- Вчера вечером, когда мы обсуждали ваши прелести с королем, я обратила его внимание на то, что вы излишне бледны, маэстро. Я так же высказалась за то, что свежий воздух наверняка пойдёт вам на пользу. Вам следует жить в деревне.
- Вы так добры, ваше величество. Я уже не раз замечал, что у дам нежные сердца! - экзальтированно воскликнул Виттэр. - Боюсь только, что его величество не согласится со мной расстаться.
- Не бойтесь, - улыбнулась я.
Наши голоса были мёд и сахар, амброзия небесная. Сыгранная на арфе мелодия не могла бы звучать нежнее.
Зато каждое слово так и сочилось ядом.
Придворные не дышали. Каждый прикидывал, с какой интенсивностью, и кому из нас с Виттэром следует лизать пятки? Надеюсь, у них хватит смекалки сделать правильный выбор? Вчера я поспособствовала аресту принца, сегодня грожу опалой многолетнему королевскому фавориту. Со мной следует считаться, правда?
Глава 18
Фрейлины приготовили ванну, добавив в воду ароматических эссенций. Комната заблагоухала назойливыми въедливыми запахами. Кто-то из девушек грел простыни, кто-то расправлял над паром ночную рубашку, сплетённую из тончайших кружев. Огромное царственное ложе, застланное шёлковыми простынями, выросло в моём воображении до размеров чёрной горы и представлялось жертвенным алтарём.
Меня едва успели облачить в утонченно-белоснежный ночной наряд, как послышались шаги и распахнулись двери, пропуская короля.
В странной игре света и тени Дик*Кар*Стал казался гораздо выше ростом, чем был в действительности.
- Добрый вечер, душенька, - скользнул по мне взглядом он. - Все свободны, - мановением руки он отпустил моих дам.
На город надвигалась очередная буря, холодный осенний воздух воевал с остатками лета. Одна за другой полыхали зарницы, озаряя нижние края туч, нависших над дворцом.
При вспышках мертвящего серебренного света я получала возможность отчетливее видеть резкие черты моего повелителя. В его взгляде, в улыбке мерещилось нечто мстительное, холодное, хотя глубоко посаженные, серые, как камни, глаза казались печальными, а не злыми.
Было слышно, как на стекло упали первые капли. Потом ещё и ещё. Спустя мгновение ливень хлестал, барабаня по кровлям, словно боевой там-там. Пламя плясало в камине, шевеля тени вокруг.
Король потянулся к моим волосам. Весьма умело, в одно мгновение высвободил одну за другой несколько шпилек, и я почувствовала, как локоны тяжелой волной падают на спину.
Снова вспыхнула молния. Гром пророкотал совсем близко.
Дик*Кар*Стал взял меня пальцами за подбородок и рывком заставил запрокинуть голову:
- Моя королева, - прошептал он, глядя мне в глаза, - мой воплотившийся демон…
Резкий порыв ветра захлопнул ставень за стеклом. Стало темнее. Нас окружила почти полная тьма.
- Вы молчите, сударыня? - в голосе его зазвучал сарказм. - На людях у вас для меня всегда находится множество слов, но стоит остаться наедине, словно печать смыкает ваши уста.
Дождь полил сильнее, хотя это и казалось невозможным. Очередная кривая молния расколола свинцовый мрак. От оглушительного раската небо словно содрогнулось. Гроза несла с собой стужу и тьму. Огонь в камине с ними больше не справлялся. Дождь за окном шумел монотонно и сильно, точно река.
Дик*Кар*Стал улыбнулся одними лишь уголками губ:
- Мне давно следовало заметить, что вам холодно. Вы совсем замерзли, моя королева…
Через мгновение я почувствовала, как пол ушёл из-под ног - Дик*Кар*Стал легко поднял меня на руки. Он усадил меня к себе на колени, словно маленькую девочку. Мои руки лежали на его груди, я ощущала биение его сердца. Ритмичные, упругие толчки. Вспомнилось, что со дня последнего принятия кровавой жертвы истекло слишком много времени. Магический голод. Первые предвестники.
- Дик*Кар*Стал?..
- Что?
- Не говори ничего. Просто люби меня.
И в следующий момент ощутила прикосновение его горячих, сухих губ.
Мы оба изнемогали от грозы, бушующей в наших телах, бьющейся в наших венах.
Удары дождевых капель били по ставням, по стёклам, по стенам и крышам…
Это соитие отличалось от того, что было между мной и Дик*Кар*Сталом прежде. Он, больше не пытался проявлять деликатность, сжимал меня в объятиях горячо и страстно. Я видела над собой сияющие, словно драгоценные камни, отливающие серебром, глаза. Тяжёлое дыхание спорило с шумом дождя.
Словно река, которой уже нет сил сопротивляться, влекла нас, как водоворот, к тёмному порогу.
- Сиобрян…
Ночь вместе со мной прислушивалась к звучанию его имени.
Дик*Кар*Стал встал и отошёл к жаровням, чтобы расшевелить тлеющие под пеплом угли.
Дождь теперь лишь слабо шелестел. Из водостоков журчала вода. Позвякивали петли на ставнях. Буря прошла.
Спустя несколько минут он вернулся в постель, неся с собой бокалы с вином и вазу со сладостями.
- Надеюсь, вы любите сладкое, моя королева?
Длинные пальцы легко удерживали высокий красный бокал с золотым ободком по краю. Дик*Кар*Стал поднял его, взглянув на содержимое в свете пламени, пригубил.
- Сколько вам лет, сударыня?
- Девятнадцать, - ответила я.
- Девятнадцать? Почти дитя.
Пламя жаровни отражалось в его застывших глазах.
- Ты знаешь, что такое любовь, девочка? Золотой песок. Сколько ж дней нужно просеять, сколько лет жизни пропустить через ладонь, чтобы отыскать хоть малую крупицу? А когда отыщешь, страшно бывает даже дышать над нею. Когда теряешь тех, кого любишь, теряешь самое дорогое в этой жизни. Человек существо слабое, несовершенное, - с уверенностью продолжал Дик*Кар*Стал, - он должен бояться. Потому что, когда человек теряет страх, он превращается либо в бога, либо в дьявола. В жизни с годами все меньше и меньше хочешь чего-то, всё реже и реже чего-то боишься. Лишь одно не утрачивает значения никогда: жизнь любимых людей. Лишь одно не утрачивает ценности - сама любовь.
За окном порывами задувал ветер. От этого звука становилось холодно. Я натянула на себя одеяло.
- Тафль всегда был для меня замком печали, - продолжил он. - Стены этого дворца хранят слишком много тайн, боли, интриг и преступлений. В нём никогда не жила любовь. Папенька мой был великий гуманист. Святой человек, как он мог любить своего проклятого сына, отмеченного печатью тёмного мира с самого рождения? Человеку высокого полёта, ему до низких материй никогда не было дела. Мой сын Фабриан похож на деда куда больше, чем мне хотелось бы. Полагаю, когда ему удастся сесть на мой трон, у моих славных подданных вновь появится шанс обворовывать государственную казну. Двор станет охотиться, развлекаться на балах, провинция - приходить в упадок и кое-как сводить концы с концами. Жизнь вернётся на круги своя. Мой сын существо возвышенное, ему не будет дела до мелочей. А я вот зачем-то жизнь положил на то, чтобы изменить невозможное. Горько осознавать, что рано или поздно все твои старания будут развеяны в прах. Вдвойне обидней, что при этом все будут довольны. Даже те, кого ты искренне хотел досыта накормить хлебом.
Родителей моих поданные почитали чуть ли не с религиозным экстазом. Батюшка так любил матушку, матушка так почитала батюшку. Думаю, мой сын когда-нибудь станет таким же - благородный белокурый рыцарь без страха и упрёка. Идеальная семья. Была бы, если бы в ней не появился я - черный ворон в стаде баранов с золотым руном.
Дик*Кар*Стал снова плеснул себе вина в алый с золотом бокал и залпом осушил его.
Он говорил. Я слушала его очень внимательно. Из рассказа выходило, что он убил брата потому, что тот был самовлюбленным индюком, не достойным занять место на троне.
На самом же деле Дик*Кар*Стал убил старшего брата потому, что тот должен был жениться на Синьиэре, девушке, в которую будущий король Фиара влюбился и захотел для себя. Чтобы там Дик*Кар*Стал не говорил, даже не думал, очевидно было одно - он любил свою первую жену. А она его - нет.
После похорон старшего брата разрывать государственные договорённости не стали, младший брат унаследовал за старшим не только трон, но и его невесту. По истечению траура состоялась помолвка маленького воронёнка и белой горлицы.
- В нашу первую брачную ночь Синьиэра глядела на меня с бесконечной брезгливостью. Сказала, голосом холодным и чистым, как вода в ключевом ручье: "Я знаю, это ты убил человека, которого я любила, убил своей проклятой силой. Никто не сможет и не захочет доказать твою вину, но я это помню. И никогда этого не забуду. Да, теперь я твоя жена, твоя собственность, ты волен делать со мной все, что пожелаешь, но знай одно - в сердце своем я никогда не буду считать тебя мужем, Сиобрян Дик*Кар*Стал".
Я никогда прежде не видел у женщин таких улыбок, походивших на холодный, сверкающий оскал.
"Придёт время, когда все забудут о том, как ты обманом захватили и меня, и трон. Но я не забуду. И Благие Боги мне свидетели - я найду способ с тобой поквитаться".
Спустя полгода после венчания Синьиэра забеременела. После рождения сына она поселилась на женской половине дворца и с Дик*Кар*Сталом виделась лишь тогда, когда по правилам этикета не могла этого избежать.
- Я не сильно страдал по поводу семейных неурядиц. Все моё свободное время поглощал Дар, - продолжал Темный Король. - Читал книги, учился поднимать мертвых, общаться с Другой Стороной, словом, времени на глупые переживания из-за безответной любви не было. При правлении батюшки колдунов и ведьм преследовали, так что учителей у меня не нашлось. Приходилось до всего доходить самому.
Отца своего я убивать не хотел. Откровенно говоря, он первый начал. Однажды после ужина я почувствовал себя скверно. Сначала начались головные боли, потом резь в желудке и ужасная тошнота. Теряя сознание, я еле дополз до угасающего камина, да так и остался лежать, ожидая смерти. Так провалялся в покоях трое суток. Один. Даже лакеи не заходили, видимо, предполагая, что ни к чему тратить время на того, кто уже все равно что сдох. На четвёртые сутки я окончательно пришёл в себя и, мучимый слабостью и постоянным головокружением, провел ритуал вызова духа, уже тогда состоящего у меня на службе. Привидение подтвердило мои наихудшие опасения, заверив, что меня пытались отравить по приказу милостивого папеньки, который теперь, когда появился Фабриан, больше не нуждался во мне как в наследнике. Так я и стал отцеубийцей. Я нисколько не сомневался, что как только родичи поймут, что их попытка не увенчалась успехом, обязательно предпримут новые шаги по моему устранению. За первой же совместной трапезой собрал весь тёмный дар, обратил его в невидимый, прочный клинок, да и вонзил это колдовское оружие в папенькину широкую грудь воина. К концу недели он начал кашлять, харкая кровью. Придворный лейб-медик обнаружил у их величества скоротечную чахотку и всё было кончено.
Они все стояли над гробом отца за моей спиной - мать, Синьиэра с сыном на руках, дядюшки, тётушки, кузины, кузены. И все меня ненавидели. Но уже ничего не могли поделать. Я, некромант, унаследовал трон, хотя до того, кого потом будут называть Тёмным Властелином, мне ещё было ох как далеко.
Дела горевать и мучиться совестью не давали. Замечательная папочкина политика привела к тому, что в провинциях процветала коррупция среди знати и разбой на больших дорогах - среди черни. Всё это мешало торговым связям, ослабляло государство, делало нас почти беззащитными перед извечным врагом - Эдонией, готовой в очередной раз напасть, чтобы откусить кусок нашей территории. Отовсюду пахло заговорами всех мастей. Словом, было чем отвлечься от сентиментальных переживаний.
Дражайший папенька никогда не выезжал дальше лесов, окружающих его славную столицу. Я же, ведомый юностью и любопытством, таки доехал до окраин провинциальных земель. И увидел, к прискорбию, города, утопающие в нищете и нечистотах, людей, подыхающих от голода прямо на улицах. Увидел казни, вершащиеся моим именем. И поклялся положить этому конец.
Мои подданные, от мала до велика, сопротивлялись наведению порядка. Сопротивлялись всем сердцем, всей душой с упорством, достойным лучшего применения.
Периодически, не чаще одного-двух раз в год, я заезжал во дворец к матушке, навещая заодно и жену с сыном. Как-то между делом я поинтересовался у моей дражайшей половины о её настроении. Не изменилось ли оно ненароком?
- Благие Боги не оставят меня, если я не изменю себе сама, - прозвучало в ответ. - Ваши преступления безмерны, но боги видят всё. Король Сиобрян, меня принудили к браку с вами, но моего сердца вам никогда не завоевать. На ваших руках кровь отца, кровь брата, и она отнюдь не предаёт блеска вашему венцу. Придёт время, люди задумаются о том, что вы за государь, что вы за человек и тогда я объявлю вам войну. Конечно, найдутся низкие души, не содрогающиеся перед числом ваших преступлений, но таких, поверьте, немного. Вы - исчадие Бездны и я проклинаю вас.
Было обидно. Но я тогда не принял всерьёз её угрозы. До сей поры Синьиэра сидела смирно, как мышь под веником, в своем дворце. Её слова кололи самолюбие, даже ранили сердце, но… что такое слова? В конце концов, она мать моего ребёнка, моего единственного наследника. И у неё была причина недолюбливать меня. Вот как рассуждал я тогда.
Находиться на одной территории с яростно ненавидящей меня супругой было тягостно. Я всё реже и реже посещал Женский Замок, как прозвали его в народе. Потом началась война с оборотнями. Войска метаморфов пересекли границу Фиара и подчистую стёрли с лица земли несколько поселений. Кровожадность оборотней даже в повседневной жизни ни для кого не секрет и не новость.
С момента моей коронации на тот момент прошло почти пять лет. Я многое успел сделать, но в полный рост Фиар ещё не поднялся. Фиарские солдаты были отважны, за годы моего правления я старался вооружать их как можно лучше, но мы все же уступали в силе и оборотням, и эдонианцам. К тому же большинство моих поданных не обладали магическими способностями, а им противостояли метаморфы, каждый из которых обладал боевой магией.
Во главе мемаморфов стоял принц Грейстон Рэйфрэ - жуткая, мерзкая, совершенно бессовестная и, как временами мне начинало казаться, абсолютно безумная тварь. Его воины были безжалостными созданиями. Холодные, бесстрастные, одержимые жаждой убийства существа, несущие только гибель. Стычки с оборотнями неизменно превращались в кровавую бойню. Их безнадёжная отвага внушала даже не уважение - священный ужас. Для этих нечеловеческих тварей убийство было чем-то сродни физиологическим потребностям, как удовлетворения жажды, голода или сексуального инстинкта. Они постоянно пребывали в движении в поисках новых жертв и свежей крови.
Мне нужно было как-то противостоять этим чудовищам, защищать свой народ. Задача на тот момент казалось неразрешимой. Просидев несколько ночей над ворохом карт и сводок из провинции, я решился и пошёл на крайние, непопулярные меры. Иного выхода тогда у меня просто не было - либо это, либо полная капитуляция. Я знал, что Первосвященный Орден моего решения не одобрит, что их порицание вполне оправдано - приверженцы Черной Лиги практикуют такие ритуалы, от которых кровь стынет в жилах. Но я всё равно обратился к ним, объявленным всеми государствами вне закона, обреченными на вымирание. Я предложил им укрытие и покровительство на своих землях, обещал закрыть глаза на человеческие жертвоприношения в обмен на союзничество против метаморфов.
Собрав войско, состоявшее на треть из живых, на треть из мертвых и на четверть из черных магов, мы вышли навстречу врагу. Сошлись в приграничном городке, растерзанном в клочья. Трупы моих поданных валялись прямо на улице - захватчики повеселились вовсю и не пожелали за собой прибрать.
Мы одержали победу, хотя это и дорого нам обошлось. Война шла три года. В итоге мы загнали метаморфов за Синие Горы. С тех пор Кланы и их земли входят в состав Фиара, а сам Грейстон Рэйфрэ изгнан.
Пока я воевал, успел позабыть о нашей маленькой семейной войне с Синьиэрой. Однако моя бесценная супруга не смирилась и продолжала без устали строить козни. Красавица Синьиэра снюхалась с одним из моих самых родовитых вассалов. Первоначально молодые люди собирались лишь отравить меня, устроить помолвку между сыном Дик*Кар*Сталов и дочерью Реймэйков и править от имени Фабриана до его совершеннолетия, долго и счастливо, но, видимо, в процессе вызревания заговора между ними вспыхнула страсть.
На моё счастье, среди заговорщиков начался раскол. В сердцах большинства поданных уже засела мысль о моей непобедимости, а вместе с ней и прочный страх предо мной. Никто не желал рисковать жизнью ради того, чтобы Синьиэра и её любовник могли править долго и счастливо. В решающий момент заговорщики раздумали восставать и состряпали донос, в котором подробно осведомили меня не только о планах юных влюбленных, но и о том, что моя супруга находится на пятом месяце беременности, в то время как мы не виделись с ней больше года.
Мятеж почти застал врасплох, но всё же удача сопутствовала мне. Бесконечные дожди заставили реку выйти из берегов, разрушила мосты, отрезая мятежников от продовольствия. Те несколько стычек, что произошли между моим отрядом и отрядом мятежников, закончились их полным поражением. Возможно, любовник Синьиэры и был прекрасным рыцарем и неплохим интриганом, но полководцем, говоря откровенно, оказался никаким. Не желая смерти своих вассалов, я пообещал полную амнистию всем тем, кто сдастся без боя. Этим мятеж и захлебнулся.
Помню в тот вечер, когда я подъезжал к Женскому Замку, его острые башни упирались в небо, словно копья и небо будто кровоточило. Внутренние покои освещало такое количество свечей, что от них делалось жарко.
Моя жена ждала меня.
- Я знала, что ты придёшь. Ты, Темный Король, сеешь лишь зло, приносишь людям горе и не можешь оставить ни клочка земли, на котором можно быть счастливым. Ты мне ненавистен. Думаешь, ты пришёл убить? Нет! Ты пришёл освободить меня. Я давно не боюсь смерти. Ты раз за разом уничтожал всё, что было мне дорого. Я любила твоего брата - ты убил своего брата. Я любила моего бедного герцога - ты убил и его. Будь ты проклят!
- Вы даже не раскаиваетесь, сударыня, в своей неверности?
- Неверности?! О нет! В отношениях с вами я была верна и постоянна. Я не стыжусь себя, напротив, полна гордости, что нашла в себе силы противостоять вам. Если бы мой план удался, вы не могли бы вершить новых преступлений. Вы знаете, Сиобрян, ваши поданные не просто не любят вас - они вас ненавидят. Пусть тот, кому когда-нибудь ты будешь доверять, тот, кому ты отдашь своё вероломное сердце, отомстит за всех нас - твоего отца, брата, казнённого отца моего ребёнка, за меня и за того, кому ты, чудовище, не позволишь родиться на свет. Я умираю без страха, потому что знаю, что рано или поздно Двуликие покарают тебя за твои преступления.
Если бы я мог, я бы хотел её помиловать, но Синьиэра не успокоилась бы, пока не добилась гражданской войны в моей стране. Да и рождение бастарда, который по праву рождения мог претендовать на трон моих предков, устраивать меня не могло. Я не стал устраивать казнь, ни к чему мне был публичный скандал. Я просто пережал ей горло потоком Дара, и она забилась в чёрном тумане, как пойманная в силок белая птица.