба зачат. Во время черной мессы. Так что еще до рождения Сатане обещан…
Ян смотрел на него недоверчиво и испытующе, усмехнулся:
- Врешь ведь, ведьмачья твоя душа!
И видно попал на совсем больное.
- А ты уверен, волк, что она у меня вообще есть?! - тут же вскинулся ведьм.
В этот момент он во истину походил на демона: юный, ужасающе прекрасный, с искаженным гневом лицом и бешенными, дикими глазами, жуткого почти белого цвета, которые метали молнии.
- Душа у всех есть, - вдруг вмешалась Марта, - У всякой твари Божьей.
- Так ведь я тварь далеко не Божья!
Губы у юноши кривились в знакомой ядовитой ухмылке, а в глазах… Ба! Да не слезы ли это?!
- Да и не надо мне с чужого плеча милости!
- Все равно врешь!!! - Ян говорил уже скорее себе, чем ему, не будучи готовым поверить.
Ну не похож этот пацан на дьявольское отродье!
В место ответа мальчишка продемонстрировал обожженную ладонь. Пришла очередь Люта отворачиваться.
- Что, волк, страшно? - усмехнулся паренек совсем не по-детски.
Ян поднялся, проговорил с ленцой:
- А чего мне тебя бояться? Ты вон, сам себя боишься…
И снова выстрел пришелся в самое сердце.
- Да, - Ян обернулся на пороге, - Волк волком… Я - человек!
- "И сказал Господь: се человек!", - дьволенок еще пробовал огрызаться.
- Человек… - подтвердил Ян, - Тебе ль над тем смеяться?
Он вышел, потянув за собой Марту, а юноша остался сидеть один, слепо глядя перед собой больными, ни на что не похожими глазами.
Стоя под дверью и не глядя друг на друга, - спрашивать о главном и вовсе не хотелось! - оба молчали отвернувшись…
- Ян… - не выдержала Марта, - а ведь он правду говорит!
- Я знаю, - просто сказал оборотень, - что ты предлагаешь?
Марта оттолкнулась от выбеленной стены, обернулась:
- Нельзя его вот так бросать! Грех это…
- Греха бояться - детей не родить! - усмехнулся Лют.
- Все ты об одном! - в сердцах кинула Марта, - Знаешь ведь о чем я!
- А если и знаю?! Марта, - спустя долгую паузу начинает Лют, - Ты, может, забыла с кем дело имеешь? Так я напомню! Не смотри на меня так! Я не Спаситель, не святой… Он мне - никто! Он на ноги встал? Встал. Все! Я не собираюсь всю жизнь его за собой таскать! Если б отец Бенедикт на месте был, я б уже давно ушел дальше!
И снова долгое-долгое молчание.
- У тебя свой закон, у меня - свой! Верно, выживает - сильный… Верно… Я б с тобой пошла, Ян! Хоть на край света пошла бы! И в постель легла… Мне терять нечего, а ты мужик видный, всем удался! Но его - нельзя вот так бросать…
- Ой, не тронь, сударыня ведьма! Не про нашу честь…
- Про то бабка на двое гадала, да правды не сказала…
- Марта, не тронь его! Как хочешь живи - Бог в помощь! Не тронь его… Со мной, без меня - уходи… Ты уж мне поверь! Я беду за версту чую…
Должно быть, сам Лют не знал, что говорит сейчас за него.
- Ян… - голос прерывистый, кипящий, - Не ужели не видишь? Связаны мы теперь.
Крепче некуда! К добру, к худу, - не нам знать…
- Ну, сама посуди, чем я ему еще помочь могу?
- Ох, не знаю! Ничего не знаю!!! - Марта оттолкнула его от себя, шатнулась в сторону.
Лют все еще вертел в пальцах злополучный крестик, находясь в полной растерянности.
- Что, жалко стало?
- А если и так?! - Марта вырвала крестик у него из рук, снова возвращая на законное место.
- Думаешь, он тебе спасибо скажет?
- А я спасибо не жду! Не про него - про себя думаю, - горько усмехнулась Марта.
- Что бы совесть не мучила. И такой грех, как чужая смерть на мне не висел!
Ян смотрел на нее, и почему-то вспомнилась она же: в дверном проеме с подсвечником, между ним самим и ксендзом…
- Ох, и дуры вы, бабы! - наконец не выдерживает он, - А моя, видать, дурнее всех!
- Ты-то сам, далеко ли ушел? - в голосе женщины усмешка.
- Не далеко. Может, и твоя правда, Марта… - немного погодя соглашается оборотень, и тут же продолжает с ухмылкой, - Ладно. Пойду, братьев на трапезу разорю!
Марта фыркнула:
- Не буйствуй только. А то уж больно крутенек бываешь!
- Жизнь такая, сударыня ведьма, что все зубами рвать приходится! - подмигнул Лют.
Маленький дьяволенок так и сидел в своем углу, отвернувшись к стене. Марта опять подергала коротковатое платье, низкий лиф, тяжело вздохнула про себя: умыться бы, хоть с ведра, и даже гребня под рукой нет, - того гляди колтунами пойдешь, как паршивый котяра… Снова вздохнула и - подсела к парнишке.
Посмотрела на его обреченно поникшие плечи, на тонкие руки, зябко обхватившие колени, опущенную светлую растрепанную макушку…
- Покажи руку, - распорядилась она.
Дьяволенок поднял голову и скривил красивые губы.
Станет старше - все бабы его будут! - не к месту подумала Марта, - о таких мечтают гризетки, без всякого слова задирают юбки молоденькие горничные, а благородные дамы романтично падают в обморок. И глаза у него не страшные, - просто злые, на весь мир обиженные…
- Руку дай, говорю! Болит ведь.
Паренек помедлил, но все-таки выкинул руку вперед, с вызовом протягивая ей поврежденную ладонь. Марта без ложного стеснения задрала подол и оторвала от нижней рубахи широкую полосу: все лучше, чем ничего, а им двоим показываться монахам не стоит. Намочила ткань в остатках вина и промокнула рану: мальчишка шипел по-гадючьи, но руки не отдергивал, и насмешка сошла с лица.
- Звать-то тебя как, молчун? - Марта неторопливо перевязывала изумительной формы кисть.
- Уриэль… - тихо отозвался юноша.
- Красиво… На архангела похоже…
- Угу… - и вдруг сказал, - Ты не ведьма! На тебе печати нет. И ожог ты даже зашептать не попыталась.
- Не ведьма, - легко согласилась Марта, завязывая узелок, - А ты видишь, кто настоящий чародей?
- Чую. Природных. А на тех, кто с Дьяволом контракт заключил - печать стоит. В этом ваши монахи правы, хоть и видеть ее не могут…
- И что же ты еще чуешь?
При звуке этого голоса подскочили оба. Уриэль обернулся к Люту, и Марта отметила, что тот отчаянно боится оборотня.
- Мысли ваши чую, - тон мальчишки мгновенно изменился, - Как ты ей засадить хочешь. Как тебе под него лечь не терпится.
Снова ощетинившийся, Уриэль покосился в сторону Марты, и вернулся к волколаку.
- Ненависть твою чую! - дьяволенок смотрел прямо в сузившиеся лешачьи глаза, - Кровь на тебе вижу: раньше, сейчас и потом… признайся, волк, тебе ведь нравиться глотки рвать?
- Ты мне не батюшка, я тебе не прихожанин, что бы исповедоваться! - отрезал Лют.
Уриэль продемонстрировал в паскудной улыбке идеально ровные, белоснежные зубы.
- А ведь ты не только видеть умеешь…
- Что я умею - ты уже знаешь! - юноша отвел взгляд, - Я семя сатанинское: ваши грехи - моя манна! Когда жажда зла особенно сильна, я могу не только это ощутить, но и обратить против вас самих. Только срабатывает не всегда…
И дается ой как тяжело! - закончил вместо него Ян. Он попробовал представить: слышать не просто чужие мысли, а только самые гадкие… Из всей жизни всегда брать только плохое, что обычный человек и вспоминать-то не хочет! Все равно, что все время в отхожей яме по самую маковку сидеть: люди, ведь когда глубже копнешь - отнюдь не дети Божьи, клоака… Так что такого ада, пожалуй и злейшему врагу не пожелаешь!
Да еще и шагу невозможно ступить, что бы не наткнуться на монаха, церковь или крест… Что такое жизнь в постоянной готовности к разоблачению и борьбе за выживание, это Ян тоже прекрасно знал.
Странно, что парнишка еще умом не двинулся и вполне ничего себе по характеру: ершистый, гордый, не трус: прямо скажем, Люту такие были больше по душе, чем смиренные тихони - сам не прост.
А ведь если б не он, Марта сейчас может уже на погосте лежала бы, хотя бы потому, что возвращаться оборотень не собирался…
Ян неловко сунул юноше принесенную миску с похлебкой (вторую уже приканчивала Марта, а он успел поужинать на месте).
- Ешь!
Уриэль принял плошку одной здоровой рукой, бросив на оборотня странный диковатый взгляд: будто не еду принимал, а чашу с цикутой! У него от одного запаха голова закружилась: так он был зверски голоден. Похлебка была еще теплой, и вероятно, когда-то в этом бульоне даже побывала мясная кость, а сейчас плавали размоченные кусочки хлеба, - самое оно с его больным горлом… Откушивал он и познатнее, и до недавнего времени о нужде знал только понаслышке, но сейчас руки тряслись.
- Спасибо… - выдавил Уриэль, вынужденный поставить миску на колени, что бы не расплескать.
О! какой оказывается разговорчивый! И вежливый… Лют взглянул на него, и прикусил язык, сдерживая новую ухмылку или колкость: худые плечи заходились в судороге…
Мальчишку била дрожь. Задыхаясь, он хватал ртом воздух, не понимая, что с ним и почему: слезы пытались пробиться наружу… и - не могли. Уриэль согнулся вдвое, пряча лицо. Ян отвернулся, не зная, что делать, и тут вмешалась Марта: сев рядом, она неожиданно материнским жестом провела по спутанным светлым волосам… Этого оказалось достаточно: дьяволенок расплакался - стыдясь, неумело, как первый раз в жизни.
Марта держала его за плечи. Ян - уж что-что, а утешать он совсем не умел, - просто сел с другой стороны, подпирая собой. Было тоскливо и горько. Господи! "За чем мятутся народы и племена замышляют тщетное?". (Псалом 2, 1–1) Многие говорят:
"кто покажет нам благо?"… (Псалом 4, 1–7) "Ты заботишься и суетишься о многом; когда одно только нужно"…
Уриэль теперь уже пытался сдержать слезы - не получалось. Ему с трудом удалось справиться с собой, и он тут же отодвинулся от людей.
- Говорят, ведьмы не плачут никогда, - ни к кому не обращаясь, заметил Ян, - Тогда демонам и вовсе не положено…
- Доброта людей - страшнее ненависти, - глухо проговорил Уриэль, ложась и отворачиваясь лицом к стене.
Есть он так и не стал.
Лют и Марта сидели рядышком, на подвернутом плаще. У обоих на душе было скверно.
- Уйдешь ведь… - кружевница не спрашивала.
- Уйду, - признал Ян.
- Неужто оно того стоит?
- Так ведь я по-другому не умею… Прощать врагов и благословлять проклинающих - это не про меня: уж таков уродился!
- А потом что? Опять на большак?
- А если и так? - Лют продемонстрировал клыки.