- Я тоже скучаю по ней.
- Вы поступили очень плохо, когда уехали так далеко от нее.
- Вы поступили очень плохо, когда вы заставили меня сделать выбор между любовью к девушке и любовью к родителям.
- То есть вы любите ваших родителей?
- Вы прекрасно знаете, что люблю.
- Я надеялся на это.
- И?
- И, ну, понимаете ли, на самом деле вовсе не я заставил вас сделать выбор, это мир заставляет делать такой выбор.
- Ах, Отец, вы неправы, когда хотите спрятаться за этими словами, это пахнет низкопоклонством перед общественным мнением.
- Неужел вы осмелились использовать это слово по отношению ко мне?
- Вы сами учили меня, что бывают случаи, когда надо говорить неприятную правду. Можете ли вы отрицать, что сейчас как раз именно такой случай?
- То есть вы считаете, что, несмотря на то, что весь мир смотрит с отвращением на подобные связи, я был не прав, осуждая ее?
- Да, верно, я не отрицаю этого.
- И?
- И именно вы заставили меня понять, что я не могу любить эту женщину так, как я ее люблю, и, одновременно, сохранить вашу привязанность.
- Как, вы так считаете?
- Мне кажется, что в этом вопросе вы тверды, как адамант.
- Да, точно, я был тверд.
- Что?
Кааврен опустил голову. - Давайте поговорим об этом.
- Ча! А я думал, что мы только это и делаем!
- Тогда давайте продолжим.
- Очень хорошо, на это я согласен.
Несмотря на собственные слова, которые он только что произнес, Кааврен обнаружил, что не способен ничего сказать - или, во всяком случае, что его следующие слова надо как следует обдумать, прежде чем произнести. На самом деле он чувствовал, как если бы идет по натянутой провеолоке; ему казалось, что одно неправильно сказанное слово - и он потеряет сына, навсегда. И, тем не менее, он должен был ответить. Пиро, со своей стороны, молчал, разрешая своему отцу подумать, то ли из-за вежливости, то ли потому, что ему было нечего сказать.
В конце концов Кааврен сказал, аккуратно подбирая слова, - А вы думали о том, чтобы жениться на ней, прежде чем предлагать ей жить вместе?
- Нет, - сказал Пиро.
- Итак, вы не думали, что женитьба - то есть соглашение оставаться вместе всю достаточно длинную жизнь - требует некоторого предварительного раздумья?
- Нет, - сказал Пиро.
- Как, нет?
- Я люблю ее. Я не в состоянии представить себе жизнь без нее. Видите ли, такая жизнь не имеет смысла для меня. Что вы сами об этом думаете?
- А что о ваших детях?
- Возможно у нас их не будет.
- Как будет жаль, если у вас не будет детей!.
- Как будет жаль, если я всю жизнь проживу один.
- Ну, это правда.
- Более того, будет еще более жалко, если у меня будут дети от женщины, которую я не люблю.
- Да, и это тоже правда, - согласился Кааврен.
- Или проведу всю мою жизнь с кем-нибудь, к кому равнодушен.
- Да, конечно, не все браки длятся вечно…
- Отец, вы слышали то, что сказали?
Кааврен вздохнул. - Да, простите. Можно ли мне отказаться от моих последних слов?
- Конечно.
- Благодарю вас.
Какое-то время они шли дальше, не выходя из света костра, который горел слева от них.
Пока они разговаривали, не обращая внимания на запах еды, Лар взял тяжелую кастрюлю, и, с помошью Клари, начал раздавать что-то вроде тушеного мяса, приготовленного из норски, клубней и лука, приправленных некоторым специями. Чтобы хватило на всех, Лар долил воды и добавил несколько клубней. Все немедленно набросились на еду, за исключением Айрича, который отказался, сказав, что он не голоден. Когда все уже ели, Лар сходил за вином, которое - не случайно! - оказалось Каавр'ном, и про которое Лар утверждал, что это был хороший год. Сам Лар, Клари и Джами налили его всем за исключением Айрича, который опять отказался, сказав, что не испытывает жажду.
Если кто-нибудь и был смушен отсутствием у Айрича интереса к еде или питью, то только не сам Лиорн: он безмятежно уселся на землю, прислонившись спиной к седлу, скрестил ноги перед собой, на его благородном лице появилась спокойная улыбка, как если бы он был совершенно доволен сам собой, и его не интересовал весь остальной мир, который в настоящий момент энергично жевал и пил, а говорил только о том, насколько замечательно приготовлена еда или требовал еще вина. Джами, все еще униженный тем, как обошелся с ним Йенди, оставался в тени и препочитал не показываться; Лар, со своей стороны, отвечал как на похвалы так и на требования совершенно одинаково: то есть кланялся. А Клари, когда требовалось, разливала вино.
Тазендра, которая всегда ела быстро, первая начала общий разговор, сказав, - Как хорошо опять увидеть вас, мой дорогой Китраан.
- Ну, мне тоже очень приятно видеть вас, и разрешите пожелать вам удачи в предстоящей битве.
- А! - сказала Тазендра. - Так вы считаете, что скоро будет битва?
- Я так думаю, - сказал Китраан.
- И с кем?
- С Претендентом. Видите ли, почти все кругом только об этом и говорят.
- И что они говорят?
- Что тиран должен быть низвергнут.
- Тиран? - спросил Пэл, внимательно слушавший разговор.
- Претендент, - объяснил Китраан.
- А. Я и не знал, что он тиран.
- Ну, - сказал Китраан, пожимая плечами. - Любой, кто попытается захватить силой Орб и потерпит поражение - тиран. По меньшей мере таково общественное мнение.
- То есть если бы он победил, он не был бы тираном?
- Точно. Если бы он победил, тираном была бы Зарика.
Пэл пожал плечами. - Обычно я не обращаю внимание на общественное мнение.
- Пиро тоже, - заметила Ибронка. - Видите ли, я думаю, что это именно то, что он и его отец обсуждают как раз сейчас.
- Это, - сказал Пэл, - или что-нибудь другое, совершенно отличное.
- Да, и пока они говорят об этом другом…
- Ну?
- Кто-нибудь слышал что-нибудь о Ее Высочестве, Принцессе Сеннии?
- Я знаю только то, что она была при дворе, - сказал Пэл.
- А она говорила что-нибудь обо мне?
- Она говорила о вас Ее Величеству, - сказал Пэл, - и выразилась в том смысле, что хотела бы, чтобы вы нашлись, причем в ее словах звучала неподдельная любовь к вам. Но так как я слышал этот разговор находясь на официальной службе Ее Величества, я не могу передать его вам.
- Да, я поняла.
В этот момент Клари обратилась к Айричу, сказав, - Не хочет ли Ваша Светлость немного вина?
Айрич ленивым жестом отклонил предложение и опять вернулся к своим размышлениям.
- Предложите ему воды, - сказал Пэл.
- Не хочет ли Ваша Светлость немного воды? - послушно сказала Клари. - Мы ее берем из чистейшего ключа в двадцати шагах отсюда; из-за этого ключа мы разбили наш лагерь имено здесь, и я могу поручиться за его чистоту.
- Хорошо, - на этот раз сказал Айрич.
Пока Клари бегала, чтобы принести Лиорну кружку воды, Рёаана тихо спросила у Пэла, - Разве Его Светлость вообще отказался от вина?
- Нет, - сказал Пэл. - Но, насколько я могу догадаться…
- Да?
- Я верю, что он не желает есть или пить того, что могло быть куплена на деньги, добытые грабежом.
- А, - сказала Рёаана. - Я и не подумала об этом обстоятельстве.
- А вы, - сказал Китраан. - У вас нет подобных предубеждений?
- О, для меня все по другому, - сказал Пэл. - Как вы понимаете, я ем со стола Ее Величества.
- Да, и?
- Еда для Ее Величества покупается на деньги, полученные от Великих Домов, а Великие Дома получают их как налоги за дома, еду или торговлю.
- Ни и что?
Пэл пожал плечами. - Так что, можно сказать, все, что я ем, приобретено на деньги от грабежа.
- То есть вы не видите разницы между грабежом и налогами, - удивилась Тазендра.
- О, нет сомнения, разница есть, но не настолько большая, чтобы волноваться из-за нее.
- Мне кажется, - сказала Ибронка, - что для придворного ваши слова звучат странно.
Пэл пожал плечами.
- Есть разница, - спокойно сказал Айрич. - По закону.
- О, закон, - сказал Пэл, опять пожимая плечами.
- Вы презираете закон, мой друг? - сказал Айрич, слегка улыбаюсь.
- Почти полностью.
- Тогда вы нечего не можете сказать против наших друзей здесь, которые подстрегают путников, чтобы избавить их от кошельков, наполненных монетами, которые те заработали более или менее тяжелой работой?
- Более или менее, - повторил Пэл. - А я спрошу, какой?
- О, что до этого, кто может сказать?
- Точно. Кто может сказать?
- Но тогда, мой дорогой Пэл, не значит ли это, что вы предпочитаете жить в обществе, где вообще нет законов?
- Такого не бывает, - с сожалением возразил Йенди. - Если нет законов, то, как вы понимаете, нет и общества.
- Прошу прощения, мой друг, - сказал Айрич, - но, как мне кажется, вы противоречите сами себе.
- Ни в малейшей степени, - сказал Пэл.
- Я не понимаю.
- Тогда я объясню.
- Очень хорошо, я слушаю.
- Есть законы, другие законы и третьи законы, - мой дорогой Айрич.
- Как, три сорта?
- И даже больше, но давайте упростим ситуацию.
- Я за упрощение, если при этом мы не потеряем смысл.
- Посмотрим.
- Хорошо.
- Во-первых, есть законы природы.
- Я их понимаю.
- Потом есть законы человека.
- И это достаточно ясно. А третьи?
- Законы чести.
- Разве это не часть законов природы?
- Ни в коем случае.
- А законов людей?
- Только частично.
- Тогда продолжайте.
- Итак, мы должны подчинаться законам природы.
- Конечно, как же иначе?
- Точно. Что касается законов людей, которым некоторые подчиняются, некоторые нет, то большинство из нас…
- Да, большинство из нас?
- Большинство из нас ходит по чему-то вроде линии, выбирая для себя, чему подчиняться, а на что не обращать внимание, отбрасывая его как на неудобство.
- Вы так думаете?
- Ну, те кто ел вместе со мной - за исключением вас, конечно - выбрали не обращать внимание законы, которые говорят, что если человек купил фунт бекона за десять пенни, а продал за двенадцать, он заслужил доход в два пенни.
- Мне кажется, это хороший закон.
Пэл пожал плечами. - Возможно. И будьте уверены, если бы такого закона не было, было бы крайне трудно найти того, кто вообще бы захотел продать фунт бекона.
- Это и мое мнение. И тогда?
- И тогда вспомните время, когда мы служили в Гвардии и когда мы встречали множество очаровательных людей, которые искренне верили, что они могут игнорировать закон, требующий платить налоги за азартные игры.
- Я помню.
- И наших друзей гвардейцев, которые чувствовали что, в свою очередь, они могут игнорировать законы, которые говорят, что гвардеец не может отворачиваться от нарушений закона, и некоторые из них брали деньги за то, чтобы смотреть в другую сторону.
- Но вы помните, что я никогда не брал таких денег.
- Вы выше обычного человека, Айрич.
- И?
- И, тем не менее, те, кто брал эти деньги, были хорошими гвардейцами, хорошими Драконлордами и, зачастую, хорошими гражданами Империи.
- А, я вижу куда вы клоните.
- Итак, это достаточно ясно или нет?
- Остались законы чести.
- Точно, Айрич. Законы чести говорят о долге, любви, дружбе и верности, и располагают все эти понятия в замечательном порядке. Законы чести говорят о том, как и что мы должны выбирать, и каким законам человека мы должны подчиняться.
- Вы привели очень сильный аргумент, Пэл. Вы согласны со мной, Тазендра?
- О, да, конечно, конечно. И я даже могу что-то добавить. Долг - это Айрич, Любовь - Кааврен, я - дружба, а Пэл олицетворяет верность. Я права? Именно поэтому мы всегда хорошо ладим между собой.
- Нет сомнения, что вы правы, - сказал Пэл.
- Итак, - продолжал Айрич, - по вашему каждый человек имеет свои законы чести?
- Конечно, - сказал Пэл. - Унаследованные от семьи, заимствованные у друзей, а также у всех тех, с кем он встречается каждый день своей жизни. Конечно за исключением вас, мой дорогой Айрич.
- Я - исключение? - с улыбкой сказал Лиорн.
- Безусловно. Вы родились с законами чести, и они не изменились за все время вашей жизни. Вот почему вы не можете понять их. Вы можете рассказать о вашем собственном чувство чести не больше, чем вы можете рассказать о вкусе вашего языка.
- Я даже не знаю, вы меня слишком хвалите или слишком ругаете.
- Ни то и не другое.
- Но вы считаете, что это дает вам право нарушать законы людей, если вы следуете законам чести?
- Конечно. Не всякий, Айрич, может следовать им обоим сразу. Иногда мы должны нарушить один или другой. Когда вы сталкиваетесь с таким выбором, я знаю, в каком направлении вы пойдете и что сделаете.
- Мой дорогой Пэл, если вы сталкиваетесь с таким выбором, это означает только то, что либо ваш кодекс чести неправилен…
- Да, либо?
- Либо что-нибудь не в порядке с законами.
- О, с этим я согласен.
- Хорошо. Вот видите, я ошибался: я не думал, что мы сможет придти к согласию в таком вопросе.
- Как мы могли не согласиться, Айрич, когда для несгибаемого, высокомерного упрямца вы в высшей степени милы. Я бы сдвинул наши кружки, если бы в вашей было что-нибудь другое, а не вода.
- Как, это мешает вам?
- Очень мешает. Я не люблю бесчестить чувство.
Айрич хихикнул. - Хорошо, я пью вместе с вами, в душе. Но скажите мне…
- Да?
- Не заставило ли вас именно чувство чести оставить службу у Претендента? Или сработала ваша обычная проницательность, и вы поняли, что Зарика обязательно победит?
- Ни то, ни другое. Скорее они привели к тому, что я поддержал Кану; первое потому, что я считал это своим долгом, а второе - потому что я верил, что он победит.
- Хорошо, но что же это было?
- Айрич, вы прекрасно знаете это. Дружба, конечно, и любовь.
- Но тогда получается, что дружба и любовь восстали против чести?
- Дружба и любовь - часть чести. Однако, дружба и любовь действительно могут столкнуться друг с другом, и оба могу вступить в конфликт с долгом. И вот свидетельство - наш бедный друг Кааврен, не говоря уже о его сыне.
Айрич вздохнул. - Я думаю, что вы правы. И чем, как вы думаете, все это закончится?
Пэл покачал головой. - Как раз в этом случае…
- Ну?
- У меня вообще нет никаких идей.
Айрич и Пэл (а также иногда вставлявшая слово Тазендра) разговаривали так, как если бы они были одни в мире, или вернулись в свой старый дом, в котором жили в городе Драгейра, а не сидели вокруг костра вместе с разбойниками с большой дороги, которые, впрочем, хранили почтительное молчание. Ибронка, со своей стороны, глядела на них во все глаза и слушала так, как если бы ей разрешили подслушать разговоры богов - хотя, на самом деле, это разрешено только читателю. И пока этот разговор продолжался, Кааврен и его сын продолжали свою медленную, долгую прогулку.
- Тогда, - сказал Кааврен, - Виконт, объясните мне кое-что.
- Я отвечу на любой вопрос, который вы зададите.
- Что вы хотите?
- Что я хочу?
- Да, Виконт. Какое событие бы вам понравилось?
- О, я бы очень хотел, чтобы вы и Графиня, моя мать, обняли Ибронку, ее мать обняла бы меня, и мы все вернулись в Адриланку.
- Вы думаете, это может произойти?
- Мне это кажется совершенно невероятным.
- Вы очень много просите у меня, Пиро.
- О, напротив, милорд. Я ничего не прошу у вас. Это вы сделали мне честь и попросили меня рассказать вам, что я хочу, вот и все.
- В некоторых отношениях, - сказал Кааврен, медленно выговаривая слова, - я бы предпочел, чтобы я мог не замечать - то есть полностью игнорировать - законы и правила общества, и воспитание, которое получил.
- Только в некоторых отношениях, милорд?
- Вам все кажется совсем просто, не так ли? Вы любите, ваша любовь чиста, и все, что следует из вашей любви, тоже должно быть чистым, а все то, что мешает вашей любви, должно быть злом.
- Милорд Граф, я совсем не такой дурак.
- Но тогда?
- А чем я пожертвовал, милорд? И кому или чему была принесена моя жертва? Кто от этого выиграл и сколько?
- Вы говорите как торгаш.
- Тогда я немного забежал вперед, вот и все.
- Как, вы думаете, что мы все станем купцами?
- Через десять лет разбойник не сможет выжить в этой области. Через сто лет будет невозможно выжить во всей Империи. А через тысячу лет никто не будет способен сказать слово "честь" без гнусной ухмылки на своем лице.
- Виконт, вы действительно думаете, что мы к этому идем?
- Я боюсь, что это может произойти.
- Если так, то мне жалко Айрича.
- А мне жалко вас, милорд.
- А вы сами?
- О, я не собираюсь жалеть самого себя; это бесполезно и почти позорно.
- Я имею в виду, что вы будете делать, если все то, что вы предсказываете, произойдет на самом деле?
- Я буду должен найти способ выжить, хотя и менее надежный, чем этот, вот и все. Я все еще молод и, например, всегда могу изменить свое имя и стать солдатом. Разве вы мне не сказали когда-то, что в то время, когда вы присоединились к Гвардии Феникса, половина ваших товарищей служила под вымышленными именами?
- Мне бы не хотелось, чтобы вы изменили ваше имя, Виконт.
- Да, но разве я уже не сделал это?
- Да. Синий Лис. Кстати…
- Что?
- Вы действительно думаете, что есть что-то романтическое и благородное в том, чтобы быть разбойником с большой дороги?
- О, что до этого?
- Ну?
- Я почти уверен в этом.
Кааврен вздохнул. - Могу себе представить, что, в вашем возрасте, я бы думал точно так же.
Пиро поклонился. - С вашей стороны очень благородно признаться в этом, милорд.
Кааврен хихикнул. - Тогда вы должны пообещать не рассказывать моему другу Айричу о том, что я сказал. Как вы понимаете, это вдребезги разобьет его преувеличенное мнение обо мне.
- Я не скажу ни слова.
Кааврен улыбнулся и опять замолчал.
Немного погодя Пиро сказал, - Вы передадите мою любовь Графине?
- Конечно, но вы говорите так, как если бы я скоро уеду.
- А есть ли причина для того, чтобы вы оставались здесь, милорд. Вы не хотите признавать женщину, которую я люблю, а я…
- Да, а вы?
- Я никогда не расстанусь с Ибронкой.
- Вы так уверены в ней?
- Ча! А вы сами уверены в моей матери, Графине?
- Виконт, некоторые могли бы назвать ваш вопрос наглым. Но я просто скажу да. - Но…
- Но?
- Я никогда не просил ее жить со мною в лесу и выживать, грабя бедных купцов.
- Богатых купцов, милорд.
- Хорошо, богатых купцов.
- Да, вы действительно никогда не просили ее жить в лесу и грабить. Но, если бы вы попросили, что бы она сказала?
Кааврен нахмурился. - Ну, она бы сказала - ба! Ну почему эта ваша девушка не Тиаса!
- По той самой причине, почему я не Дзур.