Записали? Отлично! Теперь правила игры.
Вам надо открыто, перед web-камерой, обсудить вопрос, и через полчаса ответить. Вы можете в процессе обсуждения звонить по телефону, кому хотите, но разговор должен проходить открыто, по громкой связи. Ваш ответ озвучит тот из вас, кого вы выберете открытым голосованием. Опасайтесь дать неправдивый ответ. В этом случае придется отвечать снова уже на расширенный вопрос. И, вы потеряете одну попытку из трех. В случае, если за полчаса вы не успеете найти ответ, то будет добавлено полчаса, но одна попытка также теряется. Повторяю: попыток всего три, и если вы исчерпаете их все, то практически рядом с вами будет взрыв эквивалентный полтораста тоннам тротила.
Видите, как все просто? А теперь - таймер включен! Работайте, леди и джентльмены!
…
Доктор Гюискар выключил микрофон, повернулся к майору Туроффу, и сообщил:
- В этом первом получасовом раунде ничего интересного не будет. Подопытные еще не осознали, что в этом шоу не удастся отделаться привычной ложью. Так что мы можем продолжить наш частный семинар. Я обещал показать две модели управляемого бытия: модель Уэллса - постмодернизм-Ф, и модель Оруэлла - постмодернизм-Д. Литера "Ф" означает футуристический, а литера "Д" - деградированный. Начнем с романа Уэллса "Машина времени". Герой отправляется в объективное будущее, и видит там ужасные изменений цивилизации, а затем возвращается обратно и делится впечатлениями. Его знание о будущем можно применить в настоящем: сменить социальные доктрины так, чтобы перевести будущее на рельсы, ведущие к более симпатичным перспективам. Это принцип модели-Ф: управление историей, для оптимизации объективного результата.
- Быть, как боги? – спросил Турофф.
- Да, Отто, можно сказать и так. Путешественник во времени явно несет на себе черты языческого божества, или культурного героя из языческих мифов. А теперь перейдем к роману Оруэлла "1984". Некая партия, чтобы укрепить власть постоянно корректирует прошлое путем подмены архивов прессы. Мы упоминали такой метод, говоря о демоне, который меняет дневник путешественника на фальшивку. "Кто владеет прошлым, тот владеет будущим" - так у Оруэлла. Это модель-Д. Она тоже управляет историей, но в другом смысле, чем модель-Ф. По-вашему, Отто, в чем главное различие между ними?
- Ну… Для постмодернизма-Д не нужна машина времени.
- О! Оригинально! – доктор Гюискар улыбнулся, - Но для постмодернизма-Ф реальная машина времени тоже не обязательна. Хватит и виртуальной прогнозной машины.
- Ладно, - сказал майор, - тогда я, как в примере с демоном, и скажу, что модель-Д, это общество у, которого бытие порченное, ненастоящее.
Возникла пауза, а потом Гюискар медленно трижды хлопнул в ладоши.
- Да! Постмодернизм-Ф расширяет бытие общества, за счет добавки многовариантного будущего, существующего одновременно с настоящим, а постмодернизм-Д погружает общество в деградированное бытие, состоящее из фальшивого прошлого и застывшего настоящего, в котором де-факто ничего не происходит, а лишь произвольно меняются смыслы. Диалектически, модель-Д - это небытие людей. В нем не может существовать субстанциональные субъекты, поскольку прошлое переменно, а будущего нет вовсе.
- Извините, Мартин, но я не знаю, что такое "субстанциональные субъекты".
- Это – ответил Гюискар, - человеческие индивиды с их персональной историей, и с их персональными желаниями, суждениями, устремлениями, и планами на будущее.
- Хм… Я не понял, Мартин, а что помешает им существовать в модели-Д?
- Им помещает ключевой принцип модели-Д, это очевидно. Вы читали Оруэлла?
Майор Турофф утвердительно кивнул.
- Да, я читал, но довольно давно.
- Хорошо, - Гюискар улыбнулся, – а вы помните там термин "не персона"?
- Да, это я помню. Такая форма ликвидации инакомыслящих, когда кроме физического уничтожения, проводилась еще и стирание информации об уничтоженной персоне. По некоторым данным, именно так борются с инакомыслием в Иране и Северной Корее.
- И у нас во Франции, - сказал Гюискар, - именно так исчезла Фелиси, моя дочь.
- А-а… - начал Турофф, но решил, что лучше просто сказать, - …Мне жаль, Мартин.
- Вы подумали о другом, - немедленно отреагировал Гюискар, - говорите, это важно.
- Ну… - майор вздохнул, - …Я хотел уточнить: ваша дочь умерла, а не исчезла.
- Вот тут вы неправы. Скажите, вы читали полицейское досье на Фелиси?
- Да, это было моей обязанностью.
- Понятно, что это было вашей обязанностью. И что вы скажете об этом досье?
- По-моему, - честно признался Турофф, - там много подтасовок.
Гюискар прервал его, резко ударив кулаком по столу.
- Это не подтасовки, а псевдо-биография молодой особы, которая сразу по окончании средней школы перешла к жизни в притонах, и к торговле своим телом за наркотики. В финале – смерть от передозировки фенобарбитала после платного секса с несколькими случайными партнерами. Нечего расследовать. Никто не будет всерьез рассматривать версию о групповом изнасиловании и казни путем смертельной инъекции. Не так ли?
- Мне, - ответил Турофф, - трудно с вами согласится. Как я уже сказал, в досье полно подтасовок и, если бы это зависело от меня, то я бы открыл дело об убийстве.
- Это непроверяемое утверждение, Отто. Ведь от вас ничего не зависит.
- Мартин, вы напрасно так думаете. И, если вы намерены вывести убийц на чистую воду, чтобы добиться открытого суда, то я обещаю вам помочь.
- Фу, - Гюискар скривился, - что за ерунду вы говорите? Какой открытый суд, если казни студентов из клуба франко-дзен были одной из мер по укреплению молодого новейшего порядка в Европе, после принятия закона Ван дер Бима? Хотя, этот слизняк Ван дер Бим только внес закон, а настоящих инициаторов мы выявим в нашем эксперименте.
Вот теперь Турофф понял всю картину. Январские зачистки ни для кого в полиции не являлись тайной. Но, выглядело все так, будто мишени - только студенты-мусульмане, состоящие в клубах салафитского толка. Ходили слухи, что жертвами зачисток порой становились студенты из других "анти-христианских" религиозных клубов. Что ж, это значит, что слухи возникли не на пустом месте. Турофф кивнул и тихо произнес.
- Значит, клуб франко-дзен…
- Вы удивились, но не сильно, - заключил доктор Гюискар.
- Да, - сказал майор, - но, все-таки, я уверен, что можно добиться суда.
- А смысл, Отто? Какой смысл?
- Смысл? – переспросил Турофф, - Ну, как минимум, наказать виновных.
- Вот, - сказал Гюискар, - еще один философский вопрос: что такое вина? На кого она ложится в случае, если криминальные акты негласно инициируются партией власти?
- Это не философский вопрос, - возразил майор, - есть Нюрнбергский прецедент. Вина ложится, во-первых, на всю партию, а во-вторых, на отдельных деятелей.
- Знаете, Отто, выводы Нюрнбергского процесса как раз поднимают тот философский вопрос. В Нюрнберге победители, оккупировавшие Германию, судили побежденных. Процесс был политическим, а итог был заранее ясен. Побежденный всегда виновен.
- Мартин, не мне тягаться с вами в полемике. Но скажите: чего вы добиваетесь?
- Ничего. Ведь я теперь не субстанциональная персона, а всего лишь демон, временно присутствующий в испорченном бытии, в функциональном качестве орудия кармы.
Тут майор Турофф вспомнил, что имеет дело с Ганнибалом, и даже удивился, что так надолго (почти на час) мог забыть об этом. А тем временем, приближался следующий гротескный акт шоу с политиками-заложниками во Дворце Европы.
…
Как и следовало ожидать, для ответа оказался выбран лидер Фракции Народа Европы (христианско-консервативной партии, имеющей большинство в евро-парламенте).
Обычный надутый индюк-чиновник лет 60, по имени Иоганн Зеештейн.
- У вас готов ответ? – спокойно поинтересовался Гюискар.
- Да, у меня готов ответ, и я хочу уточнить: это общая позиция все фракций.
- Тем лучше, мистер Зеештейн. Начинайте, я вас слушаю.
- Прежде всего, - произнес глава фракции большинства, - я хочу напомнить, какая была обстановка в Евросоюзе на протяжении двух десятилетий, до принятия закона о защите европейской цивилизации. Народы Европы, отравленные пропагандой толерантности и мультикультурализма, неоязычества, неомарксизма, неошаманизма, легких наркотиков, интернет-порнографии, и сексуального промискуитета, включая гомосексуализм, были близки к необратимой гибели – сначала духовно-культурной, потом демографической. Европу наводнили орды исламских фундаменталистов, а коренные европейцы иногда боялись выйти на улицу. Среди европейцев критически упала рождаемость. Молодежь, получив образование, зачастую мигрировала в Америку. Но, перед лицом катастрофы, здоровое ядро европейской нации, объединенное христианской религией, нашло силы сплотиться вокруг церкви, и провести спасительные реформы. Закон Ван дер Бима был важной, и одной из первых ступеней таких реформ, которые сразу же дали результат и продолжаются при поддержке народов в обновленном общеевропейском доме, откуда изгнаны чужеродные силы исламского фундаментализма и левацкого неомарксизма. В начале наш путь к свободе и к реставрации исконной культуры труден, и враг надеется посеять смуту в наших рядах. Каждую нашу ошибку враг стремиться представить, как преступление, а каждого, кто случайно оказался обижен – сделать своим агентом. Но, освобожденные народы Европы полны решимости двигаться по избранному пути, а парламент Единой Европы готов разъяснять свою позицию всем, кто спросит. Даже предубежденным людям, таким как вы, мистер Гюискар. Я закончил. Благодарю вас.
Иоганн Зеештейн собрался было сойти с трибуны, но доктор Гюискар остановил его короткой решительной фразой.
- Вернитесь назад мистер Зеештейн, у меня есть вопросы по вашему выступлению.
- Да? Ладно, - глава фракции вернулся к микрофону, - спрашивайте, мистер Гюискар.
- Спрашиваю. Судя по вашим словам, инициатором было (я цитирую) "здоровое ядро европейской нации, объединенное христианской религией". Но, это фигура речи, за которой должны стоять конкретные имена. Прежде всего, имена лидеров. Обычно в объединениях такого рода - один лидер. Реже – два, три, или чуть больше. В любом случае, это небольшое число людей, которых можно назвать поименно. Назовите их.
Этот вопрос не вызвал затруднений у парламентария. Он спокойно перечислил людей, которые и так были известны публике, поскольку были коллективным лицом коалиции парламентского большинства. А себя Зеештейн скромно поместил в конце списка.
- Очень хорошо, - произнес доктор Гюискар, - с вас-то и начнем. У меня перед глазами полный текст вашего выступления на сентябрьской сессии Европарламента. И там я не увидел ничего про катастрофу. Наоборот, вы говорили о крупных успехах обновленной политики мультикультурализма, о ходе интеграции трех поколений мусульман в нашу европейскую культуру, и о ценностях религиозного равноправия. А тех, кто говорил в сентябре то, что вы говорите сейчас, вы клеймили как неонацистов, прикрывающихся флагом христианской церкви, каковая церковь, кстати, вела тогда доброжелательный диалог с мусульманскими лидерами, чтобы прийти к общему взгляду на роль религии в обществе, и на этические правила добрососедства между христианами и мусульманами. Соответственно, у меня вопрос: что произошло между сентябрем и ноябрем, когда вы внезапно стали бороться за закон Ван дер Бима? Может, с небес снизошло озарение, и посетило всех перечисленных вами персон – будущих лидеров здорового ядра? Или, в прозаичном варианте, вас кто-то настойчиво и убедительно попросил перекраситься? Я задавал исходный вопрос, рассчитывая узнать это. Вы готовы объяснить сказанное?
- Э-э… - растерялся лидер фракции, - …Я не думал, что вам интересны процедурные детали парламентской политики. Если вы… Э-э… Настаиваете, то, мы очень быстро подготовим вам… Э-э… Исчерпывающую справку по интересующему вопросу.
Мартин Гюискар утвердительно кивнул ему с экрана.
- Да. Я настаиваю. Одна попытка вами потеряна. Осталось две. Надо отметить, что вы недостаточно серьезно отнеслись к вопросу. Чтобы настроить всех вас на деловой лад, придется показать вам документальный фильм о взрыве колледжа Церковного права. Я провел этот взрыв сегодня днем. Это сравнительно маленький взрыв, эквивалент около полтонны по тротилу, но результаты, я думаю, заинтересуют вас. Я напомню: та бомба, которую я приготовил для этого шоу, имеет эквивалент полтораста тонн. Фильм будет короткий, а после него мы поговорим о вашей второй попытке.
…20 минутный фильм произвел на собравшихся парламентариев сильное впечатление. Когда Гюискар вернулся на экран, лица в зале выглядели бледно, а разговоры звучали шепотом. Отметив эти факты, как признаки деловой обстановки, террорист объявил:
- Как и было обещано, при второй попытке делается штрафное расширение вопроса. Я призываю вас к вниманию. Расширение такое: КАКИМ образом Совет Европы создал общественную поддержку закона Ван дер Бима в январе, если по опросам, лишь около четверти избирателей высказывались за повышение политической роли церкви? С этим расширением вам предстоит ответить на первый вопрос. Я даю вам 2 часа. Вы можете проголосовать за нового отвечающего, если мистер Зеенштейн вам не понравился. Но, постарайтесь быть внимательнее. Если вы провалите вторую попытку, то ваша жизнь повиснет на волоске. Я оставляю вам на экране скриншот взрыва колледжа. Мне это кажется хорошим стимулом. Таймер включен, я жду ответ через два часа.
…
Доктор Гюискар выключил микрофон, и спросил у майора Туроффа:
- Хотите еще чашечку кофе с абсентом?
- Просто крепкий черный кофе, если нетрудно, - попросил майор.
- О, да, разумеется, - и террорист подошел к бару, впрочем, продолжая, разговор, - мне показалось, Отто, что у вас на языке вертится вопрос: чего добивается этот шизоидный ученый от десятка говорящих овощей, которые считаются верхним слоем европейского публичного истеблишмента? Я угадал?
- В общем, угадали, - подтвердил Турофф, - только я бы добавил еще вопрос: почему не освободить тех заложников, которые явно не при чем? Для вашей сверхзадачи это даже полезно. Ведь, если вы отпустите женщин и детей, проживающих в отеле на проспекте Европы, и в комплексе служебных вилл в Оранжери, то отношение зрителей к вам сразу улучшится. А впечатление от ваших актов возмездия не ослабнет из-за такой мелочи.
- Эх, Отто, - тут Гюискар улыбнулся, - вы все еще пытаетесь поговорить со мной, как с человеком. Пусть шизоидным, но человеком. А я всего лишь демон кармы.
- Хорошо. Мартин, я готов признать, что вы демон, и что с точки зрения кармы все, кто проживает в Комплексе Евро-Администрации должны разделить судьбу лидеров. Но, я совершенно не понимаю, почему такую судьбу должны разделить жители микрорайона малоэтажной застройки между проспектом Левант и площадью Бордо. Разве случайная городская география выше кармы? Если так, то карма выглядит не очень убедительно.
- Это красивый эмоциональный риторический прием, - оценил террорист.
Отто Турофф пожал плечами:
- Считайте, как хотите, но я сказал то, что думаю.
- На самом деле, мысль любопытная, - произнес Гюискар, - возьмите вот с этой полки ноутбук, и покажите мне на карте этот микрорайон. А лучше сразу обведите его каким-нибудь контрастным маркером. И, заодно, напишите, сколько там людей.
- Да, конечно, - ответил майор, и начал быстро работать, пока террорист не передумал. Получилось. Гюискар не передумал. Поставив на стол две чашечки кофе, он осмотрел получившуюся схему, глянул на число жителей (около тысячи) и кивнул.
- Мне нравится эта идея. Я думаю вот о чем. Раз вы не склонны продолжать семинар, поскольку в голове у вас вертится эта служебная тема, то займитесь этим. Запишите в блокнот мои условия, и идите к своему начальству. Мне жалко расставаться с таким собеседником, но таковы видно пути кармы.
- Я могу потом вернуться, - заметил Турофф.
- Это вряд ли, - сказал террорист.
- Минутку, Мартин, – обеспокоился майор, - на что вы намекаете?
- Не на то, о чем вы подумали Отто. Причина невозможности будет гораздо прозаичнее. Никаких трагедий на этой фазе сценария не намечается. Скорее уж комедия. Ну, берите блокнот и записывайте. Для начала, нужен военный оркестр и французские триколоры.
- О, черт, зачем?
- Пишите, Отто, пишите, - невозмутимо отозвался доктор Гюискар.
7. Никаких трагедий. Скорее уж комедия
Офицер-переговорщик, только что договорившийся об освобождении примерно тысячи заложников, пусть даже на странных символических условиях, может рассчитывать на одобрение начальства. Но, после прибытия в кризисный штаб и рапорта о достигнутом результате – вместо одобрения он получил вот что:
- Майор Турофф, вы отстранены. Сдайте служебную карточку.
- Можно узнать, в чем дело, мсье бригадный генерал? - спросил Отто, глядя на Батиста Леггорна, начальника спец-департамента жандармерии.
- Вы еще спрашиваете? - возмутился тот, - Вас под трибунал надо бы отдать за это ваше интервью каким-то зоофилам, за хамство с представителем церкви, за демонстративное сочувствие террористам. Это вам повезло, что время у нас не военное! Еще вопросы?
- Нет вопросов, мсье бригадный генерал, - по-уставному четко отбарабанил Турофф, и аккуратно положил служебную карточку на стол,
- Вот так-то, майор, - проворчал тот, - но оставайтесь на связи по сотовому. Вы можете понадобиться переговорщику-дублеру!
- Хм… Юлиусу Лампардусу, что ли?
- Да.
- Ясно, мсье бригадный генерал. Разрешите идти?
- Разрешаю. Хотя нет. Я распорядился перекатить сюда вашу машину. Вы вчера перед выездом на освобождение заложников у Ротонды, бросили ее у центрального офиса, на служебной парковке, и не забрали. Непорядок! Сначала следует освобождать место на служебной парковке, и только потом кабак и девки. Вот так-то майор. Идите за мной, я покажу, где припаркована ваша машина. Заодно воздухом подышу.
Конечно, Отто Туроф догадался, что бригадный генерал намерен поговорить с ним вне помещения. Без лишних ушей. Так и оказалось. Когда они подошли к "джипу" майора, Батист Леггорн, ворча что-то, нашарил в кармане сигареты и зажигалку, прикурил под хорошо заметным знаком на стене "No smoking", и произнес:
- Выпендриваться не надо, Отто! Никогда не надо. Лишнее это. Даже если ты лучший. Только не задирай нос! Я не говорю, что ты лучший переговорщик в Эльзасе. Один из лучших, да, наверное. И не более. Вот так-то. Понятно тебе?
- Да, босс, я уловил и проникся.
- Опять выпендриваешься. Молодой ты еще. Сколько тебе лет?
- Тридцать восемь.
- Молодой ты еще, - повторил Леггорн, - не понимаешь, что бывают времена, которые просто надо переждать. Тихо переждать. Не лезть в бутылку, не ерничать, и не давать интервью каким-то зоофилам… Кстати, как она в койке? Стоило это неприятностей?