Длинные, чуть изогнутые зубцы покрыты насечками-зазубринами - сделанными, очевидно, зубилом. К чему бы такая модернизация?
А, понятно… - догадался Кирилл секундой позже. Протекающая неподалеку речонка под названием Рыбёшка, - крохотная, почти ручей, - надо полагать, своему названию соответствует: ничего, кроме мелочи, не водится. Но наверняка весной заходит на нерест крупная рыба из Луги - вот Викентий и соорудил импровизированную острогу, колоть щук на мелководье.
Лопату он все-таки отыскал - просто не заметил поначалу ее короткий черенок среди прочих тяпок-грабель. Но чуть раньше Кирилл отыскал нечто иное.
На верстаке лежал РЕЗНОЙ СТАВЕНЬ.
Почти готовый - орнамент чуть-чуть не закончен.
Орнамент из затейливо сплетенных свастик…
Или покойный Викентий являл собой классическую иллюстрацию к поговорке про сапожника без сапог, или…
Какое к черту "или…"! Он вдруг понял, что выйдя в ночь - на минутку, за бутылкой вина - взял и самым преспокойным образом исчез. Для Марины, разумеется…
"Она меня пришибет, - подумал Кирилл, чуть не бегом направляясь к машине. - Той самой сковородкой".
Мысль была в достаточной мере шутливая.
Но в каждой шутке, как известно, лишь доля шутки.
2
Марина стояла, глубоко задумавшись, - однако не о том, где же шляется ее непутевый муж.
И сжимала в руке не грозное оружие возмездия, не сковородку с полутораметровой ручкой. Всего лишь старый рентгеновский снимок.
Снимок с дикой звукозаписью, сделанной неизвестно кем, неизвестно когда… И вовсе уж непредставимо, с какой целью.
Запись вызывала странное желание - прослушать ее еще раз. Для чего? - непонятно… Однако хотелось. Причем одной, без Кирилла… Не время - но зачем-то, едва муж вышел за порог, она достала снимок, припрятанный в шкафу…
Пластинка "на ребрах" ассоциировалась у Марины с давней подругой Калишей. Вернее, теперь уже бывшей подругой…
…Имя Калиша - не производное, как можно бы подумать, от Кали - малосимпатичной богини древнеиндийского пантеона. Уменьшительно-ласкательное от Калины - по уверениям родителей Калиши, вполне заурядного для Киевской Руси славянского имени. (Проверить те уверения, как объяснил как-то Кирилл, не так легко: в русских летописях IX–XI веков женские имена почти не упоминаются: Ольга, Предслава, еще пара-тройка… И творили историю, и летописали творимое сплошь мужчины.)
Калиша и в школьные времена выглядела девочкой со странностями. С годами странности росли и множились. Марксистский закон отрицания отрицания сработал в данном случае без осечек: словно в пику родителям-славянофилам Калиша всерьез увлеклась Востоком. Марина про себя даже выражалась жестче: не увлеклась, а сдвинулась на восточной тематике… Причем сдвинулась абсолютно бессистемно, без привязки к определенной культуре и эпохе: среди интересов Калиши мирно уживались тибетская эзотерика и китайская чайная церемония, шаманские камлания малых народов Сибири и современные дзен-буддистские изыскания.
Марина была бесконечно далека от подобных, как она выражалась, заморочек, - и тем не менее любила ходить в гости к Калише, сначала одна, потом с мужем. Там все было необычно - а значит, интересно…
Где работала Калиша - неизвестно. Вроде бы что-то для кого-то где-то переводила… Восточное, понятно. В квартире ее царил жуткий бедлам: уборка и Калиша - понятия несовместимые. А среди бедлама царила Калиша… Пожалуй, она была красива - своеобразной, на любителя, красотой: высокая, темноволосая, очень узкая в кости; Марина даже немного завидовала ее рукам: тонкие кисти, изящнейшие длинные пальцы, идеальные ногти - хотя внимания им Калиша почти не уделяла.
Приходили к ней странные, чуть в другом измерении жившие люди, вели странные речи - о чем угодно, лишь разговоров о "баблосе" (столь привычных для корпоративных пикничков с участием коллег Кирилла и их жен) никогда не звучало в квартире Калиши.
Если курили, то ни в коем случае не сигареты, - кальян или тончайшие, из бумаги скрученные ароматные папироски (не банальная "травка", сладковатый аромат анаши Марине доводилось обонять, пусть сама никогда не причащалась, - но и к табаку содержимое тех папиросок имело отдаленное отношение).
Если пили - то странное, с диковинным букетом вино, бутылок Марина никогда не видела, Калиша всегда наливала из графина причудливой формы…
А если включали магнитофон - то слушали уж никак не рок, не попсу и не классику. Возможно, то была так называемая психоделическая музыка - Марина не знала, она давно взяла за правило не задавать подруге лишних вопросов, дабы не утонуть в заумных и пространных лекциях-объяснениях…
Не то от непонятных разговоров Калиши и ее приятелей, не то от странной музыки у Марины словно бы плавились некие предохранители в мозгу - сидела на диване, отрешившись от всего, уплывая куда-то вдаль под заунывный тягучий мотив… Почти не видела и не слышала ничего вокруг - без остатка растворялась в чем-то, чему сама затруднялась дать название…
На следующий день Марина изумлялась себе: надо же так бесцельно, ни на что угрохать вечер… Но снова, когда через месяц, когда через два, собиралась в гости к Калише.
Дикий мотив, записанный "на ребрах", чем-то напомнил ту, звучащую у Калиши музыку. Нет, на слух ничего общего, - схоже действие… Тоже тянет КУДА-ТО, мягко уводит из привычной реальности… Правда, уводит в ДРУГОЕ место, где правит бал отнюдь не блаженное растворение в чем-то неназываемом - но ужас и боль, настолько дикие, непредставимые, что сливаются со своей полярной противоположностью - с наслаждением…
Мазохизм? Возможно…
Марина подозревала, что стала случайной обладательницей психоделической записи - но к той же самой цели эта музыка идет иным путем… Если два путника выйдут из одной точки - один строго на запад, другой строго на восток, и не отклонятся с избранного пути, - где-то на обратной стороне Земли они непременно встретятся, не так ли?
Увы, Калиша по этому вопросу уже не проконсультирует… По любому другому - тоже. Все отношения с ней разорваны полтора года назад - раз и навсегда.
Причина проста и заурядна: Марина вдруг с изумлением обнаружила, что эта чернявая тощая сучка нагло подбивает клинья к Кириллу!
Калиша?!
К ЕЕ мужу?!!
Не могла поверить, думала - мнительность. Это Калиша-то, к двадцати семи ни семьей, ни детьми не озабоченная, западавшая до того сплошь на чокнутых, способных в основном к ментальному сексу… Ну на что ей Кирилл, скажите на милость? Разве что для банальной случки, после которой и поговорить-то не о чем, - он хорошо разбирается в маркетинге и менеджменте, может часами нести всякую чушь о военной истории, но в эзотерических штучках-дрючках ни уха, ни рыла…
В следующий визит музыка не оказала на Марину своего привычного действия - изобразив расслабленность и отрешенность, она внимательно наблюдала за Калишей… Ну так и есть… Тут и слова не нужны, этаких женских посылов не почувствует разве что мраморная статуя… И благоверный, похоже, поддается - пока что подсознательно, пока что не задумываясь об измене…
Ликвидировать проблему надлежало быстро и жестко. И самым подходящим для Калиши способом. Марина исповедовала жизненный принцип: в борьбе с кем-либо всегда используй то, чего противник не ждет, с чем не сталкивался, с чем не умеет бороться… Проще говоря: чемпиона по боксу - обставить в шахматы, гроссмейстера - нокаутировать.
Она позвала Калишу на кухню, якобы посекретничать. И без каких-либо объяснений сразу же врезала в солнечное сплетение. Хорошо врезала, качественно, год тренировок в секции женской самообороны не прошел даром. Длинное тело Калиши надломилось, сложилось пополам, из губ вырвалось невнятное шипенье. "Некому Калину заломати…" - произнесла Марина совершенно ровным тоном. Запустила пальцы в черные густые волосы, задрала голову сучки, - и тут же маленький твердый кулак ударил в лицо, разбив нос и губы разом. "Некому кудряву заломати-поебати… Хоть раз увижу рядом с ним - убью, сука", - прозвучало всё без излишних эмоций, холодно и сухо, чтобы поняла, чтобы прониклась: так и будет. Кровь капала на циновку с замысловатым узором…
…От раздумий и воспоминаний Марину оторвало громкое шкворчание и запах мяса, начавшего подгорать. Сунув снимок в прежний тайник, она метнулась к плите.
Спасти отбивные удалось в последний момент.
3
Ужин устроили при свечах. Дешевый способ добавить романтики, однако же сработал…
Кириллу казалось, что все вернулось на семь лет назад: парочка влюбленных до безумия студентов (ну, по меньшей мере, он - до безумия); уютное кафе-подвальчик на Васильевском; непринужденный разговор вроде ни о чем, но каждое слово с глубоким эротическим подтекстом… И точно так же отражается трепещущий огонек свечи в хрустале бокалов.
Нет, насчет бокалов он погорячился, никакого хрусталя здесь и сейчас в помине не оказалось - стограммовые водочные стопки с мелкими гранями. Но свечи и в этой стеклотаре отражались не менее романтично, свет дробился, рассыпался сотнями лучиков, как будто незамысловатая деревенская посуда целиком была вытесана из алмаза…
Короче говоря, целоваться они начали прямо за столом - горячо, страстно. И не только целоваться… И Кирилл, когда на руках нес жену (уже лишившуюся кое-каких деталей туалета) в горницу, к огромной двуспальной кровати, опасался: джинсы сейчас не выдержат, молния разлетится от неудержимого напора изнутри…
Чуть позже - они уже лежали на кровати, обнаженные - Кирилл вдруг почувствовал на самой своей в тот момент важной части тела вместо нежных пальчиков - острые коготки. Длинные, ухоженные коготки Марины. Ее страстный шепот мгновенно, без какого-либо перехода, сменился холодным рассудочным голосом:
- Ну и как ты сегодня пялился на сиськи этой королевы свинофермы?
Словно ведро ледяной воды… Словно ветровым стеклом по лбу… Словно ржавым колуном по хребту…
- Может, она лучше меня? Может, милый, ты пойдешь на кушетку и там подрочишь, вспоминая прекрасную свинарку?
Коготки сжались, едва заметно, - но вокруг наиболее чувствительного места, вокруг самого кончика объекта своего приложения. Тот, напуганный и шокированный таким поворотом событий, попытался сжаться, уменьшиться, втянуться, - как голова напуганной черепахи втягивается внутрь панциря. Коготки усилили напор - совсем чуть, но Кирилл зашипел от боли.
И все закончилось.
Рассудочный голос сменился горячим шепотом: "Не бойся, малыш, я пошутила…", коготки бесследно исчезли, в дело вновь вступили пальчики, и, немного спустя, - влажные, нежные губы и шаловливый язычок; изобиженная часть тела обижалась недолго, приняла безмолвные извинения, и быстро восстановила физическую форму и боевой дух, и казалась вновь готовой к самому решительному наступлению, вернее - к самому глубокому вторжению…
Но внутри Кирилла что-то сломалось. Что-то пошло глубокими трещинами и рассыпалось на куски…
Физические последствия не задержались. Оказавшись на Марине, постанывающей, отвечающей энергичными встречными движениями, - он выбивался из сил, но никак не мог кончить.
Придется симулировать, решил он спустя несколько минут (или часов? чувство времени утерялось…) Благо жена свое получила, а то ведь недолго дождаться второй серии скандала: значит, я тебя уже не возбуждаю?!!
Не успел. Марина все поняла (попробуйте-ка что-нибудь от нее утаить, хоть в жизни, хоть в постели), но отреагировала на удивление лояльно, прошептала: "Устал, бедненький…" Аккуратно коснулась огромной шишки на лбу: "Это она виновата, проклятая лиса… Ничего, сейчас моему Кирюше будет хорошо…"
Уложила стремительно теряющего эрекцию Кирилла на спину, опять пустила в ход пальцы, губы… И, когда муж вновь оказался относительно готов к любовным подвигам, - оседлала его, широко расставив бедра.
Кирилл почувствовал, что пальцы супруги направляют его не туд а, - в иное отверстие, очень узкое, очень тесное, обычно запретное в их ночных играх. Удивился - после нескольких первых опытов Марина отказалась от анального секса, чересчур для нее болезненного.
Вот и сейчас - не убирая руку, двигалась медленно-медленно, осторожно-осторожно, словно хозяйка, томящая гостя на пороге - и не знающая, пригласить внутрь или нет.
Потом вдруг одним движением буквально насадила себя на вздыбленную плоть Кирилла. Застонала - скорее от боли, чем от удовольствия. И затем, во время убыстряющихся ритмичных движений, стоны не прекращались.
Груди - острые, с крохотными сосками - трепетали в такт толчкам над лицом Кирилла, как плоды, которые никак не удается стряхнуть с ветки дерева. Он протянул к ним руки, ладони наполнились упруго-мягким, пальцы осторожно взялись за соски… "Не так! - яростно пошептала Марина между стонами. - Сильнее! Не бойся!" Она порой любила ласки грубые, болезненные, - похожие на ласки насильника, больше возбуждающие его самого, чем жертву… Кирилл не стал отказывать: стиснул сильно, выкрутил соски пальцами - стоны стали громче, и, кроме боли, теперь слышалось в них наслаждение.
Было хорошо, очень хорошо, он подумал, что все закончится именно так, причем весьма скоро, - но Марина неожиданно соскочила с него, и застонал уже Кирилл - от жестокого разочарования.
Она нависла над ним, стоя на четвереньках, свесившиеся волосы щекотали лицо. "Теперь ты, милый, теперь ты, только сильно… сильно и быстро…"
Марина опустилась на спину, нарочито медленным движением потянула подушку, столь же неторопливо подложила ее отнюдь не под голову - Кирилл чуть не взвыл от перенапряжения, от дикого желания. Наконец притянула его к себе, закинула на плечи широко разведенные ноги… Он вошел резко, глубоко, - в то же, но уже далеко не в узенькое отверстие, запертая калитка превратилась в широко распахнутые ворота, покорно и с нетерпением ожидающие вторжения…
Она вскрикнула - не застонала, вскрикнула в полный голос. Он начал, как она просила, и как хотел сам, - сильно и быстро. И продолжил убыстрять движения, хоть это и казалось невозможным. Стоны и вскрикивания сменились словами: хрипловатыми, прерывающимися, возбуждающими (куда уж больше? - но возбуждающими!), сводящими с ума…
В выражениях в такие мгновения Марина абсолютно не стеснялась.
"Трахни меня… трахни… выеби… выеби всю… глубже… глубже-э-э… я хочу твой хуй, весь… глубже-э-э-э-а-а-а…… кончи, милый… кончи в меня… кончи-и-и-и…"
Она извивалась под ним, она кричала в полный голос, она вонзила коготки ему в спину, и теперь это оказалось не больно - прекрасно…
Он попытался чуть-чуть притормозить, чуть-чуть промедлить, чуть-чуть еще побалансировать на краю пропасти, полной наслаждения… Попытался - и не смог.
О-о-о-о-у-а-а…. Уф-ф-ф-ф…
…………………………………….
Давненько у них не бывало такого ураганного секса.
Давненько, но…
Финал отчего-то получился смазанным… Оргазм, буквально навязанный супругой, стал каким-то бледным, каким-то ненастоящим… Техническим , пришло вдруг в голову подходящее слово… Больше облегчения, что все закончилось, чем удовольствия… К тому же немедленно возникли легкие болезненные ощущения в мошонке и внизу живота - не то чтобы настоящая боль, но приятного мало.
…Наверное, она меня все-таки любит, подумал Кирилл, когда Марина - обнявшая его, плотно прижавшаяся, - задышала мерно и ровно. Очень по-своему, загадочной и странной такой любовью с извращенными садомазохистскими нотками, и приправленной самой махровой собственнической ревностью… Но любит.
Непостижимые существа эти женщины.
Он лежал и лениво, полусонно размышлял о странностях их брака. (Или не странностях? Или у других тоже хватает своих, невидимых посторонним заморочек, - сравнить-то не с чем, первый опыт семейной жизни остается единственным…)
Лежал, думал - и как-то пропустил момент, когда можно было уснуть по-настоящему. Сонное отупение прошло, кровь, отлившая от головы к более важным в тот момент органам, вновь вернулась к привычной своей циркуляции в организме, - и спать совершенно расхотелось. А не мешало бы - ни к чему завтра сидеть за рулем сонной мухой.
Марина пробормотала во сне что-то неразборчивое, сняла руку с его плеча, перевернулась на другой бок, свернувшись калачиком, - и выглядела сейчас маленькой, трогательной и беззащитной. Кириллу захотелось ее поцеловать - с благодарностью. Сдержался - разбудит, чего доброго. А разбуженная до срока Марина, ох… Не стоит о грустном. По крайней мере, трогательной и беззащитной тут же перестает казаться.
Ладно, пора спать…
Кирилл постарался полностью отключить мозг, не думать вообще ни о чём, - куда лучший способ заснуть, чем мысленный подсчет прыгающих через загородку овец…
Не получилось.
Отвлекали звуки, издаваемые старым домом.
Исключительно ночные звуки - днем их не услышишь. Хотя, казалось бы: замолчи, затаи дыхание, - и слушай… Но нет, этим звукам нужна еще и темнота.
Скрип… Тихий скрип половицы - точь-в-точь как под чьей-то осторожной ногой… Снова скрип, чуть в стороне - неведомый кто-то постоял, вслушиваясь - и сделал второй шаг. Потом еще один, и еще…
Физика процесса ясна и понятна - старое дерево нагрелось за день, а сейчас остывает, поскрипывая. Но отчего же так гнетут эти ночные звуки?..
Затем к поскрипыванию добавилось тихое-тихое шуршание… Мышь? Наверное… Надо будет купить пару мышеловок и какой-нибудь отравы, мало приятного в таком соседстве…
Шуршание смолкло и больше не возобновлялось. Зато на грани слышимости возник новый звук, природу и происхождение которого Кирилл поначалу определить затруднился.
Что-то связанное с влагой, одна из составляющих звука - не то еле слышное журчание, не то побулькивание… Мышка описалась? - попытался он мысленно пошутить. Получилось не смешно.
Что же там, черт возьми, такое?