Тонио убежал. Я еще раз обошел домик: гостиная, кабинет, спальня, кухня и прочее. Компьютер без выхода в сеть, зато с приставками. Множество дисков. В гостиной стоял телефон, но не было ни телевизора, ни радио. Интерьер показался мне простым, нисколько не роскошным, но в нем не чувствовалось гостиничной неприкаянности. Скорей, заметна борьба стилей. Остатки старинной простоты сопротивлялись попытке наскоро создать современный интерьер. Что до меня, то мне равно понравились и шерстяные коврики теплых тонов, и обширный новенький диван светлой кожи, стоявший поперек гостиной (я вообще люблю диваны). Да и все остальное, от стеклянных ваз с цветами до пушистого полотенца в ванной, казалось вполне живым и дружелюбным. Но все равно сидеть в домике и ждать я был не в состоянии. Наскоро приведя себя в приличный вид, я запер дверь и ушел осматриваться в незнакомом мире.
Город довольно круто поднимался вверх от порта лучами старинных бульваров. Веселый южный город, невысокий и нарядный, со множеством балконов и карнизов, вьющихся роз, цветов и птиц, накрытый, словно крышей, кронами старых платанов (то есть я подумал, что платанов, и случайно угадал) и каштанов. Башенки, шпили, флюгера, морской солено-свежий ветер, хлопанье крыльев в небе и стеклянные шары в траве газонов. На горе, в верхней части города, мелькали и звенели трамваи, зато машины попадались редко, и вообще было не по-городскому тихо. Я сразу понял, что у меня нет шансов заблудиться: мой дом в двух шагах от порта, а порт виден отовсюду. И я пошел блуждать направо и налево по улочкам и площадям, разглядывая лица, надписи (славянскую латиницу), витрины. Было светло, но без мучительной жары, которой я успел хлебнуть в Италии, довольно людно - но без толп. Фонтаны, голуби, дома, которым, очевидно, лет по двести - или больше? Дети, мороженое, газировка, кафе и погребки, зонтики и полосатые маркизы. Где же туристы? - думал я. - И что здесь принято осматривать? Город не выглядел ни ветхим, ни чересчур отреставрированным. Он был просто живым, и все люди в нем находились дома. Один я в гостях. Моя чужестранность бросалась в глаза. Я стал чуть ли не единственной белой вороной среди темноглазых и темноволосых людей (что для Балкан совсем неудивительно - подумал я рассеянно). Мне улыбались и кивали, как знакомому.
С раннего утра, с той минуты, как я влез на борт "Дельфина", меня не оставляло ощущение удачи: не то веселой защищенности, не то шальной свободы. Бродя по городу, я думал про себя с этаким отстраненным удивлением: "Ты никак пьян, приятель", - но и только. Трезвее я не становился, скорей, наоборот. Меня тянуло сделать что-нибудь лихое, что мне вообще-то несвойственно.
На одной из площадей я обнаружил университет (уж эту надпись я сумел перевести), отчего развеселился еще больше. Он занимал не одно здание и уходил куда-то в глубь кварталов. Какие-то совсем зеленые ребята - похоже, абитуриенты - вошли гурьбой в стеклянный современный кубик, который оказался библиотекой. И я пошел за ними. Никто не спросил у меня ни пропуска, ни читательского билета. Когда я нахально подошел к столику дежурной и спросил даму средних лет на своем приблизительном английском, где бы здесь почитать про математику, дежурная без лишних слов отвела меня в зал и поставила перед рядами стеллажей. И что же дальше? - подумал я. - Ведь языка-то я не знаю. Хотя для математики язык обычно не помеха.
- Вам нужно что-нибудь определенное? - спросила дежурная, глядя на мою растерянную физиономию.
- Да, но… я не сумею объяснить… Я поищу, если не возражаете…
- Конечно, поищите. А я попытаюсь найти специалиста, который вам поможет.
Эту последнюю угрозу я пропустил мимо ушей. Дежурная ушла, а я побрел вдоль стеллажей, наткнулся на местные (судя по всему) "Ученые записки". Как и положено, в конце каждого номера имелось английское "Summary". Я сгреб номера за последние два года, нашел свободный столик (народу, несмотря на лето, было много) и стал листать эти "Записки", пытаясь отыскать следы таинственной задачи. Их и там не оказалось. Ничего близкого или похожего, но зато было столько интересного и неожиданного, что я тут же забыл про все на свете.
Время как будто дрогнуло и свило вокруг меня кокон тишины и абсолютного покоя. Мир исчез, я глотал страницы и идеи, как куски сладкого торта (так я это почему-то себе представил), и вздрогнул, вдруг услышав над собой негромкий женский голос:
- Somebody needs my consultation? Really?
Я резко поднял голову, а та, что спрашивала, чуть наклонилась над столом. Мы вдруг уставились друг другу прямо в глаза. Или, точней сказать, какое-то немереное время я видел прямо над собой одни глаза, причем гораздо ближе, чем могло быть на самом деле. Только испуганные карие глаза - и больше ничего. Я не мог даже встать или сказать хоть что-нибудь - наверно, я и сам перепугался. При этом я каким-то вторым зрением видел, что бояться мне нечего. Глаза принадлежали девушке в белом платье - молоденькой, невысокой, тоненькой и потрясенной чем-то почти до обморока.
Все было так, как если бы кто-то из нас схватил другого за руки и силой удерживал на месте, и это продолжалось вечность.
Наконец то ли я очнулся и медленно встал, то ли она сумела как-то вырваться из моего взгляда, закрыла глаза ладонью, потом опустила руку, зажмурилась… Выпрямившись, даже отшатнувшись от стола, она сказала тихо и по-русски (чисто, без всякого акцента):
- Так это вы? Вы ищете задачу? Ее там нет. Да вы садитесь, Иван Николаевич!
Стоя, я оказался слишком длинным и вообще нелепым рядом с этой девчушкой. Она махнула мне рукой, как учитель, сажающий класс на место, и сама присела по другую сторону стола.
До меня стало доходить, что уж мой-то шок мог быть вполне законным. Я имел право потерять дар речи при виде такой солнечной, волшебной красоты. А мог бы просто не поверить, что она реальна, эта маленькая фея с теплыми карими глазами и двумя толстыми золотисто-русыми косами до пояса.
- Здравствуйте, - сказал я хриплым шепотом. - Наверно, это вы хотели меня встретить?
- Да. Меня зовут Элизабет. Или Бет. Давайте выйдем на улицу. Мы здесь мешаем.
Глава 4
ВЕЧЕРНИЙ РАЗГОВОР
Солнце тем временем опустилось ниже и заполнило весь город. Пятна, столбы, полотна розово-оранжевого света слепили и сбивали с толку. Я почти не видел, куда мы шли. Кажется, вниз, лицом к закату. Я долго не решался посмотреть на Бет, щурился и молчал, и она молчала. Мы, как сообщники, ни словом не обмолвились о странном начале нашего знакомства. Бет, наконец, заговорила:
- Это я учила Санни. Задачу тоже сформулировала я, а ей ее подбросили, что называется, "на спор". Сейчас уже не очень важно, что там у них вышло, и почему Санни отправила ее на конкурс. Если хотите, я потом вам расскажу. Но, строго говоря, моя вина, что вы встретились с этой… проблемой.
- Не огорчайтесь, ничего страшного не случилось, - уверил я Бет. - Вам из-за этого устроили неприятности?
- Мне? - Бет слегка удивилась (так, чуть-чуть). - Нет. Но мне бы хотелось закрыть эту историю. Вы не расскажете, что вы с ней сделали, с этой задачей?
- Я ее решил, - сказал я отрешенно.
- Даже так? - Бет вздохнула. - А потом?
- Потом я ее сжег. Мне показалось, что если выпустить ее на волю, то очень скоро настанет конец света. Я неправ?
- Еще как прав, - кивнула Бет.
- Никто, кроме меня, этот листок не видел, и никто не знал, что я мучился над задачкой из Иллирии.
- А вы долго мучились?
- Да. С месяц или чуть побольше.
Бет покачала головой, но ничего не сказала.
- Когда я все-таки ее решил, то понял, что это нужно с кем-то обсудить. По крайней мере, я хотел быть уверенным, что в моем решении есть смысл. И что я пока еще в своем уме. Я ведь не знал, что может стоять за такой… странной формулой. А главное, кто.
- И все-таки осмелились к нам приехать?
Я кивнул.
- А вам не приходило в голову, что вас позвали в ловушку?
- Приходило. Но выбора не оставалось. Тем более что вы своим письмом косвенно подтвердили - как бы сказать? - возможность чуда.
- Да. В этой истории все чудо. Чудо уже то, что вы ее решили. Там, у себя, не зная, что за этой формулой стоит реальность. И чудо, что она попала прямо к вам, а не к кому-нибудь другому.
- Другой бы тоже мог решить. В конце концов, не я на этом свете самый умный.
Бет удивленно заглянула мне в лицо, как будто я сказал что-то сенсационное, и ответила с сомнением в голосе:
- Не знаю. Но думаю, вы были достаточно умны, чтобы, уезжая, оставить себе страховку.
- То есть?
- Отдать задачу на хранение какому-нибудь надежному человеку и приложить инструкцию: как быть, если вы вдруг пропадете. Кстати, вам нужно позвонить в Москву, сказать, что вы благополучно до нас добрались?
- Нет, не нужно. У меня нет страховки. Я в самом деле сжег все: условие, решение, черновики. Потому что действительно испугался большой катастрофы. А моя голова - как это ни глупо звучит - в общем, мелочь…
- Но о вас кто-нибудь волнуется? Кого-то нужно успокоить?
- Нет. Не нужно. Никто не волнуется.
- Но кто-нибудь хоть знает, где вы?
Мы уже давно стояли на маленькой уютной площади, и Бет почти кричала на меня.
- Бет, почему вы сердитесь?
- Да потому что так нельзя! Родителям вы что сказали?
Она смотрела на меня в упор, и я не мог не отвечать.
- У меня нет родителей. Они погибли в горах.
- Ох! - Бет опять зажмурилась. - Простите меня…
Я тут же пожалел о своей чрезмерной откровенности и ответил более или менее легким тоном:
- Ничего. Все в порядке. Пашка знает, где я. Мой однокурсник, начальник конкурса. Он прочитал ваше письмо, хотя его об этом не просили. Так что и ФСБ, наверно, тоже знает. Или узнает, если что. Вам от этого спокойней?
- А вам?
- Мне - нисколько. Даже наоборот. Как раз от вашей стороны я почему-то неприятностей не жду. Мне сразу показалось, что здесь меня не будут обижать. Я ошибаюсь?
- Нет. Здесь вам действительно никто не враг. Вы верите мне?
- Да, конечно, - я улыбнулся. - Но ведь и вы мне доверяете?
- Да кто ж вам не поверит? - вздохнула Бет.
Я поклонился, и мы рассмеялись.
Бет огляделась, и я тоже. Уже смеркалось, все цвета погасли. Нас окружали старые дома. Я еще различал лепные кружева карнизов и фигурные решетки балконов. Под одним из них смутно угадывалось деревце, едва доросшее до окон второго этажа. Бет пристально взглянула на него, и я заметил, что именно в этом бельэтаже и окна, и двери на балкон закрыты.
- Моей сестры нет в городе, - сказала Бет, кивнув на закрытые окна. - Дом пуст, и я не знаю, что там творится, потому что меня тоже не было в городе. Но ужина там не готовили… Я думала, что отведу вас куда-нибудь поужинать, и мы обсудим планы на каникулы…
- А теперь передумали?
- Нет. Пойдемте?
- Как вам угодно. Только, Бет… у меня нет здешних денег. Я не нашел, где разменять. Это не очень приятный разговор, но мне бы не хотелось быть совсем беспомощным…
- Пойдемте, - сказала Бет. - Это не проблема. Тут не нужно ничего менять.
Мы завернули за угол особнячка, и город вдруг переменился. Все засияло золотистыми веселыми огнями, улицы наполнились людьми. Легкий смех, отдаленная музыка, белые рубашки. Бет привела меня в небольшой сад-кафе, выбрала столик под старым деревом, которое, как зонтик, накрыло нас ветвями, о чем-то попросила официанта (я заранее отказался обсуждать меню; мы уговорились об одном - обойтись без вина). На столике горела свечка в стеклянном сосуде-шаре. В ее лучистом теплом свете Бет показалась мне загадочной, а красота ее поистине волшебной. Глядя в огонь, она проговорила:
- Вы захотите задать множество вопросов, а я, наверно, не смогу на них ответить, пока вы не проживете тут хотя бы неделю. Это возможно?
Я задумался, как бы полегче обсудить материальную сторону каникул. Вид у меня, наверно, стал угрюмым, и Бет по-своему поняла мою мрачность: взглянула исподлобья и почти сердито подсказала:
- Наверно, все же кто-то беспокоится о вас. Хотите позвонить в Москву? Прямо сейчас? Позвоните, успокойте. Скажите, что немного задержитесь. Уж месяц отдыха вам могут дать?
- Месяц? - рассмеялся я.
- А что увидишь за неделю? Месяц, два… Сколько хотите.
Я вздохнул и попытался честно объяснить проблему:
- Обо мне в самом деле никто не беспокоится и никто, скорей всего, не вспомнит про мое существование до конца июля. В августе мы с ребятами собирались пойти в горы - и то если все сложится. До этого я еще должен поработать и закончить диссертацию… То есть все это неважно. Не в этом дело. Пока что не совсем понятно, на каких условиях я тут нахожусь. Я не хотел бы оказаться должником. Может быть, мне стоит подыскать временную работу?
- Еще работу? Кроме диссертации? Неужели вам мало досталось в учебном году?
- А что, заметно?
- Еще как! На вас лица нет от усталости. А вы не можете просто пожить в гостях?
- У кого в гостях?
- У их величеств. У меня. У школы. У всех нас вместе взятых. Вам не приходило в голову, что вы спасли эту страну, и теперь все мы ваши должники?
- Нет. Мне никто ничего не должен.
- Хорошо, - вздохнула Бет, - давайте по-другому. Если вы решили задачу, вы должны понять: здесь все устроено не так, как во внешнем мире. Здесь всегда всего и всем хватает. Если вам нужно у нас пожить - а вам это нужно! - то все, что вам потребуется, здесь есть. Как свет, как воздух… Это можно принять как подарок, но не от людей. И за это нельзя расплатиться деньгами. Вы никому ничего не будете должны, сколько бы тут ни прожили.
- Но вы же пользуетесь какими-то деньгами?
- Когда как. Это, наверно, похоже на игру. Понимаете, денег тоже всегда хватает.
Бет улыбнулась, я расхохотался, потом спросил:
- И здесь не наступает конец света?
- Нет. Здесь такое место… особенное.
- Бет, вы не морочите меня?
- Да нет же! Вот увидите. Так вы останетесь на месяц?
- Останусь, лишь при одном условии: если меня не заставят явиться ко двору.
Бет посмотрела на меня, как будто примеряла пудреный парик, потом кивнула:
- Хорошо. Договорились. И постарайтесь не думать о своих счетах. Они пойдут в казну, туда им и дорога. Тут есть гораздо более интересные вещи. Например, времени у нас тоже всегда хватает. Учиться и учить - одно удовольствие. Все успевают всё, что нужно, а некоторые - втрое больше.
Я посмотрел на нас как бы со стороны: вот я сижу в кафе с совсем молоденькой учительницей. Наверно, Санни и компания - ее первые в жизни ученики. И кто, хотел бы я знать, поручил ей этих почти взрослых головорезов, когда ей и самой-то двадцать лет от силы? Это, по-моему, готовая трагедия: разбитые сердца у всех ребят, а значит, и у всех девчонок - автоматически. А уж ей самой как вредно попадать в этот водоворот юных страстей! Я понял, что уже ревную, причем всерьез. Я вообще все сразу понял, со всем согласился и ничуть не возражал. Сказать точнее, принял с благодарностью и добровольно сдался в плен.
Бет посмотрела на меня с некоторым удивлением:
- Вам неинтересно про учебу? Это, наверно, от усталости. Но вы еще увидите, какое здесь покладистое время.
- Да, времени мне вечно не хватает, - ответил я рассеянно.
- А кстати, вы могли бы там, у себя, поэкспериментировать со всем, чего вам не хватает. Задача ведь вполне прикладная.
- Конечно, - вздохнул я, - но дело в том, что я читал достаточно фантастики, чтобы не рисковать такими фокусами. Сначала меня поймают, как жулика, потом начнут разбираться, а это уж совсем ни к чему. Пока они не знают, что искать, есть шанс, что не найдут. А догадаются - пиши пропало!
Подумав, я неохотно добавил:
- Есть много способов извлечь из меня информацию. Я же не герой боевика…
Бет опять внимательно и удивленно заглянула мне в лицо.
- И вы хотите вернуться туда? Вы ведь и в самом деле абсолютно уязвимы… Ох, что же с вами делать?
- Да что тут сделаешь? Ампулу с ядом в воротник? - попробовал я отшутиться, но Бет вдруг рассердилась:
- Тогда уж лучше перекрыть границы и запереть вас здесь! Я обещала вам свободу?
- Нет! - сказал я весело.
- Вот и отлично, - заявила Бет, но тотчас покачала головой. - Да нет, не слушайте меня! Конечно, вы свободны. Хотите - оставайтесь, не хотите - всегда можно вернуться в большой мир. В конце концов, еще есть время подумать, как вас можно защитить…
Я отмахнулся.
- Не берите в голову. Кому нужно на меня охотиться? Я ведь всего-навсего математик, ничем секретным никогда не занимался. Или они охотятся на вас?
Бет звонко рассмеялась.
- Пусть попробуют! Ну, хорошо, давайте лучше поговорим про ваши каникулы. Ведь вы еще не успели устроиться?
- Тонио доставил меня в гостевой домик. Там я и буду жить?
- Если вам понравится. А захотите, можно перебраться в город.
Бет улыбнулась, что-то вспомнив.
- Вот, кстати, есть для вас работа: Тонио просил отпустить вас в команду "Дельфина". Сказал, что с вами весело. Он хотел зайти к вам завтра утром, если вы не против.
- Пусть заходит. Только, мне кажется, ему со всеми весело. А из меня матрос…
- Такой же, как герой боевика, - сказала Бет не то задумчиво, не то лукаво. - Не хуже других, хоть, может быть, и не лучше. Все-таки это не ваш профиль. Знаете что? Мне кажется, сегодня уже не получится обсудить план каникул. Слишком сумбурный был день. Иван Николаевич…
Я перебил:
- Бет, если вам не трудно, лучше без отчества. А то это похоже на издевательство.
- Да, простите. Я совсем не издеваюсь, честное слово. Ну, неважно. Иван, можно, я тоже зайду завтра? Утро вечера мудренее. Когда вам не рано принимать гостей?
- А какие у вас порядки?
- Порядки южные: встают на рассвете, работают до обеда, в самую жару отдыхают, потом заканчивают дела и радуются жизни. Но к этому нужно привыкнуть.
- Ничего. Я встану на рассвете и буду вас ждать, - сказал я серьезно.
- Сходите сначала на море, - посоветовала Бет. - Я не буду торопиться.
Из кафе нас забрал на своей машине возникший откуда-то господин советник. Сначала он отвез Бет на маленькую площадь, потом меня в гостевой домик. И даже проводил до двери, что оказалось совсем нелишним: у порога я налетел на большой пластмассовый ящик. Советник поймал меня в полете, включил свет над крыльцом, исследовал тару и объяснил, что все совершенно правильно. Раз в доме живут люди, значит, должны быть и продукты. Мы втащили ящик в кухню, потом я проводил советника до машины и, наконец, остался один.
Оглушенный. Совершенно спокойный. Ничего не понимающий, не видящий, не слышащий и не способный ни к каким осмысленным поступкам. Свободный от всего, что меня связывало раньше, зато уже связанный с Бет почти мистическими узами. Даже стоя посреди пустого дома, я продолжал чувствовать на себе ее взгляд. Что бы ее глаза ни выражали во время нашего разговора, я знал, что на самом деле она вглядывалась внутрь меня, в ту глубину, которая существенна, когда речь идет о судьбе, а не о деловых переговорах.