На краю времени, на пороге мира - Клименко Анна Борисовна 12 стр.


И Миртс, всхлипывая и вытирая слезы, вновь принялась вспоминать ту ночь, когда впервые увидела Учителя.

…Неотъемлемым упражнением будущих мастеров разведки была медитация. Миртс долго не могла понять, к чему будущему воину проводить часы, застыв, точно изваяние, но наставники в один голос твердили, что погружение в себя – и одновременное отторжение себя (каким бы абсурдом это не звучало), помогает лучше узнать свой дух. Ну, а высшая степень медитации так и вовсе могла спасти жизнь, потому как это едва ли достижимое состояние аш-хронн предполагало полную остановку дыхания и всех жизненных отправлений. То есть, смерть… В то время как дух, свободный от тела, мог свободно витать над миром, а потом вернуться в данный при рождении сосуд, оживив его. Правда, так и не утихали споры о том, когда именно дух нисходит в тело дэйлор: во время рождения личинки или после того, как взрослая особь покинет кокон. Ортодоксы придерживались версии "после кокона" – отсюда и пошел закон об уничтожении личинок почившего короля; ибо убить личинку – все равно, что болотного тритона…

Миртс задержалась в тот вечер на горном плато, безуспешно пытаясь достигнуть хотя бы пред-аш-хронн, когда можно попробовать взглянуть на свое тело со стороны. Она пыталась думать о небесных сферах, чистых, недостижимых, но, как бывает в таких случаях, мысли упорно возвращались то к отрабатываемым приемам кулачного боя, то к нахалу Эхерзу, позволившему слишком откровенные взгляды в ее сторону. Миртс не заметила, как стемнело, как темной кисеей подернулся полыхающий закат, как вспыхнула на востоке звезда – колючий кристалл, впившийся в мякоть небес… А потом как-то незаметно она осталась совсем одна на каменной кромке, над бездной, где гулко подвывал ветер. Она огляделась, и вдруг увидела, что у дальнего края каменной площадки одинокий дэйлор упражняется с двумя мечами. Миртс даже в голову не приходило, что можно достигнуть таких высот мастерства! Клинки порхали, казалось, независимо от рук воина, сливаясь в сверкающий веер. Звезды умиротворенно взирали на мастера, сонно помаргивая и тоже удивляясь…

Наконец он замер, отсалютовал небесному куполу и уже собрался уходить, как заметил Миртс, которая все это так и просидела неподвижно.

"Верно, это один из настаников", – решила она, – "да и немолод уже".

Воин, ступая неслышно, как лесной кот, пересек разделявшее их расстояние и остановился в нескольких шагах от Миртс. Которая, в свою очередь, сочла необходимым встать и поклониться.

– Что ты здесь делаешь? – сухо осведомился наставник, – все ученики уже разошлись по кельям.

Щеки Миртс вспыхнули; хорошо еще, что было темно, и он наверняка не заметил ее замешательства.

– Прошу прощения, наставник, – она еще раз поклонилась, приложив ладошку к сердцу, – я выполняла упражнения по медитации и забылась.

– Отправляйся к себе, – процедил воин, – немедленно…

И его яркие, невероятного для дэйлор цвета глаза, зло сузились. Словно Миртс одним своим видом напомнила ему о чем-то крайне неприятном.

Но, стоило Миртс сделать шаг в сторону входа в пещеры, воин задержал ее. Просто – положил руку на плечо. Неслыханно! Здесь, в гнезде куниц, наставники не позволяли себе такого…

– Погоди, – негромко сказал он, – это хорошая ночь. Я хочу поговорить с тобой… Не бойся – просто поговорить.

В тот миг на языке Миртс вертелось язвительное – "а чего мне бояться?"

Но тут же, присмотревшись к мастеру внимательнее, она поняла, что бояться есть чего.

Все было так, как у дэйлор. Только лицо слишком молодое, слишком… застывшее, словно дорогая фарфоровая маска. И глаза – два ярких сапфира, в глубине постоянно что-то меняется, сверкает, искрится, подобно игре ключевой воды на солнце. Где-то в потаенных уголках сознания зашевелилась память предков, а зоркий взгляд Миртс отмечал все новые и новые детали: хищные, заострившиеся ногти, бескровные губы…

Перед Миртс стоял n’tahe, высший вампир собственной персоной.

Он чуть слышно вздохул.

– Ты когда-нибудь видела Лунный Цветок?

Миртс мотнула головой. И, чувствуя, как вязнет воля в бушующем сапфировом море, попятилась. Куда угодно, лишь бы подальше… Лишь бы остаться собой…

С края площадки – в бездну.

Она только неуклюже взмахнула руками, ощутила, как падает… на ладонях ледяного ветра…

Затем – резкий, болезненный рывок вверх, так, что хрустнули суставы. Страшные глаза вновь оказались рядом.

– Я же сказал – только поговорить, – зло процедил вампир.

И, круто развернувшись на каблуках, быстро зашагал прочь, вернее, к входу в гнездо. Подумать только, Народ Зла – в Гнезде куниц!

Она так и просидела до рассвета на маленьком плато, а когда утром, ее, окоченевшую и стучащую зубами, нашел один из наставников, Миртс узнала, с кем имела удовольствие беседовать.

– Но разве так может быть? – удивилась она, – он же…

– Он – прежде всего основатель гнезда. Единственный, кому глас Дэйлорона сообщил об этом месте, будущей колыбели воинов, – назидательно заметил наставник.

…Она беззвучно рыдала, скорчившись у поблескивающей слюдой стены. И сердце сжималось в попытке исторгнуть из себя вопль – почему ты дал убить себя?

И ответ приходил сам собой: потому что по-иному не получилось. Потому что Норл д’Эвери не хотел даже пытаться убить магистра… Боялся, что гибель Золия пустит все Отражения обратно, в этот мир?..

И что – во имя Предков – означали слова, что уже ходит по земле человек, который обрушит мир в пропасть?

Миртс покачала головой. Все-таки она слишком мало знает, чтобы делать выводы. Да и нужно ли?

"Последнее пророчество последнего короля должно сбыться", – подумала вампиресса, – "сын Миральды ходит по земле. Значит, я должна быть рядом, чтобы встать на его защиту, когда в том возникнет надобность… Надо же, а ведь едва не убила его собственноручно…"

Ночь катилась на убыль, сворачивала звездное полотнище, и восток уже румянился зарей.

Миртс клонило в сон, веки потяжелели; тело мало-помалу деревенело, теряя подвижность.

Но перед тем, как провалиться в бездну дневного сна, она вновь увидела лицо последнего короля, Шениора д’Амес.

"И тогда явится миру герой, и проснутся дэйлор в глубинах Поющего озера".

Кажется, это Шениор сказал им с Норлом, когда Миральда отлучилась на минутку…

– Он слишком юн для великого воина, – пробормотала Миртс, – да и не воин он вовсе. Маг. Не больше, но и не меньше…

"Ты знаешь его кровь, и знаешь, как найти его", – прошелестел чей-то далекий голос, но вампиресса уже не пыталась понять, кто говорит с ней.

Она заснула.

* * *

…Нет ничего хуже, чем неизвестность.

К этому выводу Гиллард пришел на второй день своего заточения.

Когда молодой ученик принес немного еды и питья, Гиллард попытался выспросить об уготованной ему судьбе; но мальчишка лишь покачал головой и ничего не сказал. Поставил миску с кашей и кружку воды на шаткий стол и удалился, предоставив Гилу и дальше терзаться догадками – а что же за казнь уготована магу, нарушившему все мыслимые законы Закрытого города. Гилларду вменялись преступное любопытство, непослушание и, как результат, гибель собрата-мага. Где-то он читал, что за смерть брали смертью, то есть убивали виновного; и он почти не сомневался, что свобода вампирессы будет стоить головы. Узнать бы еще – как и когда… Но Магистр, увы, предпочитал держать приговоренного в полном неведении.

Он даже не притронулся к каше, но воду выпил. Вернулся на соломенный тюфяк, с которого почти не вставал, и погрузился в воспоминания.

Гиллард вновь и вновь обращался к казни командора Геллера, своего отца, которого видел всего раз – да и то на пути к эшафоту. С мучительной ясностью перед глазами вставала площадь, колышущееся людское море, черный помост и гордо шагающий к собственной гибели приближенный Императора.

"За что он казнил тебя?" – думал Гил, – "и был ли ты на самом деле виновен, или, как водится, пал жертвой придворных интрижек? Здесь много говорили о том, насколько прогнил императорский двор… Может быть, тебя лишили жизни по наущению недругов, несправедливо оговоренного? Жаль, что не узнать мне об этом, разве что только встретимся в небесных садах Хаттара Всеобъемлющего…"

Гиллард попытался поставить себя на место отца – а сможет ли он в скором времени точно также, пружинящим шагом, пройти свой последний путь?.. Сердце болезненно сжалось, на лбу выступил ледяной пот.

"Всем, наверное, страшно. В том-то весь вопрос – сможешь ли ты, Гиллард, сын командора, одолеть свой страх и загнать его так далеко, чтобы никто не увидел и не почувствовал?"

За дверью что-то звякнуло.

"Уже?!!"

Сердце заколотилось так, что, казалось, вот-вот разорвется. Ладони позорно вспотели…

Но нет, просто кто-то шел мимо и задел замок…

Гиллард закрыл глаза.

Н-да. Если уж Магистр и хотел измучить пленника, то ему это вполне удалось. Ибо нет ничего хуже, чем полная неизвестность.

И зачем нужно было выпускать девушку-вампира?..

"Но она сказала тебе о твой матери, которой ты никогда не видел".

– Ну и что с того? – пробурчал Гил себе под нос, – что это изменило, кроме того, что теперь я приговорен?..

И вдруг, откуда-то издалека, он услышал… Голос. Незнакомый, женский и очень приятный на слух.

– Но разве истина не стоит того?

Гил поежился. Вот, пожалуйста: ему уже мерещатся голоса. Дурной знак.

– Разве не стоит истина того, чтобы познать ее глубину, испить до дна? – выдохнул еще раз голос и умолк.

Гиллард с силой сжал виски. Он сходит с ума… Возможно, отчего же нет?.. И все же – в самом-то деле, разве не хотелось ему знать правду?

И услышал далекий, звонкий смех.

Кто-то неведомый насмехался над ним. А, может быть, это дело рук самого Магистра?

– Зачем тебе все это, учитель? – спросил Гил. Если Магистр говорит с ним, то услышит, – зачем ты меня изводишь? Да, я виновен. Ну так пусть меня казнят!

И, словно в ответ на его просьбу, заскрипела, отворяясь, дверь.

Снова вспотели ладони, Гиллард поспешно вытер их о штаны. Глаза с непривычки резнул багровый свет факелов, и в узилище неторопливо – знали, что жертва никуда не денется, – вошли два мага.

Гиллард, пораженный, молчал. Кто бы мог подумать, что его скромной персоне будет оказано такое внимание!

У двери стояли не просто маги, два разделяющих бремя, высшая ступень могущества, приближенные к самому Магистру…

Как обычно, разглядеть их лица было невозможным из-за глубоких капюшонов. Только гладко выбритые подбородки призрачно белели в полумраке.

Гил быстро поднялся, попытался привести в порядок мантию. Он почти ощущал, что последние мгновения сочатся, как вода сквозь пальцы, и безвозвратно уходят, уходят…

"Значит, вот как оно бывает", – обреченно подумал он, – "точно также, наверное, пришли за командором Геллером, чтобы отвести…"

А вслух сказал:

– Я готов, братья… Я готов встретиться с Отцом Небесным.

Один из разделяющих хмыкнул. Другой указал на дверь.

– Магистр Закрытого города желает говорить с тобой, Гиллард Накори.

Оказывается, не было никакого обета молчания. И, само собой, никто не вырезал разделяющим языки, как об этом любили шептаться ученики. Просто… эти маги предпочитали помалкивать и не болтать без необхоидмости.

– Говорить?!! – он не поверил услышанному, – говорить?.. Но…

– Следуй за нами, – бесцветным голосом добавил второй разделяющий бремя, – Магистр ждет.

… Они оставили Гила перед дверью, что вела в кабинет владыки Закрытого города, и медленно удалились. А затем донесся голос Магистра – очень будничный, усталый, как будто не преступник жал аудиенции, а набедокуривший школяр.

– Проходи, Гиллард.

Он осторожно толкнул тяжелую дверь, переступил через порог…

Здесь, в кабинете магистра, все было по-прежнему. Полумрак, тяжелые портъеры, отливающие кровью, багровые отсветы, ложащиеся трепещущим пятном перед камином… Магистр ходил из угла в угол, сложив руки за спиной; мятущееся пламя скрашивало румянцем его бледное лицо, искрилось на черном бархате одеяния…

Гиллард молча стоял и ждал, что скажет учитель. А Магистру, казалось, и вовсе не было дела до приговоренного чародея; он был погружен в собственный мир, полный мрачных дум.

Потом вдруг остановился, смерил Гила испытывающим взглядом.

– Ну-с, мой ученик. Что скажешь в свое оправдание?

– Великий магистр… Я готов… понести наказание… – слова застревали в горле, совершенно не желая выскакивать наружу. Но Гиллард все ж таки закончил столь успешно начатую речь, – я виноват и готов расплачиваться по закону Закрытого города.

– Идиот, – процедил Магистр. И вдруг рявкнул, – на колени, дурак!

Кровь бросилась в голову Гилу. На колени?!! Никогда… никогда он не будет ползать и пресмыкаться перед кем-либо, пусть даже и перед Магистром!

– Я готов понести наказание, – просипел он, – готов…

Магистр ничего больше не сказал. Что-то жарко пыхнуло во мраке, и ноги Гилларда подогнулись сами по себе.

– Ты гордый молодой дурачок, – назидательно произнес Магистр, – забыл, с кем разговариваешь? Другой бы на твоем месте уже бы ползал и лизал мне башмаки… Впрочем, я не удивлен. Учитывая то, кем были твои родители…

Гил тем временем безуспешно пытался подняться; но ноги не слушались, предпочитая выполнять приказания магистра, и от этого молодой маг испытывал воистину нестерпимые мучения. Его грыз стыд, и теперь сложно было даже представить – а как он после этого посмотрит в глаза Магистру.

– Проси прощения, – прошипел тот, – проси, чтобы я сохранил тебе жизнь. Или ты полагаешь, что выше этого и скорее умрешь, чем будешь умолять о пощаде?

Гиллард промолчал.

Внезапно Магистр отвернулся от своего ученика и, как тому показалось, устало вздохнул.

– Поднимайся, рыцарь. Я тоже был когда-то таким же молодым, и точно также за душой не было ровным счетом ничего, кроме гордости. Н-да. Уж этого-то добра было хоть отбавляй. Я возомнил, что смогу спасти друга – а взамен получил… Одну подлость. Вставай, Гиллард Накори. И постарайся мне объяснить, что тебя подвигло на освобождение вампирессы.

Едва веря своим ушам, Гил осторожно поднялся; в душе червячком ворочался страх, что, пожелай Магистр – и он снова будет валяться на полу, в ногах у владыки Закрытого города, беспомощный, как перевернувшийся на спину жук-олень… От этого кровь снова бросилась в голову и щекам стало жарко.

Магистр уселся в свое кресло – старое, из темного дерева и очень жесткое. Было неясно, отчего столь могущественный маг, обладатель несметных сокровищ, не приобретет мебель получше… Он сложил домиком тонкие, чувствительные пальцы; взгляд остановился на озадаченном лице Гилларда.

– Говори же.

– Великий магистр… – от зорких глаз молодого мага не ускользнуло, как дернулась желтая щека учителя, – я виноват. Я сознаю…

– Это я уже слышал. К делу, мой ученик, ближе к делу!

– Тогда, во время инициализации, вампиресса могла меня убить, но не убила. Она сказала, что знала мою мать… Ту женщину, что произвела меня на свет. Вы тоже как-то обмолвились, что семья мастера Ринта – не мои родители. И я… я хотел узнать правду, узнать, отчего эта женщина бросила меня. Я пообещал вампирессе, что отпущу, если она скажет…

– Ну, и что нового ты почерпнул из слов темной нелюди? – усмешка на лице магистра была похожа на кривой разрез. В глазах плясали алые искры, отражение пламени, бушующего в камине.

– Я узнал… – Гиллард на миг замялся. В самом-то деле, узнал он немного, и стоило ли рисковать всем ради этого?.. – моей матерью была ведьма по имени Миральда, отцом – командор Геллер Накори, казненный его императорским величеством, когда я был еще совсем мал.

И тут же, непрошеный, слетел с языка вопрос:

– Учитель… А вы знали, отчего казнили командора? Неужели он и вправду хотел смерти владыке нашему?

Магистр пожал плечами.

– Мне неинтересно, за что его казнили. Но, кажется, у него была серьезная причина пытаться убить Императора… По крайней мере, сам он полагал именно так. А что, ты был бы не прочь узнать, как оно случилось на самом деле?

Гил кивнул.

– А оно того стоит, а? Вот, из-за этого желания узнать правду, ты едва головы не лишился.

Маг в недоумении взглянул на учителя. Едва?

– Именно так. Я не собираюсь тебя казнить, но наказание ты понесешь, Гиллард Накори. Завтра утром ты покинешь Закрытый город и отправишься к владыке Империи, и будешь пребывать в его полном распоряжении, пока я не призову тебя обратно.

…Сперва он осознал, что останется жив. Пьянящее чувство радости ударило в голову, как молодое вино; Магистр показался Гилу удивительно близким, понимающим… Почти… отцом.

Но уже в следующий миг он ощутил прилив сожаления. Его, только что прошедшего инициализацию мага, выгоняли из Закрытого города! К самым обычным людям, лишенным Дара. Что он будет делать там, среди тех, кто его никогда не поймет и не примет, как своего?

– Это наказание, – строго изрек Магистр, похрустывая пальцами, – ты одаренный маг, Гиллард, но ничто не бывает безнаказанным в стенах Закрытого города. Тебе ли этого не понимать?

Он выдвинул ящик стола, порылся там и, к немалому удивлению мага, выложил на стол две безделушки из потемневшего от времени серебра.

– Подойди, Гиллард Накори. Это принадлежит тебе по праву наследства. Это отдали мне твои приемные родители, когда уезжали из Алларена на восток.

Гил судорожно сглотнул. Мысли замельтешили, путаясь клубком. Родители?.. Значит, Магистр виделся с ними? И – ничегошеньки не сказал несостоявшемуся портному?.. Да и что это значит, по праву наследства?

– Это принадлежало твоей матери, которая была ведьмой, – терпеливо пояснил владыка Закрытого города, – она оставила это тебе, когда была вынуждена уйти и переложить заботу о сыне на руки других людей.

– Почему она так поступила?

– Слишком много вопросов, Гиллард.

На сей раз в шелестящем голосе магистра отчетливо послышались металлические нотки, и Гил прикусил язык. Что ж, если не сейчас, так позже – но он все равно узнает истину.

…Медальон оказался тяжелым, на массивной цепочке толщиной в мизинец. Крупный неограненный изумруд в грубой оправе из серебра. Перстень – тоже с изумрудом. Но красоты в этих вещицах – ни на грош. Быть может, создатель вкладывал в них несколько иной смысл, и предназначением их было вовсе не роль нарядных побрякушек?

– Одевай, – чуть слышно выдохнул магистр, – пусть это всегда будет с тобой, Гиллард Накори. Да, и не торопись называть Императору имя своего отца – владыке это может не понравиться.

Назад Дальше