- Он демон, - пояснил я, - дракон в человеческом обличье.
- Вы убьете его, сэр? - спросил Анс.
- Нет, Анс, - помотал я головой. - Если только не окажусь перед такой необходимостью. Но мы отвлеклись от тайны Бертольдова брата, а в числе всего прочего я размышлял и над ней тоже. Вы все еще хотите узнать, о чем я думаю?
- Хочу, сэр, коли речь идет о моем брате.
- Разумеется. Твой брат ничего не помнил о своем пребывании в Эльфрисе.
- Да, сэр.
- Значит, у нас три загадки. Во-первых, почему он ничего не помнил? Во-вторых, зачем его научили говорить складно и красиво? И в-третьих, почему он не выступил от имени эльфов?
- Вы знаете ответы, сэр? - спросила Герда.
- Не все. Полагаю, отгадать вторую всем нам не составит труда. Его научили говорить складно, чтобы он мог надлежащим образом передать послание от эльфов. Анс, у тебя трезвый ум. Ты можешь просветить нас относительно остальных загадок?
- Почему он ничего не помнил, сэр? Это первая загадка, да? Они заколдовали его. Они здорово колдуют, все эльфы.
- Уверен, ты прав, - кивнул я. - Но зачем им это понадобилось?
- Кто-то поручил брату передать послание, - пробормотал Бертольд.
- Да.
- Он так и не сказал, кто именно, поскольку сам не знал.
Я снова кивнул:
- Думаю, ты прав. Этот "кто-то" хотел остаться неизвестным и сохранить свое послание в тайне.
Герда воткнула в землю рядом с костром одну из рогаток, призванных служить опорами для поперечины с подвешенным на ней котелком.
- Так, значит, он и не мог ничего передать, поскольку все забыл.
Бертольд нашарил мою руку:
- Сюда кто-то идет.
Я взглянул на Гильфа, который поднял голову с озадаченным видом.
- Ты слышал шаги?
- Да, сэр. Я слышу.
- Дует ветер. - Я поднялся на ноги, положив руку на рукоять Этерне. - По-видимому, он идет против ветра. Вот почему Гильф не чует запаха.
Я двинулся по ветру, и пес потрусил за мной следом.
Когда мы вернулись, Бертольд и Анс крепко спали, но Герда сидела у костра, грея руки.
- Кому-то надо бы остаться на страже, - сказал я, садясь рядом, - но ты можешь ложиться спать. Я посижу здесь, а Гильф просыпается при малейшем звуке.
- Вы никого не нашли?
Я помотал головой.
- Я все прислушивалась, сэр. Думала, если вы его убьете, он скорее всего вскрикнет.
- Я так никого и не увидел, - признался я.
- Хотя там кто-то есть?
Я кивнул.
- Один из великанов?
Я помотал головой. Гильф, видевший незваного гостя, описал мне его.
- Паренек вроде Тауга?
- Нет, крупный человек. Как я сказал, я его не видел, но слышал, как он убегает. Крупный человек может двигаться очень тихо, пока не приходится бежать, но когда он пускается бегом, бесшумно у него никак не получается.
- Неужто ваш пес не сумел догнать его?
- Уверен, он догнал бы, но я не позволил. Помнишь, как Гильф набросился на тебя возле живой изгороди?
- В жизни не забуду.
- Анс спрашивал, что меня тревожит. Кажется, я сказал, что тысяча разных вещей. - Я улыбнулся. - Положим, я слегка преувеличил, но среди всего прочего мне не давало покоя воспоминание о том, как Гильф поймал тебя. Я увидел твою цепь, и в уме у меня прозвучал громкий стон. Почти крик.
- Я уж привыкла к ней, сэр.
- Обещаю, мы снимем ее сразу, как только найдем кузнеца, хотя, возможно, это произойдет не скоро. Но сегодня вечером мне не давала покоя мысль не о цепи, а о том стоне. - Спустя мгновение я добавил: - Уверен, стонал не я.
- Если он прозвучал у вас в уме, сэр…
- Значит, все-таки я? Нет. Не я, точно. Но тогда кто?
- Не знаю, сэр. Я ничего не слыхала.
- Я вспоминал тот стон и пытался решить, кому же принадлежал голос. Я уже почти определился с ответом, когда меня вдруг осенило, что это мог быть Бертольд, настигнутый Гильфом. Ты думала об этом?
Герда помешала в костре палкой.
- Бертольд немолод и слеп, но все еще силен для своего возраста. И я не знаю человека более бесстрашного. Он стал бы драться, и Гильф убил бы его. Мужчина, убежавший от нас, был моложе и гораздо сильнее.
Герда промолчала.
- Некоторых людей стоит убивать. Многих надо убивать, поскольку в противном случае они попытаются убить нас. Но я не уверен, что убежавший от нас мужчина - могучего телосложения молодой человек - относится к первым или вторым.
- Вы думаете, он мой сын, сэр. Вы думаете, это Хеймир.
- Я ничего не думаю. Мне просто пришло в голову, что такая возможность не исключена.
- Я не знаю, сэр. Право, не знаю. - Герда смахнула слезу. - У меня такое ощущение, будто он действительно вернулся ко мне или я пришла за ним, что-нибудь в таком роде. Но я не знаю, сэр, честное слово. Я его не видела и не слышала, ничего еще.
- Мы позволим ему подойти поближе в следующий раз, коли следующий раз будет.
- Вы очень добры, сэр. Сэр?
- Да?
- Если это он… Вы ведь не причините ему вреда?
- Конечно нет. А он мне?
Герда поколебалась:
- Он мог бы, сэр, когда бы меня с вами не было. Не знаю. Скорее всего он голоден.
- Мы тоже. Здесь мало дичи.
- Южнее, сэр, к югу от гор…
Я помотал головой:
- Я должен встать караулом в горном ущелье. Мы не скоро окажемся к югу от гор.
Герда улыбнулась:
- Я знаю, вы не позволите нам помереть с голоду, сэр. Даже если он будет с нами.
Кто-то огромный лежал в низкой пещере на ложе из папоротника; на долю секунды я почувствовал его голод и одиночество. Я поднял взгляд. Облако наблюдала за мной, я с трудом различал в темноте ее голову и темный глаз. Надеясь, что она увидит, я кивнул.
- Вы сказали, что уже решили насчет стона, сэр. Стона, который услышали, когда впервые меня увидели. Так что вы решили?
- Тогда я увидел, что ты скована цепью. - Дым костра потянул мне в лицо, я отогнал его ладонью и немного передвинулся влево. - Ты наверняка считаешь, что стон мне померещился.
Она потрясла головой:
- Нет, коли вы уверены в обратном.
- Уверен. Я умею отличать действительность от игры своего воображения, и это была не игра воображения. Стонала не ты и не Гильф. Я точно знаю, хотя не понимаю откуда. Там был еще кто-то, кто-то мне невидимый. За мной неотступно следовали эльфы, и я решил, что скорее всего это Гарсег. - Я немного помолчал. - Гарсег не эльф, но носил обличье эльфа. Когда-нибудь в другой раз я расскажу тебе о Гарсеге побольше.
Герда кивнула:
- А теперь вы считаете иначе, сэр?
- Да. Ты говорила, что видела со мной старую женщину.
Герда нерешительно кивнула.
- Думаю, то была хозяйка Мани. Ты, наверное, видела Мани. Такой большой черный кот.
- Ведьмин кот, сэр, коли вас интересует мое мнение.
- Да, хотя теперь он принадлежит леди Идн. Ведьма умерла, но все еще не покинула наш мир. Когда Баки корчилась в муках на сеновале, призрак бывшей хозяйки велел Мани привести меня к ней на помощь.
- По-вашему, она преследует нас, сэр?
- Едва ли. Полагаю, она отправилась в Уртгард вместе с Мани, хотя точно не знаю. Ложись, постарайся заснуть.
- Если вас больше ничего не беспокоит, сэр. Я надеялась, вас мучат еще какие-нибудь вопросы, которые я сумею разъяснить.
Я рассмеялся:
- Сомневаюсь, Герда. В гроте грифона эльфы собирались принести в жертву прекрасную женщину. Кто она и что с ней сталось?
- О, Лер! Я не знаю, сэр.
- Очень высокая, с молочно-белой кожей и черными волосами. - Я очертил в воздухе руками фигуру незримой женщины. - Если ты не знаешь, кто она и куда делась…
- Клянусь, сэр, не знаю.
- Верю. Тогда ответь мне на такой вопрос: зачем эльфам приносить Гренгарму в жертву одну из наших женщин?
- Понятия не имею, сэр. А вы знаете?
- Возможно. По природе своей Гренгарм очень походил на Гарсега, однако здесь, в Митгартре, казался реальным существом. Помнишь Тауга? Он родом из Гленнидама - деревни, где поклоняются эльфам.
- Это неправильно, сэр. Так поступать негоже.
- Во всяком случае, нам, людям, не следует. Думаю, не составит особого труда объяснить, почему жители Гленнидама поклоняются эльфам, хотя это и неправильно, как ты верно заметила. Главный же вопрос, пришедший мне в голову слишком поздно, заключается в другом: почему эльфы допускают такое?
Судя по лицу Герды, она меня явно не поняла.
- Ты упомянула имя Лер, мать. Предположим, Лер, Вальфатер и Лотур сейчас появятся перед нами, принесут тебе жертвы и вознесут тебе молитвы. Что бы ты сделала в таком случае?
- Я… - Герда заметно растерялась. - Ну… ну, я сказала бы, что произошла какая-то ошибка или что они шутят надо мной.
- Вот именно. Но эльфы, которые должны бы сказать то же самое, не говорят ничего подобного. - Я задумчиво смотрел на луну, восходящую над пустынной местностью.
Наконец Герда промолвила:
- Наверное, им это нравится, сэр.
- Ложись, - сказал я. - Спи.
Когда луна поднялась достаточно высоко, чтобы далекие горы стали смутно видны в темноте, я встал и проверил путы наших лошадей. У лошадей Бертольда и Герды они оставались надежно затянутыми, как и у спокойного бурого мула Анса. А у Облака они, по обыкновению, ослабли, и я подтянул перевязь. Когда я улегся, Облако ткнулась мордой мне в лицо, вызвав в моем воображении образ дикого кабана, огромного и свирепого, роющего рылом землю на другом берегу маленькой речушки.
Я кивнул, забросил колчан за плечо и подтянул тетиву лука. Тетива Парки тихо пела под моими пальцами - песни жнецов, убирающих поле, и песни женщин, баюкающих сонных детей, песни войны и песни веселых гуляк в тавернах, песни поклонения, которые звучат у алтарей, когда бушующее пламя огромных костров пожирает воловьи туши и златовласые оверкины в рогатых шлемах появляются в клубах дыма, - все они и многие другие сливались в единый гимн человечества, аккомпанементом которому служило звонкое пение птиц.
- Хороший кабан! - Гильф облизнулся. - Хотите подстрелить?
Я кивнул.
- Далеко. Я подгоню его.
Не успел я сделать и двух шагов, как Гильф уже исчез из виду. Осторожно ступая в кромешной тьме под деревьями, я размышлял над своими немногочисленными жалкими соображениями, высказанными Ансу, Бертольду и Герде, и над их вопросами и замечаниями. Потом, шагов через сто, я прошептал имя Дизири.
Гильф отыскал кабана; с легким дуновением ночного ветра до меня донеслись рычание пса и злобное хрюканье.
Йотунленд, подумал я. Это Йотунленд. Пустынный, холодный край, слишком засушливый.
Бертольд Храбрый рассказывал о страшно глубоких колодцах, на сооружение которых уходили месяцы, колодцах, иссякавших в засушливые годы; об изнурительном труде рабов, таскавших на поля воду, ведро за ведром; о жестоких сражениях ангридов за подступы к мелким извилистым рекам, ни одна из которых не достигала моря.
Вот еще одна загадка. Такое могучее и сильное племя, как ангриды, могло бы обосноваться где угодно. Почему они предпочитают жить здесь?
Неужели боги Ская действительно изгнали Великанов зимы и древней ночи из благодатных солнечных краев? Или Великаны сами выбрали место обитания? Безусловно, рыцари вроде Свона, Гарваона и Воддета никогда не оттесняли ангридов на север, за горы.
Рычащий пес и разозленный кабан приближались, а я уже достиг узкой речки, сверкающей в лунном свете. Где-то здесь Гильф загонит кабана на мелководье и потом выгонит на другой берег, если кабан останется жив к тому времени.
Если Гильф не напорется на смертоносные клыки. Метко пущенная стрела положит - или почти положит - конец охоте. Я вложил стрелу в лук и на пару секунд расслабился, глядя на луну. Начинал сыпать легкий снег, хотя луна по-прежнему ярко сияла, и серебристый свет казался подернутым туманом, прекрасным и зловещим. Сегодня мы ехали медленно, а завтра поедем еще медленнее; и хотя сегодня мы проделали нелегкий путь, завтра нам придется еще труднее. Кто захочет жить здесь?
Кабан, по всей видимости. Но я знал, что кабану суждено умереть.
Завтра у нас будет мясо. Мясо не только для меня и Гильфа, но и для Бертольда Храброго, Герды и Анса. Даже для огромного и нескладного молодого человека, подкравшегося так близко к нашей стоянке. Для молодого человека (у него есть имя, напомнил я себе), которого страдающая мать нарекла Хеймиром, в надежде расположить к нему ангридов, и который сейчас лежит в своей горной пещере, мучась голодом.
Человеку таких размеров, чей вес составляет, наверное, половину веса Облака, потребуется много пищи - пищи, которую трудно найти в этом бесплодном краю. Настоящие ангриды еще огромнее и кормятся только за счет непосильного труда своих рабов на фермах.
Пес и кабан были совсем близко; я слышал треск молодых деревьев, неумолчный сердитый треск, воспринимавшийся слухом как единый протяжный звук.
Внезапно мне пришло в голову, что король Арнтор поступил бы более умно, если бы послал ангридам хлеб и сыр. Потом я подумал, что дипломатическая миссия лорда Била обречена на провал; что ангриды никогда не перестанут совершать набеги на южные территории, поскольку без рабов умрут от голода; что ни один ангрид не в состоянии вырастить или убить достаточно животных, чтобы прокормить себя, жену и детей. Они слишком большие, и им нужно слишком много пищи для поддержания сил.
Впрочем, никто никогда не видел их жен.
Кабан внезапно появился из темноты, и я натянул тетиву до уха и выпустил стрелу. Кабан, угольно-черный в лунном свете, резко дернул головой, с шумным плеском бросился по отмели обратно в реку, потом развернулся кругом, готовый вступить в схватку с Гильфом, но в следующий миг упал на колени и завалился на бок. Тушу кабана отнесло течением на пару шагов от места, где он испустил дух, но не дальше.
Из темных зарослей выскочил Гильф:
- Хороший выстрел!
- Спасибо. - Я ослабил тетиву и закинул лук за плечо. - Он тебя не поранил?
- Даже не зацепил. - Гильф вошел в реку и принялся лакать воду.
На свежевание и потрошение кабана ушло около часа. Я отрубил голову и передние ноги (на одну из которых Гильф заявил права), а все остальное взвалил на плечо. Обратно мы двигались медленнее, но идти было недалеко.
- Голоса. - Чтобы сказать это, Гильф выпустил из зубов кабанью ногу. Инстинктивно он поставил на нее лапу. - Слышите?
Я помотал головой.
- Я ее не знаю.
Он снова подхватил с земли кабанью ногу и потрусил вперед.
Когда Гильф приблизился к костру, она встала - и на какой-то миг мне показалось, что она будет подниматься вечно. Спутанные светлые волосы до плеч, худое лицо с тяжелой челюстью и огромными глазами, шея толщиной с мою ляжку, широкие покатые плечи и высокая грудь, прикрытая куском шкуры. Толстые веснушчатые руки, пальцы с когтями. Высокая талия, широкие бедра под рваной юбкой и мощные ноги с ободранными костлявыми коленями, которые бросились мне в глаза даже при слабом свете костра.
- Привет, - сказала она голосом, ниже мужского. - Вы сэр Эйбел? Привет. Я Хела, ее дочь. Она говорит, все в порядке. Это еда?
Герда тоже встала, головой она не доставала дочери до пояса.
- Вы ведь не сердитесь, сэр? Я… мне не следовало, знаю. Только она… она по-прежнему…
- Ваша дочь.
- Да. Да, сэр. Моя малышка, сэр. - Последние слова Герда произнесла без тени иронии.
Проснувшийся Анс сел на земле и вытаращился на Хелу. Бертольд с трудом поднялся на ноги и стал шарить руками в воздухе:
- Хела? Хела?
Хела опасливо попятилась, хотя была на три головы выше старика.
- Берт тебя и пальцем не тронет, - мягко сказала Герда.
- Хела. - Он наконец нашел ее рукой. - Я твой отец, Хела. Твой приемный отец. Разве Герда никогда не рассказывала про меня, Бертольда Храброго?
Я опустил кабанью тушу на землю рядом с костром.
- Ты ушла до того, как я попала к Бимиру, и Бертольд Храбрый тоже ушел навсегда. Теперь он Бертольд Слепой. Вот что они с ним сотворили. Но ты осталась прежней, Хела. Все той же девочкой, которую твоя мама любила в далеком прошлом.
Хела присела на корточки и обняла старика.
- Ах, Хела, - тихо промолвил Бертольд. - Ах! Ах, Хела!
И простые эти слова звучали как музыка.
- Может, нам зажарить немного мяса? - Анс стоял подле меня с несколькими свежесрубленными ветками в руках.
- Думаю, тебе лучше лечь спать.
- Страсть как кушать хочется, сэр. - Когда я заколебался, он добавил: - Я возьму, сколько вы позволите, не больше.
- Бери сколько хочешь. Поджаришь кусок для Бертольда?
- Да, сэр. С радостью. И для нее тоже, сэр, она захочет заморить червячка.
- Не сомневаюсь. Но она может сама себе приготовить. Если она хочет есть с нами, она должна с нами работать - и будет лучше, если она с самого начала это усвоит.
- И для вас тоже, сэр. Почту за честь, сэр.
- Если Хела может сама себя обслужить, я тоже могу. - Я снял с плеча лук, сел у костра и взял у Анса одну из веток. - Будь добр, отрежь мне кусок.
- Да, сэр. Еще не ложились, сэр, да?
- Да, но поспать следует. Лягу, когда поем.
Однако, когда Анс, Бертольд и Герда снова заснули, и даже Гильф заснул, лежа на боку и похрапывая, и одна только Хела осталась сидеть на корточках у костра, с насаженным на вертел куском мяса размером с два моих кулака, я еще долго сидел с ней, время от времени задавая вопросы и часто погружаясь в молчание, чтобы обдумать ее ответы.
- У меня не так хорошо подвешен язык, - сказала она, - чтобы красиво болтать и услаждать слух мужчин. Иначе я бы неплохо устроилась в любом доме, где мне прислуживали бы старухи да рабы вроде моего новоиспеченного отца и на ужин подавали бы целого быка, когда я пожелаю. - Она рассмеялась, и я увидел, что зубы у нее вдвое больше моих. - Но вы сами видите, какая я, сэр рыцарь. Какой инеистый великан захочет взять меня в жены? Они любят своих соплеменниц, которые бегают к ним по ночам из Йотунхоума. Или южных женщин, крохотного росточка, с умелыми руками и медоточивыми устами. "О! О, какой ты огромный! Возьми меня!" Поэтому я отправилась в Мышиные горы, на поиски мужчин своего роста, и нашла, и служила им, как женщина служит мужчине, и в награду получала лишь тумаки да шишки.
- Они прогнали тебя? - спросил я.
- Пинками. Заметили мой нож?
Я кивнул.
- Он не заметил! - Хела басовито рассмеялась. - Говорят, на юге живут так называемые мужчины, которые бледнеют при виде стального клинка. Глупцы! Таким ножом не отнимают жизни.
- Сколько тебе лет, Хела?
- Я уже достаточно умна, чтобы отличить кота от катафалка. Вас беспокоит, что я прибежала к матери, сэр рыцарь?
Она сняла мясо с вертела, попробовала кусочек, потом вытерла губы рукой и облизала пальцы.
- Нет. Ты была голодна. Уверен, в трудную минуту я сделал бы то же самое, будь у меня мать.
- Мы подстерегаем путников на Военной дороге, я и Хеймир. - Хела насадила кусок мяса обратно на вертел и сунула в костер. - Некоторые дают нам что-нибудь, иногда.
- Вы ничего не попросили у меня, когда я проезжал там.
- Не видели вас, сэр. Сколько у вас лошадей?