– Да, и вот еще что... – как бы припомнив мелочь, Полковник повел бровями, – Ваши охранники внизу не были в достаточной мере вежливы со мной. У меня просьба: младшего, пожалуйста, убейте, а старшему выколите глаз. Сегодня он не утрудил своего зрения, значит оно ему недорого...
Толстяк на мгновение замешкался. Даже не то чтобы замешкался, а просто застыл в какой-то неуклюжей позе. Или, может быть, не застывал он в неуклюжей позе, и только в глазах у него на краткий миг блеснуло легчайшее недоумение. Как бы там ни было, эта секунда нерешительности открыла суть вещей с необыкновенной ясностью: вот слуга, а вот господин. Между ними не может быть равных отношений.
– Конечно... – только и ответили Зеленому Колокольчику. Тот вежливо улыбнулся, прощаясь.
– За мной, лейтенант!
* * *
Милый старый особнячок середины прошлого века или чуть раньше, выкрашенный в неизменные белое на желтом. В одном из многочисленных переулков при улице Большая Полянка. Обычные для такого дома и такого места полдюжины вывесок: что-нибудь мелко-государственное, местный совет ветеранов, микроскопическое рекламное агентство, художественный салон "Триумф" (в подвале), журнал "Духовное наследие" (самая бедная, самая грязная, самая обшарпанная вывеска) и... вот оно. Просветительское общество "Фортификатор будущего". Чуть ниже – невнятная анаграмма.
– Тут одни придурки и наш администратор. Придурок из придурков. Так что будь добр, если кто-нибудь что-нибудь спросит, полезет с какой-нибудь ерундой, скорчи рожу пострашнее, и этот несдержанный тип живо отстанет. Придурки тут, к сожалению, в большинстве своем безобидные, – так наставлял Зеленый Колокольчик своего подчиненного.
– Яволь, Хозяин.
Тощий, длинный как жердь мужик повел их с полковником куда-то наверх. По прикиду – чистый лох, фраер при бабках, но без фарта. Только с рожи – не лох. Вообще не из наших, не из людей. В смысле, не из бывших наших. Зенки больно велики, конкретно как у коня зенки. Потом, шнифт охренительной длины, по типу хобот, крючком до верхней губы тянет. Песья Глотка надрочился различать: этот из наших... из бывших, а тот – магик, реальная нелюдь. Падаль ходячая. Сначала буром попер: кто такие, знать не знаю... Хозяин вынает зажигалочку, а там на одной стороне – "Данхилл", а на другой-то невыразимая хрень, как на телефонных кнопочках, только большая. Тощий моментом в струночку и стелется, стелется. Рады, мол, видеть. Просвещенное начальство, мол, наконец-то пожаловало, не с кем, мол, поговорить, с тех пор как сеть агентов рухнула никто, мол, из высших офицеров не заглянул. Лопочет, лопочет. Не лох. И не из людей, точно. А только – нефартовый, вялый такой, как дерьмо.
...Отвел их наверх, конура у него там. По типу офис, только нищак. И все по стенам – значочечки, карточки, портретики, как на культуре где, ну а мебель – чистый нищак. Хозяин:
– Не опасайтесь моего спутника. Это наш офицер из элитного подразделения с особой секретной миссией...
"Шоферить типа", – рассудил Песья Глотка.
– ...к тому же совершенно глухой.
– Пусть посидит у потаенного окна. Там как раз идет церемония. Знаете ли, толковых людей нет совершенно. Великий мастер неплох, но он болен гриппом. У Мастера Золотого грота третий день налоговая полиция. Держатель Востока и Ключа запил. Мне, казначею, церемонию вести неудобно, не тот чин. Пришлось поставить Обрядоначальника. А он картавый и к тому же склерозник со стажем, вечно все забывает, так что без должной торжественности...
"Потаенное окно" это дыра такая, оттудова ее не видать, понятно. Только отсюдова тоже – вполглаза. Слышно – да, слышно хорошо.
Лейтенант глянул в окошечко. Темная комната. Посередине – мужик такой всклокоченный, в балахоне рвань-рванью, чисто бомж. Свечки горят повсюду... подсвечники чудные... с загибонами, антиквариат, реально. Напротив другой мужик, рожи не видать, ничего не видать в темноте, так только, стоит стояком... а, вот руку видно, в руке заточка. Ну, не простая заточка, а с прибамбасами. Финка не финка... на шпагу типа из кинокартин похоже, только короткая, сильно короче. И тонкая. Чисто для бабы игрушка: шкуру как следует не проткнешь, а телесные повреждения средней тяжести за борзоту оторвать можно. Без понтов. По стенам тоже типа стояки стоят, человек десять, никого не видно ни рожна. О, о, бомжара залопотал... Смотри, складно лепит.
– (начало пропустил) ...присягаю и клянусь перед вездесущим верховным существом, Богом нашим, высокопросвещенному собранию и всем его чести достойнейшим начальникам истинно и без принуждения с добрыми предразмышлениями в страхе перед владыкой, Богом нашим, постоянно себя упражнять, любви ближнего никогда с намерением не возмущать, высокую молчаливость ненарушимо сохранять, в неразрывной верности к братскому Ордену состоять, начальникам великое послушание оказывать, перед высокопросвещенным собранием ни о какой до него относящейся тайне не умалчивать, тщиться с ревностью выполнять все начальниками и Бога нашего посланниками сказанное, жить сообразно святым словам верховного существа, Бога нашего, его премудрости вечной и правилам сего Ордена. С тем истинно Бог наш и святые слова его мне да помогут...
"Не слаб пацан байду гнать. Умник, едреныть. Без бумажки лепит, типа мозги извилистые..." – лениво размышлял Песья Глотка, оторвавшись от наблюдения.
Тем временем Хозяин и местный авторитет вели свою беседу.
– ...мою служебную записку. Поддержите, у Вас ведь влияние... Говорят, Вы вхожи... к Самому...
Полковник не подтвердил и не опроверг предположений собеседника.
– Я уверен, – продолжал тот, – бессмысленно тратить бесценные кадры на эту архаику. Они сейчас – пустой аттракцион, весь потенциал вышел, на решение серьезных задач уже неспособны. Послушайте, послушайте! Ведь по сути дела их функциональная необходимость истощилась до предела. Основное, из того, на что их программировали, уже достигнуто. Вот когда здесь все только начиналось три века назад...
Зеленый Колокольчик прервал его, заговорив на языке, совершенно незнакомом лейтенанту.
– Значит, не совсем глухой... этот ваш – ухмыльнулся администратор.
Хозяин заулыбался в ответ. Песья Глотка так близко стоял к полковнику в течение нескольких суток, так внимательно заглядывал ему в глаза – куда там настоящему псу, который все гадает по очам хозяйским: пнут или покормят, – что значение этой легонькой улыбочки полковника разгадал моментально. Не видать местному авторитету ни поддержки, ни влияния Хозяина. Ишь, умником себя показывает, потр-роха волчьи! Умных развелось, тоже...
– Вас берегут. Особенно после того, как рухнула сеть... – с жизнеутверждающей многозначительностью заговорил Зеленый Колокольчик, – А теперь к делу. У меня намечается контактное взаимодействие со швалью Бойкова. Нужен расходный материал. Сегодня. Скольких вы можете дать? Транспорт – ваш.
– Да тут и взять-то некого... Я же говорю: затхлое болото.
Полковник ничего не ответил. Только брови его поползли кверху, выражая крайнее удивление.
– Э-э... да! Конечно. Пожалуй, четверых. На джипе.
– Ну вот и чудесно. Хоть что-то.
– Восстанавливаете сеть?
– Возможно. Группу к восемнадцати-ноль – на Калужское шоссе, туда, где поворот на Мамыри.
– Э-э... да! Разумеется. А что скажете по поводу моей просьбы? Удастся ли придать э-э административного ускорения моей записке? Во благо истинно чистой силы! От вас, просвещеннейшего существа...
– Довольно! – перебил его Зеленый Колокольчик. – Мое чувствительное сердце задето вашей трагедией. Умнейший офицер прозябает в глуши... Я не могу остаться равнодушным, поверьте.
Тощий проводил их к выходу. Все рассыпался в благодарностях. Сели в машину.
– Ну, лейтенант, как оцените коллегу? – осведомился Пятидесятый.
– Брешет до хрена, – только и сказал Песья Глотка.
– Ты прав, славный боец. Все больше слова, слова... – тут голос полковника приобрел до крайности ласковое звучание с оттенками бескорыстия, широты душевной и даже какой-то безмятежности:
– Сгною. Триста лет сидит на этом месте и еще триста лет просидит. И хорошо ведь начинал, действительно. Потом зачем-то поумнел и стал ни на что не годен... просто горе от ума! А поставить тебя над ним, а? Что будет? Может, зашевелится. Знатная будет шутка: он в лейтенантах сто одиннадцать лет ходит, а ты – без году неделя. Запляшет, запляшет, лобок химерин! Давай на Хорошевку.
* * *
...проще пареной репы. Им не требовался офис, не требовался уж тем более собственный дом. Никакой лишней инфраструктуры, никакой особенной системы безопасности. Сила Тодай-мэнцзу крылась в связях. "Молодые капитаны" российского капитала, посещавшие семинары, при необходимости могли бы выстроить вокруг себя стену из тяжелых танков и спецназа. Все "финансовые потоки", разумеется, наличными, из кармана в карман. Тихо, скромно, незаметно, но надежно – вот правильный стиль школы, вот наилучший путь.
Внешне вся активность Тодай-мэнцзу держалась на шести-восьми стержневых персонах при полусотне активных участников, постоянно посещавших семинары и приводивших новичков. Новички, бывало, быстро уходили, но иногда приживались и сами становились "постоянными". Если присмотреться к стержневым, то и у них имелась своя иерархия. Роль коренников играли трое. В первую очередь, сам архат, Учитель, дошедший до таких ступеней углубления в нелегком деле тонкой энергетики, что уже не нуждался в имени. Маленький, сухонький старичок, он почти ничего не делал. Раз в год архату приходилось являть какое-нибудь чудо, иными словами, "выплеск тонкой энергии с астрального плана". Адепты шепотком передавали друг другу умопомрачительные истории, всякий раз начинавшиеся одинаково: вот заканчивается семинар, на последний вечер является архат и жестом показывает, мол, погасите свет и, мол, заткнитесь... Продолжения у истории бывали разные. Однажды дедушка в полной темноте засветился. Не хуже болотной гнилушки. В другой раз послышалось пение птиц – а стоял декабрь, и дело происходило в нищем подмосковном санатории, там разве оголодавшие вороны могли наняться покаркать за рубли... Больше всего семинарские активисты, из числа допущенных к лицезрению дедушки, поразились, когда вокруг заслуженного архата на минуту возникла лесная полянка – с корягами там всякими, цветами и живописным пеньком-опятоносцем.
Архат вообще вышел на славу. Умельцы из провинции Штат-III получили от руководства коллективную путевку на элитные пляжи Стикса за смелую новацию: архата сделали из матерого зарайского лешего Дуды путем восьми пластических операций, а также интенсивного обучения. Ни один из настоящих архатов не желал работать в московском климате, а лешему – что? привычное дело. Говорить Дуда так и не обучился как следует, но твердо усвоил: если издать резкий вопль с японской интонацией, все поймут и сделают как надо; ну а коли найдется идиот, которому непонятно, его следует прилюдно отлупить, и тогда просветление наступит неотвратимо. Морочить людишек – самое лешачье дело, работа шла у Дуды с огоньком, даже несколько театрально.
В качестве честно заработанной премии ему выдали жену и помощницу – мадам Ченг. Она же мадам Вонг, она же Мария Бельдыева. Урожденная сестра Гэрэл-хатуни, притом старшая, пенсионного для му-шубун возраста и совершенно безобидная в мужских утехах: еще в 1840-м году, при государе Николае Павловиче, сибирские казаки спилили ей носовой шип за дерзкие проказы. Мадам Ченг в ноги пала своей сестрице, когда та выхлопотала ей, твари слабосильной, а потому почти что бесполезной, столь необременительную и сладостную должность. Помимо очевидных супружеских обязанностей при архате-лешаке мадам Ченг служила переводчицей. О! это всякий раз бывал уникальный перевод: дедушкины японские интонации на командный русский с несокрушимым бурятским акцентом. Еще ей приходилось работать наглядным пособием на семинарах по приручению ехидного змея Кундалини. Но это – разве работа? Это одни сплошные радости! Приближаясь к трехсотлетнему юбилею, мадам Ченг не имела ни единого шанса привлечь дееспособного му-шубун мужеска пола. Но те – лакомки, разборчивый народ, соринку в глазу за версту видят. В Срединном мире – другое дело. Здесь не умеют чувствовать свежесть возраста, здесь время лишено аромата... Среди посетителей семинара мадам Ченг, правая рука архата, слыла красавицей. Ну а Дуда, корявый неуклюжец, не разбирал подробностей, лез да лез со своим нехитрым намерением каждую ночь: крепко и требовательно лешачье естество. Так и пришло оно, тихое женское счастье...
Зеленый Колокольчик и Песья Глотка вышли из машины перед угрюмым фасадом средней школы незамысловатой брежневской постройки. 12 июня, воскресный день. Школа пустовала, отмокая от сильных страстей в состоянии дремотного межэкзаменья. За приличествующую случаю мзду госпожа директор сдала Тодай-мэнцзу на трое суток физкультурный зал, раздевалки и несколько классных комнат, где участники семинара могли удобно поспать вповалку на приземленных матрасах. Один охранник контролировал этаж с классными комнатами, шмотками и матрасами, а другой встал у дверей в физкультурный зал. Полковник не стал ему называть пароль, да и артефактов каких-нибудь тоже не показал. Просто велел:
– Зови Коробова.
Тот нахмурился, переложил шокер из одной руки с другую и ответил, вложив в голос максимум неприятных перспектив:
– Господин Кали-Сун занят. Он не сможет видеться с посторонними людьми до окончания семинара. Прошу очистить территорию.
Ну ведь мог же он сказать все то же самое, но чуточку повежливее? Бывают, положительно бывают люди, притягивающее к себе неприятности.
Конечно, полковник убил бы строптивца одним прикосновением, а может быть, не прикасаясь и даже не глядя в его сторону. Однако для его действительных чинов размазывание туповатого сторожа являлось действием совершенно неуместным... И уж тем более, какие-нибудь жалкие пререкания с ним.
– Лейтенант! Прошу вас, дайте необходимые комментарии. Только негромко.
Песья Глотка было пожалел пацана. Типа сам раньше бывал за простого быка. Тоже хотел быть как крутой. Тоже бурел не в масть. Такое дело: не забуреешь, авторитета не будет. Ну и сейчас чисто последний шанс кинул братишке.
Лейтенант утробно зарокотал. Как псы рокочут. В сторону смотрят, не на пугаемого субчика, только иногда скашивают глаза, а потом вновь не смотрят; и все давят-давят угрожающий рокот... Заггррррыззуурррр! Поза у них при этом бывает какая-то скованная, неуклюжая, она-то и пугает больше всего – вот сейчас как бросится, как примется рвать зубами... Загггрррррызурррррр! Так зарокотал Песья Глотка, и язык его сквозь этот непередаваемо собачий звук едва вытолкнул два слова:
– Звониррр старрршомуррр.
Это было настоящий хороший шанс, выданный типа без обид, понтов и подколок. Опытный умный охранник, на такую парочку глядючи, и сам бы давно вызвал старшего по смене, благо, рация к ремню привешена, всего делов-то: вынай и трынди. Потр-роха волчьи! да что старшого, при этаких раскладах всю поддержуривающую смену по хорошему надо конкретно вызвать. Давай, пацан, давай, мочить тебя ломает, как об кутенка руки марать. Нет, видишь ты, захотел до конца крутизну свою выдержать...
– Повторяю: прошу немедленно очистить территорию. Иначе вынужден буду применить силу. Ах-х-х-х-м-м-н-н...
...Зеленый Колокольчик каким-то чародейским фокусом уменьшил труп охранника до размеров крупного плюшевого медведя и сделал его невидимым. А лейтенант отнес мягкую игрушку в школьную подсобку. Впервые у них получилось столь качественное, дружное и продуктивное взаимодействие.
– Внимание, дуб мощи. Смотри во все глаза, слушай во все уши. Сейчас мы будем беседовать с ценнейшим кадром чистой силы в регионе. Или почти ценнейшим, бес весть. Никита Коробов, он же Кали-Сун, левая рука архата. Еще человек, тянет первую жизнь и не ведает каково оно, Воздушное королевство. Но когда отдаст бесу душу, будет для темной гвардии славным сикурсом. Н-да. Именно так. Темная гвардия – его судьба. Гипноз, врожденные способности сильного мага и мощная эмпатия... Веришь ли, воин, этот Коробов – как младший бог в эпоху славы Мелькарта-старшего: может сделать человека счастливым при помощи касания или объятия. Помыслить страшно, сколь прискорбная ошибка могла бы произойти, не отыщи мы сей светоч до витязей... А каких трудов потребовала инициация!
– Нициация... это чево, Хозяин? Нициация-нициация, а с каким хлебом ее хавать?
– Э-э-м-м... как бы тебе объяснить, реферируя к тривиальному уровню интеллектуальной мощи...
– Э, Хозяин, не держи за тупого.
– Ладно. Я смотрел твое персональное досье. К делу тебя пристроили сразу после действительной военной, в двадцать лет... Вошел э-э-м-м... рядовым исполнителем в группировку автозаводских. Тебе когда работу предлагали, что сказали?
– Ну, по бабкам расклады.
– А дальше?
– Они мне, типа, ну, чо? А я им, типа, ну, да.
– Считай, инициировали. А теперь закрой рот и наблюдай.
Пятидесятый приоткрыл дверь в зал. Полуголая полусотня, расположившись на школьных матах, энергично делала одно и то же движение. А именно то, которое совершает мужчина, оказавшийся на женщине в состоянии тесного знакомства. Но только полусотня проделывала его, лежа на спине. Точнее, с матом соприкасались голова, лопатки и ступни ног. Таз выстреливал вверх, опускался вниз и опять выстреливал. Виртуальная партнерша должна была испытывать нечто сходное с ощущениями ковбоя на необъезженном мустанге.
– Таз на пол не опускать! – командовал Левая рука.
Ритм отбивали две барабанщицы. Та-тах! Та-тах! Та-тах! Тррр та-тах! Та-тах! Та-тах!
– Работать!
Ритм ускорился.
– Вы еще не устали. Преодолейте слабость своей телесной оболочки. Не поддавайтесь усталости. Работать!
Еще ускорился.
– Вашим телом должны двигать не мышцы, а барабанный бой. Войдите в него, подчинитесь ему.
Невероятно быстро. Кто-то ударил задницей об пол. С полдюжины адептов действительно двигались в такт барабанам. Двое далеко ушли в состояние настоящих судорог, а один уже метался между матами, извиваясь и выплясывая ногами джигу повешенного.
– Работать! Работать!