– Пекельный велел тебе сказать, что я окна желаю открыть, каменюками заваленные. Поможешь?
– Каменюками? – Василий нахмурился. – Ты видишь камни? Вместо окон?
– А что видишь ты? – подозрительно нахмурилась я. В памяти нарисовалась картинка. Я, Борька и огромный каменный забор, который ограждал хоромы Никиты… когда после свадьбы я очень захотела сбежать. А после, как я толкательно-пихательным путем выясняла, что никакого забора нет. Точнее каменного нет, а стоит обычный частокол – дунешь, упадет! Может и тут нечто подобное? – Камни вижу только я? Да?
– Ну… я точно вижу пыльные стекла, серое небо и темно-серый снег. – Домовой поманил меня к себе. А когда я наклонилась, закрыл мои глаза пухлой ладошкой. Что-то пробормотал и приказал. – А теперь я уберу руку, и ты тоже увидишь пыльные стекла, серое небо и темно-серый снег. Раз… Два….
"Три" не последовало. Обретя возможность видеть реальное, я бросилась к оборванному гобелену, за которым, как оказалось, скрывалось все, точь в точь описанное Василием: пыльные стекла, серое небо и темно-серый снег.
Глава третья
Феникс
Ужин прошел в натянутой обстановке. Марфа сидела мрачная как туча, неохотно ковыряясь серебряной вилкой в жарком, поданным на фарфоровой тарелке, Захар односложно отвечал на вопросы захмелевшего Еремея, который словно и не заметил царившей за столом атмосферы: пытался шутить со служанками и даже пару раз попытался затянуть песню про мороз.
Нет, с одной стороны Марфе повезло. Ну что было бы если бы она влюбилась в того же Захара? Мечтатель, философ, зануда. Да сбежала бы она от него или померла от скуки. А так, и романтика с большой дороги, и при положении, ну и главное достоинство – не пытается соперничать с Мафаней в плане мудрости. Да и куда ярмарочному воришке до принцессы из рода Примудрых?
Задумавшись, я даже не услышал его вопроса:
– Так что делать думаешь, Феникс?
– Что? – Я взглянул на Еремея.
– О чем задумался, говорю, сокол наш ясный? – ухмыльнулся он. – Не о планах ли на будущее?
– И о них тоже. – Не стал отнекиваться я. Только не уточнил, что планы уже обдуманы на триста раз. Теперь о них не думать, их делать надо!
– А чего надумал? – не отставал он. – По поводу доченьки моей единственной, а?
– Верну я ее. Не переживай, государь. – Я стиснул зубы. Вот надо же было на больную мозоль наступить и несколько часов на ней выплясывать. Видать с Мафаней эту новость не раз успели обсудить!
Стоп!
Время замедлилось.
А когда они узнали? И от кого? Ведь когда Марфа приняла меня за Пепельного, она попросила вернуть ей Василису и забрать себе ребенка! Неужели?! Как она могла сговориться с моим врагом за моей спиной?! Неужели она настолько не верит в меня?
– Верну! – Еще раз повторил я, взглянув Марфе в глаза. В ответ та невинно улыбнулась.
– Вот и славно! А давай, затек, мы с тобой за это и выпьем!
– Вот это дело, мать! – оживился еще больше Еремей, и поднял бутыль с самогонкой. – Чистый продукт! Проверено!
– Нет! – та поспешно вскочила. – За успех надо пить другое! Пойду, принесу вино двадцатилетней выдержки! Мой отец его поставил в год, когда была зачата Василисушка. Эх…
Шурша юбками, Мафаня вышла за дверь.
– Страх Марфы всегда заключался в том, чтобы не потерять единственного ребенка, – заговорил вдруг Веха. – Она боится повторить участь своей матери. Ведь когда погибла ее старшая сестра, королева сошла с ума. Финал вы знаете…
– Она бросилась на камни дворцовой площади. – мрачно кивнул Еремей. – После этого Мафаня и переселилась в ведьмин домик. Много воды утекло, пока она меня и себя простила, и согласилась вернуться во дворец…
– Поэтому, не надо ее винить в том, о чем ты думаешь, Ник. – Захар посмотрел на меня в упор. – Она не считает это своей виной. Зато угадай, кого она считает виноватым?
На этих словах дверь открылась и в залу вернулась королева, бережно держа в руке, затянутый в черный бархат кувшин.
– Ну… кому налить? – Она остановилась и с улыбкой оглядела нас. Еремей почему-то побледнел, икнул и отчаянно затряс головой.
– Не! Только не мне! Градус понижать – похмелье наживать.
Захар долго смотрел на кувшин и наконец решился.
– Я так долго был в забвении, что не хочу тратить ни секунды реальной жизни…. И потому отдаю предпочтение чистой воде, как и до твоего предложения, Марфа. Но это не потому, что не желаю возвращения твоей дочери…
– Да с тебя и взятки гладки, малахольный! Сколько тебя помню, ты всегда отдавал предпочтение воде! – отмахнулась Мафаня, и шагнула ко мне. – Ну, Феникс, за тебя, мою дочь, и твое слово!
Я смотрел, как пузатый бокал наполняет жидкость цвета крови и уже знал, что все не просто так. Просто знал! Все ингредиенты этого вина сложились в таблицу: вишня, немного миндаля, мед, трава чабера и… цветки лунной лилии. Той самой, от которой впадаешь в забытье на очень долгое время. Как-то раз, мы с Василисой имели возможность спасти от этой напасти жителей целой деревни…
Как давно это было…
– Ну что, зятек? За сбычу мечт?
Передо мной, в руке Мафани призывно закачался бокал.
Подготовилась… Кровавик камень не редкий. Да и цветки лунной лилии не смертельны. Главное принять противоядие до того, как ляжешь спать. Это в идеале. Сейчас у меня нет кровавика, а сообщать Марфе о том, что я знаю ее коварные планы, почему-то не хотелось. Явно не зря она все это затеяла.
Взяв бокал, я криво улыбнулся, глядя в глаза Марфы.
– За то, что произойдет, мечтаем мы об этом, или нет. – И одним глотком осушил бокал.
– Вот и славненько! – Она поднесла бокал к губам и развернулась, направляясь к своему креслу. – Ох, и крепкое вино получилось. Боюсь, не осилю!
Марфа вылила бордовую жидкость обратно в кувшин и поставила опустевший бокал на стол.
– Главное, что я осилил… – Не хотелось этого говорить. Само вырвалось. Внутри сплелись в один комок равнодушие, обида и пустота. Вселенная пустоты! И Марфа, Захар, Еремей… все эти люди стали бесконечно чужими, а в голове засел вопрос: что я тут делаю? Время уходит, как песок сквозь пальцы…
Я поднялся.
– Марфа… Ты обещала мне карту…
– Обещала! – тут же подскочила она и засуетилась рядом. – Но может лучше завтра? Пойдем, я провожу тебя к твоим палатям. Выспишься, отдохнешь… А завтра я тебя и провожу.
– И я пойду с ним. – Поднялся Захар. – Постели нам, Мафанюшка, в одних палатях.
На миг в глаза Марфы мелькнуло сомнение, и тут же на губах появилась заботливая улыбка.
– Конечно. Как знаете!
Палати достались нам почти что царские.
– Это Василисы спальня, – пояснила Марфа распахивая перед нами двери. – Я бы вас в гостевые отвела, да там уже сто лет никто не прибирался. Пылюги – тьма!
– Мы согласны переночевать тут! – прервал я ее оправдания. Предчувствие, что все не просто так – усилилось. – До завтра!
– Угу! – обрадовалась она. – Если чего нужно – все к вашим услугам. Слуг колокольчиком можно позвать, или в окно крикнуть. Наша спальня как раз под вашей.
Проводив Марфу взглядом, мы с Захаром шагнули в палати принцессы.
Они состояли из двух комнат. В первой стоял стол и два кресла, а так же имелся балкон, точнее метровый выступ, идущий вдоль всего этажа. У спальни Василисы он ограждался резным заборчиком, на котором вился вьюн, доверчиво поднимая лепестки к небу.
Спальня состояла из одной выкрашенной в белый цвет комнаты, в которой помещалась здоровенная кровать с балдахином да на окне цвели буйным цветом герани. А еще в уголке стоял сундук. Запертый. Жаль.
Я устало опустился на кровать. Огляделся.
Даже не верится, что именно здесь, почти всю свою жизнь жила та, о ком я мечтал. Мечтал, даже когда ее на свете не было. Мечтал и ждал…
– Феникс… – Захар заглянул ко мне, помялся у двери и решительно подошел. – То, вино… Тебе стало плохо именно из-за него…
– Мне неплохо…
– …потому что в нем… Что? Как? – До Захара дошло. – И тебя не клонит в сон? Нет головокружения?
– Нет, – я усмехнулся, глядя как на его лице, отображаются все оттенки искренней обиды, словно его обманули. Пообещали леденец и не дали. – И я знаю, что в вине Марфы была Лунная лилия.
– Но зачем же ты его пил?! – Веха сел рядом со мной на кровать. – У меня даже нет кровавика, чтобы тебе помочь…
– Захар… ты… Что ты помнишь из прошлого? – вместо ответа спросил я. – Нашу встречу в мире Мертвых помнишь? Или книгу Страха? Ты тогда сказал, что в ней много чего интересного написано…. Значит, ты ее читал. Ты помнишь что-нибудь из этого?
Веха испуганно нахмурился и когда до него дошел смысл вопроса, вдруг замотал головой.
– Ничего! Ничего не помню! Ворона только. А еще Марфу и родичей! И все! Ничего больше!
– Да ты успокойся! – Я сжал его руку. Холодную. Влажную от волнения. Или страха? – Просто покопайся в памяти. Она же не плоть, не истлевает. Если что-то знаешь, это навсегда. Даже перерождения не всегда блокируют память, а ты не переродился. Ты воскрес! Понимаешь?
– Нет! Я ничего не знаю! Вообще! – дернулся парень. Но я сцапал его и за вторую руку. Почти силой заставил успокоиться и попросил.
– Посмотри мне в глаза. И говори все, что придет на ум. Говорят, это помогает…
Несколько мгновений Захар старательно отводил от меня взгляд. Могу его понять. Смотреть на такое обожженное страшилище – то еще удовольствие.
Наконец он словно решился, и серьезно уставился мне в глаза. Какое-то время он молчал, а после заговорил.
– Когда сойдутся вряд четыре звезды, родятся четыре ребенка. Прелестных, как эти звезды. Они будут наделены силами огня, воды, воздуха и земли, чтобы править миром. И будет их правление вечным, если только в душу одного из них не проникнет одиночество. И призовет он к себе того, кто родился под светом черной звезды. И отдаст он ему всю свою любовь и дружбу. А после этого будет низвержен, лишен силы и памяти данной ему создателями. Так будет до тех пор, пока страх, одиночество и смятение будут прибывать в его сердце. До тех пор, пока очищающий огонь не сожжет его сердце дотла. И тогда будет повержен сын черной звезды, поселивший в нем этот мрак. Ой!
Захар часто-часто заморгал, словно приходя в себя.
– Это… что это я такое сейчас сказал?
– Судя по всему, какое-то пророчество… – хмыкнул я, сам пытаясь переварить услышанное.
– Нет! Это… Это… – глаза парня закатились, руки задрожали, а тело выгнулось дугой. На губах показалась пена. Не придумав ничего умнее, я навалился на него, с силой разжал зубы и сунул в рот уголок цветного покрывала. Надеюсь, Василиса мне простит.
– Захар, это всего лишь твои страхи. Их больше нет! Теперь нет! Ты жив и проживешь долгую и счастливую жизнь! Открой все воспоминания. Это нужно тебе! И только тебе! Чтобы ничего не осталось в темноте разума, вызывая страх!
Я почти кричал.
Надо же, как не вовремя я захотелось проверить слова жителей Лихомани, Ифрита и Ворона. Все они что-то не договаривали, отделываясь полунамеками. Вот и подумалось, если я действительно обладаю возможностями и силой, на которую они намекали, то смогу заставить Веха вспомнить из Страха хоть что-нибудь. Ведь читал! И наверняка знает то, что меня интересует!
Знал.
Захар еще пару раз дернулся и обмяк. Последний вздох сорвался с губ.
"Нет! Только не снова! Только не он! Ворон, ты обещал что поможешь! Прости, что снова обращаюсь к тебе, но я знаю что ты меня слышишь! Я никак не ожидал, что дойдет до смертоубийства! Как мне воскресить его? Он не должен умирать!"
На миг мне послышалось, как в эту безумную молитву, вплелось хриплое карканье, и голос Ворона весело произнес: "Просто пожелай, Златокрылый! Ты – мир! Только пообещай, что и это доброе дело мне зачтется, и не беспокой больше меня по пустякам!"
– Что?! И это все? – Я даже оглядел пустую комнату, словно этот птицеголовый стоял у меня за спиной. Перевел взгляд на безжизненное тело Захара, затем вцепился ему в плечи и со всей силы затряс. – Нет! Я тебя спас! Ты не должен умирать! Ты должен жить! Ты нужен мне, Захар! Живи!!!
Тихий кашель мне показался галлюцинацией, а затем голос Захара простонал.
– Ник, прошу! Оставь меня в покое! Если я упал в обморок, это не значит, что меня нужно еще и до кучи придушить!
Я отстранился во все глаза, глядя на живого товарища. Нет! Только не обморок. Он не дышал. Посинел как цыпленок и сердце не билось. Уж после стольких лет путешествий наемником научился различать кто живой, а кто нет!
– Ты что-нибудь вспомнил? – Я не отводил от него взгляд.
– А что ты хочешь знать? – Веха наконец-то отдышался и теперь с кривой улыбкой смотрел на меня. – Как я учился? Или может, как прохлопал книгу Страха? Хотя нет! Тебе наверное интересно как меня сожрал Ворон и я бесплотным призраком ждал того дня когда придешь ты? Хотя если честно, ничего я не ждал. Тогда я знал, что моя жизнь закончена. По крайней мере, та, прошлая жизнь.
Ух ты, а эксперимент-то удался! Вот интересно, сказать ему, что прошлых жизней у него уже целых две, или не надо? Вместо этого я уточнил.
– Книгу Страха! Ты вспомнил что-нибудь оттуда? Ты ведь ее читал, я знаю!
– Читал? – Захар вдруг искренне расхохотался. – Истинный Хранитель Страха знает каждую строчку книги наизусть!
Я прищурился, вглядываясь в его счастливую физиономию.
– Ты – истинный хранитель Страха?
– Кстати… – Он поднялся, выглянул в окно, полюбовался на закатное небо и, обернувшись ко мне, тихо спросил. – А где книга-то? Если ты спрашиваешь о том, что в ней, точно не у тебя…
– Она у Пекельного. – Выдохнул я, отвел взгляд и едва слышно добавил. – Вместе с Василисой. Поэтому… мне очень нужна твоя помощь!
– Узнать, что боится Пекельный? Или ты? – Захар старательно закрыл ставни, и, поманив меня за собой, вышел из спальни.
– Вообще, все, что касается нас двоих, – попросил я, садясь в кресло.
Захар закрыл дверь в спальню и тихо проговорил.
– Не хочется, чтобы этот разговор услышал кто-то еще. Хотя ничего из того что ты не знаешь я тебе не поведаю. То пророчество, или легенду, что я рассказал тебе чуть раньше, можно найти в твоей Лихомани, я уверен. Хотя, уверен что Пекельный уничтожил все труды вашей семьи. Ведь цель его ясна. Он хочет стать тобой и вдогонку получить этот мир, семью ну и, конечно же, Василису.
– Почему? – Огненные язвы, с которыми я почти научился справляться, вновь прорвали кожу на руках, освещая наши посиделки не хуже свечей. – Зачем ему она? Я думал, что он взял ее с собой, чтобы быть уверенным в том, что приду я.
– И это тоже! Но ее он забрал еще и потому, что взяв часть твоей сущности, он взял и часть твоих чувств. Понимаешь? Грубо говоря, она ему теперь не безразлична. А если предположить, что он прочел как справиться со своим страхом, так и вовсе – желанна!
– Что ты несешь?! Он – нелюдь! Он ее убьет! – Взревел я. Вскочил, даже не понимая, что в сумрачной комнате стало светло как днем, и попытался справиться с охватившей меня дрожью. – Жарко! Открой ставни!
– Ставни тебе не помогут, Феникс. Это твоя сущность просыпается. Вместе с твоими чувствами и твоей памятью. Как ты меня совсем недавно учил? Память – навсегда?
– Откуда этот свет?!
– Огонь солнца, что живет в тебе, рвется наружу. Твои язвы, это не язвы Пепельного. Его, огонь этого мира, сжигал, тебя – возрождает! Но… Прошу… Успокойся, Ник. – Захар подошел ко мне, осторожно взял за руку, и повел назад, к креслу. – Ты только устроишь здесь пожар, но вызвать свою изначальную сущность у тебя не получится…
Сияние начало таять, и все же полумрак не вернулся в комнату до конца. Он тянул к нам свои щупальца, но скрыть собой не мог. Мягкое свечение, от моего, как сказал Захар, возрождающего огня, точно куполом накрыло нас двоих.
Ладно. Действительно надо успокоиться и наконец-то узнать все!
– Еще раз. Растолкуй мне, в чем страх моего врага, и зачем ему Василиса?
– А психовать не будешь? – нахмурился Веха и как-то виновато припугнул. – Иначе не расскажу!
– Нет. Все! Я само спокойствие. – успокоил я его, но тот не особо-то поверил. Почесал нос, вздохнул, но все же заговорил.
– Я уже сказал, что Пекельный хочет все, чем владеешь ты. Этот мир, твое тело, твою женщину, особенно сейчас, когда через обряд он получил часть тебя.
– Но он ее сожжет! Так произошло с Кудыкой… Ведьмой, которая ему отдалась в надежде получить великую магическую силу, в обмен на ребенка. – Я почувствовал, как сердце снова затрепыхалось бешеным зайцем.
– Тогда он не обладал твоим телом. Теперь он вполне может иметь потомство. А помнишь, что на счет этого сказано? Ребенок Пекельного получит весь мир.
– Но Василиса беременна! – Сказал и подавился словами. А если Марфа права? А если…. И тут же успокоено выдохнул. Нет! Тогда Пепельный еще не провел обряд, а, значит, ребенок мой!
Но следующие слова Захара едва не заставили меня завыть в голос.
– Она не беременна. Она ведьма. Самая могущественная, какая только могла родиться в этом мире. Ее сила под стать твоей, только никто и никогда ей этого не говорил и практически не учил. Ее сила спала… до вашей встречи. После той ночи принцесса начала меняться. Не сразу. А Марфа решила, что она беременна. Ведь именно во время беременности у ведьмы просыпаются способности.
– Но… Откуда ты все это знаешь? И про Марфу, и про Васю?
– Потому что я – Хранитель Страха! – Выпалил он едва ли не по слогам, точно я был деревенским дурачком. А с другой стороны, если я не помню ни свою историю, ни свои возможности – кто я? – Ладно. Объясню, как это происходит. Хотя ты это и сам знаешь. – Захар придвинулся ближе и тихо заговорил. – Книга Страха – это не летопись старейшего нашего рода. Это амулет нашего рода, рода провидцев, поэтому, я обязан ее найти и вернуть! Так вот. Когда Хранитель умирает, эту книгу открывают все в нашем роду, от мала до велика, пока она сама не выберет следующего.
– И как вы понимаете, кого именно она выбрала? – Любопытство конечно не порок…
Захар только покачал головой, будто чему-то удивляясь, но все же пояснил.
– Когда я взял ее в руки, у меня не осталось вопросов ни касательно прошлого этого мира и каждого человека в частности, ни касательно будущего.
– А что написано в книге? Все то, что ты узнал?
– Если книгу в руки возьмет любой другой, он увидит текст, написанный на незнакомом языке, и только то, что касается его самого, он сможет понять и прочитать. А в основном, главный интерес для всех нас представляет именно наше будущее. Ведь так?
– Значит, то, что я тебя спас, это чудо! – Я прикусил губу, разглядывая этого невзрачного паренька, в руках которого оказались все тайны мира. Пекельному досталась лишь обложка, а вот я "ухватил" саму суть!
– Нет. Я знал, что ты меня спасешь.
– Тогда, когда мы еще учились, ты знал, что все так будет? Знал, кто я?
– Тогда я еще не был Хранителем. Но кое-что мне было известно… – ухмыльнулся он, и тут же без тени улыбки произнес. – Спасибо тебе, что возвратил мою память.
– Не за что. – Так же серьезно произнес я. – Так в чем заключается страх Пепельного?
Захар пожал плечами.