Я на суперскорости проношусь по клубу, народ разлетается в разные стороны. Раздающееся по сторонам ворчание поднимают мое настроение.
Когда я останавливаюсь перед ней, она потрясенно смотрит на меня, а затем начинает беситься. С какого этоона зла на меня?
Она берет последний стакан с напитком со своего подноса, ставит его на салфетку перед Носорогом и прижимает поднос к груди, обхватывая его руками, словно щит или что-то еще.
- Предательница.
- Прекрати, Дэни. Не здесь. И не сейчас.
- Ты вытворяла это там, - шиплю я, выбрасывая руку в сторону риодановского офиса, - ни единой крошечной секундочки не побеспокоившись о том, что там со мной. Все это время, пока я была практически присмерти, ты трахалась за две двери с чуваком, от которого приходила меня спасать. Из его подземелья. Где он держал меня в заключении. Помнишь?
- Все совсем не так.
- Что? Я не была в темнице? Или ты не приходила спасать меня от него? Не говори мне, что ты не занималась с ним сексом. Я видела это своими глазами.
- Я не верю, что он мог обидеть тебя, он просто не мог. Он не причинит нам вреда.
- Он заставляет нас на него пахать, как собак! Ты - на подхвате при Фейри, а я бегаю на его чертовом поводке! Он скармливает людей Эльфам, Джо. Он их убивает!
- Он не делает этого. Он держит клуб. Это не его вина, если люди хотят умереть. Что он, по-твоему, должен делать? Отговаривать их от этого? Организовать в Честере консультационную службу? Дэни, что ты от него хочешь?
Я в недоумении смотрю на нее.
- Ты, должно быть, к чертям, издеваешься надо мной! Ты его защищаешь? Стокгольмский синдром прогрессирует а, Джо? - хмыкаю я.
Она переходит к пустому столику и начинает на нем прибирать, составляя грязную посуду на поднос. То, что она убирает после этих выродков, приводит меня в бешенство. А еще меня вдвойне бесит, что она так клево смотрится, делая это. Джо выглядит красивее. Как так? Она ведь была совершенно счастлива в простых джинсах и футболке, без всякой косметики и просто зависая с девчонками. Мы рубились в приставку и смотрели киношку. А теперь она - вся такая супергламурная Джо. Ненавижу его.
- Надо же ты даже в курсе, что это такое.
- Да вот как раз гляжу на это и, чувиха, сразу говорю, ничего путного тебе не светит. Ты позволяешь ему долбить тебя всеми доступными способами. Как считаешь, долго это продлится? Думаешь, что он преподнесет тебе букетик цветов? Раскатала губу, что будешь, ну не знаю, встречаться с владельцем Честера?
Она с грохотом ставит небольшую башню из стаканов на поднос и кидает на меня сердитый взгляд:
- Может, мы все-таки не будем обсуждать это прямо сейчас?
- Не вопрос. Только скажи мне, что у тебя больше не будет с ним секса, и я уйду. Прямо сейчас. Без базара.
Ее губы сжимаются в тонкую линию. Протирая влажной тряпкой стол, она косится в сторону его офиса. Меня выворачивает на изнанку от того, каким нежным становится ее выражение лица, когда она смотрит вверх. Напряжение исчезло, и она выглядит, как влюбленная женщина. Ненавижу это. Ненавижу его.
Она снова смотрит на меня:
- Нет, Дэни. Я не стану этого делать. И держись подальше от всего этого. Это не твое дело. Это взрослые дела между взрослыми. - Она отворачивается и направляется к бару со своим заставленным подносом. Смутно слышу, как Фейри выкрикивают заказы, пытаясь привлечь ее внимание, но меня это не заботит. Ее внимание меня заботит.
Я вхожу в стоп-кадр за ней, вызывая резкий порыв ветра в подклубе, и почти выбиваю поднос из ее рук. Ей чудом удается его удержать. Почти что выронила. Риодан не единственный, кто может ставить людей в неловкое положение.
- Не смей уходить. Я еще не закончила.
- Нет закончила.
Я шиплю ей на ухо:
- Ты не въехала? Чувак, никогда не полюбит тебя. Потому что не страдает подобной фигней. Он просто попользуется тобой и бросит, и тогда ты станешь ни чем не лучше использованного клочка туалетной бумаги, в котором больше не нуждаются.
Она втягивает воздух и бросает на меня через плечо такой взгляд, который практически убивает меня наповал.
Я мгновенно начинаю ненавидеть себя за то, что только что ляпнула. И я ненавижу его, потому что знаю, что это правда. Джо никогда не сможет удержать интерес Риодана. Она слишком хорошая для него. Чиста и невинна душой. У нее нет ни грамма злобы и лживости, недобрых чувств да и вообще чего-либо нехорошего. Она слишком проста. А он сплошь состоит из хитросплетений. Я выбрала не того человека для выноса мозга. Надо было высказать все это ему. Он причинит ей боль, и я никогда ему этого не прощу. Потому что первой обидела ее. Ага, не хило ступила.
- Ты серьезно думаешь, что я этого не знаю? - Если мы не были в "Честере", уверена, что влага в ее глазах уже давно лилась бы по щекам.
Внезапно я чувствую себя такой несчастной, от того, что вообще заикнулась об этом. Так хочу обнять ее. Так хочу убежать. Не хочу, чтобы Джо причиняли боль. Надо было помалкивать в тряпочку. Вот только не умею я этого делать. Взрослые такие странные. Но мне этого не понять!
- Тогда зачем? Зачем делать что-то, раз и так понятно, что добром это не кончится? Зачем вообще люди совершают что-то, что в итоге причинит им боль?
- Ты слишком еще мала, чтобы обсуждать такие вопросы.
- Ой, да ладно тебе Джо. Это же я. Я никогда не была слишком мала. В моей жизни детству не было места. Скажи мне.
- Тут все очень запутанно.
- Как будто все остальное просто. Попробуй.
Она не говорит ни слова, поэтому я просто стою и жду. Как правило, люди пытаются хоть чем-то заполнить долгое молчание.
Оно затягивается. Наконец, она смотрит в сторону, будто смущаясь и, так тихо - словно сама с собой - говорит:
- Каждое утро он выходит на верхнюю площадку лестницы и смотрит вниз в клуб, и стоит там, такой огромный и мощный, красивый и…, - она нервно сглатывает, словно у нее внезапно пересохло во рту, - сексуальный. Боже, такой невероятно сексуальный. - Ее взгляд становится странным, с каким-то напряженным выражением, будто что-то вспоминая, потом она тихо вздыхает, и на секунду замолкает. - А он веселый. Ты знала, каким он бывает веселым? Конечно же знала. Вы же все время проводите время вместе.
Я до боли сжимаю кулаки. Конечно же знала. Вот только не знала, что она это знала. Что они делают? Обмениваются друг с другом шуточками, как мы с Танцором?
Выражение ее лица отстраненное, словно затянутое в воспоминание.
- Каждое утро, по окончании ночной смены, он выбирает в толке женщину и кивает ей. Она поднимается наверх и когда, в конечном счете, снова обнаруживается в клубе, она похожа на…, - ее передергивает, будто от внезапного озноба, - и ты задаешься вопросом, что он такого сделал, отчего ее взгляд стал таким. Ты смотришь, как она ходит, улыбается, двигаясь совершенно по-иному, чем прежде, до того, как пошла к нему, и ты знаешь, что там что-то произошло, что сделало ее чувства более живыми, чем она когда-либо чувствовала прежде, и не важно, каким способом она этого достигла, потому что за это - в надежде, что и тебе повезет - не жаль отдать мужчине все, что угодно, даже если это случится в твоей жизни только однажды. Мужчина должен по-особенному смотреть на женщину, чтобы это сработало. Ты пытаешься не думать о нем, но не выходит. Я поклялась, что если он однажды кивнет мне, я не пойду.
- Как бы тебе это сказать… ты пошла.
- Знаю.
Она снова светится, как будто выиграла офигенский приз, а не была выбрана шлюшкой на одну ночь для шизанутого социопата.
- Почему он? - не понимаю я, и хочу понять. Не хочу чувствовать Джо предательницей. Я уже потеряла Maк. И не хочу потерять еще и Джо. - Почему он тебе нравится?
- Он не такой и плохой, Дэни.
- Вот не надо.
- Не считай все только белым и черным, это не так.
Некоторые вещи - и Риодан в их числе - бывают чернее черного. Он - один из тех плохишей, которые до добра не доводят. Я раздражена до белого каления. Она должна проснуться и почувствовать запах выкипающего кофе прежде, чем вся долбаная кофеварка полностью будет охвачена пламенем.
- А когда он припрется на ту лестницу завтра и выберет кого-то еще? - говорю я. - Это только вопрос времени, Джо. Ты знаешь, что так и будет. Ты будешь стоять, глядя туда щенячьими глазками, как делаешь прямо сейчас, а это окажется официанточка рядом с тобой - ту, что он выбрал, и ты никогда не пойдешь наверх снова, потому что чувак, вроде него, не нажимает кнопку повтора. Когда он с чем-то заканчивает - это не подлежит возврату. Что ты тогда будешь чувствовать?
Она отворачивается.
Я догоняю ее, хватаю за локоть, заставляя остановиться:
- Ну? Что ты себе надумала, Джо? Что ты особенная? Что навсегда изменишь его? Не надо к черту ля-ля! Думаешь, вы будете скоро вместе устраивать совместные походы по магазинам, выбирая блюдца на кухню? Заказывать посуду в новый дом?
Она вдыхает, словно сначала забыла как дышать, а потом, когда вспомнила, воздуху уже не хватило.
- Я знаю, что делаю, Дэни.
- Что ж, тогда просвети меня! Потому что с моей очки зрения вся эта фигня выглядит сплошным, стопроцентным безумием!
Она снова уходит в себя и начинает говорить так тихо, словно и не со мной вовсе. Даже с моим суперслухом я наклоняюсь, чтобы уловить слова:
- Есть мужчины, с которыми можно строить будущее, Дэни. А некоторые, навсегда остаются лишь в твоей памяти. Я знаю разницу.
А мне так не кажется.
- Некоторые воспоминания того стоят. Я разберусь с этим.
Но она не разберется. Я ее знаю. Я знаю Джо. Она блестящая и добрая и обладает сердцем воина, но у нее нет льда и лезвий в том месте, где предположительно должна быть душа, у нее там - любовь. И она не знает, как от нее отказаться, потому что, черт побери, иногда это просто необходимо. Ты хватаешься за нее обеими руками, пытаясь удержать, чтобы насладиться ей прежде, чем кто-то превратит твою любовь в нож и использует его, чтобы искромсать тебя на куски. Она никогда не разберется с этим, потому что слишком хорошая. И я окажусь перед необходимостью разгребать учиненный им бардак и убить его. Я втягиваю воздух сквозь зубы.
- Ты слишком глупа, чтобы выжить, и я не буду больше с тобой разговаривать. Пока не вытащишь из задницы свою голову.
- А тебе перестать всех осуждать.
- Ты ни хрена обо мне не знаешь. И лучше я буду осуждать людей, чем стану пидорской задницей, которая не может решиться насчет кого-то или чего-то и в итоге постоянно попадает во всевозможные дурацкие ситуации.
- Дэни, пожалуйста, не надо…
- У меня уже уши завяли. Не хочу ничего больше слышать!
Я разворачиваюсь и начинаю входить в стоп-кадр. Не представляю, на кой черт я решаю взглянуть вверх. Что-то вроде тянущего чувства заставляет поднять голову куда-то к вершине лестницы.
На верхней площадке лестницы стоит Риодан и глядит на меня сверху вниз. И я думаю о том, что сказала Джо, какой он - огромный мощный, и красивый.
Мы встречаемся взглядами.
Мой говорит: "Не смей с ней больше спать. Оставь ее в покое".
Его взгляд сначала мне непонятен. Потом он окидывает меня взглядом, и я четко в нем читаю: "Шагай домой, деточка".
Затем смотрит мимо меня на Джо.
И кивает.
СЕМНАДЦАТЬ
Эти девчонки так и падают как домино
Не такие уж мы с тобой и разные, страстно шепчет Круус, двигаясь во мне. Мы оба рождены, чтобы вести за собой народ.
Я отчаянно пытаюсь проснуться. Я во сне, и он окутывает меня своими крыльями. Как только я заснула, он уже был там, поджидая меня в конце белой мраморной дорожки в саду изысканнейших кровавых роз. Он укладывает меня на них, сминая бархатные лепестки. Я готовлюсь ощутить шипы.
Ты не должна об этом сожалеть, Кэт. Солнце не сожалеет о том, что оно встает.
Он глубоко врывается в меня, без остатка наполняя, так, что каждый нерв в моем теле вибрирует в эротическом экстазе. Я выгибаюсь в спине и шиплю от невыносимого удовольствия.
Мы будем править миром, и они нас боготворят как своих спасителей.
- Моя сладкая Кэт, не обо мне ли ты грезишь?
Подобно упавшему снежному кому, мир моего наваждения рассыпается, и я вспоминаю, почему попросила Шона остаться сегодня со мной на ночь в аббатстве. Почему тайно провела его в свои покои, на эту ночь. Чтобы спасти меня от Крууса. Удержать меня в таком знаком и дорогом мне мире.
Я перекатываюсь в объятия Шона и крепче прижимаюсь к нему, дрожа от стыда, что симулирую желание. Мы занимаемся любовью, торопливо, жестко и быстро. Он никогда не узнает, что тем самым я пытаюсь стереть из головы кого-то другого.
Кого-то, кто заставляет меня кончать сильнее. Сладостнее. Дольше.
Шон, моя любовь, мой друг детства, мой первый любовник, половинка моей души. Я никогда не представляла себе жизни без него. Мы делили детский манеж и вместе пошли в школу в наш первый день. На той же неделе мы заболели корью и перенесли наш первый грипп, уютно свернувшись в одеяле перед телевизором. Вместе пережили прыщи и так же от них и избавились. Он был рядом в тот вечер, когда у меня первый раз пошли месячные, и я была с ним в тот день, когда начал ломаться его голос. Мы знаем друг о друге все. Наша история богатая и длинная. Меня сводят с ума его темные глаза, его черные волосы и чистая ирландская кожа. Мне нравится, как он носит рыбацкий свитер с потертыми джинсами и его неизменная быстрая улыбка. Мне нравятся его сильные руки от того, что много лет тянули рыболовные сети, и как длинные ноги несут его тело, как он выглядит, когда затеряется в хорошей книге, как он чувствуется, когда движется внутри меня…
- Все в порядке, любовь моя? - Он отводит в сторону спутанные волосы с моего лица.
Устроив свою голову у него на груди, я слушаю его размеренное и надежное биение сердца. Иногда мне кажется, что у него есть дар, подобный моим чувствам ши-видящей: так хорошо он читает меня. Он знал о моей эмоциональной эмпатии, еще когда мы были детьми. Его ничто не беспокоит во мне, он один из тех редких людей, кто полностью понимает то, что я делаю. Немногие способны мне лгать. Я чувствую их внутренний конфликт, когда они испытывают чувство вины или неловкости от чего бы то ни было, и я была счастлива встретить хоть горстку тех, кто ранее был в моей жизни - все они теперь были в "Честере", ну или появились там совершенно недавно. Я не знаю, что есть правда - только то, что есть ложь. Надо быть исключительно честным человеком, чтобы меня полюбить. Таким, как мой Шон. Мы научились абсолютному взаимному доверию прежде чем стали достаточно взрослыми, чтобы познать подозрения.
- А что, если я не смогу это сделать? - говорю я, не уточняя "что". С Шоном достаточно нескольких слов. Мы заканчивали друг за друга фразы, когда еще были маленькими. Мы оба были девственниками, когда впервые занялись любовью. Никогда не было никого другого, ни для одного из нас.
Теперь у меня есть невидимый любовник, разрушающий все, что мне дорого. Заставляющий меня желать его, а не моего Шона.
Он смеется:
- Кэт, детка, ты способна справиться со всем, чем угодно.
Мое сердце словно камень в груди. Я сгораю от стыда и обмана. Я занималась любовью во сне всевозможными способами с другим мужчиной, и так продолжается каждую ночь на протяжении целой недели. Я брала его в рот, ощущала его у шейки матки, в таких местах, которых касался лишь один Шон.
- Но что, если я не смогу? И что, если я допущу ошибки, которые будут стоить жизней?
Он перекатывается на бок, притягивает меня спиной к себе, и мы лежим, как две ложки. Я прижимаюсь плотнее. Мы идеально подходим друг другу. Словно были вырезаны из того же куска дерева, по одному шаблону.
- Тише, сладкая Кэт. Я здесь. Я всегда буду рядом. Вместе мы все преодолеем. Ты это знаешь. Вспомни нашу клятву.
Я тяну на себя его руки, чтобы они крепче обняли меня. Мы были юны, совсем юны. Тогда все было просто. Нам было всего по пятнадцать, мы были безумно и страстно влюблены, в восторге от наших, растущих вместе, одновременно развивающихся тел. Мы сбежали в Парадайз-Пойнт, и там, у маяка, наряженные, словно это был день нашей свадьбы, принесли друг другу обеты. Мы вышли из криминальных семей, темпераментных воинственных семей, и многое узнали, наблюдая за ними. Слишком много страсти может сжечь. Нежность - предохранит от ожогов. Мы знали, что надо сделать, чтобы остаться вместе. Ничего особенного в этом не было. Здравый смысл, ничего больше.
Если ты ослабеешь - я буду сильной за нас. Если заплутаешь - я буду твоей дорогой домой. Если отчаешься - я принесу тебе радость. Я буду любить тебя до скончания времен.
- Я люблю тебя, Шон О'Баннион. Никогда не оставляй меня.
- Даже табуну диких лошадей, Кэт, не оттащить меня от тебя ни на дюйм. Ты - единственная для меня. Навсегда. - В его голосе звучит улыбка.
Мы снова занимаемся любовью, и на этот раз, когда меня в очередной раз пытаются накрыть черные крылья, они терпят неудачу. Никого другого в постели со мной, только мой Шон.
Я наблюдаю, как он одевается, пока рассвет рисует белые прямоугольники вокруг тяжелых штор. Я чувствую себя немного виноватой, что мы провели ночь в аббатстве, не будучи законными супругами. Мы начали строить планы о вступлении в брак еще до Падения Стен, но вмешались наши семьи. O'Баннионы попытались это пресечь. Когда они поняли, что Шон не отступится, то попытались взять все под свой контроль и превратить свадьбу в спектакль десятилетия.
"О'Баннион женится на МакЛафлин!"
Это был бы грандиозный скачек вперед для моей семьи. Мы были мелкой сошкой в преступном мире. Его семья контролировала почти все дублинские теневые группировки. Я выросла с Шоном, потому что моя мать была его няней.
Мы пережили множество серьезных битв с родителями, а потом Стены пали и погибли миллиарды людей.
Включая и наши семьи. Где еще им было быть, кроме как в суматохе толпы, наблюдая за хаосом, пытаясь нажиться на творящемся беззаконии?
Я не могу притворяться, что скорблю об их кончине, и мне не стыдно, что я не их оплакиваю. Я искренне сожалею только о смерти двух моих пропавших и, видимо, убитых Тенями сводных братьев. Ровена не научила нас есть плоть Невидимых, и в то время я ничего не могла сделать, чтобы их как-то спасти. Мои родители и другие братья и сестры были коррумпированные до мозга костей. Иногда люди рождаются в чуждых им семьях. Шон и я повернулись к ним спиной много лет назад. Но наши семьи никогда не прекращали на нас свое давление и не приняли нашего решения уйти. Я боялась, что они что-то предпримут, чтобы вернуть Шона в семью, потому что они могли попытаться заставить его возвратиться любыми методами, но сейчас эти тревоги уже позади.
Сегодня все по-другому и мы оба свободны!