– Я забыл сказать вам, милейший, одну вещь. Никакого суда не будет. После нападения на Тегинское аббатство приняты некоторые чрезвычайные меры безопасности. В соответствии с высочайшим приказом королевский прокурор сам определяет степень виновности и выносит приговоры государственным преступникам. Кстати, вам приговор уже вынесен.
Люгер вынужден был признать, что его представления о косности и неповоротливости судебной власти безнадежно устарели. Смерть вдруг показалась ему чуть ли не искушением – чем-то вроде обещания долгожданного отдыха. Он жалел лишь об одном – что Сегейла останется неотомщенной.
Мальвиус принялся методично складывать бумаги в ящик стола. Похоже, он намеренно тянул время, давая Люгеру возможность совершить очередную глупость. Тот и впрямь колебался. Ему очень хотелось придушить помощника прокурора прямо здесь и сейчас. Но охранники находились рядом, за дверью, и потому Стервятник решил уповать на милость Создателя.
– И каков же будет приговор? – спросил он, с трудом ворочая одеревеневшим языком.
– Пожизненная каторга, – ответил помощник королевского прокурора с такой издевательской улыбкой, словно приготовил для Люгера нечто худшее, чем смертная казнь.
Тем не менее Слот воспрял духом. Быть может, у него появится возможность совершить побег, хотя надежда на это казалась сейчас призрачной. Да и Мальвиус, вероятно, попытается использовать каторжника в своих целях, когда сочтет момент подходящим.
Но Стервятник еще не ведал о том, что его ожидает.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОСЕНЬ 3002
Глава девятая
КАТОРЖНИКИ
Мир держится на принуждении и унижении, хотя униженные не всегда согласны с этим.
Постепенно Люгер привык к тому, что давно сделалось привычным для других обитателей барака. Раз в неделю вместо завтрака их поили Вином Родеруса. Двое стражников держали заключенного, а третий вливал ему в глотку Вино, которое узники с горькой иронией называли Отравой Бессмертия. Если кто-либо сопротивлялся, упрямца жестоко избивали, разжимали зубы кинжалом, вставляли в рот металлическую воронку – и пить приходилось все равно. На памяти Стервятника такое случалось только дважды. Сам он поумнел после первого же раза.
Вино Родеруса повсеместно пользовалось среди заключенных дурной славой. Объяснялось это просто. Некогда один сумасшедший винодел составил рецепт приготовления жидкости со своеобразным запахом и вкусом, которая не была ни ядом, ни лекарством, не опьяняла и не добавляла сил, но обладала особым свойством – она подавляла на время способность к Превращениям.
Королевский министр, по имени которого и был назван этот сомнительный "эликсир бессмертия", приказал закупить его для тюрем Валидии, после чего количество удачных побегов резко сократилось. С тех пор прошло полтора столетия; у стражников поубавилось работы, а вкус Вина Родеруса знали все, кто в силу каких-либо обстоятельств потерял свободу. Это был горький вкус рабства.
* * *
Первую порцию Отравы Бессмертия Люгера заставили проглотить еще во Дворце Правосудия. Затем Стервятник был брошен в тюремную карету, увозившую в своем чреве восьмерых осужденных. Колеса прогрохотали по городским мостовым, и мрачный экипаж выехал из Элизенвара в западном направлении.
Люгер провел в камере Дворца всего двое суток, однако этого хватило, чтобы он до конца жизни проникся ненавистью к Мальвиусу, какими бы ни были мотивы помощника королевского прокурора. Долгий путь до самого Леса Ведьм – в тесноте экипажа, пропитавшегося запахом пота и испражнений, – оказался сплошным кошмаром. Карета изредка останавливалась, и осужденных выводили по одному на несколько минут, чтобы те справили нужду. Сопровождавшие их солдаты были настоящими сторожевыми псами. Они мало говорили, но не задумываясь пускали в ход плети. За десять суток пути Люгеру не предоставилось ни малейшей возможности для побега. Впрочем, такая возможность не появилась и в течение следующих полутора лет.
Каменоломня находилась на окраине Леса Ведьм; с трех сторон к ней подступали торфяные болота. Воздух здесь был насыщен гнилостными миазмами, источаемыми трясиной. Всего сотня-другая шагов отделяла девственную чащу от деревянных бараков и необычной формы лысой каменной горы, наполовину срубленной многими поколениями каторжников. Болота являлись непреодолимым естественным препятствием, но нечто еще более страшное таил в себе лес, безраздельно принадлежавший загадочному народу Ведьм.
Порой Ведьмы напоминали о своем существовании и уводили с собой людей. Это устраивало власти в Элизенваре, поскольку позволяло удобным и надежным способом избавиться от наиболее опасных преступников – особенно в тех случаях, когда казнь была политически невыгодна. Потери среди солдат и надсмотрщиков не принимались во внимание – приходилось мириться с неизбежными издержками, которыми чреваты любые благие дела. Поэтому каторга в Лесу Ведьм считалась просто-напросто отсрочкой смертного приговора.
Никто не знал, что происходило с теми, кого Ведьмы забирали в свой лес, – похищенные никогда не возвращались оттуда. Оказывать сопротивление хозяевам чащи и болот решались только безумцы – тоже, впрочем, без всякого успеха. Кое-кому выпадала редкая возможность увидеть лесных жителей издали, но после этого в мозгах "счастливчиков" воцарялся необъяснимый туман и они становились беспомощными, как малые дети…
Мрачные легенды, распространенные среди узников, отражали их безысходную судьбу и готовили к худшему. Каждый из них понимал, что стоит одной ногой в могиле. Изнурительный ежедневный труд притуплял чувства, и только тоска смертников оставалась неизменной…
Кандалы, в которые были закованы каторжники, не позволяли сделать широкий шаг или развести руки. Кроме того, одна длинная цепь соединяла в связку от восьми до двенадцати человек. Это затрудняло даже самые простые движения и превращало жизнь заключенных в почти непрерывную пытку. Если падал один из них, другие были вынуждены либо останавливаться, либо тащить упавшего за собой.
Каторжники, среди которых хватало отпетых негодяев, вместе ели, вместе спали, вместе работали в каменоломнях, вместе справляли нужду. Никто не мог ни на минуту остаться наедине с самим собой. Поначалу это было для Люгера невыносимо. Потом Слот понял, насколько ему повезло: он оказался крайним в связке.
Волею случая человек, сделавшийся Стервятнику ближе единоутробного брата и ненавистнее Мальвиуса, открыл ему глаза на некоторые вещи.
* * *
Люгер сидел, прислонившись к стене барака, и даже не пытался заснуть. Двенадцатая ночь десятого месяца не предназначалась для сна; ночь была особенной – он ощущал это своим нутром.
Полная луна – светило любви и смерти – висела высоко в небе. Лунный свет пробивался сквозь щели в потолке, и при желании Люгер мог видеть, как занимаются рукоблудием трое мужчин из другой связки, которая разместилась возле противоположной стены. Но он смотрел вверх – туда, откуда сочились ночная осенняя прохлада, запахи умирающей природы и сотканное из слез волшебное сияние.
Его бессонница причиняла немалые неудобства ближайшему соседу – смуглолицему выходцу из Морморы Меллену Хатару. Длина сковывавшей их цепи не позволяла последнему лечь на пол, а сидеть после изнурительного многочасового труда было чрезвычайно утомительно. Но морморанцу пришлось смириться с этим.
Повернутая неестественным образом голова Хатара покоилась на нижнем бревне стены, а колени почти касались груди. Такая поза несколько не соответствовала обычному величественному облику Меллена, который даже в каменоломне умудрялся держать себя с графским достоинством. Нечто неуловимое выдавало в нем человека, занимавшего когда-то высокое положение. В лунном свете его лицо казалось высеченным из мрамора, а сам он был похож на поваленную статую, которую кто-то, глумясь, одел в жалкие лохмотья каторжника.
…В эту ночь Люгеру осознал, что время не только лечит сердечные раны, но и гасит вообще все сильные чувства. Двадцати месяцев каторги вполне хватило для того, чтобы поутихла его ненависть к Морту и ослабело желание отомстить Мальвиусу. Даже разлука с Сегейлой не причиняла прежней боли. Закрывая глаза, он погружался в странные грезы. В них он становился крылатым существом, которое летело над темным лесом, и почти ощущал кожей лица напор набегающего воздуха.
Свобода…
Крылья…
Ветер…
Бесконечное парение в ночи…
До утра, означавшего смерть, оставалось сто тысяч лет.
Да, это была одна из тех ночей, когда повсюду звучит щемящая нота вечности, замирающее эхо которой слышит самый ничтожный нищий или прокаженный, но никто – ни влюбленный, ни поэт, ни бродячий музыкант – не в силах ее удержать, повторить, выразить с помощью негодных рифм или извлечь из инструмента, сделанного человеческими руками.
Так Стервятник постигал тщету желаний, ожиданий, слов. И все же он при этом предчувствовал, что вскоре должно произойти нечто необыкновенное, событие, которое разрушит незримую клетку, где долгое время томился его дух. Шабаш Ведьм, чудесное возвращение Небесного Дракона, конец света…
Звезды и планеты в надменном молчании катились по небосводу своими извечными путями; пересекались и переплетались бесчисленные нити их непостижимых влияний, что приводило к мистическим совпадениям, новым рождениям и новым смертям. Эта таинственная и неописуемо сложная работа механизма, управлявшего мирозданием и поддерживавшего хрупкое равновесие, зачаровывала Люгера; на некоторое время он забыл, что и сам явился жертвой рокового стечения обстоятельств…
* * *
Меллен Хатар вдруг открыл глаза, и Слот понял, что тот давно притворялся спящим. Между ними по необходимости сложились прохладные и внешне ровные отношения. До сих пор они крайне редко разговаривали друг с другом и никогда – о прошлом и своих преступлениях. У Стервятника были веские причины держать язык за зубами. Впрочем, подобные причины имелись здесь почти у каждого.
Хатар, неразрывно связанный с Люгером пуповиной стальной цепи, зашевелился и сел так, что их головы почти соприкоснулись. Третий человек в связке выругался сквозь зубы и снова затих. Каторжники, чьи силуэты выделялись на фоне стены подобно теням, уже излили на землю семя и провалились в бездонные омуты снов.
– У нас осталось мало времени, – тихо заговорил Меллен. – Говорят, что Ведьмы обычно приходят в середине осени…
Прежде Люгер испытывал к Хатару лишь сдерживаемую ненависть, поскольку тот был невольным свидетелем самых интимных сторон его жизни. Но сейчас Стервятник решил, что, может быть, стоило узнать этого замкнутого человека получше. Он понимал, что дело тут не в потребности заполнить хотя бы чем-то зияющую пустоту собственной остывшей души. Хатар, как и Сегейла, был выходцем из Морморы. При этом Люгер даже не подозревал, что Меллен знал его задолго до того, как судьба свела их на каторге.
– Если отсюда нельзя сбежать, то пусть лучше приходят Ведьмы… – проговорил Стервятник.
Он действительно так думал. Но словам, произнесенным вслух, не под силу выразить истинный смысл. Причина того, что Хатар вдруг заговорил о Ведьмах, была ясна – в любом случае обоих каторжников ждала смерть. Этой ночью интуиция Люгера дьявольски обострилась.
– Ты уже не успеешь отомстить, человек из свиты Атессы, – сказал он Меллену Хатару и даже в темноте заметил, как у того дрогнули веки. – Кто предал тебя?
Застигнутый врасплох внезапным появлением призрачной надежды на спасение, Меллен не стал противиться искушению и, по-видимому, решил обменяться с Люгером кое-какими сведениями.
– Проклятие! Я оказался здесь благодаря стараниям бывшего министра свергнутого короля.
Теперь уже Слот слегка изменился в лице. Его улыбка сделалась похожей на оскал. Потом ее стерла гримаса боли.
– Он называет себя Гедалл? – осторожно спросил Стервятник.
– Откуда ты знаешь?! – забывшись, Меллен почти закричал. Кто-то грязно выругался в темном углу барака. Люгеру пришлось подождать, когда разбуженные каторжники снова уснут.
– Ты служил этому человеку? – Он задал следующий вопрос, получив исчерпывающий ответ на предыдущий.
– Гедалл – только одно из его имен. Он возглавлял тайное движение, целью которого было восстановление законной власти в Морморе. Все сохранившие верность королю и сбежавшие из страны так или иначе примкнули к нему. Он умел убеждать, потому что ему служили Ястребы Атессы.
В том, насколько трудно бывает опровергнуть доводы Гедалла, Люгер убедился на собственной шкуре.
– Кажется, их осталось всего двое? – спросил он с невинным видом.
Он почувствовал, как внезапно напрягся Хатар, и понял, что тот готов наброситься на него. Не все каторжники доживали до утра, а кое-кому приходилсь по нескольку дней таскать за собой мертвецов. Надзиратели делали вид, что не замечают этого, пока запах не становился невыносимым.
При соответствующей силе и сноровке цепью можно было задушить человека, и если бы Хатару удалось застать Люгера врасплох… Однако морморанец быстро справился с нахлынувшей яростью. Похоже, он вовремя сообразил, что смерть любого из них уже ничего не изменит. Стервятник решил поощрить его:
– Ястребов убили в Южной пустыне, когда они преследовали меня.
Меллен не сразу поверил в это. Его губы презрительно искривились:
– Кто может убить Ястребов?
– Варвары.
– Ты вернулся из тех мест, где живут варвары?!
– Как видишь… А ведь я должен был догадаться раньше. Так это Гедалл устроил резню в доме Тротуса?
Меллен обмяк и будто бы даже сделался меньше ростом.
– Меня схватили на следующий день. Но Гедалл хитер, как сотня дьяволов. Не сомневаюсь, что ему удалось уйти.
– Значит, он все-таки добился своего и нашел принцессу? – Люгеру было нелегко говорить об этом с равнодушным видом.
– Да, – глухо подтвердил Хатар. – Кроме того, он захватил и ее сына.
Стервятник с трудом подавил дрожь.
– Там был ее сын?!
– Ну да. Сопливый щенок с темной полосой на голове… Гедалл был доволен. Он говорил, что в крайнем случае сможет предъявить еще одного законного наследника трона.
– Его зовут Морт, – сказал Люгер в пустоту, пытаясь совладать с нарастающей злобой.
– Это не морморанское имя, – осторожно заметил Хатар.
Стервятник безрадостно засмеялся. Ему удалось привести в замешательство своего бывшего врага и сбить спесь с высокомерного южанина.
– Конечно. Этот ребенок – земмурский оборотень, рожденный в Валидии. Поэтому Гедалл совершил большую ошибку. А ты, мерзавец, скоро будешь отомщен!..
Произнося это, Люгер понимал: прежде всего Морт представляет смертельную опасность для Сегейлы. Мысль о том, что гнусное злодеяние, возможно, уже свершилось, приводила его в содрогание. И все-таки ему нравилось унижать Хатара, который оказался одним из тех, кто участвовал в травле, избегая открытой схватки и держась в могущественной тени бывшего министра. Однако все тайное рано или поздно становится явным.
– Кстати, в чем заключалось предательство Гедалла? – спросил Люгер после паузы.
– Я рассчитывал на то, что в крайнем случае меня обменяют на советника, захваченного в Элизенваре. Гедалл мог торговаться с королевским прокурором. Мог, но не сделал этого. Он возил советника с собой повсюду на протяжении нескольких лет и называл одним из двух своих главных козырей.
– А кто был вторым?
– Ты, – выдавил из себя Хатар с нескрываемой ненавистью. Видно, он уже понял, что сболтнул лишнее, но был не самым тонким интриганом и не сумел вовремя остановиться. – Гедалл дважды терял принцессу из виду и дважды находил ее. Кое-кто был убежден, что его цель – вернуть в
Скел-Моргос наследницу трона, однако вряд ли он так бескорыстен. Пять лет мы ждали удобного случая. Но что такое пять лет для тех, у кого отняли все – богатство, власть, семью, родину, положение в обществе?.. Теперь Гедалл уже в Морморе. И как никогда близок к осуществлению своего намерения.
В глазах Меллена появился знакомый Стервятнику стеклянный блеск, выдававший опасного фанатика. Теперь уже Люгеру пришлось сдерживать себя, чтобы не наброситься на Хатара. Не дав волю чувствам, он попытался беспристрастно оценить свое положение.
Немного поразмыслив, он был вынужден признать себя побежденным. Гедалл сделал на редкость удачный ход. Разрозненные части мозаики сложились в безукоризненно четкую картину. Стараниями королевских ищеек Люгер, представлявший собой явную помеху планам бывшего министра, был устранен надежно и надолго. Возможно, навсегда. Сегейла была захвачена Гедаллом без особых трудностей, а семья Тротуса хладнокровно принесена в жертву "высшим интересам". Теперь многолетняя игра, ставкой в которой оказался морморанский трон, подходила к концу. Стервятник сам невольно помог Гедаллу, уничтожив Сферга. Только в одном Гедалл просчитался – захватил, кроме принцессы, и ее сына, потому что не знал, кем является Морт на самом деле.
Это чудовище в облике ребенка вдруг превратилось в средоточие последних угасающих надежд Стервятника.
Люгер понимал, чем была вызвана неожиданная откровенность Хатара. Обманутый вельможа еще вынашивал какие-то фантастические планы мщения и на всякий случай стремился удвоить шансы. В лучших традициях своего вероломного господина он был бы не прочь уничтожить Гедалла руками Стервятника.
Однако Меллен не имел сведений о том, чью сторону принял помощник королевского прокурора Мальвиус, закрывший глаза на очевидную непричастность Люгера к жестокому убийству семьи Тротуса. Про себя же Люгер давно решил, что Мальвиус наверняка был подкуплен, поскольку запуганным тот не выглядел.
Меллен Хатар, когда-то занимавший высокий пост в южной провинции
Морморы и потому знавший, сколь опасно посвящать кого-либо в тайные планы, уже сожалел о сказанном, хотя сожаления смертника так же бессмысленны, как и упования. А Люгер никогда ничего никому не прощал. Для него козни врагов не имели срока давности.
Теперь два скованных цепью человека возненавидели друг друга еще сильнее, но обоим недолго оставалось испытывать неутоленную жажду крови.
* * *
Ночь подходила к концу. У Стервятника возникло предчувствие, что разговор с Хатаром оказался небесполезным и весьма своевременным. По крайней мере, он узнал, где искать Сегейлу и Морта…
Наступало время очередного появления Ведьм. Обостренное нечеловеческое чутье подсказывало Слоту, что с ними приближается и час его освобождения. Но в глубине проклятой души еще сохранялось опутанное сетью черного колдовства последнее прибежище раскаяния, потому он ждал этого часа, как иной осужденный, ужаснувшийся содеянному, ждет казни.