Оставив женщину на пороге, чтобы лишний раз не подвергать ее жизнь опасности, Слот обошел зал, пытаясь понять, что случилось за время его отсутствия и откуда исходит угроза, которую он ощущал каждой клеткой своего тела. Многочисленные следы образовали дорожки в пыли, которые пролегали от двери к лестнице, ведущей на верхние этажи. И если кто-то прятался там от законного хозяина, значит, этой ночью, начавшейся столь бурно, Стервятнику следовало ожидать других неприятностей.
Впрочем, у него не было выбора. Со всеми предосторожностями он проводил Сегейлу в старую спальню на втором этаже и нашел свою кровать нетронутой. В подсвечниках торчали огарки. Люгер соединил ладони, а затем медленно развел их. Между ними вспыхнуло холодное голубое пламя, не обжигавшее кожу. Что касается магии, то по крайней мере в родовом гнезде с Люгером по-прежнему пребывали духи. Это вряд ли могло послужить утешением: он оставался уязвимым для гораздо более сильного колдовства… Он зажег свечи, и спальня сразу же сделалась уютной в их теплом желтоватом свете.
Если не обращать внимания на толстый слой пыли, все выглядело так же, как и много месяцев назад. Правда, теперь не хватало Газеуса, который наверняка умер не своей смертью. Когда Люгер подумал об этом, его глаза превратились в льдинки, припорошенные пеплом. Боль потери растворялась в холодной злобе…
Он помог Сегейле раздеться и уложил ее в кровать, укрыв двумя одеялами. Затем принес чашу с подогретым вином, однако и это проверенное средство не помогло. Несмотря на теплую ночь, Сегейлу била мелкая дрожь. Люгер понимал, что беременной женщине есть чего бояться в этом мрачном доме, встретившем ее столь негостеприимно. Правда, в подземелье Фруат-Гойма было гораздо хуже, но там Стервятник по крайней мере знал, кто его настоящий враг.
Сегейла лежала на спине с закрытыми глазами, безуспешно пытаясь скрыть свой страх. Стервятник испытывал тревогу пополам с горечью. Сейчас Сегейла значила для него больше, чем когда-либо, однако он так и не сумел отвести от нее беду. Глядя на ее выпирающий живот, Люгер со всей остротой чувствовал, насколько уязвимы и беззащитны его женщина и особенно его будущий ребенок…
Тем не менее сам он не спешил впервые в жизни разделить с любимой супружеское ложе. Вместо этого он осмотрел небольшой арсенал, спрятанный в нише за сдвигающейся стенной панелью. К его удовлетворению, тайник оказался нетронутым и оружие находилось в приличном состоянии. Давным-давно, еще в добрые старые времена, Стервятник готовил смертоносные игрушки на черный день и хранил их в одному ему известных укромных местах, которых хватало почти в каждом помещении громадного дома. А ведь кое-что наверняка осталось и от отца – в тайниках, о которых Люгер-младший даже не подозревал.
Снаряжая перстень отравленными иглами и обматывая удавку вокруг запястья, он осознавал, что делает это скорее по старой привычке, нежели по необходимости. После схватки с кабаном вера Стервятника в собственные силы была изрядно поколеблена. То была не его победа. С некоторых пор он был неразделимо связан с оборотнями посредством рыцарского меча и непостижимой магии. Он знал теперь возможности этого оружия, но совсем не был уверен в своей способности вызвать в нужный момент земмурских демонов, а главное – в своей готовности заплатить за их помощь вечным проклятием бессмертной души…
Тем не менее кровь Газеуса и потревоженные духи старинного дома, чей покой был вероломно нарушен незваными гостями, взывали к мести.
* * *
Не дожидаясь утра, Слот отправился бродить по темным залам со свечой и обнаженным мечом. Вероятно, он сильно рисковал, не зная, с чем может столкнуться в собственном родовом гнезде, но по-настоящему его заботила только безопасность Сегейлы. Сейчас любой магии он предпочел бы полдесятка верных людей, но он был один, если не считать кучера, оставшегося на ночь в конюшне. К тому же Люгер не доверял гарбийцу.
В одной из комнат второго этажа Стервятник обнаружил остатки недавней трапезы. На карточном столике лежала колода игральных карт. Судя по записям, сделанным мелом, играли трое… Узкая дорожка, протоптанная в пыли, вела из комнаты к лестнице – Люгеру это напоминало звериную тропу.
Он поднялся в библиотеку. Некогда уютный зал, располагавший к спокойному уединенному времяпровождению, теперь выглядел так, будто здесь что-то искали – притом делали это в лихорадочной спешке. Свечи выгорели полностью. Один подсвечник был опрокинут, ковер залит вином, чернилами или кровью. Повсюду валялись клочья разорванных пергаментов. Толстые тома, разбросанные на столе и на полу, были раскрыты; на ветхих страницах осела пыль. Слот присмотрелся к ним повнимательнее. Оказалось, что пострадавшие от варварского обращения книги посвящены исключительно магии и оккультным наукам.
Горки пепла на полу и в медной жаровне, а также обгоревшие кости свидетельствовали о попытках провести зловещий ритуал. Люгер допускал, что какому-то негодяю, проникшему в дом и едва не потерявшему рассудок, срочно понадобился рецепт спасения, заклинание, помощь, ответ на вопрос, который сделался поистине вопросом жизни и смерти. Вот только нашел ли чужак то, что искал?
Стервятник заметил свою гадательную колоду, лежавшую на каминной полке, и, повинуясь безотчетному порыву, снял верхнюю карту. Когда рассеялось облачко пыли, он увидел, что это Сфинкс – самая загадочная и самая непостоянная из карт Оракула, которая отражала темную и непостижимую сторону жизни. Насколько Люгер помнил, изображение всякий раз менялось, демонстрируя ему неисчерпаемое разнообразие символов и многозначительных деталей.
Ночь возвращения не стала исключением. Сейчас у Сфинкса, возлежавшего на черном монолите, была огромная грудь кормящей самки и безмятежное лицо спящей женщины. Люгер узнал это лицо и побледнел… В правом углу карты застыла маленькая фигурка человека, который, вероятно, ожидал пробуждения Сфинкса и был, казалось, раздавлен этим бесконечным и безнадежным ожиданием.
Люгер быстро перевернул карту, потом снова открыл ее. Мелькнула черная рубашка с красной каймой. А на картинке уже не было фигурки человека…
Слот спрятал колоду в карман, вышел из библиотеки и двинулся дальше по коридору. За дверью одной из спален третьего этажа он наконец увидел свет. Не колеблясь, он бесшумно приблизился и ударом распахнул дверь.
В камине пылали дрова. Кровать была приготовлена для двоих. Кровь на простынях давно высохла. Рядом лежали сваленные в беспорядке предметы женского туалета, одежда, белье, мужской плащ и кинжалы. Одного взгляда, брошенного на оружие, Люгеру хватило, чтобы понять, кто спал в этой комнате. Опустошенные винные бутылки из его погребов соперничали в количестве с черными свечами, расставленными по углам замысловатой фигуры, которая была начертана углем на каменном полу.
Спальня выглядела довольно мрачно. Вдобавок воздух тут пропитался запахом ладана, а также другого, менее ароматного вещества. Слот коснулся ладонью простыней – они были еще теплыми. Он вернулся к лестнице и обнаружил на запыленных ступеньках следы, ведущие наверх.
На четвертом этаже, почти целиком отведенном под жутковатые шедевры таксидермии, тоже не оказалось никого живого. Осматривая зал, Люгер наткнулся на изрубленное в куски чучело громадной летучей мыши. Это подтверждало его догадку. Скорее всего, он имел дело с Верчедом Хоммусом, своим злейшим и непримиримым врагом, однажды уже побежденным Стервятником в жестокой схватке.
Слот сразу вспомнил "случайную" встречу в Фирдане, и на его лице появилась зловещая ухмылка, не обещавшая старому знакомому ничего хорошего. Но, кроме Хоммуса, в игорном доме была и Гелла Ганглети. Похоже, оба мерзавца пытались заставить Люгера заплатить по непрощенным долгам…
Он прошел вдоль длинных рядов покрытых пылью трофеев, черпая из этого темного источника силу для предстоящей мести. Он знал приблизительно историю жизни и смерти каждого, кто закончил здесь свой путь, а таких было много – предки Стервятника постарались на славу. Но особенно хорошо он запомнил тех, кого убил лично. Заодно Люгер присмотрел место для кабана, который лежал сейчас в подъездной аллее, и решил на следующий же день вызвать из Элизенвара таксидермиста.
Он пришел сюда за силой – и он получил ее. Первобытная злоба переполняла его, когда он, готовый встретиться с врагом лицом к лицу, стал подниматься на чердак. Деревянные ступени протяжно скрипели под ногами, но он не обращал внимания на эти жуткие звуки, далеко разносившиеся в ночи.
Не меньше четверти часа Люгер потратил на то, чтобы обследовать просторный чердак, заваленный вековым хламом, но в результате только спугнул спавших тут птиц. Наконец он остановился возле окна с выбитым стеклом. Внутрь задувал сырой пронизывающий ветер. Да и нахлынувшие воспоминания были не слишком приятными. Через это самое окно он вернулся домой в облике стервятника после неудавшегося покушения, к которому приложила руку Гелла Ганглети. Отсюда же он отправился в столицу и вскоре влип в историю со Звездой Ада. Впрочем, он ни о чем не жалел. Но какая история начиналась теперь?..
Слот вылез через разбитое окно на крышу, выпрямился и остолбенел. Он увидел человека – судя по фигуре, мужчину, – забравшегося на высоченную каминную трубу. Немного нашлось бы тех, кто решился бы проделать нечто подобное даже при свете дня. Мужчина стоял спиной к Люгеру, обратив лицо к небу. И, понятно, его взгляд был прикован к сияющей луне.
Человек оставался совершенно неподвижен; в другом месте его можно было принять за наряженную куклу или изваяние, воздвигнутое каким-то сумасшедшим, но Люгер ни секунды не сомневался, что видит перед собой существо из плоти и крови. Более того, он знал, кто этот бедняга, чья душа находилась во власти демонов Гангары.
Стараясь ступать неслышно, Слот начал приближаться к трубе. Дом был окружен лесом, и озаренный лунным светом ландшафт выглядел великолепной и чересчур роскошной декорацией к нелепому спектаклю. Человек в белой одежде по-прежнему не шевелился. А болезненно бледная кожа усиливала его сходство с мраморной статуей.
Люгер обошел трубу и оказался на самом краю крыши. Бросил взгляд вниз. Сейчас он находился над восточным крылом дома, к которому примыкал заброшенный парк. Среди деревьев поблескивало зеркало пруда. Где-то поблизости тоскливо закричала ночная птица.
Слот повернулся и посмотрел на человека, который выбрал столь странный способ борьбы с бессонницей. Как и предполагал Стервятник, одним из "гостей" действительно оказался Верчед Хоммус.
Выглядел Хоммус жутковато. Истощенное тело; скрюченные пальцы; лицо, будто вырезанное из пожелтевшей кости; полуоткрытый рот и пустые глаза сомнамбулы. Снизу Люгер видел полукружия белков, похожих на осколки мутного зеркала. Этого было достаточно, чтобы понять: Хоммус не замечает его и, погруженный в свои грезы, даже не подозревает о постороннем присутствии.
Человек, околдованный Гангарой, был одет в нижнее белье и безоружен. Поэтому Люгер не стал убивать его сразу. Что же он видел? Спящего? Существо с похищенным разумом? Или брошенную на время оболочку – тюрьму неприкаянного духа, блуждавшего в бесконечности ночи и порабощенного мистическим влиянием?.. Еще одна загадка: кто и зачем превратил в бессловесную жертву циничного, храброго и сильного мужчину, каким был Верчед Хоммус?
Впрочем, пора было возвращаться к Сегейле. Люгер и без того уже злоупотреблял ее терпением.
– Хоммус! – позвал он, вкладывая в одно короткое слово всю свою ненависть.
Человек, стоявший на трубе, нелепо дернулся, словно пронзенный стрелой, покачнулся и потерял равновесие. Люгеру показалось, что в первые мгновения начавшегося падения Верчед все же пришел в себя, но, к немалому разочарованию Стервятника, не успел осознать происходящее. Бессмысленный взгляд ни на чем не остановился; прямо из бесплотных объятий Госпожи кошмаров Хоммус отправился в свой предсмертный полет.
Он тяжело ударился о крышу и скатился с нее. К этому моменту он уже был мертв – его шея оказалась сломана, а голова вывернута неестественным образом. По пути к земле тело врезалось в крону дерева, которое росло возле стены. Одновременно с треском ломающихся веток раздались истошные женские вопли.
Люгер застыл на месте от ужасного предчувствия, сковавшего льдом его сердце, но тут же понял, что крики доносятся со стороны парка, а не из дома. Слот посмотрел вниз и увидел на берегу пруда обнаженную женщину. Она то ли рыдала в истерике, то ли хохотала, подвывая, как безумная, но зато он был уверен, что на его беременную жену она совершенно не похожа. На ее руках и ногах сверкали браслеты. Она беспорядочно металась, то и дело натыкаясь на стволы деревьев и стоявшие в парке замшелые статуи, будто внезапно ослепла. При этом она рвала на себе волосы и продолжала кричать.
Догадываясь о том, что испытывает Сегейла, услышав эти дикие вопли, Люгер бросился к чердачному окну.
Глава третья
КОВАРНЫЙ ПРЕДОК
Утешив свою возлюбленную, Стервятник отправился разыскивать сумасшедшую любительницу ночных прогулок. К тому времени крики прекратились, но Люгеру не пришлось искать долго: достаточно было выйти из дома и обогнуть восточное крыло.
Здесь он увидел женщину, застывшую над телом Хоммуса, и отметил про себя, что фигура у нее весьма и весьма соблазнительная. То есть именно такая, какой и должна быть фигура госпожи Геллы Ганглети, холившей и лелеявшей свой главный инструмент.
Перед мысленным взором Люгера тотчас же промелькнули бурные любовные сцены в ее спальне, в которых он некогда принимал самое деятельное участие. Воспоминания все еще были удивительно яркими. Стервятник с вожделением думал о своей бывшей любовнице. В этом он остался верен себе, а спустя несколько секунд убедился, что не ошибался и насчет Геллы.
Ветка хрустнула под его каблуком, и женщина стремительно обернулась. Увидев его, она сдавленно завыла, как будто перед нею возникло нечто более жуткое, чем призрак. Вначале он даже не узнал Геллу – она разительно изменилась в лице. Ее зрачки были расширены до предела, и возле глубоко запавших глаз залегли лиловые круги. Лицо, обтянутое сухой кожей, казалось деревянной маской; на нем почти не выделялись обескровленные губы. Вдобавок от Геллы исходил незнакомый приторный запах. Вблизи Люгер обратил внимание на то, что ее тело покрыто множеством царапин и шрамов; из свежих ран и сейчас сочилась кровь.
Он знал госпожу Ганглети как коварную, сильную, изощренную в интригах и опасную даму, но сейчас она была до смерти напугана чем-то. Очевидно, гибель Хоммуса стала еще одним звеном в цепи зловещих и таинственных событий. Возможно, даже последней каплей… Соблазн прикончить Геллу прямо здесь и сейчас был велик, однако Люгер вовремя одумался – теперь только Ганглети могла пролить свет на то, что происходило в поместье, пока хозяин отсутствовал.
Поскольку Гелла все еще пребывала в ступоре, вызванном его неожиданным появлением, он надавал ей пощечин. Ее голова безвольно моталась из стороны в сторону, длинные влажные волосы залепили рот. Но она продолжала скулить, как побитая собака. Тогда он схватил ее за руку и поволок в дом, бросив лишь беглый взгляд на труп Хоммуса. На мертвом лице Верчеда застыло удивительно умиротворенное выражение.
Всего за одну ночь Люгер пополнил свою коллекцию мертвых врагов сразу двумя экземплярами. Но почему-то это не доставило ему особой радости.
* * *
Ганглети почти не сопротивлялась; она была исхудавшей и очень легкой, как набитая тряпьем кукла. Втолкнув ее в зал, Слот запер дверь на засов, затем усадил Геллу в первое попавшееся кресло, в котором она развалилась, приняв довольно рискованную позу, хотя вряд ли осознавала это. Вид у нее был страшноватый. От изнеженной и ухоженной аристократки мало что осталось, однако она по-прежнему возбуждала Люгера (он давно избавил беременную Сегейлу от своих посягательств). Согрешив в мыслях, Стервятник усилием воли прогнал наваждение и решил подыскать Гелле какую-нибудь одежду.
Убедившись в том, что его пленница вряд ли способна сбежать, он поднялся на третий этаж и, порывшись в сундуке, где хранились вещи служанки, выбрал самое скромное из ее платьев. Оно было старым и наверняка не подходило Ганглети по размеру, но вряд ли Гелла испытывала сейчас горячее желание выглядеть получше. На обратном пути Люгер раздумывал, как бы объяснить Сегейле появление в доме этой дамы. А если Гелла, к тому же, быстро придет в себя и пустит в ход свой острый, как бритва, язычок… Тогда жди неприятностей.
Он не успел придумать ничего путного. Зрелище, открывшееся его взгляду, заставило его остолбенеть. Поистине это была ночь неприятных открытий.
Над креслом, в котором развалилась Гелла, склонилась старая кормилица и, бормоча ласковые слова, чем-то поила "бедняжку". При этом старуха, кажется, вполне осознавала свою двусмысленную роль. Во всяком случае, когда Люгер спустился с лестницы, она согнулась в три погибели и попятилась от хозяина с виноватым видом, сразу сделавшись похожей на какую-то уродливую мокрую птицу.
Придя в себя от изумления, Стервятник вспомнил, что так и не удосужился заглянуть в кухню, расположенную на первом этаже. Впрочем, старуха могла прятаться где угодно. В доме было множество укромных местечек – Люгер и сам часто пользовался этим во время детских игр с Газеусом.
Он подошел к Ганглети и швырнул ей платье, после чего уселся в кресло напротив и остановил тяжелый взгляд на кормилице. От нее он менее всего ожидал предательства. Но чего не сделаешь под угрозой смерти…
В чаше, из которой пила Гелла, было подогретое вино, и вскоре Ганглети, так и не одевшись, погрузилась в забытье. Кормилица по-прежнему стояла у стены, безвольно опустив руки и боясь посмотреть хозяину в глаза. Весь ее облик выражал тупую покорность, граничившую с идиотизмом.
– Где Анна? – спросил наконец Люгер.
Анной звали его молодую служанку. Старуха молчала, и он понял, что это молчание может продолжаться очень долго.
– Ты что, оглохла?! – заорал он, но кормилица лишь закрылась от него рукой, щурясь, словно ослепленная ярким светом.
– Оставь в покое глупую женщину, – спокойно и твердо произнес кто-то позади Стервятника. – Она ни в чем не виновата.
Люгер вскочил, выставив перед собой меч.
На полутемной лестнице стоял человек в черном монашеском одеянии. Когда он откинул с головы капюшон, Слот увидел узкое лицо в обрамлении длинных седых волос. Черты этого лица были ему хорошо знакомы, потому что весьма напоминали его собственные.
Догадка поразила Люгера, как удар молнии, но прежде он услышал тихий вздох, с которым старая кормилица упала в обморок. В этот же момент пустая чаша выпала из руки спящей Ганглети и покатилась по каменному полу. Ее никто не поднял.