Машенька сверкнула глазами. Она разгневалась. Поучать вздумал...
– Вот уж не надеялась, Андрюша, что ты примешься ревновать!
– Госпожа младший витязь! Ты желаешь оставить нашу службу?
– Н-нет. Нет... – такого поворота она не ожидала. Ей очень давно не задавали подобных вопросов.
– У тебя четверть часа. Изволь поставить полную защиту. А я проверю.
...Через четверть часа Машенька вновь уселась за стол.
– Проверяй. И еще. Андрюша, извини меня. Пожалуйста.
– Извинил. Но я еще не поведал вторую часть истории про двери. Один мой друг по имени Варда и по прозвищу Миллиарисий, логофет дрома у одного византийского императора, наш сотрудник по совместительству, каждый божий вечер защищал себя и супругу двенадцатью барьерами. А однажды выпил лишнего с друзьями и уснул, позабыв...
– Я поняла.
Машенька сама проверила все линии защиты. Вернулась. Андрей Петрович улыбается. Доволен.
– Какой же ты у нас правильный, Андрюша.
– Ты знаешь, я тебя уже давно не ревную. Позволь... – он поцеловал ей руку.
– Прости мой злой язык.
– Да нет же сударыня. Господь с ним. Просто я хотел спросить, если позволишь...
– Зачем мне все эти накачанные ребятишки?
– Если позволишь, конечно... Да.
– Знаешь, после тех семи месяцев в подвале на цепи мне так хочется почувствовать аромат жизни! Не знаю, как бы получше объяснить... Я хочу всего самого яркого, самого ароматного, самого сладкого. Самых престижных мужчин, например.
– Кажется, у тебя не совсем все получается с ними.
– Заметил? Конечно, заметил. Не мог не заметить. У меня ничего с ними не получается. Не могу, как Бойков, просто сливать избытки сексуальной энергии. Один, другой, третий, кажется – вот-вот, – и опять ничего не вышло. Я как стираная простыня, которую скручивали-скручивали, выжимали-выжимали, да так перекрутили, что я порвалась. Я порвалась, Андрэ, слышишь? – она взяла его ладонь и погладила свою щеку.
– Со мной, кажется, получалось...
– Тебя я любила, Андрэ.
Они вдвоем помолчали о том, чего никогда уже не вернуть. Даже и разговор заводить – напрасно.
– Собирайся, Машенька. У нас не более получаса, а тебе еще форсировать тело.
Она заулыбалась:
– Да все ничтяк, баклан. Ты вообще-то знаешь, что делает нашу жизнь отстоем?
– Попсовые клипы и маньяки.
– Один-один, – поразилась Машенька.
Девочка и мальчик
11 июня, день, ближе к вечеру
У Павла Мечникова были очень хорошие родители. Не то чтобы они были к нему безумно ласковы. Не то чтобы они осыпали своего единственного сына безднами подарков. То есть, конечно, есть резон поговорить о подарках, но совершенно иного рода. Это не какое-нибудь тривиальное барахло. Это... отложенные дары.
Трудно судить о собственных родителях, дурны они или хороши, покуда общение с ними не прервалось надолго, покуда им приходится играть роль повседневной реалии. Вражда и любовь, сотрудничество и соперничество, рабство и творчество выплясывают столь замысловатые инцесты, что вряд ли сыщется достаточно досуга и разумения, чтобы разъять это буйство как хладный труп. Вот их нет рядом, и что же? Ба! Оказывается она лицемерила вам, а он пытался научить бытовой отваге. Или... нет. Он был суровым правителем, а она просвещала вашу душу. Или... нет. Он... она... Э-э, батенька! Оставьте. Потребуется ни один год, ни один стресс, ни одна потеря или победа, чтобы из самых глубоких нутряных бездн выползли все те странные нежные и злобные создания, которые поселились в вас с легкой руки родителей. Прежде чем ваш корабль пустился в самостоятельное плавание, те двое (или один) сыграли роль проектировщиков, докеров, монтажников, таможенников, они исходили буквально все, от трюма до клотика. Но если обыкновенные докеры и т. п. попросту процарапывают свои немудрящие Васи, которые здесь были, то родительское вмешательство простенькими граффити никогда не ограничивалось. Всякий раз, забираясь к вам внутрь, они прятали конвертики, мешочки, сундучки с сюрпризами. Двадцать лет прошло, как оба умерли, а ваша рука натыкается где-нибудь в машинном отделении, среди металлического хаоса, на детонатор, раздается характерный щелчок, и вы с ужасом понимаете, что еще не все кончилось, что эта поганая последняя мина сейчас разнесет вас в клочья, а психотерапевт ваш совершенно напрасно распускал павлиний хвост, мол, мы – профессионалы, проверено, мин нет! А может быть, там окажется золото. Очень много золота. И как раз в тот момент, когда вы окончательно уверились, что вам – хана. Немыслимо! Кажется, они были совсем небогатыми людьми... Чаще всего попадаются вещи ненужные и бессмысленно утратившие ту частичку шарма или ужаса, которая так много значила для ваших родителей. Неправда ли, нелепо осознать, сидя на каких-нибудь цветистых Карибах с умопомрачительной сигарой во рту, что вы, наконец, выполнили мечту собственного отца, так и не добравшегося до Кариб. Нелепо, нелепо, но в общем-то совершенно безобидно. Чуть хуже, но не так уж страшно, если вы купите собственной супруге старомодную вещь в том стиле... мнэ-э... в каком, собственно стиле... да в том самом, его так обожала maman тридцать лет назад... Почему ты смеешься, любимая?
Павел Мечников потерял родителей шесть лет назад, они погибли в автокатастрофе. С тех пор он натыкался в собственных палубах и трюмах на всяческие полезные штуки. Главным образом. Признаться, это была довольно болезненная отцовская выдумка – поместить электрошокер на камбузе. Господи всемогущий, как его тогда тряхнуло! Больше он в этот шкафчик с анальгетиками и прочей наркотой ни разу не лазил. А тот материн образок с Богородицей! Ведь это именно он, нежданно отыскавшись в ворохе лекционных конспектов, вернул Павла в лоно церкви на четвертом курсе Политеха. И еще они оба, очень долго и со всем тщанием монтировали запасной генератор, который позволял ему работать, работать, работать в самой пиковой ситуации, когда все остальные уже отступились... Выходит, родители были – что надо.
У Мечникова был очень большой корабль. Настоящий дредноут или, может быть, трансатлантический пассажирский лайнер, такой длинный, что по верхней палубе ездят два-три рейсовых трамвайчика. К своим двадцати четырем годам Павел не исходил еще и трети его внутреннего пространства. Порой Мечникову приходилось натыкаться на странные места. Оттуда веяло угрозой. Как будто старая пробоина, когда-то наспех заделанная пластырем, обещала прорваться от одной вибрации, рожденной неосторожными шагами. Или еще что-нибудь ржавое, налитое смертью, совершенно непонятное, столь непонятное, что даже отец не сумел бы этого понять и предупредить об опасности. Да, Павел неплохо изучил отцовский характер. Родитель о многих вещах имел здравое представление, но о некоторых попросту не ведал ничего, и никогда не распознал бы в них потенциальные неприятности. Однако некто побывал тут, сторонясь родительских маршрутов, и поставил указатели. Такие, мимо которых, знаете ли, не пройдешь, не заметив. Аршинными буквами! Кто ж это? Кто бы ни был, спасибо ему. Однажды Павел отыскал в капитанской каюте странный путеводитель. "Экзотические места. Куда не надо соваться, а чего опасаться не стоит" – так называлась книжица. Заучил наизусть. Пригодилось. Многое множество раз. Отчетливое воспоминание трехлетней давности: он стоит на троллейбусной остановке у столба; неожиданно осознает – надо отойти, опасно, опасно! Водитель троллейбуса немного не рассчитал. "Хвост" занесло, ударило боком о столб; пассажиры не почувствовали ничего, помимо неприятной встряски и сердитого отношения к рулевому шоссейных морей. Останься Павел на месте, салат по-мечниковски не собрала бы в живое ни одна реанимация... Другой раз нечто из "путеводителя" толкнуло его в сторонку, в сторонку от однокурсницы, навязчиво вытягивавшей на разговоры о каких-то смелых мистических экспериментах, о каких-то инициациях, ваджрах и джаггернаутах. Господи, упаси ото всяческих ваджр, да и от джаггернаутов! – сказал ему неслышно внутренний "путеводитель". А ведь тянуло Мечникова туда. Хоть и несильно, но тянуло. Интересно же. Но послушался, отошел. И вскоре случилась с однокурсницей какая-то ужасающая неприятность, то ли болезнь, то ли даже помешательство. Словом, однокурсницей она быть перестала.
11 июня в 18.00 у Мечникова намечалась тренировка. Он заскочил домой, переоделся и уже стоял почти что в дверях. В 17.32 Павел был бы в подъезде, на лестничной клетке, но в 17.31 его биография свернула в другую сторону.
Дверной звонок залился трелями, прерывая сложные операции со шнурками. Мечников открыл, ни секунды не потратив на толстую цепочку, возню с глазком и дюжинное ктотамканье. "Путеводитель" явственно обещал ему хорошее за дверью, как минимум, отсутствие плохого.
Три совершенно незнакомых человека. Крупный мужчина... не поймешь какого возраста, движения у него... не уследишь, черт, мылкие движения... Старик со шрамом... какие необыкновенные глаза! И девчонка. Блондинистая. Скорее всего, крашеная. Или нет.
– Тэнгрнахваззагаус, – произнес Крупный.
– Значит плакала моя тренировка, – машинально озвучил свою главную мысль Павел.
– Если мы не ошиблись, а мы не ошиблись, ответь, как следует. И пропусти нас внутрь, – флегматично сказал Крупный.
– Эббидуа, – ответствовал Мечников, пропуская их всех.
...Лет с десяти он знал, что когда-нибудь за ним придут. Чтобы забрать для какого-то большого и важного дела. Для службы. Бог весть, для какой. Возможно, придется отстаивать галактику от каких-нибудь монстров. Или Землю – от вторжения беспредельно злобных пришельцев. Или еще что-нибудь не менее замечательное. Если бы Павла спросили, откуда у него подобная уверенность, он затруднился бы ответить. Откуда-откуда... Вот есть. Пришла откуда-то. Извне. И оттуда же, из неведомого "вне" появилось еще два пункта, явно принадлежащих той же повестке.
Во-первых, когда они зайдут за Мечниковым, ему будет сделано предложение. Иными словами, не приказ. Ему дадут шанс уйти вместе с ними и служить высокому делу. А если он не захочет уходить, не сможет или просто не поверит... Ну что ж, Павлу Мечникову это не возбраняется. Вольному воля.
Во-вторых, тех, кто придет, можно будет опознать по кодовому слову... его только что произнес Крупный. И отвечать следовало строго определенным образом. Чтобы пришедшие точно знали: они явились не на пустое место. Тот отзыв, который всплыл четырнадцать лет назад невесть откуда в мозгу у Павла, он выдал Крупному.
Свершилось. Они пришли, хотя Мечников почти разуверился в самой возможности их появления. Сейчас ему подарят... или попытаются подарить... очень странную биографию.
– Чаю хотите? – спросил он.
– А как же. Непременно, – ответствовал Крупный, и старик прибавил более корректную версию того же самого, – Будем благодарны...
Национальная традиция: несколько первых глотков производится в полном молчании. Как священнодействие. Даже если приходится хлебать то жидкое пойло, которое заваривают женщины-ученые. Даже если это какой-нибудь мерзостный пакетик. Хозяин квартиры поймал себя на мальчишеской мысли: как хорошо, люди, чай пьют, не какие-нибудь галактические монстры, зеленые-хвостатые... Ну, помолчали. Мечников, человек решительный, задал первый вопрос, не желая затягивать дело:
– Кто вы такие? Кого я должен буду защищать вместе с вами и от кого?
Крупный ответствовал:
– Так. Меня зовут Кирилл Иванович. Нашего старшего коллегу – Андрей Петрович. А девушку – Маша.
– Это ничуть не меняет дела.
– Добрый день.
– Не стану спорить. Но все-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос.
Много раз в жизни Мечникова спасало упрямство. Сопромат он сдал на отлично только по одной причине: сам себя убедил в том, что знает его на отлично. И переупрямил экзаменатора. Да и зуб тот проклятый, – какой он к черту мудрости, если вылез не тем боком, – молодой парень дергал за клещи, пока не заработал что-то вроде тремора... Пациент упрямо твердил ему: давай-давай, еще разок. Но ведь выдернул все-таки. Полуфинал в прошлом году Мечников точно выиграл на одном упрямстве. Тренер два раза брал в руки полотенце, хотел остановить избиение. А чем все в итоге закончилось?
Сейчас перед ним сидел еще более упрямый человек. И он совершенно не желал торопиться. Напротив, он хотел переместить судьбу Мечникова из одного потока времени в другой, более медленный, где и век – не срок.
– Мы, конечно, знаем, кто ты такой. Но для порядка все-таки представься, – ничуть не изменяя ровного тона, попросил Крупный.
– Павел Мечников.
– Извини, где у тебя можно закурить?
Хозяин дома открыл форточку.
– Здесь.
Старик вынул сигареты. Крупный принялся с набивать трубку. В его движениях были видны необыкновенное тщание и неторопливая основательность. По комнате поплыл кофейно-шоколадный аромат – заблагоухал табак гостя.
– Наверное, я мог бы прочитать вам небольшую вводную лекцию. О нас. И о вас. Но сегодня для лекций нет времени. К тому же вы и сами кое о чем догадались. Короче. Вам предстоит бороться с нечистой силой. Со всем широким диапазоном нечистой силы, то есть с людьми, техникой, магическими существами, а также созданиями, у которых по определению нет души, но есть все признаки жизни.
– Что такое нечистая сила? Поточнее. Перечисление мало что проясняет. Как отличить нечистую силу от всего остального?
– Нечистая сила служит дьяволу.
– Осознанно или нет?
– По-разному. Но во всех случаях это вопрос технический, а не этический. Как распознавать – научим. Нас не интересуют рок-музыканты с размалеванными рожами. Нас не интересуют экстремальные поэты, смакующие какой-нибудь сатанинский хоррор или расчленение праведника окончательно освободившейся от семьи супругой. Нас не интересуют профессора, изучающие культ Афродиты на аспирантках. Нас даже не интересуют ведьмочки, практикующие обереги от сглаза и заговоры от белой горячки. Спецназ по карманникам не работает. Со всем этим должна справляться Церковь. Или санитары из дурдома. Милиция, на худой конец.
– А вы, значит, спецназ?
– Мы занимаемся нечистой силой, которая убивает, насилует, занимается черной магией высоких степеней. Последнее, поверь, ничуть не безопаснее атомной бомбы. Ты помнишь случай, чтобы против какого-нибудь страховидла из преисподней выходил поп? Против бабы-яги, против кащея или ожившего мертвеца? Рыцарь всегда выполняет подобную работу. Или витязь. Или что-то в этом роде. То есть мы. А еще мы занимаемся любыми вариантами сделок, по условиям которых "клиент" одалживает у главного оппонента... прости, профессиональный жаргон... у князя мира сего чего-нибудь вкусненького... ровно на душу. Даже в тех случаях, когда он и сам не заметил, что именно и у кого взял в долг. Плюс в наши обязанности входит нечто вроде иммиграционного контроля. В Срединном мире, то есть в нашей реальности, запрещено находиться некоторым существам. Не буду вдаваться в подробности. Но, скажем, драконам сюда вход заказан с конца XV века. И еще много кому. Ты знаешь, что такое василиск?
– Легенда. Очень опасное существо из сказок...
– Считается легендой. Здесь, в Срединном мире, последнего ликвидировала черногорская дружина. В 1698 году. За пределами нашей реальности они существуют.
– Послушайте... А ведь главное-то... Бог есть?
– Ты же верующий, крещеный.
– Ну все-таки. Если дьявол на месте, значит и Бог, я так понял, существует...
– Да. Бог существует. И мы у него на службе.
Вот теперь действительно было сказано главное. Все остальное, что наполняло жизнь Павла Мечникова и его трех гостей, вне зависимости от календарных сроков и густоты событийных рядов, так или иначе вертелось вокруг этой истины. Вокруг и несколько ниже. Раз узнав такую вещь наверняка, невозможно узнать что-нибудь более важное.
– Что происходит с нами после смерти?
– Ты знаешь. Сотни раз слышал от собственного приходского священника. Мы не можем предложить ничего сверх обещанного Им. Интересную жизнь со стрельбой, риском и высоким служением – да, предложим. У нас ее хоть отбавляй. Выше крыши. Так что поделимся – щедро. Когда срок придет, тело твое погибнет. А душа отправится, куда ей положено. Если инстанции Творцова воинства сочтут тебя человеком для наших боевых дел полезным, тогда она проживет еще одну жизнь в другом теле. Или еще десять жизней. Или сорок. Как получится. Новую жизнь все наши начинают, ничего не помня о прежних биографиях. Лет в пятнадцать-семнадцать ребята из местной дружины свяжутся с тобой. Кто-нибудь произнесет кодовое слово, как я сейчас, и ты обретешь память о прошлых жизнях...
– Что-то не припоминаю.
– А у тебя она и есть всего одна. От рождения до сейчас. Твой пароль был только для одного: чтоб нас узнать и не с кем не перепутать. Кстати, если не сочтут полезным, продолжение узнаешь на последнем Суде.
– Почему именно я?
– Кандидата тщательно отбирают из многих тысяч. И долгие года за ним наблюдают. Можно сказать, присматривают. Когда приходит время...
– Подождите-ка. Не слишком приятно слышать – присматривают. Может, вы и девушек под меня подкладывали, и в институт тихой сапой заткнули, и Бородаева за меня в прошлогоднем полуфинале побили? Давайте уж откровенно – что мое? Жалко, знаете ли: всю жизнь стараешься, подпрыгиваешь над собственными ушами, а тут выходит такая катавасия! Жуй, душка, ни в чем не знай отказа!
– Петрович, ты его курировал. Изволь, дай отчет.
– Э-э... молодой человек. Ваша жизнь – это ваша жизнь. Милейшую барышню Татьяну, высшее образование и два выбитых зубы вы приобрели без нашего содействия. А вот колоссальную шишку на темени припоминаете? Вижу, вижу, припоминаете... В восьмилетнем возрасте это с вами приключилось. Так вот, изначально вместо обыкновенной, хотя и очень большой шишки, там были две глубоких трещины черепной кости. Врач сам не понял, как ему удалось совершить чудо. Или, скажем, тренер ваш по боксу Григорий Григорьевич, который души не чает в молодом даровании, он, кажется, сначала сказал... э-э... "хлипковат"? А потом неожиданно переменил мнение. И ведь не пожалел. До сих пор не жалеет. На четвертом курсе вы оказались рядом с магом средней силы. Однокурсница...
– Не надо.
– Хорошо. Конечно. Извините. Заговариваюсь, знаете ли, память на старости лет уже не та...
Машенька захихикала.
– Не та, не та. Простите старика. Обобщенно говоря, никуда мы вас не направляли. Просто избавили от некоторых крупных неприятностей. И не дали лишить вас того, что вы заслуживаете.