– Да, это он.
– И ты его тут так и оставишь?
– Михалыч, а что ты предлагаешь? Ты сможешь его застрелить?
Михалыч отступил на шаг и покачал головой.
Берендей нагнулся к его уху:
– Через час, даже раньше, он обернется. Медведем. Ты мне веришь?
Михалыч неуверенно кивнул.
– Вчера он убил четырех человек. Сколько до этого – я не знаю. И завтра, если не сегодня, он снова пойдет убивать. Можешь его застрелить? Ты же охотник!
– Я охотник, а не убийца, – Михалыч отступил еще на два шага.
Берендей подумал, что если бы на его месте был Семен, то застрелил бы его без колебания и сожалений. Даже если бы не вполне поверил в то, что это оборотень.
– Вот и я не могу. Пошли отсюда быстро!
– А ты как, идти-то можешь? – спросил Михалыч, – уж больно шатает тебя.
– Пока могу, а там посмотрим, – Берендей пожал плечами. На самом деле, голова и вправду кружилась все сильней, и все сильней тошнило. Заклятый не слабо настучал ему по мозгам.
– А девочка как?
Юлька смутилась и схватила Берендея за руку.
– Со мной все в порядке, – быстро сказала она, – я только испугалась. А так – все в порядке.
– Если бы Егорка не бегал так быстро, ты бы щас в порядке не была, – строго ответил ей Михалыч.
Юлька снова всхлипнула, и глаза ее налились слезами.
– Не трогай ее, – рыкнул Берендей и за руку притянул Юльку к себе.
– Да кто ж ее тронет-то! – захихикал Михалыч, – теперь никто ее не тронет!
Они отошли шагов на сто, когда Заклятый пришел в себя. Впрочем, ничего, кроме нецензурной брани, они от него не услышали.
В больнице ему сделали рентген, Галина Павловна заново наложила швы и очень ругалась при этом. А Берендей смеялся, и понимал, что она вовсе не сердится. Даже наоборот.
За дверью его ждала Юлька, живая и здоровая, и от этого ему все время хотелось смеяться. Невропатолог выписал ему какой-то рецепт, но Берендей скомкал и выбросил его, едва вышел из кабинета. Он был уверен, что у него сломан нос, но Галина Павловна успокоила его, а с зубом все оказалось хуже, чем он думал. Пришлось рвать корень. А Юлька ждала, и Берендей нервничал, что ей приходится ждать так долго. Во всей сегодняшней истории он считал наиболее пострадавшей стороной именно ее.
Наконец он вышел к ней, умытый, перевязанный, и с полным ртом ваты. Впрочем, вату он тут же выплюнул в урну. Глянул в зеркало у гардероба и присвистнул – губы и нос распухли, вся левая сторона лица оплыла и успела приобрести ярко-сиреневый оттенок, глаз смотрел сквозь щелочку: Заклятый правой рукой явно владел лучше, чем левой. А он-то собирался завтра встретить Юльку с экзамена… Нет, с таким лицом этого лучше не делать.
– Егор… – она поднялась ему навстречу.
Берендей не мог сдержаться, и прижал ее к себе, поймав за локти.
– Я так виновата…
Он отстранился и посмотрел ей в глаза:
– В чем?
– Я опять приехала, не дождавшись твоего ответа. И опять… Я так тебя подставила…
– Ты говоришь глупости. Я с самого начала знал, что ты приедешь седьмого. Потому что восьмого у тебя экзамен, а шестого ты еще продержишься. Просто я забыл, что сегодня седьмое…
Она прижалась к нему и обвила его шею руками.
– Пойдем куда-нибудь, – шепнул он ей на ухо.
– Куда? – спросила она.
Да, вопрос был интересный. В поселке имелось три увеселительных заведения, куда можно было пригласить девушку: дискотека, пивбар и кафе-мороженное. Дискотека еще не открылась, пивбар как-то не соответствовал его представлению о Юльке. А кафе-мороженное Берендей нашел чем-то инфантильным.
– Знаешь, километрах в десяти есть хорошее кафе на шоссе. Там шашлык на углях делают… – наконец, вспомнил он приличное место. А главное, оно находилось в противоположной стороне от леса, а значит, от Заклятого.
– Там, наверное, дорого? – робко спросила она.
Он рассмеялся. И вспомнил их разговор с Людмилой, который подслушал из ванной.
– Я хорошо зарабатываю. Честное слово.
В кафе было пусто – ни одного занятого столика. Берендей посадил Юльку рядом с собой в самый темный угол.
– Я должна рассказать тебе одну вещь, – смущаясь, начала Юлька разговор, – только ты не смейся надо мной, хорошо?
Он кивнул.
– Он шел рядом со мной, и расспрашивал. Откуда я, куда иду, как с тобой познакомилась. Верней нет, не так. Он спросил: "А вы к Егору идете?". А потом начал про медведя спрашивать и меня пугать… А потом… Он превратился в медведя.
Сердце Берендея сжалось от жалости. Да как он посмел! Он представил себе, как испугалась Юлька, когда увидела это чудовище. От такого испуга можно сойти с ума.
– Я упала в обморок. Я никогда в жизни не падала в обморок, а тут упала. И даже шишку набила, вот, – она взяла его руку и пожила на свой затылок.
– Тебе это показалось, – попробовал он ее успокоить, – он просто ударил тебя по голове, и ты потеряла сознание. А медведь тебе привиделся.
– Ты мне не веришь? – она не обиделась, а просто стала совершенно несчастной.
– Верю. Ну что ты…
– И мама моя говорила, помнишь? Когда чуть не впустила его в дом? Она тоже говорила, что это был человек. А ты ей не верил.
Берендей не любил обманывать. И даже сейчас, будучи совершенно точно уверенным, что Юльке не надо знать про медведя. Не потому что это Тайна, а потому что это очень страшно. Он просто решил не продолжать, чтобы не запутаться еще больше.
– И потом, почему вы с Михалычем хотели его убить? Я же слышала, о чем вы говорите. Почему не отвезли его в милицию? Если это просто человек?
Берендей вздохнул.
– Ты очень испугалась? – спросил он.
Она кивнула и прижалась к нему.
– Ты… Ты опять меня спас, – шепнула она, – ты же знал, что он на самом деле медведь, и ты все равно не испугался.
– Это ты молодец. Если бы ты его прикладом по голове не огрела, он бы меня, чего доброго, задушил.
– Нет, ты бы победил, я знаю. Просто… Мне было так страшно смотреть на это.
"Да не победил бы я", – с горечью подумал Берендей. Ему еще ни разу не удалось победить Заклятого – ни как бера, ни как человека. И даже если бы он обернулся, он бы все равно его не победил. Потому что медвежонок не может победить матерого зверя. По закону природы.
Он покачал головой:
– Я бы не победил. Я бы его измотал, дал тебе возможность бежать, но я бы не победил. Он сильней меня, и тяжелей, и старше.
– Знаешь, а ты дерешься лучше, чем он, – поспешила успокоить его Юлька, – он какой-то неповоротливый, не складный. Совершенно не мужественный.
Берендей рассмеялся. Похоже, Юлька сильно верила в то, что говорит.
Как берендею это удалось? И берендею ли? Почему Леониду вдруг отказала способность превращаться в медведя? Да еще и в самый неподходящий момент! Едва завидев мальчишку без оружия, он подскочил от радости. Вот это была удача! Он возьмет сразу все: девчонку, берендея, его дом, и станет полноправным хозяином. Хозяином всего! Он еще не придумал, сразу убьет пацана, или поиграет, как кот с мышью, наслаждаясь его беспомощностью. После того, как берендей ранил его на охоте, ему уже не хотелось убивать его просто так. Он ненавидел, и все его существо требовало мести. Изощренной мести. Вовсе не звериной, а совершенно человеческой.
И он не смог превратиться! Не сумел. Это случилось с ним в первый раз. Он мог превратиться когда не хотел этого, но наоборот не случалось ни разу. Может быть, всему виной вожделение, охватившее его, когда девчонка оказалась у него в руках? Может быть, это сродни тоске по дому?
Но берендей подходил к нему так уверенно, как будто не сомневался в том, что он останется человеком. Впрочем, он и с рогатиной кидался на него, совершенно не имея шансов на победу.
После приснопамятной охоты Леонид вообще перестал бояться людей. Их пули не причиняли ему вреда, только раздражали, как пчелиные укусы – болезненные, но не опасные. Да собачьи зубы оставляли раны куда более тяжелые!
Он, конечно, предполагал, что рано или поздно пуля попадет в уязвимое место – в глаз, например. И тогда ничто его не спасет. Поэтому на рожон не лез. Но все равно чувствовал себя чуть ли не всесильным. Теперь он жалел, что не добил охотников. Ему ничего не стоило разделаться с ними, несмотря на боль и потерю крови. Чего он испугался? Наверное, просто устал.
Этим утром он поднялся бодрым и отдохнувшим. Дыра в груди еще тревожила его, но не настолько, насколько он ожидал. Раны заживали на нем, как на собаке. Да, старый колдун и не предполагал, какой мощью наделил его, надеясь наказать. Наверное, если бы он знал о последствиях, то подумал бы, прежде чем превращать его в медведя!
И тут он не смог превратиться! Щенок, конечно, дрался как звереныш. Вот, губу порвал. Но Леонид и человеком смог бы его одолеть. Трус не играет в хоккей, и он когда-то неплохо умел устроить на льду потасовку. Другое дело, что на льду надо было быстро наносить серию болезненных ударов, пока тебя не успели оттащить от противника, а здесь пришлось бы драться до победного конца. Но пацан был легче и слабей. Несмотря на рану в груди, Леонид бы убил его, в конце концов. Если бы его не ударили в затылок. Он не понял, кто это сделал. Может быть, тот старик, с которым они уходили из леса, подоспел на выручку берендею? Наверняка, больше-то некому.
Леонид сумел превратиться в медведя примерно через час. Долго бродил по лесу, злой и голодный, а когда решил, наконец, пойти и снова закусить убитыми охотниками, его и тут поджидало разочарование. Человек двадцать в камуфляже и с автоматами забирали его добычу. Он не рискнул выйти против них – вчерашняя рана и сегодняшняя драка не располагали к новым подвигам. Пока. Но ему показалось забавным пообщаться с ними, и он вышел к ним человеком. Поговорил. Покивал понимающе, когда ему рассказали про охоту на медведя. Даже предлагали проводить до дома, но он вежливо отказался.
Пора было начинать охоту. Победы победами, а жрать надо каждый день.
Берендей посадил Юльку на электричку засветло. Он не хотел рисковать и в темноте привезти ее в пустой дом. Кто знает, что там произошло в его отсутствие? Они совершенно точно договорились, что девятого она приедет на девять-пятнадцать, и он встретит ее на платформе. И если он ее не встретит, она должна развернуться и уехать домой. Юлька пообещала. Берендей, правда, знал, чего стоят ее обещания. Поэтому решил встретить ее, чтобы не случилось.
Возвращаясь домой, он услышал, что на кордоне кто-то есть. Он не стал сворачивать к себе и заехал на кордон. У охотничьего домика стояло два огромных джипа и труповозка. Он подоспел вовремя – они собирались уезжать. В машины садились человек двадцать ребят в камуфляже и с "Калашами" за спиной.
Семен заметил его, выскочил из машины и вышел ему навстречу.
Берендей пожал протянутую руку. Лицо Семена осунулось, посерело. Щелочки глаз теперь не царапали ему лицо, взгляд был мутным и равнодушным.
– Ну, ты это, как, парень? – спросил Семен.
– Нормально, – заверил его Берендей.
– А с рожей-то что?
– Подрался, – пожал он плечами.
– Смотри… Не слишком ли для драки?
– Нормально, – Берендей кивнул.
– Ты это… если кто на тебя наезжать будет, ты мне звони. Я там на столе визитку оставил. Мы тут прибрали тебе все, так что ты это… короче, не надо убирать. Мы тела забрать. В лес ходили.
– Не встретили медведя? – спросил Берендей.
– Неа. Мы, правда, и не искали. Что-то неуверен я, что мы бы его… без потерь обошлись. Мужика встретили одного. Ходит по лесу один, без оружия… Сумасшедший какой-то. Рожа разбитая. Мы его проводить до поселка хотели, так он не пошел. Сам, сказал, доберусь. Ну не дурак? Не знаешь такого?
– Знаю, – процедил Берендей и потрогал языком пустую лунку на месте выбитого зуба.
– С ним, что ли?
Берендей кивнул. Да уж… А Заклятый не дурак – автоматчики, да двадцать человек, запросто могли его завалить.
– Ну, ты тоже неплохо ему накостылял, – хохотнул Семен, – чего, хоть, дрались-то?
– Из-за девчонки, – лаконично ответил Берендей.
– Я на десятое ОМОН вызвал, – продолжил Семен, – объяснил там им, что как. Приедут в бронежилетах, в касках. Прочешут лес. А тварь эту найдут. Автоматами не возьмут, так гранатами закидают. Раньше просто не получилось договориться. Так что ты до десятого потерпи, ладно?
Берендей согласился. Они Заклятого просто не найдут. Он человеком к ним выйдет, или на краю где отсидится. А медведем не обернется. Он уже научился собой владеть, этому не так уж трудно научиться.
– Ну что, поехали мы? – спросил Семен.
– Погоди, – остановил его Берендей, – погоди пять минут. Я сейчас домой сбегаю…
– Да знаю я, зачем ты побежать собираешься. И думать забудь даже, денег я у тебя назад не возьму…
– Семен, они мне руки жгут…
– Вот пусть не жгут. Твои деньги, отработанные, – Семен вздохнул, – мне бы сейчас кто штуку дал и на медведя идти заставил – ни за чтобы не пошел.
Берендей смутился и спросил:
– А Антон-то как?
– Нормально. Ему операцию сделали, на мозгу. Говорят, теперь не помрет. Эх, Вовку мне жалко! Какой парень был!
Они попрощались, и Семен побежал к джипу. Но по дороге обернулся:
– А Черныш-то мой, доктор сказал, будет жить. Ребра ему медведь поломал, и лапу переднюю. Хромой останется. Но жить-то будет!
Берендей улыбнулся, как мог. Грустная получилась улыбка. Он вернулся домой с тяжелым сердцем. Опустошенный и усталый. Снова захотелось забиться под одеяло и лежать с открытыми глазами. Неужели, так теперь будет каждый вечер? Едва смеркается, на него наваливается какая-то тяжесть. Вчера – понятно. Но сегодня? Он полдня провел с Юлькой, он увел ее из лап Заклятого, они ели шашлыки и пили красное вино. И она сказала… Как это она сказала? Он даже пожалел, что не привез ее домой, а потащил в кафе. Она сказала: "Как жаль, что мы здесь не одни". И он ответил, что девятого они будут одни. Но это воспоминание теперь почему-то не взволновало его, хотя всю дорогу он думал только об этом.
Он скинул ватник, сапоги и заглянул в зеркало над умывальником. Вид его не обрадовал. К тому же свитер был безнадежно испорчен. Даже если хорошо выстирать, все равно останется пятно.
Берендей затопил печку и сел у огня, не закрывая дверцу. Оставаясь в доме один, он всегда скучал об отце. За два года боль притупилась, осталась только тоска. Берендей еще никак не мог примириться со словом "никогда". И чем больше времени проходило, тем сильней давило это "никогда". "Никогда" – это ни через два года, ни через пять, ни через десять. Если расстаешься с кем-то, каждый прожитый день приближает тебя к новой встрече. А "никогда" означает, что каждый прожитый день только отдаляет друг от друга.
Берендей до мелочей помнил их последний день. Он недавно вернулся из армии, и всего два месяца прожил дома. Отец выправил все документы на дом, оформил его на работу вместо себя, и даже раздобыл свидетельство о своей собственной смерти. Отец никогда не рассказывал, как ему удается утрясать вопросы с властью. Он говорил: повзрослеешь – научишься. Порядки меняются, способы меняются. Если надо будет – сам все решишь, никакой науки тут не требуется.
В тот вечер отец вернулся рано, посадил Берендея напротив себя и сказал:
– Я завтра ухожу. Насовсем.
Берендей не сразу понял, наверное, не хотел понимать.
– Теперь ты – Берендей, а не медвежонок. Мне пора, Егорка, я прожил большую жизнь, хорошую жизнь. Мне не о чем жалеть.
Берендей молчал, закусив губу.
– И губы не кусай, ты же мужчина. И не смей по мне плакать. Я ухожу счастливым. И тебя тоже оставляю счастливым. Это самое главное – научиться быть счастливым, и научить этому своего сына. Конечно, вместе нам было веселей. Только и всего. Я вырастил тебя, научил быть самостоятельным. Нет такой ситуации, в которой ты не сможешь без меня обойтись. Запомни это. Ты два года прожил без меня, и что? Хоть раз пришло тебе в голову: "Вот если бы рядом был отец"?
Берендей покачал головой. Он боялся что-нибудь сказать, пытаясь проглотить тяжелый ком в горле. Отец заметил это и легонько стукнул кулаком по столу:
– Сказал – не смей. Как я тебя учил? Зубы стисни, кулаки сожми и вдохни поглубже. Ну?
В ту последнюю ночь с отцом они проговорили до рассвета. А утром отец обнял его на прощание и ушел. И не пустил Берендея на крыльцо, чтобы посмотреть ему вслед. Берендей стиснул зубы, сжал кулаки и глубоко вдохнул. Слезы ушли, а боль осталась. До сих пор.
Он смотрел на огонь, и начал цепенеть. Как вчера. Он видел язычки пламени, потихоньку облизывающие дрова, и одновременно находился в зимнем лесу. И снова хотел есть. Только сегодня на том месте, где произошла охота, уже не осталось еды. Ее увезли ребята в камуфляже и с автоматами. А есть хотелось сильно. Берендей думал завернуть в поселок, но так рисковать не стоило. Он не ел со вчерашней ночи. Для хищника – ничто. Но для оборотня – очень большой срок. Поселок манил огнями. За каждым освещенным окном была пища. Может быть, сейчас по пустынной улице бредет одинокий прохожий?
Берендей свернул к поселку и пошел вдоль дороги. К кольцу подъехал автобус, но из него никто не вышел. И никто на остановке его не ждал. Просто водителю было негде больше развернуться. Водитель, конечно, был один. Но напасть на автобус представлялось сомнительной затеей.
Он проводил его голодными глазами, как вдруг увидел машину, медленно ползущую к кольцу. А вот это интересно! Однажды ему удалось достать из машины человечка. Наверное, можно попробовать еще разок. Только не здесь.
Водитель машины включил поворотник. Ба! Да он сейчас свернет в лес! Вот это удача! Надо немного обогнать его. Может быть, проголосовать, чтобы он остановился? А потом… Да. Надо немедленно его обогнать.
Берендей вскочил с места, разгоняя морок. Это его фантазии? Или он и вправду видит мир глазами Заклятого? Но если это правда, то сейчас на дороге он собирается кого-то убить. И этот кто-то едет к нему, потому что здесь больше некуда ехать.
Если Заклятый будет голосовать, значит, он превратиться в человека. И тогда есть шанс…
Берендей выскочил из дома в тапочках. Мотор мотоцикла уже остыл, и долго не хотел заводиться. Он кинул в коляску пару разводных ключей, чтобы снова не оказаться с голыми руками. И выехал со двора.
Только когда он набрал скорость, ему вдруг подумалось: "А что если Заклятый не превратиться в человека?".
Андрей и сам не понял, почему влюбленность Юльки так его разозлила. Он относился к ней, как к другу. Он не собирался крутить с ней романов. Разве что немного попозже. Года через два-три.
Да, когда Юлька вместе с остальными побывала на дне его рождения, и его мама познакомилась с ней, она сразу сказала Андрею: а вот на этой девочке можешь жениться. Не то чтобы Андрей всегда слушался маму. Да и жениться он в восемнадцать лет не собирался. Но, видно, мамины слова запали ему в душу, и с этого дня он смотрел на Юльку совсем по-другому.