Некоторое время он вглядывался в незнакомца, пытаясь определить, кто же это бредет, поминутно оскальзываясь под дождем. Во-первых, фигура явно не принадлежала мужчине: мала ростом, да и походка не мужская. С другой стороны, силуэт, вырисовывающийся на тропинке, едва ли мог быть женским. Голова венчала бесформенное тело, изуродованное горбом и скособоченное. К тому же странный путник сильно хромал на обе ноги.
Зимородок снова раскурил трубочку. Тем временем фигура подковыляла поближе, поразив Зимородка немелодичным звяканьем, бряканьем и скрежетом. Теперь он ясно мог разглядеть, что это все-таки женщина. Даже, пожалуй, девица. Две толстые косы, закрученные баранками вокруг ушей. Молоденькое личико – пожалуй, хорошенькое, если бы только не вытаращенные от натуги глаза. Девушка была облачена в бесформенный дорожный плащ, насквозь мокрый. На ногах она таскала деревянные башмаки, многопудовые от налипшей грязи. А то, что издалека выглядело горбом, оказалось дорожной торбой, которую девушка сберегала под плащом от влаги.
Она остановилась, перевела дыхание и обратилась к Зимородку со следующей речью:
– Добрый вечер, любезный… уф! Любезный хозяин. Что-то нынче погодка нас не балует. Иду, вот видите, издалека, по очень важному делу, кстати. Кабы не дело, то и носа из дома бы не показала. Не позволите ли передохнуть под вашим навесом?
Зимородок молча посторонился.
– Ох, спасибо!
Занятная девица проворно расстегнула плащ, скинула с себя торбу, дорожный мешок, два больших кошеля, набитых чем угодно, только не деньгами, узелок с чем-то мягким и непромокаемую кожаную суму. После чего плюхнулась рядом с Зимородком и сбросила башмаки.
Зимородок продолжал молчать, краем глаза поглядывая на соседку. Она сладко потянулась, взяла из груды яблоко и сочно захрустела.
– Урожайный нынче год, – заметила она, глядя в пространство.
"Интересно, сколько ей лет? – размышлял Зимородок. – Наверняка не больше шестнадцати, а идет издалека…"
Съев яблоко целиком, девица решила возобновить беседу. Неспешным взором обведя навес, яблоки, корзины, она молвила степенно:
– По всему видать, хозяин вы рачительный.
Зимородок промычал в ответ что-то невнятное. Впрочем, девицу это ничуть не смутило.
– Да и вообще, народ здесь зажиточный, – продолжала она. – Просто глаз, знаете ли, радуется. Я вот пятый день иду, от самого Кухенграбена, и многое, доложу я вам, повидала. Вот вы тут на одном месте сидите и ведать не ведаете, как другие люди живут. Оттого зачастую и не цените своего благополучия. А вот походили бы по свету да поглядели… – Она пошевелила пальцами ног, потрогала свои полосатые чулки и вздохнула: – Промокли насквозь. Обсушиться бы… Не подскажете, есть ли здесь постоялый двор?
Зимородок выпустил колечко дыма, особо замысловатое, проследил за его полетом в бесконечность и наконец уронил:
– Есть.
Девица заметно оживилась.
– Вот повезло, так повезло. Поверите ли, пятый день иду, от самого Кухенграбена, может, слыхали? Это где пирожковые копи.
– М-м… – отозвался Зимородок, не выпуская трубки изо рта.
– Знаете, когда там открыли жилу, никто не поверил. Думали, железо или еще что. А оказалось – пирожки. Только откалывай да разогревай в печи, они на поверхности холодные. Старатели, понятное дело, набежали, браконьеры всякие… Отцы-основатели города боялись, что жила иссякнет. Выбрать пирожковую жилу – дело, простите, плевое.
– И что, иссякла? – спросил Зимородок, но без особого интереса.
– А, так вы ничего не слыхали? – обрадовалась девица. – Если бы жила иссякла, то как бы мы, по-вашему, процветали?
– Как? – спросил Зимородок.
– Очень просто. Они пробурили скважину и засыпают в нее муку, яйца, капусту, масло, сметану – понимаете? Остается только спускаться в карьер и вывозить оттуда пирожки. Я бы сейчас съела пирожок…
– Что же вы оставили такую-то благодать?
Девица сразу погрустнела и посерьезнела.
– Дела, – уронила она многозначительно.
– Родители-то знают? – неожиданно спросил Зимородок.
Девица оскорбилась:
– О чем это они должны знать?
– О том, что ты одна ушла из дому.
– Я же сказала: я по делам!
– Вот что, – заговорил Зимородок, – мне уже не раз приходилось разыскивать пропавших детей, и похищенных, и просто глупых.
Девица фыркнула:
– И много ли платят за голову?
– Когда как.
– Меня никто не разыскивает, кстати. Я сама по себе. В конце концов, у них есть Лотта.
– Лотта, стало быть, младшенькая, – проницательно заметил Зимородок.
Девица выпятила нижнюю губу, отвернулась и взяла еще одно яблоко. Захрустела им в полном молчании.
– За женихом, что ли, сбежала?
Девушка залилась густой краской.
– А хотя бы и так! – с вызовом ответила она.
– А в узелках, значит, приданое…
Она резко повернулась и ответила:
– Нет, зачем ему мое приданое, когда у него и так всего навалом. И сундуки, и всякие светильники, и посуда, и вообще все, и даже через край. Я взяла только самое необходимое, без чего в дороге никак. Я ведь не маленькая, кстати, соображаю, что к чему. Может, вы тут и привыкли сиднем сидеть, а мы в Кухенграбене все опытные путешественники. У нас как принято? Когда снег сходит и жила открывается, все едут на карьер, каждый со своим ножом, и добывают первые пирожки. Они после зимы ужас какие черствые.
– А потом? – спросил Зимородок.
– Что потом? – не поняла девица.
– Остаток весны у цирюльника зубы лечите?
– Вы, не в обиду вам будь сказано, и впрямь ничего не смыслите. Первые пирожки, сухую корку, кидают в воздух, чтобы птицы прилетали.
– Между прочим, птицы и без ваших пирожков прилетают, – сказал Зимородок.
– С пирожками вернее, – отрезала девица. – А потом всем городом расчищаем снег, чтобы влага не попадала в скважину и тесто не раскисало. Я-то хорошо знаю, какие вещи нужно брать в путешествие, потому что каждый год путешествую до пирожковой копи. А моему жениху это все, конечно, без надобности.
Зимородок выбил трубку, спрятал в замшевый мешочек и заметил:
– Да, любопытно рассказываешь. Далеко ли жених твой?
Девица сразу насторожилсь:
– А для чего вам знать?
– Так, может, проводить тебя нужно. Тут не везде булки на кустах растут.
– Зачем же меня провожать, если есть дорога?
– Дорога-то, конечно, есть, – вздохнул собеседник, – да только она здесь и заканчивается. На этом самом месте.
Девушка была поражена:
– А как же дальше?
– А дальше никак. Или с проводником. Я потому и спрашивал.
Девушка, казалось, что-то быстро прикидывала в уме.
– Нет дороги? – еще раз переспросила она, недоверчиво щурясь на Зимородка. – Как это так? Странно… Я точно знаю, что она есть. Должна быть.
– А вот я точно знаю, что никакой дороги тут нет.
– А что есть?
– Лес. Топи. Троллева падь, Мертвая Изба, Лешачья Полянка, Камень-Истопник и, конечно, Земляное Нерестилище. Червивый Овраг. Костоломная Балка. Река-Пузырянка. Распадок Семи Ослов. Косматая Береза. Места, конечно, спокойные, хотя и дикие, но с непривычки можно заблудиться.
Девушка смешно заморгала.
– А дорога?..
– Вот заладила – "дорога, дорога"… Я пятнадцать лет по этим местам брожу и никакой дороги здесь отродясь не видел.
– Что ж, спрошу у кого-нибудь более опытного.
Вот это уже смешно. "У кого-нибудь более опытного!" Зимородок даже разволновался.
– Кого хочешь спроси, тебе всякий скажет, что в этих краях Зимородок знает в лицо каждую травинку!
– Вот Зимородка и спрошу! – объявила девица. – Не подскажете, случайно, где его найти?
– Да я Зимородок и есть! – Он и сам не понимал, чем она так его задела. И уже не скрывая ехидства, осведомился: – Что же твой богатый жених никого не выслал тебе навстречу?
Она отмолчалась. Потом буркнула себе под нос:
– Может, и выслал, да только ты не знаешь…
Зимородок злорадно добавил:
– Всякая ткачиха будет меня учить, где здесь дорога.
– Потому что я вижу немножко дальше собственного носа! – выпалила оскорбленная девушка.
Зимородок чувствовал, что попал в глупейшее положение, но остановиться уже не мог.
– Положим, твой нос действительно длиннее моего, коли ты из своего пирожкового города сумела разглядеть здесь то, о чем мы и не слыхивали.
– Именно.
– Давай спросим Зозулю. Если уж и он не знает…
– А кто это – Зозуля?
– Старина Зозуля, – ответил Зимородок исчерпывающе.
Это объяснение почему-то удовлетворило девушку.
– Хорошо. Где он живет, этот ваш Старина Зозуля?
– В лесу живет, на болотах. За день доберемся. Но я готов спорить на что угодно, что и он об этой дороге не слыхивал.
– На что, например?
– Ну, когда окажется, что никакой дороги тут нет и отродясь не было, я отведу тебя домой и сдам с рук на руки твоим родителям.
– А если дорога все-таки есть?
– Тогда ничего не поделаешь. Доставлю тебя к жениху. Бесплатно.
Марион проснулась в трактире "Придорожный Кит", умылась в медном тазу, оделась, переплела косы и спустилась вниз.
Зимородок сидел у нерастопленного очага и сопел трубкой. Он мельком глянул на девушку, как на незнакомую, и отвернулся. Марион уселась рядом.
– Ну, когда выступаем? – бойко спросила она.
– Сейчас докурю, соберем вещи и пойдем. Иди пока позавтракай.
Хозяйка зажарила для Марион омлет с ветчиной и сыром, поставила перед ней кружку с горячим молоком и как бы между прочим заметила:
– Зимородок – он дело говорит. Возвращалась бы ты лучше домой.
Марион ничего не ответила и принялась за омлет.
Зимородок учинил среди вещей Марион настоящий разгром. Он безжалостно вытряхнул из мешков, тючков и сверточков все их содержимое прямо на пол. Чего здесь только не было! Марион и впрямь приготовилась к путешествию основательно. В груде барахла обнаружились: шерстяное одеяло, две накрахмаленные нижние юбки, сильно измятые, но все еще стоящие колом, два нарядных платья, большая медная сковорода, пустая кожаная фляжка, большая фаянсовая кружка с отколотым краем, шахтерский фонарь с огарком свечи внутри, мутное металлическое зеркало на массивной ручке, изображающей грифона, шляпка для прогулок, большая деревянная шкатулка для рукоделия, в которой, однако, находился медный сломанный навигационный прибор, которым Марион втайне очень гордилась. Еще имелась солонка, где хранились иголки.
Зимородок подобрал с пола одеяло, свернул его и затолкал в торбу. Кожаную фляжку велел наполнить сидром и привязать к поясу. Остальные вещи пренебрежительно назвал "хламом" и посоветовал оставить в трактире.
Поначалу Зимородок думал, что Марион будет на каждом шагу спотыкаться, ныть, жаловаться, требовать привалов, обедов, и заранее заготовил несколько убийственных фраз, которыми намеревался подбадривать свою спутницу. Но язвить, к удивлению Зимородка, не понадобилось. Марион почти перестала хромать и, лишившись большей части своего скарба, заметно повеселела. Шла себе и шла вслед за Зимородком, стараясь не отставать.
Прежде Марион никогда не бывала в лесу. Лес – это такое место, где с неосмотрительными девочками происходили разные страшные вещи. Эти вещи назывались "случаями из жизни".
Например, одна девочка пошла как-то раз в лес и зашла слишком далеко. В чащобе она повстречала лесную тетеньку, которая была вся зеленая и лохматая. И не успела бедная девочка оглянуться, как у нее уже отгрызли ручки и одну ножку, а на лице обглодали нос и уши. И вот в таком-то виде, на одной ножке, она и припрыгала домой. Но дома ее никто не узнал, и даже мама сказала: "Ты не моя дочка".
Однако тот лес, по которому вел ее Зимородок, был светлым и казался каким-то обжитым. Между деревьями петляли приветливые тропинки. Пару раз попадались старые кострища, заботливо обложенные камнями.
Постепенно лес становился гуще, все тропинки исчезли, кроме той, по которой они шли, да и та сделалась едва заметной. Лиственный лес сменился хвойным. То здесь, то там высились огромные, в человеческий рост, муравейники.
Внезапно до слуха путешественников донесся странный звук: низкий хрипловатый голос то тише, то громче тянул бесконечную, на трех нотах, песню. Зимородок не обратил на этот звук никакого внимания, а Марион не на шутку струхнула. Но тут Зимородок махнул рукой в ту сторону, откуда доносился голос, и сказал:
– У Скрипучего Дерева сделаем привал.
– Я, кстати, не устала, – заявила Марион.
Зимородок никак не отреагировал.
Они вышли из ельника, прошли краем маленького ржавого болотца и углубились в заросли ольхи и осины. Зимородок освободился от дорожной сумы и колчана и уселся на землю. Марион нерешительно остановилась возле него.
На сильном ветру осины непрерывно кричали и стонали почти человеческими голосами. Но даже и этот шум не мог заглушить монотонное пение Скрипучего Дерева.
– Что стоишь? Садись, – сказал Зимородок. – Выпьем сидра и передохнем. Не воображай, пожалуйста, что вся дорога будет такой простой. То, что было до сих пор, – это еще не лес. Сюда часто захаживают люди – за хворостом, за ягодами. А настоящего леса ты еще не видела.
– А и увижу – не испугаюсь, – ответила Марион, блеснув глазами.
– Дай-ка лучше сюда фляжку. – И Зимородок сделал несколько больших глотков.
– А кто это там кричит? – помолчав, спросила Марион.
– Это? Это тролль Голодное Брюхо. Кричит: "Где мой обед? Где мой обед?"
– Ты что, совсем глупой меня считаешь?
Зимородок затрясся от беззвучного смеха.
– Ладно… Это скрипун. Такое дерево. Никогда не слыхала о креслах из скрипуна? Говорят, их очень ценят в больших городах. Такое кресло поначалу просто скрипит, а там, глядишь, начнет запоминать кое-какие слова, примется отвечать… Год-два – и с ним уже можно вести беседу. Купит такое кресло какой-нибудь одинокий чудак и болтает вечера напролет…
– Значит, у нас дома отец вроде скрипуна, – задумчиво произнесла Марион.
– Почему? – поразился Зимородок.
– Бывало, сядет вечером, после ужина, мама ему – одно, другое… А он: "А… а…" – Марион очень похоже изобразила скрипучий звук, который издавало дерево.
– А твои родители тоже ткачи?
– Кстати, как ты догадался вчера, что я ткачиха?
Зимородок хмыкнул:
– По ногам. У тебя сильные щиколотки. Это от станка.
Марион подобрала ноги поглубже под юбку. Ей вдруг стало не по себе. Показалось, что этот чужой человек знает о ней все. А чего не знает, о том с легкостью догадается.
Раньше у Марион не было времени рассмотреть своего спутника более пристально. Теперь ее внимание привлекли многочисленные охотничьи трофеи, которыми Зимородок щедро украсил свое одеяние. Он охотно удовлетворил любопытство девушки, и Марион сделалась обладательницей полезных сведений о том, как выглядят перья свиноптицы, коготь тигрового крота и нижний клык саблезубого быкоеда.
– Ну что, поболтали и будет. – Зимородок поднялся. – До Зозули путь еще неблизкий, и хорошо бы нам добраться до него засветло.
И снова он шел впереди, а Марион поспевала следом.
Лес действительно стал куда менее приветливым. Болотистые участки сменялись осиновыми рощами, в ушах стоял шум беспокойной листвы.
Уже смеркалось, когда они очутились на краю огромного болота. Впереди мерцал крохотный огонек – это и была избушка Старины Зозули.
Передвигаться по болоту оказалось куда труднее, чем по лесной тропинке. При каждом шаге Марион проваливалась по щиколотку, а пару раз ухнула по колено и таким образом лишилась левого башмака. К счастью, идти оставалось уже недолго.
На фоне розовеющего закатного неба вырисовывались чахлые деревца. Среди них выделялось большое, похожее на многорукого великана. На его нижней ветке гнездилось странное существо – вроде крупной птицы. Марион не покидало неприятное чувство, что оно с сонным любопытством наблюдает за ними.
Когда путники подошли поближе, Марион разглядела сухонькое тельце, похожее на человеческое, облаченное в свернутую трубкой бересту. Существо обладало длинными спутанными волосами зеленого цвета и светящимися желтыми глазами. При виде людей оно шевельнулось и громко заухало. Марион так и подскочила.
– Привет, Клотильда, – небрежно поздоровался Зимородок.
Чудище еще раз ухнуло и замолчало.
– Кто это? – шепотом спросила Марион.
– Клотильда. Старина Зозуля ее подкармливает.
– А что она ест?
– Лягушек, ящериц. Моченую бруснику уважает.
– Странная она какая-то. – Марион поежилась.
– Только не вздумай говорить об этом Зозуле, – предупредил Зимородок. – Он вообще страшно не любит, когда критикуют его знакомых.
Старина Зозуля поджидал гостей на крыльце. Обиталище Зозули представляло собою покосившуюся избушку с гигантским крыльцом и двумя подслеповатыми окошками.
Хозяин был невелик ростом – пониже Марион, плешив, но чрезвычайно бородат, с огромными заостренными ушами, длинным носом и довольно неприятной клыкастой улыбкой. Он был, несомненно, очень старым и немного даже замшелым. В зубах он держал огромную трубку с длиннющим чубуком.
Завидев гостей, Старина Зозуля выхватил трубку изо рта и заверещал:
– Этого мне только не хватало! Девчонка в одном башмаке! Девчонка, фаршированная яблоками, – это я понимаю, но чтоб вот так!.. Да еще в одном башмаке! Я всегда говорил, что это к несчастью! Я всю жизнь сторонился девчонок в одном башмаке! Потому и дожил до своих лет. Я не для того… – Тут он затопал ногами. Из трубки вывалился тлеющий комок мха.
Не говоря ни слова, Зимородок наклонился, сорвал с ноги Марион злополучный башмак и с силой запустил им в темноту. Раздался глухой стук, что-то тяжелое обрушилось откуда-то сверху в болото и негодующе закудахтало: "Кло! Кло! Кло!" Потом все стихло.
Взгляд Старины Зозули мгновенно прояснился.
– Вот это другое дело, – молвил он приветливо. – Добро пожаловать!
Марион шагнула за порог и оказалась в очень темных сенях, где угадывалось большое количество громоздких предметов – преимущественно бочек и кадок. Еще были, кажется, туго набитые мешки. Кроме того, что-то свисало с потолка.
Ловко лавируя между бочками, Старина Зозуля стремительно ускакал вперед. Не отставал от него и следопыт Зимородок. А Марион безнадежно завязла в лабиринте и продвигалась очень медленно, постоянно ощупывая вокруг себя руками, чтобы ничего не своротить и ни обо что не удариться.
Здесь были стоведерные бочки, в которых откисали горькие болотные грибы. С тихим зловещим бульканьем бродила в кадках капуста. Тосковал вымачиваемый в маринаде дикий чеснок. Марион благополучно миновала бочонок с топленым медвежьим салом, кое-как проскользнула мимо корыта с замоченной в дубильном растворе шкурой, ударилась о мешок, набитый твердой, как булыжник, древесной капустой, и наконец достигла горницы.
Посреди горницы в большом медном тазу стоял металлический поставец в виде цапли. В длинном клюве "цапля" держала горящую лучину. При ее слабом свете Марион и разглядывала убранство лесного жилища.