– Подумай. Если он хочет обладать всем, чем обладаешь ты, значит…
– Он – жадный? – Я только развел руками. Что за шарады?!
– И это тоже. – Вдруг согласился Захар. – Он безобразен, одинок, озлоблен, брошен на произвол теми, кто подарил ему жизнь. Так было, пока он не повстречал тебя. Но взамен на твою доброту, он тебя предал! Посчитал, что получить все, чем владеешь ты, гораздо лучше, чем… – Он замолчал и вдруг поднял вверх указательный палец. – Я еще кое-что вспомнил! Отрава Марфы на тебя не подействует! Потому что, цветы лилии теряют отравляющие свойства при свете солнца!
– Да я это уже и сам понял. Но мне очень интересно, зачем она меня опоила?
– Так, поди, и спроси! Если что, можешь сослаться на меня. Ну, что это я унюхал отраву и тебе сказал. А после этого ты, логично предположить, пошел к ней требовать противоядие.
– Хорошая мысль! – Я поднялся. – Тогда пойду, прогуляюсь!
– А я посплю. Давно мечтал выспаться не мертвым сном! – улыбнулся Веха, направляясь к спальне. – Кстати, гуляй подольше, а то кровать-то одна…
Василиса
Два дня проползли словно груженые полозья по песку. Если честно, совсем извелась, сидеть в этих не то хоромах, не то темнице. Даже Пекельный, так его раз эдак, не приходил! Да и с домовым редко виделись. Только утром, днем и вечером по несколько минут, когда он приносил мне еду.
Сказал, что мой тюремщик поставил какое-то заклятие на него. Чтобы чего лишнего не наговорил. Только с едой записочки передавать пока и может. Да в тех записочках все больше меню обсуждалось, да мои желания.
Вот к слову о меню! Вроде ничего такого не заказывала на сегодня, а после ужина стало мне совсем плохо. И тошнит, и живот болит и голова в форме башенки. Не иначе как, Пекельный на меня чем-то осерчал, да и посыпал мой ужин приправой из мухоморов.
Бросили меня все, покинули! Хоть в голос вой!
А что? Идея!!!
– Э-э-эй! Есть кто? Э-э-э-эй! А-а-у-у-у! Плохо мне! Помираю! Совсем помираю! Э-э-э-э-эй!
Выдав сольную партию, я замолчала, слушая как эхо бьется о стены, на все лады повторяя мои вопли. Честно подождала минуту. Две. И от злости, а точнее от безысходности так принялась стонать и завывать, что эффект не замедлил сказаться.
– Василисушка, чего? Плохо тебе, али делать нечего? – Посреди комнаты наконец-то появился домовой.
– И то и другое и можно без хлеба! – буркнула я, и поднялась с кровати. – Василий, есть чего от живота? Плохо что-то! Не пошла в меня еда местная. Придется голодать, не иначе! И вообще! Где мой тюремщик? Притащил сюда и бросил! А девушке не только еда нужна. Ей еще и румяна, помада, и платья, белье красивое! Ну про общение и светские приемы я вообще молчу! Где вышивание? Музыка? Сплетни со служанками? И еще я очень хочу на улицу! Посмотреть! Потрогать! Так что, давай! Шагай за этим Обгорелым и без него не возвращайся!
Пришлось даже ножкой топнуть, для пущего эффекта.
Вот только эффект случился немного не такой, как планировалось.
– Ты чего, девка, белены объелась вместо блинчиков моих? Все это было у тебя в другой жизни! А сейчас радуйся, что Пекельный о тебе не вспоминает! Ну а с голоду мы тебе помереть не дадим!
– Да я тут не с голоду, а со скуки подохну! – не выдержала я. – А еще от еды вашей! Живот у меня болит, понимаешь? А это в моем положение очень опасно!
– В каком таком положении? – насторожился домовой и оглядел меня так, словно видел насквозь.
– Так беременная я. Вроде как… – выпалила я, уже не так уверенно.
– Эт тебе с окошка, что ль, надуло? – усмехнулся коротышка в бороду, и махнул рукой. – Придумала, тоже…
– Но мне тетя… мм… мама сказала, а у нее знания в этом деле имеются. Как выяснилось. А еще монетка Саламанова. Сказала даже что, девочка будет.
– Ну раз сказала, значит будет. Когда-нибудь! – буркнул домовой, и прежде чем исчезнуть, обрадовал. – Сейчас ведьму придворную тебе пришлю, вместе со всем не обходимым. А что касается твоей беременности, эт я думаю, Злотокрылый силу в тебе пробудиться заставил. Вот она у тебя и вынашивалась. Созревала.
Что?!
Я оглядела вновь опустевшую комнату.
Почти месяц нервов коту под хвост? Я не беременна? Но этот-то… домовой откуда знает так оно или нет? Женских дел-то тоже уже давно не было!
И тут, словно в подтверждение новости, у меня снова скрутило живот. Да так, что к приходу какой-то немыслимых размеров тетки, я уже лежала на кровати, свернувшись в клубок, и тихо подвывала.
– Тише, тише! – захлопотала она. Несколько непонятных слов, и в комнате все преобразилось. Холодные стены и пол украсились лохматыми коврами, неподалеку от кровати уютно запылал камин, а на появившемся прикроватном столике таинственно замерцали свечи, разгоняя полумрак. Я даже затихла, разглядывая это великолепие. Интересно, а так нельзя было сделать раньше до того, пока пленница не начала вопить и дергаться в конвульсиях? Может, мне не так и тоскливо тут было бы!
Меж тем, заботливая тетка уже сунула меня под одеяло, а на появившейся жаровне заскворчал чайничек, издавая мятный аромат.
– Ну вот, милая. Я тут тебе чаек целебный приготовила. Как раз чтобы снять последствия женских дней. В пакете на столе все необходимое. Надеюсь – справишься, а я пошла.
– Стойте! Э-э… милейшая… не знаю, как вас величать…
– Баба Клава я. Магичка – травница тутошняя. – Охотно откликнулась она.
– Ага. Василиса. Пленница местная. – Вот и познакомились. – А у меня точно эти… женские… Что-то пока симптомов нет…
– Нет, так будут. – Отмахнулась она, снимая последние сомнения. – Еще вопросы?
– Хотелось бы что-нибудь почитать… повязать… повышивать. Дико скучно тут у вас! И где, позвольте спросить, шляется мой тюремщик?
– Господин Бедорлаг изволил отбыть из своего царства-королевства по делам. Теперь по всем вопросам ко мне или к Василию. Он местный завхоз.
– Супер. – Какое у Пекельного имечко-то! Прям в тему. – Тогда, если можно, принесите что-нибудь, чтобы я тут от скуки не подохла. Ну и сами приходите почаще. Побеседовать, так сказать, чаек погонять…
– Чаек, говоришь? – Баба Клава оценивающе посмотрела на меня и прищелкнула пальцами.
– Вот все щелкают, да щелкают! А о праве на отдых кто-нибудь вспомнил хоть раз в этом дурдоме? – Посреди комнаты появилось что-то… точнее кто-то… Скорее всего, судя по хриплому голосу и недельной щетине, мужского пола. В длинном халате, расшитом аляповатыми цветами, накинутым прямо на голые плечи, в черных трико с провисшими коленками, стоял длинный, тощий как жердь, мужчина, чуть за тридцать и недовольно разглядывал нас какими-то странными, желтыми глазюками. – Чего хотели, дамы?
– Компания вот требуется принцессе, – пояснила баба Клава и обернулась ко мне. – Не стесняйся. Это наш придворный Муз. По развлечениям он тут самый главный. Пообщайтесь пока. А на потом: захочешь позвать, просто позови, захочешь прогнать, просто…
– Прогони. Это я уже поняла. – хмыкнула я. Как тут все просто!
– Вообще, я хотела сказать выстави за дверь, но так тоже можно, – почесала та здоровенную бородавку на носу и улыбнулась. – Ну, вы тут знакомьтесь, а я пойду. Мне еще племянницу сегодня встречать. Немного попривыкнет, я вас тоже познакомлю. Будет с кем посплетничать…
– Нда… уж… – Протянул мужичок, когда за ведьмой закрылась дверь, и обреченно посмотрел на меня. – Тихомир Петрович Муз, к вашим услугам, принцесса.
– Василиса Приму…
– В курсе! – перебил меня этот невежа, и без приглашения уселся на постель. Надо бы к интерьеру пару кресел удобных добавить, а то все так и прутся на мою кровать, словно им тут медом намазано! – Так как же ты тут очутилась, бесхозная?
– Че эт сразу – бесхозная? – Возмутилась я. – Я за Фениксом замужем, между прочим!
– Да слышали – слышали… А если замужем за Ним, какого ляда тут делаешь, да еще Пекельному глазки строишь?
– Ты, Муз Петрович, совсем сбрендил? Да я этого Пекельного ненавижу! – Я даже села. Нет, а чего? Будет такое непотребство говорить – еще и встану!
– Если бы ненавидела, то и ненависть свою ему бы передала. А так, я сам видел, как хозяин наш по коридору шел, да еще и напевал что-то! Не просто же так? Нам, музам, такие настроения известны. – Он лениво расчесал пальцами свои соломенные вихры и вдруг подмигнул. – Самогонку пьешь? А то с утра трубы горя-а-ат…
– Давай сделаем так. Иди за своей самогонкой, а я тут подготовлюсь к долгой беседе, и поддержу тебя чайком. – Подумав, предложила я. – И книжек захвати каких-нибудь!
– О! А хочешь, принесу тебе свои юношеские творения? Так сказать – романтик! Все, как вы, барышни, любите! – оживился тот, вскочил. – Правда, писаны не мной, но вот идея… Главное же, идея?
– Хочу! Неси! Идея наше все! – поддержала я. Но тот меня уже не слушал. Исчез.
Что же они тут все исчезают? Может и мне научиться? Исчезнуть к едрене фене отсюда!
Я сползла на край кровати, и наполнила ароматным чаем кружку.
Эх, как говорила Мафа, неприятности случаются.
Этот вечер подарил мне еще одного, пусть не друга, но сочувствующего товарища. А надо то было всего лишь поддержать компанию. Несколько раз вставить лестные слова и все! Из мужика можно было веревки вить! Более того! Усамогонившись в зюзю, Тихомир Петрович на отрез отказался возвращаться к себе, и изъявил желание меня сторожить и при первой же возможности набить морду Пекельному, тем самым объяснив всю тщетность его попыток мне понравиться. Более того. Он это желание на половину даже исполнил, улегшись калачиком у двери.
Вскоре мне скрашивал одиночество его тоненький храп.
Утро началось с ругани.
– Это еще что такое?! Не пройти, не проехать!
– А тебя сюда никто не звал!
– А тебя будто звал!
– Звал! И вообще, меня не зовут! Я сам прихожу! На то я и Муз!
Я отбросила одеяло и села, разглядывая домового и муза, вот-вот готовых вцепиться друг другу в волосы.
– Василий? Тихомир? Вы чего не поделили?
– Так ты и до нее со своей самогонкой добрался?! – Будто не услышал меня Василий.
– Василиса, между прочим, девушка порядочная! Она самогонку не пьет! – Встал на мою защиту Муз.
Уважаю!
– Да с тобой все пьют! Ты даже мертвого уговорить сможешь! То есть я хотел сказать – Могилку.
– А нечего завидовать моим общественно полезным талантам!
– Да ты…
– Да! Я!
– Так. Ну, все! – От их воплей у меня разболелась голова. И вообще, дни у меня такие! Нервственные! – Оба! Вон из моей комнаты! Когда прооретесь, тогда и приходите!
Толи от моего крика, толи от чего-то еще, но эти двое исчезли, будто и не бывало! Вот только что были, и уже нет! Только ветер прошелся по комнате.
Обиделись наверное… ну и ладно!
Часика два я наводила в комнате уют. Потом, как могла, пыталась заплести в косу волосы. Если учитывать, что последний раз я их мыла в караван-сарае, и расчесывала там же, у меня эта затея почти удалась. Хорошо, что зеркала нет…
К полудню меня начало напрягать отсутствие кого-либо с какой-либо едой! Ну, хоть бы чаек с блинчиками принесли!
Часам к трем, мой желудок и я взвыли одновременно:
– Эй! Кто-нибудь! Я вообще-то с вечера не кормленная! Эй! Василий! Му-у-уз! Баба Клава-а-а! Ну, кто нибу-у-удь! – затарабанила я в дверь, и чуть не рухнула в объятия помятого, в паутине, с запутавшимися листочками в бороде и волосах, домового. Следом за ним в темном коридоре маячила высокая фигура Муза. Вид у него был не лучше. Только вместо листочков, в волосах запуталась какая-то бурая трава, а на щеке красовалась свежая царапина. – Ой!
Я отступила, не сводя с этой парочки обомлевшего взгляда.
– Кто это вас так…?
– Ты это нас так! – Подвинул меня домовой и с кряхтением шагнул в комнату. Следом, постанывая и держась одновременно за голову и зад, вошел Тихомир Петрович. Зыркнул опасливо на меня, с тоской на кровать, и остался стоять на месте.
– Ага! Ну-ка, признавайся, болезная, как ты нас умудрилась зашвырнуть аж к лешему на болото?
– Я?! – Судя по ощущениям глаза у меня вытаращились до предела. Домовой с подозрением покосился и дернул возмущенного Муза за рукав грязного халата.
– Ты поаккуратнее, товарищ интеллигент! Хорошо хоть из Лихомани не вышибла! Не говорю, что мы дольше бы добирались, вот только для нас не дело это – открыто выходить в мир Лукоморья…
– Э-э… – Сбавил обороты Муз, сопоставив масштабы возможного бедствия, и елейно улыбнулся. – Василисушка, девица-красавица, так ответь все же нам, непонятливым, как ты умудрилась, без заклинаний и всяких там магических прилад, перенести нас аж на тыщу верст отседова да еще и мордой в грязь засунуть?
Я даже заслушалась. И не поспоришь – Муз, самый, что ни на есть настоящий! Какими перлами сыплет…
– Чего?! – наконец опомнилась я, когда до меня дошел смысл вопроса. – Я? Вас? На тыщу верст? Не-е-е. Это вы что-то перепутали! Я просто отправила вас прогуляться, а вы и исчезли!
– А что ты при этом испытала? – С другой стороны ко мне подкатился домовой, подозрительно разглядывая меня снизу верх.
– Удовольствие! – не стала скрывать я. И тут с Музом случилась истерика.
– Удовольствие?! Я в болоте пузыри пускаю, потом еще час на волке трясусь, последнюю самогонку упырю пообещал за его платок-самолет, а она тут удовольствие испытывает! Не вину! Не сожаление! У-до-воль-стви-е!!!
– Ну, а что такого? – даже смутилась я. – Просто вы так орали, что у меня голова заболела. А когда исчезли – она прошла. Удовольствие в чистом виде!
– Видимо, далеко прошла… – напоследок буркнул Муз и с гневным хлопком исчез.
– Да что вы на меня ополчились-то? Что я сделала?! – обернулась я к домовому. Тот поспешно отпрыгнул и примирительно поднял руки.
– Ша! Тихо, девонька! Ты на него не серчай. Он у нас разнеженный в царских покоях, на самогонке. Просто не пойму никак, откуда у тебя такие силы взялись? Вот так, по желанию… Это только птицы-сестрицы могли, ну и… – Он осекся и махнул рукой. – Короче непонятно все это. Сила в тебе, конечно, пробудилась, но чтобы такая… Ладно. Пойду я. Покумекаю…
Он развернулся и заторопился к двери.
– Стоп! Василий, а как же обед? – спохватилась я. – Пока вас ждала, уже так проголодалась, что…
– Так наколдуй! – перебил домовой, остановился на пороге и снова задумчиво взглянул на меня.
– Как? – опешила я. – Я не могу! Не умею!
– Это тебе только кажется… – Он подергал себя за бороду и фальшиво улыбнулся. – Да шучу я. Сейчас распоряжусь. Подожди пять минуток!
И вышел за дверь.
Глава четвертая
Феникс
В коридоре уже царили густые сумерки. Свечи горели, но их было так мало, что их слабенькие язычки не рассеивали полумрак дворца, а казались живыми экзотическими цветами, которых вот-вот поглотит ночная тьма.
Вот только, как ни странно, но после разговора с Захаром, больше меня темнота не смущала. Более того. Я знал, что могу разметать ее в клочья только от одного моего присутствия, а могу стать ею. Спрятаться в ней.
Что-то подсказало, что именно так я и должен поступить, если хочу узнать все, что здесь происходит. Что бы я не спросил у Марфы – правды мне не получить. Не сейчас.
Я побрел по коридору, невольно замечая, как язычки пламени становятся ярче, при моем приближении и тускнеют, словно потеряв силы, когда я проходил. Интересно, где ее искать? В царской спальне? Наверняка…
Теперь бы узнать, где эта спальня…
Коридор привел меня на лестницу, которая серпантином спускалась в кромешную темноту. Я уже было хотел заставить появиться огненный шарик, осветивший бы мне путь, но тут услышал легкие, почти бесшумные шаги.
Едва успел вжаться в стену, как мимо меня проскользнула служанка, неся накрытый рушником поднос. Повинуясь наитию, я пошел за ней, удивляясь, насколько хорошо могу раствориться в темноте. Я словно не шел, скользил тенью по ступеням, наступая не на камень, а на густой, мягкий сумрак.
Правда девушка все же что-то почувствовала и пару раз торопливо обернулась, но, не увидев ничего, заспешила дальше.
Вскоре лестница закончилась, и служанка юркнула в залу, где мы совсем недавно обедали. Я застыл у приоткрытой двери, вглядываясь в сидевшую во главе пустого стола скрытую плащом фигуру. К ней поспешно подошла служанка, и, стянув рушник, поставила на подставку, стоявшую возле фигуры прозрачный шар, какой использовали для своих предсказаний балаганные предсказатели.
– Вот. Как вы просили, королева Марфа!
Мафаня откинула капюшон, и придвинула к себе шар.
– А теперь ступай. Да дверь, как следует, за собой прикрой. Никто тебе не встретился?
Девушка покачала головой.
– Нет, госпожа.
– Ну тогда пошла прочь! До утра мне не понадобишься!
– Да, госпожа. – поклонилась служанка и бросилась к двери. Я едва успел отступить, как она безумной пташкой выпорхнула из обеденной залы и со всех ног бросилась прочь, точно за ней гнался сам Пепельный. Дверь с грохотом закрылась, но я успел вовремя и дернул ее на себя, оставив щель. Я должен видеть и слышать, только надо, чтобы Марфа ничего не заподозрила.
А та, вопреки моим опасениям и думать забыла о чем-либо, и тихо бормоча заклинание призыва, уставилась в сделавшийся мутным шар.
– Я ждал тебя! – раздавшийся вслед за этим голос заставил меня удивленно нахмуриться. Знакомый… До безумия! – Ну… Что ты мне можешь предложить? Что, по-твоему, меня может заинтересовать? Только не предлагай мне снова свое занюханное королевство! Зачем мне этот клочок Лукоморья, когда скоро, очень скоро мне подчинятся все ваши царства-государства!
– Если ты меня ждал, Бедорлаг, значит, все же, мы сможем договориться. – Мафаня нервничала. Она всегда, когда нервничала, чуть притоптывала ножкой. Надо же, столько времени прошло, а я это помню… Пекельный! Так вот откуда мне знаком этот голос. Мой голос! – Феникс! Он был у меня! Я даже спутала его с тобой! Теперь вижу почему… Как ты смог стать таким, как он? И теперь, когда солнце нашего мира тебя больше не убивает, скажи… зачем тебе моя дочь? И зачем тебе Никита?
– Когда я сказал, что Василиса из рода Примудрых у меня, я не думал, что ты станешь так часто мне докучать! – процедил он, и тут же послышался вздох. – Я не верну ее тебе. По крайней мере, сейчас. Она нужна мне, чтобы дождаться Феникса. Осталось совсем чуть-чуть, и я стану полноправным властителем всего мира. Точнее… мое дитя…
Я едва сдержал рык. Неужели? Как такое могло произойти? И почему Пекельный говорит об этом, как о свершившемся факте!
– Так, я права? Это ты, Змей искуситель, обрюхатил мою девочку?! – Марфу эта весть, казалось, тоже ранила в самое сердце, но ответ, последовавший дальше, все разъяснил.
– Твоя дочь не понесла от Феникса. Он всего лишь разбудил в ней силу, такую, что ты по сравнению с ней – балаганный фокусник. Пророчество скоро сбудется. Василиса родит мне наследника, способного подчинить себе весь этот мир. Поверь, это правда. Знаешь, откуда мне это ведомо? Из книги Страха! Феникс сейчас настолько слаб, что не смог ни удержать любимую, ни сохранить то, единственное, что могло подсказать ему как действовать дальше и предупредить об опасности. Я говорю о книге Страха. Она у меня.
– И что же в ней написано? – Голос Марфы сделался тусклым, мертвенным. Точно все, на что она надеялась, стало пеплом, прахом.