Гаттьена услышала меня. Я встретился с ней взглядом и вздрогнул. Золотистые светящиеся в темноте глаза гаттьены были полны боли и муки. И в них я прочитал просьбу о помощи.
- Уитанни мраааать… - услышал я. - Мрааать!
От звуков ее голоса у меня волосы поднялись дыбом. Такого красивого голоса я никогда в жизни не слышал, даже искаженный болью он звучал, как волшебная музыка.
- Ах ты, мурка-переросток, - сказал я, шагнув к оборотню, - ну почему ты не хочешь умереть быстро?
- Уитанни мрааать, - повторила гаттьена, и ее снова начали колотить жестокие корчи.
Глядя на то, как она мучается, я внезапно вспомнил, как перед боем покойные охотники мазали свое оружие светящейся пастой из кожаного тюбика. Похоже, что эти судороги вызваны действием фосфоресцирующего яда, а если так, помочь этому странному существу я просто бессилен. Она неизбежно умрет, и умрет в мучениях. Все, что мне остается в этой ситуации - так это подарить ей легкую смерть. Но только вот дело в том, что я этого никогда не смогу этого сделать. Я и курицу-то зарезать не могу, жалко…
- Судороги, - сказал я самому себе, захваченный новой неожиданной мыслью. - Фосфоресцирующая смесь. Фосфор. Нервно-паралитический яд на основе фосфора. А если…
В моей сумке был флакон с противосудорожным эликсиром, купленным у Флагельгафта. Я еще со времен службы в армии знал, что противоядием от фосфоросодержащих нервно-паралитических ядов иногда служит атропин, алкалоид белладонны. Не исключено, что мэтр Флагельгафт свой эликсир делал на основе этой самой белладонны, и если так, я могу попробовать хоть немного облегчить мучения гаттьены. Все равно она умрет, так что терять мне нечего.
Очень осторожно я приблизился к женщине, опустился на колени и полез в сумку. Бутылка с эликсиром была на месте. Гаттьена, видимо, поняла, что я собираюсь сделать, жалобно всхлипнула и закрыла глаза. Я вытащил пробку из флакона, понюхал - эликсир имел резкий запах каких-то трав. У меня появилась дурацкая мысль: а вдруг там есть валерьянка? Кошки от нее в бешенство впадают. Как бы и этой красотке валерьянка не открыла второе дыхание.
- Открой рот, - велел я гаттьене.
Женщина с трудом приподняла голову. Я запустил правую руку в ее фантастически роскошную темную шевелюру, (вот это волосы, я понимаю! Любая компания по производству шампуней просто носила бы на руках модель с такими волосами), подхватил гаттьену за шею. Заглянув ей в глаза, заметил, что зрачки у существа сильно сужены. Так и есть, явные признаки отравления нервно-паралитическим ядом. У меня один шанс на миллиард ее спасти, но пробовать надо. Я поднес бутылочку к ее губам и начал осторожно поить ее эликсиром. Женщина-кошка давилась, захлебывалась, кашляла, стонала, судороги продолжали пробегать по ее телу, но мне все же удалось влить большую часть лекарства ей в рот. Когда бутылочка опустела, я выпустил гаттьену, и она бессильно опрокинулась на спину, задышала часто и мелко.
- Мммраааать, - жалобно простонала она.
- Это уж как Бог пошлет, - сказал я, отбросил пустой флакон и отошел подальше. Мне очень не хотелось наблюдать за агонией бедняжки, но в глубине души я надеялся на то, что чудо свершится, и жидкость Флагельгафта ей поможет.
Женщина-кошка еще раз шумно вздохнула и зашевелилась, я видел, как под смуглой кожей гаттьены судорожно сокращались мышцы. Похоже, ни хренашечки у меня не выйдет, эликсир Флагельгафта оказался шарлатанским пойлом, которым, в лучшем случае, можно глистов побеспокоить. А такие отравления вылечить им уж никак нельзя, сто процентов.
- Прости, больше ничем не могу тебе помочь, - сказал я. - Напрасно я тут стою.
- Уитанни…. Сссссшшшш, - женщина запрокинула голову и заскрипела зубами. На лбу у нее выступили крупные капли пота.
"Нет, друг Москвитин, не получится из тебя реаниматолога! Девчонка умирает, это дураку понятно. Еще пара минут, и все, конец. Эх, и сексуальная девица! Вот это, я понимаю, экстерьерчик… Плащом ее накрою, а то вороны расклюют, жалко".
Гаттьена больше не стонала. И я внезапно понял, что, кажется, чудо случилось. Дыхание раненой стало ровным и глубоким, исчезла гримаса боли, искажавшая лицо. Я оказался прав, в эликсире была белладонна, причем в достаточном количестве. Э, да этот стукач Флагельгафт, оказывается, неплохой фармаколог!
Обрадованный, я подсел к гаттьене и осторожно коснулся ее левой ноги. Нога была теплой, мышцы расслабленными, судорожный спазм проходил. Первый раунд матча со смертью мы, похоже, выиграли. Теперь предстоял второй, надо было что-то делать с кровотечением.
Иглы и нитки у меня были, но под скалой было слишком темно. Бежать к лошадям, чтобы попробовать найти в седельных сумках покойных охотников кресала и фонари, не имело смысла - пока я буду бегать туда-обратно и высекать огонь, моя помощь девчонке уже не понадобиться. И тут я вспомнил про эликсир, которым инквизитор Матьюш поил охотников.
Во фляге, которую я нашел на трупе Матьюша, оставалось еще с полстакана жидкости. Я приложился к фляжке и начал ждать. Буквально через пару минут темнота вокруг меня сменилась серыми сумерками, а вскоре я и вовсе видел все вокруг в мелочах - правда, в черно-белом исполнении.
- Нам с тобой везет, - сказал я гаттьене, которая, казалась, впала в забытье. - Как по заказу нашлось все необходимое для операции. Не бойся, рука у меня легкая, сильно больно не будет.
Прежде мне никогда не приходилось зашивать раны. Но учиться новому и полезному никогда не поздно. Никакой антисептики у меня в распоряжении и в помине не было, но сейчас важно было остановить кровь, а уж потом думать о прочих проблемах. Накачанная экстрактом белладонны пациентка лежала спокойно, пока я штопал рану в боку, лишь несколько раз вздрогнула и зашипела сквозь стиснутые зубы. Признаться, у меня все внутри заледенело, когда я подумал, что может быть, если я причиню ей слишком сильную боль. Однако гаттьена вела себя примерно - то ли белладонна ее оглушила, то ли сил у нее просто не осталось. Зашив рану (любой хирург оторвал бы мне руки за такую дилетантскую работу!), я густо намазал шов противовоспалительной пастой, наложил корпию и повязку, а потом занялся ранами на ноге. Шить я их не стал, просто обработал. Когда я закончил работу, начало светать. Ночь прошла у меня невероятно содержательно.
Гаттьена лежала тихо, и я увидел, что она спит. И в этот момент я понял, что не знаю, как быть дальше. Что мне делать с этой красоткой дальше? В город тащить ее я не могу, Звездоносцы тут же сведут на нет все мои труды по ее спасению. Не затем я лечил, чтобы отправить на костер. Оставить ее тут, понадеяться на то, что все заживет на ней в буквальном смысле слова как на кошке, быстро и без осложнений? Нет, это не выход - какой бы сильной и живучей не была гаттьена, ей нужно время на то, чтобы оправиться от кровопотери и отравления. Оставлять ее одну нельзя, сейчас она совершенно беззащитна. Или поискать тут какое-нибудь подходящее укрытие, перенести ее туда, подальше от этого скверного места, буквально пропитанного запекшейся кровью?
Я выбрал третий вариант. Способ транспортировки определил сразу - положу девчонку на свой плащ и буду тащить волоком. Надеюсь, крепкое сукно выдержит. Только вначале надо бы найти укромное местечко, где можно будет ее спрятать.
Я спустился к воде, отмыл от крови руки и начал осматривать берег. В конце концов, мне удалось обнаружить приличное местечко в ивняке на другой стороне озера - деревья давали тут густую тень, вода была совсем рядом, и со стороны озера разглядеть что-нибудь в этих зарослях было невозможно. Осталось самое трудное: перетащить сюда мою пациентку. Здесь она отлежится или помрет - на это, как сказали бы мусульмане, воля Аллаха.
Я мог гордиться собой. Я предусмотрел все.
Или почти все. Потому что, когда я вернулся на то место, где оставил гаттьену, оборотня там не было. Я не мог ошибиться - на земле чернела большущая лужа крови.
Нет, я, конечно, знаю, что у кошек семь жизней. Но такая невероятная живучесть показалась мне просто сверхъестественной.
Я довольно долго простоял, бестолково переминаясь с ноги на ногу, и думал о потрясающем существе, которое еще час назад находилось при последнем издыхании - и смогло после таких ранений подняться и уйти. А потом рассудил, что так оно для меня куда лучше. Я совершенно свободен и могу идти на все четыре стороны. Хотя в Норту мне лучше не возвращаться - слишком много народу видело, как я вчера на закате уезжал с охотниками. Дураку понятно, что Звездоносцев, ожидающих возвращения группы Ромбранда, заинтересует, как так получилось, что их люди погибли, а я остался в живых.
Надо заставить их думать, что лекарь по имени Кириэль Сергиус погиб вместе со всеми. И я знаю, как это сделать.
Я снял свой плащ, долго и старательно молотил его по колючкам, пока он не превратился в лохмотья, потом вывалял изорванный плащ в крови и грязи и швырнул его на землю, среди останков охотников Ромбранда. Теперь, если на это место придут ищейки Ордена, они найдут только трупы и мой плащ, и рассудят, что меня уволок оборотень. А я тем временем постараюсь побыстрее убраться из этих мест дальше на север. Больше мне тут делать нечего.
Перед тем, как покинуть берег, я обыскал то, что осталось от людей Ромбранда. Это было очень неприятно, но необходимо. Мои трофеи были невелики - несколько серебряных монет, хороший охотничий нож, две фляги с крепким солдатским самогоном, серебряное кольцо и всякие мелкие безделушки, вроде костяного свистка, ложек и пробочника для бутылок. Самый ценный трофей я обнаружил на трупе брата Матьюша - начертанную на пергаменте подробную карту этой части Вальгарда. На карте были отмечены принадлежавшие Ордену замки и посты на дорогах. Обозначен был на ней и Набискум - нужный мне город находился на севере, по ту сторону обширных Вокланских пустошей, начинавшихся как раз за Нортой. Мне снова повезло. Теперь я знал, куда мне идти. Конечно, если я запалюсь с этой картой, пощады не будет, но я все равно взял ее с собой. Был еще у меня соблазн взять с собой одну из лошадей, но все они были с клеймом Ордена, и я решил не искушать судьбу. Я уже дважды избежал смерти, ушел от Звездоносцев и выжил в схватке с оборотнем. Хоть и говорят, что Бог троицу любит, но лучше поберечься.
Сейчас у меня одна задача - добраться до Набискума, отыскать там де Клерка и Веронику и постараться выбраться обратно в свой мир. И чем быстрее это будет сделано, тем лучше.
Глава четвертая
Если у тебя появился друг - постарайся сделать так, чтобы он не стал твоим врагом.
Если у тебя появился враг - постарайся сделать так, чтобы он стал твоим другом.
Белая книга Азарра
Следующие двое суток я, соблюдая максимальную осторожность, пробирался на север. Согласно карте Матьюша, главная дорога на север от Норты через Вокланские пустоши и дальше к Набискуму шла через населенные места, где были крепости и большие поселения. Так что идти этим путем было очень рискованно. Поэтому я сделал крюк, двинул от места битвы с оборотнем сначала на запад, а потом уже повернул на север. Естественно, стороны света я определял на глаз, компаса у меня не было. Оставалось только надеяться на то, что Северный и Южный полюса в этом мире находятся на своих местах.
Мне повезло, я выбрался из очень опасной переделки, но успокоенности у меня не было. Я рассудил, что если у сыщиков Ордена возникнут на мой счет какие-то подозрения, они сразу возобновят поиски, и у меня перед ними есть только одно преимущество - Звездоносцы не знают, в какую сторону я направился. Поэтому первое, что они станут делать - расспрашивать местных жителей о подозрительном чужаке, который появлялся в их краях. Так что попадаться аборигенам на глаза мне совершенно ни к чему, и я всеми силами старался избегать встреч с людьми. На торные дороги я не выходил, старался идти полями, причем после наступления темноты - днем я отсыпался в укромных рощицах, где меня не могли заметить чьи-то недобрые глаза. Страх перед Звездоносцами не оставлял меня ни на секунду, и даже ночью мне чудилось, что кто-то следует за мной по пятам. Несколько раз мне казалось, что я на самом деле вижу какую-то преследующую меня тень, и моя душа уходила в пятки. Я прятался, выжидал, наблюдал за местностью, потом, убедившись, что эти видения плод моего возбужденного страхом воображения, шел дальше. На третьи сутки с самого утра зарядил противный осенний дождь, и мне стало совсем худо. Разболелась раненая нога, я вымок, появились признаки простуды. Чтобы окончательно не расклеиться и не свалиться по-настоящему, я все же решился остановиться в первом поселении, которое попалось мне на пути.
Это был небольшой поселок, населенный овцеводами. Овец тут было бессчетное количество, и они встречались мне повсюду - сотнями толклись и блеяли в загонах, медленно дефилировали по дороге, и от крепкого овечьего запаха у меня начала кружиться голова. Гостиница в городке была только одна - она же трактир, она же магазин, цены в котором были гораздо ниже, чем в Норте, но выбор был никакой, только баранина во всех видах и грубая одежда, сделанная из бараньих кож и шерсти. Хозяин за два аберна обеспечил меня маленькой комнаткой с кроватью на втором этаже заведения и большой кружкой горячего глинтвейна, которым я собирался подлечить начинающуюся простуду. Никаких вопросов он задавать не стал, и это было мне на руку. Получив глинтвейн, я поднялся к себе, разделся, залез под одеяло и, согретый напитком, тут же заснул сном мертвеца.
Помню, что мне снилось что-то ужасно неприятное, горячечное, и продолжением этого сна стало чувство удушья. Нечто жаркое и тяжелое навалилось на меня, зажало рот, не давая дышать. Я начал биться, стремясь одолеть напавший на меня кошмар, но не тут-то было - темное чудовище было неодолимо сильным. И тут, несмотря на весь мой ужас, я понял, что уже не сплю, и черная фигура, зажимающая мне рот крепкой и жесткой ладонью, вполне реальна.
А потом я увидел лицо напавшего на меня существа, и едва не наделал от страха в штаны. Мертвый ли, живой ли, но передо мной был Ромбранд Люстерхоф.
- Тсс! - зашипел он, продолжая зажимать мне рот, и одновременно направляя в левый глаз острие широкой даги. - Молчи! Только твоих воплей нам не хватало. Я отпущу тебя, если пообещаешь не орать. Только помни, начнешь верещать, как недорезанный подсвинок, вырежу тебе глаз вместе с половиной мозгов. Моргни, если понял.
Я заморгал глазами. Люстерхоф убрал руку, и я отшатнулся от него, как от готовой к броску кобры.
- Не дрейфь, паренек, я живой, - сказал охотник, убирая кинжал. - Я шел за тобой от самой Норты, так что, если бы хотел тебя убить, давно бы это сделал. Но я тебе не враг. Так уж выходит, что теперь враги у нас общие. Сечешь, о чем я?
- Не совсем.
- Я так думаю, я могу тебе открыться. Ты меня не продашь, потому как сам должен прятаться от Ордена. Без меня тебе далеко не уйти. Я хорошо знаю, на что способен этот сучий Орден.
- Ты… жив? - только и смог пролепетать я.
- Жив и целехонек, клянусь пастью Дребла! Хочешь знать, как все получилось? Очень просто, малыш - когда оборотень набросился на Матьюша, я не стал корчить из себя героя и прыгнул со скалы в воду. Я слишком хорошо знаю повадки этих тварей. Гаттьены те же кошки и ненавидят купание. Потом, когда тварь перебила отряд, я тихонько вылез из воды и наблюдал, как ты латаешь драную шкуру гаттьены. Удивил ты меня, Вечные свидетели! Тебе удалось исцелить паралич, вызванный ядом Звездоносцев. Таким ни один лекарь в Вальгарде не может похвалиться. Зачем ты ее лечил?
- Она умирала.
- Жалостливый, значит? Ну-ну. Если об этом станет известно, ты легкой смертью не умрешь, уж поверь мне.
- Ты наблюдал, как гаттьена убивает твоих людей?
- Да, вот такая я сволочь, - Люстерхоф недобро усмехнулся. - Что тут у тебя в кружке, остывший глинтвейн? Сойдет, - он тут же вылил напиток себе в горло. - Еще есть что-нибудь выпить?
- Только это, - я достал из сумки флягу с самогоном, которую снял с одного из растерзанных охотников.
- А, фляга Хальдвига, - Люстерхоф свинтил с горлышка пробку и сделал хороший глоток. - Он единственный, за кого меня мучает совесть. Остальные были просто ублюдки, а первый среди них - подонок Матьюш Хавелинк, чтоб ему в аду сгореть в черный пепел!
- Значит, мне не померещилось, - сказал я. - Все это время ты шел за мной следом.
- А что мне оставалось делать? И еще, ты меня заинтересовал.
- Почему ты так поступил? Почему подставил своих людей?
- Потому что эти подонки должны были умереть! - Люстерхоф в ярости ударил ладонью по столу. - Все до единого. Потому что на их совести смерть Маргет. Моей Маргет.
- О чем ты?
- Наверное, я должен тебе кое-что рассказать, - охотник расстегнул ворот своего заскорузлого от грязи кожаного кафтана, снял с шеи медальон и протянул мне. На медальоне был портрет симпатичной темноволосой женщины с ясными карими глазами. - Мне сорок четыре года, малыш. В этом возрасте уже принято думать о старости и вечности, особенно когда занимаешься охотой на оборотней. Так получилось, что полгода назад я приехал в Норту по делам - мне сказали, что в городе есть отличный оружейный мастер, и я хотел заказать у него кое-какое снаряжение, за которое в Вортиноре мне пришлось бы заплатить кучу серебра. Цены в Норте в разы ниже.
- И что?
- А то, что я приехал за капканами на оборотней и коваными цепями, а нашел Маргет. Я влюбился в нее сразу, насмерть. Ее невозможно было не любить. Я знаю, это была последняя любовь в моей жизни, больше я не коснусь ни одной женщины до самой смерти, клянусь Вечными!
- И что случилось?
- Я уехал через месяц, пообещав Маргет, что вернусь за ней осенью, после сбора урожая, и заберу ее в Вортинор. Но мои мечты не сбылись. Когда меня вызвали в резиденцию Ордена в Вортиноре и велели ехать в Норту выполнять задание, я даже обрадовался, глупец. Думал, что снова встречусь там с Маргет и уже не буду с ней разлучаться никогда. А на месте я узнал, кого по доносу какой-то гадины арестовали Матьюш и его ищейки.
- Постой, выходит, что та ведьма, которую сожгли в Норте…
- Да. Кто-то наткнулся на следы гаттьены в окрестностях Норты. В городе началась паника, люди боялись выйти из города. Звездоносцы тут же затеяли следствие. Я знаю, как выглядит такое следствие - людей под страхом смерти обязывают сообщать о подозрительных поступках своих соседей.
- Чем же провинилась перед Звездоносцами Маргет?
- Я же сказал - был донос. Когда я узнал, кого арестовал Орден, я был в бешенстве и попытался поговорить с Матьюшем. Знаешь, что он мне сказал? Что это не мое дело, и что моя репутация не спасет меня, если я буду вступаться за врагов веры. Через неделю был суд, и Маргет приговорили к очищению огнем, потому что она признала свою вину.
- Как это так - признала вину? Она же была невиновна!