- Выметайся из моего офиса, детка. Иди и смотри свое кино.
Я мгновенно оказываюсь у двери и открываю ее.
- Не подходи к обледеневшим местам. Я слышал, это может оказаться смертельным.
Замерев на пороге, я снова прихожу в бешенство. Всего на одну сраную миллисекундочку, до того как он открыл рот и растоптал ее, я испытала счастье.
- Тебе обязательно надо было так делать. Ты можешь обойтись своими силами или нет? Думаешь, единственное, что можно сделать с жарой - это вызвать дождь. Некоторые люди считают, что жарой надо наслаждаться, пока есть возможность, чувак, потому что дождь всегда пойдет снова.
- Мудрый человек ставит свое выживание превыше наслаждения. Глупец же умирает от удовольствия.
Ко мне взывали "скитлс", мясо и Танцор. Я разрываю упаковку батончика, перескакивая с ноги на ногу.
- А что, если у твоего мудрого человека никогда не остается времени и возможностей для удовольствий? - Мною еще столько всего не пережито. Иной раз мне хочется быть только той, какой я являюсь сейчас. Четырнадцатилетней и беззаботной.
- Может, мудрый человек понимает: быть живым - это самое величайшее удовольствие.
- Появилось еще несколько обледеневших мест с прошлой ночи? - Мне стоило держать свой рот на замке. Не надо было спрашивать. Ответственность ложится на мои плечи, словно груз прожитых лет, когда он кивает.
А затем сыплет соль на рану:
- Но вдруг тебе повезет, и, пока ты будешь смотреть свой фильм с твоим маленьким дружком, ничего и не произойдет. Светлая сторона в том, что, если что и случится, ты все равно не узнаешь об этом.
Что в переводе - смерть моя будет мгновенной. Светлая сторона, моя ты задница. Риодан точно знает, на какие мои кнопки надо давить.
Закатив глаза, я закрываю дверь и плюхаюсь обратно на место. Позже буду четырнадцатилетней. Может, в следующем году. Когда мне будет пятнадцать.
Не поднимая головы, он повторяет:
- Я сказал, выметывайся отсюда, детка.
- Смена приоритетов, босс. Там народ погибает. Пора этим заняться.
Это срабатывает, и вскоре мы уже на южной окраине Дублина, смахивающей, скорее, на сельское поселение.
Позади лачуги, под держащимся на покосившихся опорах, как на протезах навесом, застыли мужчина, женщина и маленький мальчик, во время постирушек по старинке, как частенько делала Ро, стирая свою мантию Грандмистрисс. Она говорила, что это напоминает ей о смирении. Ни в одной косточке в жирной туше старой ведьмы, да что там, ни в одном волоске ее тщательно уложенного причесона, смиренностью и скромностью даже не пахло.
Руки мужчины смерзлись единой глыбой с ветхой стиральной доской, над его плечами была какая-то странная обледеневшая хренотень, похожая на часть каркаса, что надевают при переломе шеи. Ребенок застыл, стуча ложкой по перевернутой вверх дом помятой кастрюле. Я не позволяю своему взгляду долго задерживаться на малыше. Их смерть меня добивает больше всего. Он даже еще и не жил. Женщина покрылась льдом во время поднятия рубашки из таза с мыльной водой. Я стою на краю лужайки, дрожа и поглощая так много деталей, сколько могу на таком расстоянии, готовясь перейти в стоп-кадр. Если эта сцена ничем не отличается от остальных, тут все вскоре взорвется.
- И как ты узнал об этом месте? - Ну, с пабами и так все понятно, даже с фитнес-центром, потому что все это в Дублине, а Риодан знает обо всем, что твориться в городе. Но это загородные фермеры с прачечной.
- Я обо всем узнаю.
- Да, но как?
- Предполагалось, на этом твои расспросы должны иссякнуть.
- Чувак, экстренные новости: "предполагалось" и "должны" со мной не прокатывают.
- Всего лишь наблюдение.
- Они знали, что, чем бы это ни было, оно надвигалось на них. - От этого мне становится чуточку легче. Меня все никак не отпускала тревога о мгновенной смерти. Хоть внимание мальчика и было сосредоточено на кастрюле, но рты взрослых были открыты, а лица искажены. - Они увидели это и закричали. Но почему не попытались убежать? Почему женщина не бросила рубашку? Просто бессмыслица какая-то. Может, их сначала частично заморозило, а потом уже полностью? Могли ли они подвергнуться небольшой реакции, из-за которой потеряли возможность двигаться? Может это нечто подкрадывалось к другим людям сзади?
- Мне нужны ответы, детка, а не вопросы.
Я выдыхаю. Вырывается белое облачко пара, но не леденеет.
- Здесь не так холодно, как в предыдущих местах.
- Здесь лед образовался раньше. Все тает.
- Откуда ты знаешь?
- На носу этого мужчины сконденсировалась капля, которая вот-вот упадет.
Я прищуриваюсь.
- Не вижу я никакой вонючей капли. Ты не можешь так четко видеть на таком расстоянии. - У меня же суперзрение, а я ни черта не вижу.
- Завидуешь, детка. - Последнее слово он произносит на одну сотую интонации выше, иногда делая так, подкалывая меня. В его голосе слышится насмешка. Что выбешивает меня еще больше.
- Нихрена ты отсюда не видишь никакой капли!
- А вот еще одна стекает по женщине. Прямо над родинкой на левой груди.
- Но ты не можешь видеть настолько лучше меня!
- Я все могу лучше тебя! - Он бросает на меня взгляд, который обычно вижу в зеркале.
Это становится последней каплей.
- Тогда, полагаю, я тебе не нужна и только зря трачу свое время. - Затем разворачиваюсь и топаю обратно к вездеходу. Но не успеваю пройти и пяти шагов, как он уже нависает надо мной, преградив мне дорогу, скрестив руки на груди, и как-то странно сверкая на меня глазами. - Не в настроении, Риодан. Так что отвали!
- Быть нужным - вредно.
- Быть нужным - полезно. Это значит, что ты важен.
- Это значит дисбаланс сил. До падения стен, слабаков было хоть отбавляй. Ты не несешь ответственность за мир только потому, что способна на большее, чем остальные.
- Конечно, несу. Именно так и поступают более способные люди.
- Если попросишь, я тебя научу.
- А? - Эта ночь начинала набирать странные обороты. - Научишь меня, как учат в классе или что-то типа того? И как он называется: "Сто один совет как стать социопатом"?
- Скорее это будет похоже на аспирантуру.
Я начинаю хихикать. Его чувство юмора застает врасплох. Затем вспоминаю, с кем разговариваю и замолкаю.
- Ты хочешь быть быстрее, сильнее, умнее. Попроси, и я тебя научу.
- Не собираюсь я тебя ни о чем просить. Может, ты быстрее и сильнее меня. Пока. Но, уж точно не умнее.
- Дело твое. А теперь разворачивайся, потому что ты никуда не уходишь. Сейчас ночь, и тебе известно, что это означает.
- Темноту?
- Ты со мной до рассвета.
- Почему до рассвета? Ты вампир, зомби или кто там, кто не выносит солнечного света?
Он переходит в стоп-кадр к замороженной сцене.
- Малышка, я люблю секс на завтрак. А ем я рано и часто.
У меня тут, понимаешь ли, голова забита обледеневшими и как же он меня огорошивает, говоря о хрени насчет секса на завтрак, сводя с ума мои гормоны, как это иногда бывает, которые тут же услужливо подсовывают в голову картинки, каждая из которых смущает меня сильнее прежней. И мне никак не удается отмахнуться от разыгравшегося воображения, потому что оно не материально, а гормоны и того упрямее и непредсказуемее меня.
Было бы куда проще, если бы я уже не смотрела порно и риодановский "завтрак", тогда картинки не были бы столь красочными и трудностираемыми.
Но я во всех подробностях вижу все это, потому что точно знаю, как Риодан выглядит обнаженным. Я его видела. И знаю, как двигается его тело. Он сплошь мускулы. И шрамы. Знаю, когда он занимается сексом, то смеется, словно мир - идеален. И когда он так делал, мои руки сжимались в кулаки, потому что нестерпимо хотелось прикоснуться к его лицу, словно могла заключить эту радость в своих ладонях и удержать. Каких у меня только странных бредней не возникало, пока стояла там, на четвертом уровне. И не могла дать себе поджопника, чтобы заставить себя не смотреть. Не в силах унять разбушевавшиеся гормоны. И не в силах понять, с чего эти маленькие сексуально озабоченные извращенцы вообще заметили такого старого чувака, как Риодан.
- Ты идешь?
Мысленно отвесив себе пинка под зад, я перехожу в стоп-кадр…
И ничего.
- Да это просто издевательство какое-то, - бурчу я.
- Детка, долго ты там еще будешь торчать? - Он носится в скоростном режиме вокруг замороженного трио. - Все может взорваться в любую секунду.
Я стою и размышляю о том, как сильно надеюсь, что он не сразу допетрит, что я снова лишилась суперсил.
- Мне надо э…, в э… - Я тычу большим пальцем в сторону леса позади себя. - Нужно немного уединения. Я сейчас.
Ну вот, как я и рассчитывала - пока сижу в кустиках, деля вид, что писаю, в прачечной взрываются люди.
Обратная поездка в Дублин тянется долго и в тишине.
ТРИНАДЦАТЬ
Я – худшая часть твоей жизни
Я на крыше здания, через дорогу от груды бетона, искореженного металла и битого стекла, который некогда был "Честером". Теперь клуб находится глубоко под землей. Как правило, в него всегда стоит очередь, но сейчас четыре утра, и все, кто хотел в него попасть, уже были примерно как с час внутри. Думаю, это означает, что там погибло достаточно много людей, освободив дополнительные стоячие места, потому что я не видел еще никого, кто оттуда бы выходил.
К тротуару подъезжает черный "хамви".
Собственно его я и ждал.
Раньше я ненавидел высоту, как бы парадоксально это не звучало, учитывая, что я Горец. Ну, точнее был им.
Теперь я начинаю к ней привыкать. Отличная панорама. Лучший обзор и можно остаться невидимым. Люди не особенно обращают взор вверх, даже в такие времена, когда следовало бы, потому что никогда не знаешь, что может затаиться над тобой в небе, готовый тебя сожрать, оказавшись или Охотником или Тенью. Ну, или мной.
Я смотрю, как она выбирается из тачки. Перескакивает с ноги на ногу между шагами, перемещаясь в сторону и вперед, в то же время, управляясь с шоколадным батончиком. Ни в ком еще не видел столько энергии. Ее волосы горят золотисто-каштановым в свете луны. Кожа светится. У нее прелестные молодые округлости и длинные ноги. Черты ее лица как изящный фарфор высшей пробы, а эмоции на нем ежесекундно меняются, как моя новая татуировка Темных прямо под кожей.
Но что действительно привлекло меня в этой девушке - это отвага.
Он горой возвышается над ней. Резкие черты лица. Резкое сложение тела. Резкая походка. Они странно смотрятся вместе. Они разговаривают. Она так смотрит на него, будто он постоянно играет на ее нервах. Отлично. Ее рука находится у рукояти меча, и я знаю, о чем она думает. Ей ненавистен "Честер". Она еле сдерживается, находясь в одном месте с Фейри, чтобы не перебить их всех. Она их ненавидит. Всех до единого.
В эту категорию скоро попаду и я.
Владелец "Честера" смотрит наверх.
Я на крыше глубоко в тени, набросив на себя легкий гламор - новое свойство, которое еще испытываю, стараясь сделать свое лицо более приятным для нее.
Я концентрируюсь на проекции покрова ночи и пустоты, чтобы он меня не засек.
Его взгляд останавливается прямо там, где я нахожусь, и на лице говнюка появляется самодовольное выражение, но так он выглядит большую часть своего времени. Я уже почти решил, что, хоть он и может ощутить некое изменение в ночной мгле в этом месте, но на самом деле не видит меня, когда он наклоняет голову в высокомерной, величественной манере, столь характерной этому ублюдку.
Меня омывает густой, скручивающей, и удушающей яростью, и на несколько секунд я проваливаюсь в черное место, где все - лед, пустота и зло, и мне это нравится. Я радуюсь превращению в Принца Невидимых. Я провозглашаю свое право на обладание.
И провозглашаю начало войны.
Я запрокидываю голову, и волосы гривой спадают за плечи. Подрезать их теперь абсолютно бессмысленно. Я закрываю глаза, затем открываю - он все еще там. Я обращаю лицо к Луне и жадно вдыхаю. Мне хочется припасть на четвереньки и завыть, как дикий, обезумевший от голода и нерастраченной энергии зверь, способный беспрерывно трахаться в течение нескольких дней, найдя ту, которую смог бы брать так жестко и долго, как только смогу. Хочется докричаться до Луны в мире Невидимых, и услышать ее ответный зов. Я чувствую запах смерти по всему городу, и это пьянит. Я чувствую нужду, секс, голод, и как же это ужасно сладостно - человечество созрело для жатвы, игры и жратвы! Мой член пытается вырваться из джинсов. Это мучительно больно. А Земля по-прежнему продолжает вращаться.
Я снова смотрю вниз, прищурив глаза. Мои ботинки покрыты льдом. Крыша скрылась под белым кругом снега и сверкающего льда в радиусе четырех с половиной метров вокруг меня. Без единого хруста я придвигаюсь чуть ближе к парапету крыши, следя, как они обходят вокруг здания. Это стало намного проще, когда для передвижения мне больше не нужно использовать свои ноги.
Он не такой, каким притворяется рядом с ней.
Я слежу за ним постоянно. И собираюсь быть там, когда он отбросит притворство. Я стану ее пуленепробиваемым жилетом, ее защитой, ее гребаным падшим ангелом, хочет она того или нет. Он притворяется почти человеком. В нем не больше человеческого, чем во мне. Притворяется таким белым и пушистым для окружающих, и все настолько беспечны, что даже не подозревают о его клыках. Он подобен угрожающе зависшему над вами Судейскому Молотку, когда вы об этом даже не подозреваете. До тех пор, пока не будет уже слишком поздно.
Оказавшись мертвы.
Дьявол в костюме бизнесмена, он выжидает удобного случая, собирая и обрабатывая информацию, и когда принимает решение, раздается стук молотка и все, кто его доставал, оскорблял, или просто дышал в его сторону, умирают.
Она не получит отсрочки приговора. Никто ее не получит. Единственный, кто для него имеет значение - другие, такие, как он.
Она думает, что он не животное, как Бэрронс. Что он более цивилизован. Она права, он более элегантен. Вот только это и делает его опаснее. C Бэрронсом ожидаешь облажаться по-царски. С Риоданом невозможно предсказать следующий поворот событий.
Он относится к ней, как любой взрослый, взявший под свое крыло четырнадцатилетнего подростка. Будто нуждаясь в ее детекторных способностях, так же как это проделал с Мак Бэрронс, и в итоге она ведется на это так же как Мак. Он выстраивает в линию свои фишки домино, чтобы те легче падали, когда он их собьет, не прилагая при этом совершенно никаких усилий, тем самым упрощая себе задачу по ее устранению без лишнего напряга на ее поимку.
Ублюдок вроде него, использует женщин только для одного. Для чего она еще не достаточно взрослая. Пока. Не могу решить, что хуже - если бы он ее убил, прежде чем она подрастет или подождал и сделал бы ее своей в бесконечной веренице его любовниц.
Она не такая как та бесконечная вереница прочих. На такую дается один шанс на всю жизнь. И если его просрешь - для тебя в заготовлено особое место в аду.
Неожиданно она срывается с места и топает вперед. Она в бешенстве. Я скалюсь.
Я вынимаю нож, выворачиваю руку себе за плечо и скребу им спину. Кровь струйками сочится вниз. У меня вырывается вздох облегчения, но понимаю, что ненадолго. Время сна - настоящая пытка. Моя спина зудит и чешется не переставая и человеческая наркота на меня больше не действуют. Я кручусь, пытаясь удачнее почесаться.
С глухим щелчком мой клинок врезается в кость. На его острие уже образовались зазубрины, но мне никак не удается воткнуть его под нужным углом. У меня нет друзей, что были бы рады видеть меня, поэтому некому протянуть руку помощи. Я просил отца вырезать их. Он сказал, что они растут прямо из моей спины и это убило бы меня. Я в это не верю. Ничто не убивает меня. Они зудят. Я хочу, чтобы они исчезли почти так же как начинаю хотеть их иметь.
Чертовы крылья.
Интересно как все обернулось. Дэни убила Темного Принца, чтобы спасти Мак и мне пришлось стать заменой убитому. Но это не ее вина. Это вина Мак. За то, что ее пришлось спасать. Позже - за то, что заставила меня съесть то, чего бы я никогда не съел, будучи в здравом уме.
Я задаюсь вопросом, будут ли мои крылья такими же большими как у Крууса. Интересно, каково это - летать в ночном небе вместе с остальными двумя. Мне являются видения, где мы вчетвером планируем над городом, черные крылья хлопают в воздухе, мы в небе, мы властелины мира. Я слышу издаваемый нами звук, низкий звон четырех наших тел. Есть особая, принадлежащая только им душераздирающая песнь Темных Принцев, иногда она звучит в моей голове, когда я сплю. В моей крови горит Зов Дикой Охоты.
Я возвращаюсь к углу небольшой кирпичной надстройки на крыше, в которой установлены насосы отопительной системы, прислоняюсь к ней и из стороны в сторону трусь спиной о край угла, чтобы почесаться, не прерывая наблюдения затем, как они подходят к металлической двери в земле.
Он догоняет ее, и они снова идут рядом.
Она скользит сквозь ночь. Он пробивает темноту как боксерская перчатка с лезвиями на костяшках пальцев. Когда она проходит мимо, мир становится краше. Он же оставляет кровавые следы на кладбище из костей.
Он поднимает дверь, свет вспыхивает из дыры в земле и она спускается - мой Ангел в грязном аду.
Он присаживается на краешек, наблюдая, как она скрывается внизу, и на мгновение я замечаю выражение его лица без привычной маски.
Оно способно заморозить даже такое создание, как я.
Я узнаю этот взгляд. У меня бывает точно такой же.
Когда сукин сын снова смотрит в мою сторону, на этот раз у меня нет сомнений, что он видит меня. Он смотрит прямо на меня и с издевательской усмешкой склоняет голову набок. Я хладнокровно возвращаю ему ее. Мой кивок говорит: "Да, да, я тоже вижу тебя. И на твоем месте я был бы предельно осторожен".
Не могу решить, было ли реальностью то, что он позволил мне увидеть - или это одна из его уловок. Не зря они называют его мастером манипуляций. Бэрронс сносит головы. Риодан выворачивает их наизнанку. Бэрронс имеет тебя. Риодан делает так, что ты имеешь себя сам. Он давит на кнопки и меняет обстоятельства в соответствии с его собственным, хладнокровным планом социопата.
Мне больше нравилось думать, что он собирается ее убить.
Я перестаю чесаться.
Хочу себе эти крылья. Тогда будет легче победить в надвигающейся схватке.
Он ходячий мертвец.