–Извини, отец, - твердо сказал я и, резко откинув его руку со своего плеча, бросился на брата.
На этот раз сверху был я.
Я от души успел насовать ему под ребра, пока Эмир меня оттаскивал. Руки у него оказались на редкость крепкие. На редкость даже, подумал я, дернувшись пару раз.
Винес приподнялся на локтях, не сводя с меня напряженного взгляда. Из угла рта у него стекала красная струйка. Я облизнулся - у меня такая же. Я вытер ее пальцами и не сдержал улыбки. Похоже, мы в расчете. Во всяком случае, у меня вся злость на него пропала. Осталась только уверенность, что мальчишку я ему все равно не отдам. А так Винес стал мне как-то роднее и ближе после этой драки.
Я дернул плечом:
–Отпусти.
Отец развернул меня и посмотрел мне в глаза. Какой пронзительный и в тоже время жесткий взгляд! Неужели у меня такой же? От такого должны шарахаться люди! Я выпрямился - и наши глаза оказались на одной прямой, да так близко, что я видел дрожание серых пятнышек на его синеватой радужке. После чего он меня отпустил.
Винес поднялся и взял посох.
–И чему ты его уже научил? - довольно миролюбиво, хоть и насмешливо спросил он.
Он мельком глянул на спрятавшегося за сундуком мальчика, сел, сделал широкий жест рукой, приглашая Эмира последовать его примеру. Гостеприимно разделил, так сказать, с гостями мой диван.
Эмир остался стоять, потому что заметил Тики.
–Что здесь делает посторонний? - сурово спросил он.
Бедняга Тики чуть не умер от страха.
Мы же с братцем переглянулись со сдержанными улыбками. Мне пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Сказать - не сказать?
–Это мой ученик, - произнес я наконец. Тики высунул нос, не сводя огромных испуганных глаз с Высшего Мага.
Да, поначалу отец очень впечатляет. Пока не привыкнешь. Да и потом иногда… Как сейчас, например. Или когда он нас разнял в первый раз. Я думал, убьет, такое страшное лицо у него было. Особенно когда обычно серые его глаза синеют так близко…
–Я не спросил, кто это. Я спросил, что он здесь делает.
Голос его был холоден. Не будничной прохладой, а морозцем для провинившихся. Как хорошо я помнил этот лед в его голосе, как мне всегда было больно от него! Теперь же речь шла не обо мне. И надо было срочно выкрутиться. Кстати, как Тики вообще сюда попал?
Меня кинуло в жар. Он не знает, где я живу! Где моя комната, как перелезть через стену, где мое окно…
–Мальчик спасался от меня, - с ленцой произнес Винес. Как бы снисходя. Нет, пожалуй, я мало ему врезал, придется добавить.
Он предостерегающе посмотрел на меня, после чего опять - на отца. Свободно, как будто все идет, как надо.
–Он из города. Я пришел заявить на него свои права, - он слегка усмехнулся, - мальчик испугался и убежал сюда, к своему учителю под крылышко. - Недобрая усмешка стала шире. Мало, мало я ему дал! - Он мой сын.
За что уважаю отца, так это за нечеловеческую выдержку. Я бы на его месте начал совершать массу телодвижений, ходить по комнате… Он только цепко обежал глазами наши лица. Одно, другое, третье. Винес, Тики, я. Как, похожи? - разбирало спросить. После чего вдруг на неподвижном его лице дернулся угол левого глаза. Он развернулся и молча вышел.
Мы с Винесом расхохотались. Тики робко вылез из-за сундука и присел на краешек. Я уселся между ними и вытянул ноги.
–Ну что, похоже, мы сдали экзамен, - сказал я. - Зачем ты сказал ему про меня?
–Я не знал, что ты знаешь, - задумчиво проговорил он, покачивая головой. - А ему я давно сказал. Накануне твоего похода к Сирию.
Я напрягся.
–Зачем? Он ведь наверняка стал переживать. Ты разве не знаешь… - я вспомнил, что Винес не обладает нашей чувствительностью, и замолчал.
–Знаю, - безмятежно отозвался он. - Мне рассказал Псой. На самом деле он не просто переживал. Он даже заболел, - усмехнулся Винес.
–Зачем… - простонал я.
Я знал, как это должно было быть… больно. Так вот почему он так странно смотрел на меня, когда мы уходили! Так вот почему он лежал там, у деда, когда я вернулся!
–Это была моя месть, - серьезно объяснил братец. - Ты же знаешь, как я этого хотел.
Я кивнул. Да, я, конечно, прекрасно помнил. Но я думал, что он хотел…
–Да, когда-то я хотел его убить, - не стал отпираться Винес. - Пока Сирий не раскрыл мне его тайну. И пока он не отправил меня в один мир… - он опять усмехнулся - воспоминаниям. - Я же говорил, ты многое потерял, отказавшись. Сюда вернуться - не проблема, если кое-что умеешь, а так - масса удовольствия. И пользы. После того я отказался от первоначального своего намерения. Во-первых, я вдруг понял, - далекая нежность промелькнула в нем, - что он мне нравится. Вернее, он и раньше мне нравился, когда я только прикидывался. Нормальный старик. Это когда узнал, так не в себе был, готов был на месте убить, да знал, что ничего не получится у меня. После всех этих басен об экзамене. Для того и пошел к Псою. Думал, может, и впрямь черный, не откажется помочь планам моей мести. Веришь ли, все готов был порушить, лишь бы… - он вздохнул. - А потом, как погулял по мирам, с лихими ребятами поплавал, - понял, что значит убивать. Понял, что не хочу. И решил, пусть так мучается. Сам-то он ведь не подошел бы к тебе, - он скосил на меня глаза. - А ты откуда узнал?
Я пожал плечами.
–Ну-ну, - прищурился он. - Настроил отца должным образом, что, мол, надо тебя послать. Ты, мол, боевой маг, и так далее. А когда он послал вас, да еще официально все обставил, тут я ему и бухнул. Виду ведь не подал. А как вы ушли, сразу слег. Веришь ли, я даже забеспокоился. Вдруг от переживаний старик концы отдаст? Только-только обрел, можно сказать, отца. - Тут он хитро глянул на Тики, который пристроился рядом со мной и слушал, раскрыв рот. - Я вот, когда был таким, как ты, мечтал, чтобы у меня был отец. Разве тебе не хотелось того же? Зачем ты от меня сбежал?
Он покраснел пунцово, смутившись, до кончиков, наверное, волос. И ответил так тихо, что мы едва расслышали:
–Я думал, что дяденька Юхас мой отец…
Винес расхохотался.
–Дяденька Юхас? Вы только подумайте!
–Нам надо вывести его, - вспомнил я.
–Не переживай, дяденька, - усмехнулся Винес. - Свадьбу справим быстро, как нужду!
Мальчишка жался ко мне. У меня немного болела голова, было неясно, хочу я спать или не хочу.
–Пойдем, мелкотня? - поднялся братец с обычной своей полуулыбкой, щуря глаза на свечу.
Тики забеспокоился, посмотрел на меня, на него… Вжался в стенку, спрятав лицо за моим плечом.
–Ну? Что такое? Не съем, не трусь, - он по-прежнему улыбался, но уже напряженно, держа губы растянутыми усилием воли.
–Надо бы сводить его к деду, - сказал я.
–Не впутывай в мои дела этого старого дурака, - Винес посуровел.
–Это не только твои дела, - возразил я. - И не смей непочтительно отзываться об Арбине!
–Конечно, ты же его любимчик! Но Тики - мой сын, остальное тебя не касается.
–А ты любимчик отца. Беги, пожалуйся ему! Только Тики - мой ученик, и меня касается все, с ним связанное.
–Не трогай отца, - нахмурился он. - Твои претензии незаконны.
–А ты не оскорбляй деда. Твои претензии вообще смехотворны. Ему тринадцать лет, а тебе двадцать шесть, никто не поверит!
Почти незаметно глазу он перенес вес на одну ногу, чуть наклонившись вперед. Если бы не всплеск готовности к нанесению удара, я бы ничего не заметил. И получил бы по носу. А так я инстинктивно отшатнулся, и его кулак лишь слегка проехался по моей шершавой щеке.
Не воспользовавшись потерей им на секунду устойчивости, я сделал шаг назад.
–Сядем, - предложил я быстро, когда он обернул ко мне злобный взгляд. Он фыркнул, но присел на краешек.
–Почему бы не спросить Тики?
–Глупости, - откинулся Винес к стене. - Ребенку нужен отец. Взрослый мужчина, пример и…
–Меня устроит дядя, - пискнул мальчишка.
Мы с братом расхохотались. Тики смутился, надулся и задвинулся в угол.
–Я, например, всегда мечтал о таком. Что придет однажды…
–Не меряй жизнь по себе, - оборвал я его раздраженно. Он удивленно скосил на меня глаз.
–Ты вообще ее не меряешь. Ты не живешь, а наблюдаешь. Ты боишься ответственности, поэтому ничего не делаешь. Чему при таком подходе ты научишь ребенка, что ты ему дашь?
–Он не ребенок!
–Я не ребенок, - отозвался Тики.
–Молчал бы уж, - дружно посоветовали мы.
И замолчали.
–Все равно его надо выводить отсюда, это нарушение Устава, - сказал, наконец, Винес.
Я хмыкнул:
–С каких пор тебя это волнует?
Он встал, поправил мантию, сжал посох:
–Я никогда не нарушал законы ради нарушения. Исключительно ради выгоды. И если неприятностей ожидается больше, чем прибыли, я предпочитаю следовать правилам. Ясно? Так что собирайся, Тики, иначе у дяди Юхаса будут проблемы. Совсем скоро. Я их ему устрою.
Было светло за окном, а в моей келье скапливались сумерки. Мальчишка ежился под взглядом Винеса, но встать не решался.
–Ладно, идем вместе, - я взял Тики за руку. И заметил, что тот снова одет в одну рубашку.
–Да что это такое! - вспылил я. - Одежды на тебя не напасешься! Эй, папаша, беги-ка за теплым плащом.
Винес удивленно воззрился на меня.
–Что уставился? Не видишь, он полуголый прибежал? А свой второй плащ я ему уже отдал. Так что дуй к себе, да быстрее!
Винес пожал плечами и скрылся за дверью. Через две минуты он вернулся с темно-зеленой шерстяной кучей на руке:
–Надевай быстрее. И капюшон натяни на уши. Народ просыпается.
На завтраке я клевал носом над миской каши.
–Тебе пора побриться, - заметила бодрая Линда. - Щетину видно.
–Бритвенное зелье закончилось, - вспомнил я, почесывая щеки и шею.
–О! - выдохнула вдруг повернувшаяся ко мне Оле, до того не отрывавшая глаз от стола. - Какая прелесть!
–Что такое? - забеспокоилась Линда и проследила взглядом за направлением указующего королевского перста. - Ого! Кто это тебе?
Я беспокойно завертел головой в поисках Винеса. Значит, у меня синяк как раз под глазом, а осталось ли что-нибудь у него?
–Голова отвалится, - шепнула Оле. - Что ищешь?
–Смотрю, осталось ли что-нибудь у этого гада, - тихо пробормотал я.
–Какого?
–Смотрите, Подлиза тоже получил! - радостно подпрыгнула Линда на месте, показывая пальцем на идущего по проходу Винеса.
Мы с принцессой оглянулись. Действительно, по скуле у него расплывался красочный ляп.
–Где это вы? - подозрительно уставилась на меня Линдик. Потом что-то, кажется, щелкнуло, потому что она раскрыла рот от изумления:
–Ты… дрался?!
–Отстань, черноглазка, - смутился я. - Мы просто выясняли отношения.
Линда восторженно покивала:
–Молодец! Давно пора было испортить ему фотокарточку!
Оле задумчиво качала рыжей головкой:
–Зачем?…
Говорить не хотелось, врать - тоже.
–Было за что.
Больше мы к этой теме не возвращались. Девушки разбежались, а я приплелся в келью и вновь засел за пергамент.
"Итак, пункт первый - нелюбовь к "планете людей". Вся фантастика проходит под знаком любви к человечеству, это одна из главных тем и типов завязок в фантастической литературе, как НФ, так и fantasy. Сэра Макса отличает в отношении к людям как раз Нелюбовь. Он спасает горожан не от любви к ним, а от любви к городу и ради собственного удовольствия".
Я вздохнул, отложив перо. Интересно, кто-нибудь действительно любит людей? Особенно из тех, кто об этом пишет натужные и пафосные романы? Не безликую массу, а тех, кто живет с ними бок о бок, кто их пытается понимать и прощать?
В голову проникла мысль, и пришлось ее записать на отдельном клочке: "В раю не было труда, труд - наказание. Стремление получить даром - воспоминание о рае". Это в заключение, как раз то, что хотела Алессандра.
Два месяца я корпел над дипломом. Раз в три дня тетка требовала пополнения, а я никак не мог писать подряд, я то сюда мысль приписывал, то там фразу добавлял. Алессандра злилась, я злился, но не мог себя заставить, идеи приходили вразнобой. По утрам мы с теткой работали над дипломом, днем я с девчатами и Тики чем-то занимались в лесу, вечером подходили мои горе-рыцари, и с ними мы тоже чем-то занимались. Не каждый день.
Занятия приносили пользу. Мальчишки расправили плечи, подняли головы, даже Тики, племянничек.
Винес, как я понял, бывал у них дома, но больше Тики не бегал ко мне по ночам, не искал защиты. Что с ним творилось? Я плохо понимал, потому что он… ставил защиты!
Долго и горько я смеялся, когда однажды почувствовал это. Вот у кого оно проявилось!
Пришлось учить мальчишку азам моего мастерства.
Оказалось, это даже приятно - учить тому, что действительно умеешь.
Накануне госэкзамена я не спал, после экзамена я отдыхал. Диплом написан, до защиты еще месяц.
Чем заняться?
В ожидании великого мига - свободы - я жил, как во сне. Спал до обеда, отчего болела голова, и ложился к завтраку. После обеда через силу шел тренировать мальчишек, ночью писал скверные стихи и читал мудреные книги.
Иногда пробирался Тики. Мы с ним долго разговаривали о смысле жизни, о судьбе, обо всем серьезном, что волнует человека в тринадцать лет, когда он начинает ощущать себя личностью, взрослым, ответственным за мир, за человечество. Ответственность за близких начинаешь ощущать значительно позже. Мир и человечество любить легче, чем отдельных их представителей. Особенно родственников.
Однако на меньшее поначалу не согласен.
Глава седьмая
Жизнь
То, как прошел экзамен, очень заинтересовало Тики. Он долго выспрашивал, что и как происходило, кому какую оценку поставили и как оценка повлияет на будущее.
В последнее время мальчишка достиг немалых высот в нашем деле. Мне оставалось грустно ощущать его шершавые защиты. Иногда хотелось предложить ему сбросить маски и не скрываться хотя бы друг от друга. Потом я вспоминал кое-какие свои чувства… которые касались не только меня… и понимал, что не все так просто. Может, и у него было что-то такое? Если ставит защиты, значит, не хочет, чтобы я знал, что творится у него внутри.
Если бы я догадался, что дело совсем в другом, наверное, все было бы иначе. Если бы я вспомнил, как я сам ощущал себя рядом с отцом, может, удалось бы…
Если бы я мог избавиться от этих вечных условий! Жить без оглядки на всех, без страха обидеть! Я вечно терзаюсь, хотя и знаю, что на всех не угодить. Опять "хотя". Вечные уступки миру, от которых никто не выигрывает!
Тики меня беспокоил. Он замкнулся и отдалился от меня, хоть приходил по-прежнему часто. Но иногда он как бы выпадал, так глубоко задумывался. И терял контроль над еще несовершенными защитами, и я отворачивался, боясь подслушать его мысли.
В эти дни я часто заходил к деду. Изредка брал с собой Романа. Юноша продолжал хроники Братства, пока мы с дедом беседовали перед камином о своем. Дед освобождал от бесконечных бумаг часть стола и пускал туда бледного от почтения первокурсника, а мы устраивались с чашками чая перед камином, вытянув ноги друг другу под кресла. Иногда подолгу молчали, особенно когда я чувствовал, что Арбин устал.
По средам бывал Высший Маг, тогда мы устраивались на диване. Втроем мы молчали чаще. Эмир не спрашивал меня о Тики, он как будто забыл о том эпизоде. Иногда он спрашивал "как дела?", иногда сам рассказывал о чем-нибудь. Но всегда у него при моем появлении дергался глаз, и я, нервничая, воздвигал защиту к небесам.
Один раз, когда я пришел к деду, его самого в кабинете не было, но были Эмир и Винес. Они вполголоса спорили.
Я вошел и направился к дивану, собираясь подождать Арбина. Винес резко сказал мне:
–Юхас, выйди! Ты мешаешь нам разговаривать!
Не люблю, когда на меня повышают голос.
–Я пришел к деду, а не к тебе, - как можно спокойнее ответил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
–Ты видишь, что его сейчас нет! - бросил он, раздраженно на меня глядя.
Я пожал плечами, постоял и продолжил продвижение к дивану. В конце концов, это не его кабинет.
–Выйди, я тебя попросил! - повысил он голос.
–Так не просят, - повернулся я к нему. Мне это стало надоедать.
Он медленно втянул воздух в широкую грудь и пошел на меня:
–Я сказал тебе, братец…
–Винес!
Строгий сухой окрик отца.
Краем глаза я заметил - я внимательно следил за рассчитанными движениями Подлизы, - как из дверей второй комнаты появился дед, как он осторожно удержал Эмира, который дернулся остановить Винеса.
–Не встревай, - сказал Арбин, спокойно глядя на то, как Подлиза подходит ко мне.
–Они собираются драться, - заметил отец.
–Это нормально. Братья всегда дерутся. Ты забыл, как сражались вы с Алессандрой?
Винес, который тоже, видимо, краем уха слушал деда, обернулся и уставился на него с таким же интересом и удивлением, что и я, и Эмир.
–Я? Он? - в один голос воскликнули мы втроем.
Арбин махнул рукой:
–Не отвлекайтесь, мальчики. Вы дрались, да еще как! Неужели ты не помнишь? Алессандра поколачивала тебя лет до пяти, пока ты не дорос ей до носа и не решился дать сдачу. После этого несладко приходилось ей. Вы постоянно бегали жаловаться друг на друга вашей матери, а она мыла и мазала зеленкой ваши царапины и синяки.
Мы с Винесом дружно перевели взгляды на отца. Тетка Алессандра его поколачивала!
Эмир, кажется, слегка смутился:
–Не помню.
Арбин прошел к дивану и устроился удобнее.
–Жду, - сказал он.
–Чего? - удивились мы.
–Когда вы закончите выяснение отношений.
Мы с Винесом переглянулись. Драться что-то расхотелось.
Хотя надо бы стукнуть его как следует, чтобы не задавался. В присутствии Эмира братец наглел, и я не собирался это терпеть. Нет, не так, не собирался спускать ему, если он вздумает задирать меня.
В успокоившихся было глазах брата тоже возникло какое-то недовольство мной. Мы опять установили глазной контакт. Драться мне не хотелось, но как-то зачесались руки, зазудели костяшки. Я подобрался и приготовился, соображая, как здесь удобнее развернуться в случае чего.
Один почти незаметный удар снизу в бок, я в ответ свернул ему челюсть - и мы сцепились.
Однако подраться не успели - отец опять держал нас за воротники на расстоянии своих длинных и сильных рук.
–Извини, отец, но я не могу на это смотреть.
Действительно, его дергало.
Я пожал плечами, Винес потрогал подбородок пальцами. Эмир отпустил нас, и мы разошлись.
Я сел поближе к деду, ко мне подсел отец, братец пристроился с того конца дивана.
Так мы и молчали остаток вечера, пока Арбин не выставил нас с Винесом:
–Пора спать.
В середине ноября выпал снег. Я не находил себе места в мире, изнывал от безделья и скуки.
По молодому снежку утром ко мне зашел Винес. Так как он не баловал меня своими посещениями, серьезность у него на лице показалась мне лишней.
–Что на этот раз?
Он хмуро сел на сундук.
–Как насчет спросить разрешения?
–Оставь свои глупые шутки для другого раза, - огрызнулся он. Я пожал плечами:
–Тогда не тяни и рассказывай.