* * *
Qui quaerit,inveniet,pulsanti aperietur
Латинская пословица
Бесконечное скошенное поле стало частью его жизни. Там, куда Она уходила, цвели сады, журчали прозрачные ручьи, мягкая трава устилала благодатную землю, а он оставался созерцать серенький полусвет, однообразный, наскучивший, грызущий душу своей монотонностью.
– Ну, оглянись, – бормотал он, как заведенный, – оглянись хотя бы раз…
Исполнение желаний… Кто не мечтает исполнить все свои желания? Он мог исполнить любое, только желаний у него не осталось. Кроме одного. Как раз того, исполнения которого он пока не сумел добиться. Философ, он прекрасно понимал, что, получив желаемое, немедленно к нему охладеет, но от этого оно становилось еще желанней. Избавиться от жажды. Человек ищет воду в пустыне не для того, чтобы хранить ее, лелеять, любоваться и наслаждаться обладанием. Он хочет ею напиться. Для того чтобы не чувствовать жажды.
Oenothera libertus не умела исполнить желаний, верней, только одно желание она и исполняла – переправляла через Стикс. Но это желание с тем же успехом исполняли веревка и мыло. Не каждый, попавший туда, возвращался обратно. Снова клубки, и оборванные нити, и калейдоскоп информационных полей…
Он едва не отчаялся, когда из хаоса всплыло слово "колдовство". Не магия, давно превратившаяся в науку, не обряд, не ритуал, ни священнодейство – колдовство, не доступное смертным. Но слово, поначалу показавшееся олицетворением безнадежности, вскоре обернулось другой стороной: бессмертие и могущество. Не жалкое могущество жреца или шамана, которым он так гордился и которое считал предельно достижимой высотой, и которого давно достиг и успел отчаяться от никчемности этого достижения. Перед ним открылась следующая ступень, ступень, которой еще никто не достигал – сравняться силой с богами, стать одним из них.
Бесконечное скошенное поле из непреодолимой преграды превратилось в стартовую площадку, за блеклой чертой горизонта мелькнул огромный мир. Не жалкий шарик, окруженный эфемерной, летучей оболочкой, не трехмерное пространство, в которое заперт человек – мир, таким, каким он создан, с бесконечным числом измерений, искривлений и флуктуаций.
Даже Ее тонкий силуэт, притягивающий его столько лет, померк на фоне этого сверкающего мира. Бессмертие и могущество. Проход в царство мертвых. Для всех, для каждого живущего. Туда и обратно, по своему желанию. Верней, по желанию его, смертного, сумевшего стать богом.
Oenothera libertus. Кто сам вырастит ее, тот получит право на колдовство. Тот по своему усмотрению сможет отправлять и возвращать людей туда и обратно. Полновластный хозяин пограничной заставы – только боги могут стоять на страже этой границы, только боги могут решать, кого пропустить через Стикс и кому позволить вернуться назад. И для того, чтобы стать таким богом, надо всего лишь обеспечить репродукцию Oenothera libertus.
Теперь калейдоскоп информационных полей вращался в другой плоскости. Вместо бестолковых фантазеров дело пришлось иметь с мудрецами. И неизвестно, кто из них вышел лучшим мастером наводить тени и сгущать краски. Мудрец, в попытке казаться еще мудрее, на одно значимое слово умел накрутить тысячу ненужных, зато красивых и сложных, недоступных пониманию непосвященного.
Тонны книг, километры исписанных свитков легли на стол одним листком бумаги.
Игорь. 20 сентября, вечер
"…молодецкое сердце не выдержало – смял он девичью красу"
Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде: N 173 Народные русские сказки А. Н. Афанасьева
Она обнимала его и назвала милым медвежонком. Игорь так и не понял, как к этому относиться. Смешно было рассчитывать на победу над героем спецназа, но и столь позорного поражения Игорь не ожидал. Даже не одним ударом, одним движением поставить на колени и вынудить корчиться от боли и лить слезы – это, конечно, профессионально. Но она обнимала его. Просто пожалела? Да наверняка!
Еще накануне, днем, когда Игорь проснулся и увидел ее спящей на расстоянии вытянутой руки, он понял, что крепко влип. Смутное томленье от ее очарования неожиданно вылилось в тяжелую жгучую страсть, клокочущую и рвущуюся наружу. Он не ожидал этого от себя, совершенно не ожидал. Было ли этому виной появление Сергея с его примитивными желаниями, или близость ее тела и его пьянящие запахи, или пережитый ночью переход, обостривший его восприятие еще сильней? Какая разница?
Игорь хотел и не мог отвести от нее взгляд. Защитить, укрыть, окружить заботой и нежностью – теперь этого явно не хватало. Пока его желания не шли дальше проявлений теплого дружеского расположения, он мог позволить их себе. А что делать теперь? Что делать с мучительным влечением, потребностью сейчас же, немедленно сгрести ее в охапку, прижать к себе и унести куда глаза глядят, подальше от этого сильного и красивого героя? А там будь что будет…
Он собирался взять себя в руки и хотя бы успокоиться, ушел из домика и долго бродил, прихрамывая, по берегу озера, пока не увидел метрах в двадцати от берега одинокую белую кувшинку. Было бы верхом безрассудства после перехода по болоту снова лезть в ледяную воду, но Игорю как раз хотелось чего-нибудь безрассудного, отчаянно глупого и решительного. Он разделся и поплыл за цветком, надеясь, что озеро немного охладит его пыл. Змею в воде он приметил не сразу – она плавала кругами вокруг кувшинки, приподнимая головку над водой. И встреча эта снова заставила его убедиться в том, что его восприятие мира меняется. Он словно на миг оказался в ее чешуйчатой шкурке, ощутил, как прохладная вода вьется вдоль гибкого тела, тонко, еле слышно вибрирует пространство вокруг, и заметил приближение собственного теплого дыхания. Ты отпустил нашу сестру. Мы проснулись сами и разбудили белый цветок, чтобы ты мог обрадовать ту, которая нас боится.
Игорь тряхнул головой, но гадюка, почуяв его приближение, поплыла на середину озера, и наваждение исчезло.
Ей понравился цветок. Она была смущена и… она обрадовалась. Или ему это только показалось?
Он дал себе слово, что не прикоснется к ней, он не имеет права к ней прикасаться. И постоянно ловил себя на том, что мучительно ищет повода оказаться к ней как можно ближе, взять за руку, потрогать лоб… И обманывал самого себя, убедительно доказывая: это была необходимость, ничего от его тяжелой страсти в его поступках нет и быть не может.
А когда она с испугом сказала, что ничего такого про него вовсе не думает, в ответ на предложение натереть ее водкой, Игорь почувствовал себя последней тварью, втеревшейся в доверие к беззащитному существу. Она ему доверяет, она не ждет от него никакого подвоха. И ее юбка, сделанная из занавески, снятой с окна… Ее босые ножки с круглыми коленками, крепкие как у гимнастки, и нежные как у младенца…
И после всех его метаний, попыток обмануть и ее и самого себя, после того, как он не мог уснуть ни на минуту за последние сутки, и мужественно выслушал пару десятков сальных шуток героя спецназа, не шевельнув даже бровью, после того, как уверился в том, что сходит с ума, раздваивается, расщепляется – после этого он увидел в окно, как Сергей на руках уносит Маринку в лес.
Игорь не мог поверить своим глазам. Он так надеялся, что герой спецназа вовсе не нравится ей, и она почти убедила его в этом. Тем больней оказалось разочарование. Смотреть на нее в чужих руках было горько, и Игорь хотел отвернуться и стиснул зубы. Вот почему ревность называют жгучей. Потому что она действительно жжет, но не как огонь, а как кислота. Разъедает все внутри, и от этого хочется свернуться в узел, сжаться, спрятаться от самого себя…
Он со стоном оттолкнулся руками от подоконника, как вдруг почувствовал беспокойство. Он уже не мог отличить самообмана от реальности, его интуиция перестала подсказывать ему верные ответы. А кроме того, он и не предполагал, что Сергей затеял эту игру против воли Маринки. И когда понял, что она сопротивляется всерьез, то чуть не опоздал.
Игорь бежал, и ругал свою глупость, свои надуманные принципы, свое неумение отстаивать собственные интересы. Чем он думал? Куда смотрел? Почему не пошел с ней? Ведь она хотела его позвать, она сто раз говорила, что боится Сергея и не доверяет ему! Не хотел навязываться? Собирался гордо уйти в сторону?
Он ни секунды не сомневался в безуспешности своей отчаянной попытки ее защитить, и план его был прост: пусть герой разбирается с ним, с ним, а не с ней. Для Сергея это игра, он не понимает, в чем не прав. И Маринкино сопротивление – нарушение правил игры. Только всему есть предел, и бить ее по лицу не стоило. Это непростительно ни в какой ситуации, этому не может быть оправдания. Ну почему она сразу не позвала на помощь?
Да, герой спецназа обломал его настолько просто, что Игорь не мог не отдать ему должное. И если бы Маринка не обняла его и не назвала милым медвежонком, это было бы трудно пережить. Игорь хорошо знал самого себя, не принижал собственных достоинств, и всегда реально оценивал свои силы. Если он что-то и доказывал, то лишь самому себе. И, вроде бы, никогда раньше его самоуважение не страдало от таких ситуаций. Но в этот раз было противно.
А еще она всю дорогу, до самого домика, держалась за его локоть. Она доверяла ему… А он, как последняя тварь, думал о том же, о чем и Сергей.
Маринка захлопнула дверь и задвинула тяжелый засов. Потом подумала, осмотрелась, и выкинула за дверь вещмешок и плащ-палатку.
– Пусть делает, что хочет, – злобно сказала она и села на кровать, – мне наплевать. Он ненормальный, честное слово.
Игорь мог бы с ней поспорить, и обязательно объяснил бы ей, что это была всего лишь игра. И если бы Сергей не ударил ее по лицу, наверное, так и сделал бы.
– Послушай, Медвежье Ухо… Неужели я похожа на такую женщину? Неужели я дала ему хоть малейший повод?
Он покачал головой и закусил губу.
– Ну почему? Почему тогда? – Маринка посмотрела на него беспомощно и непонимающе.
Игорь не смог оставить ее вопрос без ответа:
– Просто ты очень красивая. Он не устоял.
– Ты опять надо мной смеешься! Я думаю, ему совершенно все равно, к кому приставать. Просто я оказалась под рукой. И какая бы я не была красивая, ты же не хватаешь меня и не тащишь в лес, правда?
Если бы она только могла себе представить, о чем он думал в этот момент! А он ведь уже собирался ей сказать о том, как она ему нравится…
– Тебе надо было сразу позвать меня, – попробовал он уйти от скользкой темы.
– Да ты что? – она посмотрела на него, как на глупого ребенка, – зачем бы я стала тебя подставлять?
Вот, значит, как. Пожалела… Нет, она, конечно, рассудила здраво – никогда бы он с Сергеем не справился, но… Она в него совсем не верила…
– Ты что, обиделся, Медвежье Ухо? – Маринка улыбнулась.
– Нет, конечно, нет.
– Я не думала, что этот придурок перейдет все границы. А вы с ним и так друг друга терпеть не могли, зачем же провоцировать? Не обижайся. Пожалуйста. Я же знала, ты бы так просто этого не оставил… Я боялась, что он тебя убьет. Случайно. Он же силу совершенно не рассчитывает.
– Рассчитывает, – Игорь горько усмехнулся, – только у него удар поставлен на такого же как он сам, тренированного, кто удар держать умеет.
– Ты индеец, Медвежье Ухо… Ты гораздо сильней его, честное слово… Ты тоже умеешь держать удар, только по-другому. И я… я очень уважаю тебя за это.
Он улыбнулся:
– Да ладно… Я, во-первых, действительно не обижаюсь, а во-вторых, вовсе не стремлюсь мериться с ним силой. И не смей меня утешать, честное слово, меня это не задевает.
Она не в первый раз пыталась его в чем-то убедить, и ее попытки действительно казались ему обидными, куда как более обидными, чем невозможность победить Сергея.
– Давай-ка пообедаем, – предложил он, надеясь свернуть этот тяжелый разговор.
До самого вечера он старался не смотреть на нее, но глаза сами собой поворачивались в ее сторону. Она снова переоделась в юбку из занавески, сидела на кровати босиком и читала "Пятнадцатилетнего капитана". Игорь мусолил в руках листок со списком, перелистывал латинский словарь, надеясь выучить хотя бы несколько крылатых выражений, приведенных на последних страницах, но, разумеется, запомнить ничего не смог, потому что мысли его были далеки от латыни, от перелет-травы, и даже от Светланки.
За чаем Маринка совершенно неожиданно спросила:
– Слушай, а у тебя есть кто-нибудь?
– В смысле? – не понял Игорь.
– Ну, девушка… женщина…
– Нет, – ответил он, изрядно смутившись. Но Маринка не стала продолжать, тут же начав говорить о Жюль Верне.
Когда же она опять влезла на кровать и уткнулась в книжку, он не выдержал, и вышел прогуляться. До заката оставалась пара часов, но Игорь заранее знал – сегодня они снова никуда не пойдут. Он не смог бы объяснить, почему был настолько в этом уверен, но нисколько в этом не сомневался. И мысль о том, что еще целые сутки ему придется провести наедине с Маринкой, в маленьком домике, и пугала его, и заставляла трепетать.
Он прошел вдоль берега озера, всматриваясь в воду – не появится ли там еще одна кувшинка? Но, конечно, никаких кувшинок там не увидел, и сел около воды на поваленное дерево. Он же не мальчишка, чтобы изводить себя такими проблемами! Но если он только намекнет ей на свое отношение, это разрушит все: ее уважение, доверие, понимание… Она не ждет от него ничего подобного. Как жаль, что не ждет…
Если бы можно было сделать для нее что-нибудь эдакое, красивое и сумасбродное. Чтобы она не догадалась ни о чем, и в то же время не смогла не заметить. Как это получилось с кувшинкой. Только цветы в конце сентября не цветут, и даже если он обойдет весь лес, то ни одного не встретит.
Игорь вздохнул, и не сразу заметил, что не один. Чужие ощущения вплелись в свои непроизвольно, естественно, как будто и были его собственными. В первый раз волк подходит к волчице с опаской, но все равно подходит. Волк прогонит соперника не для того, чтобы уйти с гордо поднятой головой.
– У людей все сложней, – вслух ответил Игорь, оглянувшись – зверь сидел неподалеку и не мигая смотрел ему в спину.
Звери не умеют думать. Игорь знал это наверняка. А еще они не знают благодарности – доброе к ним отношение просто фиксируется ими и закрепляется условным рефлексом. Почему же волк чувствует именно благодарность? Или инструктора его просто обманули и вся их зоопсихология ничего не стоит?
Волк встал на ноги и, оглядываясь, двинулся в сторону болота, как будто звал за собой. Игорь поднялся вслед за зверем – никакого подвоха он от волка не ждал.
Они прошли сквозь небольшой ельник, и за ним, вдалеке, показалась маленькая, но удивительно красивая роща. Игорю показалось, что солнце выглянуло из-за туч, в такие яркие краски были раскрашены деревья. Желтый, красный, оранжевый! Оказывается, пока они вели ночной образ жизни, наступила золотая осень. И даже серенькая погода не могла заставить листья поблекнуть. Игорь довольно хмыкнул – ему захотелось собрать деревья в один огромный букет. Но букет осенних листьев будет ничем не хуже.
Только на подходе к роще возникло неожиданное препятствие – глубокий овраг, полный воды, уходящий в болото. Волк легко перепрыгнул на другую сторону, а Игорь почесал в затылке. Но, в конце концов, махнул рукой, разулся, закатал штаны и перешел его вброд. Нет, после этого просто букета будет мало. Да и поставить его некуда. Надо сплести венок – на ее голове это будет смотреться чудесно. Когда-то Светланка показывала ему, как это делается.
Игорь потратил не меньше часа на это хитрое занятие, кленовые листья не хотели соединяться друг с другом, разваливались и рассыпались, и черенки их обламывались, пока он не догадался сделать основу из рябиновой ветки с тремя оранжевыми гроздьями. Получилось красиво и прочно.
Волк лежал неподалеку, высунув язык, и смотрел на его дело сквозь прикрытые глаза.
– Считаешь, я ненормальный? – посмеиваясь, спросил Игорь.
Волк фыркнул.
– Я тоже так думаю.
На обратном пути, когда он собирался войти в воду, зверь вдруг забеспокоился, прыгнул обратно, и заскулил в нескольких шагах от Игоря.
– Что? Подойти к тебе? Да пожалуйста!
Он шагнул в сторону волка и присел от боли – в пятку воткнулось что-то твердое и острое. Игорь нагнулся и поднял ногу: между двух круглых камней, поросших травой, вверх торчал коготь. Длиной не меньше пальца, загнутый на конце. Неужели, медвежий? По форме и по длине очень было похоже на то. Игорь нагнулся и попробовал вынуть его наружу. Как ни странно, коготь выдернулся легко, в его основании имелась просверленная дырочка, и к ней бронзовым колечком присоединялся тонкий кожаный ремешок.
– Да это оберег! – Игорь подмигнул волку, – будем считать, что это твой подарок! Спасибо, серый зверь.
Волк кивнул, как будто поклонился, прыгнул на другой берег и исчез в ельнике. Игорь надел оберег на шею и спрятал под футболку – наверное, девушке такую штуку дарить не стоит. Еще уколется.
Маринка его ждала и отодвинула засов еще до того, как он постучался в дверь.
– Ты так долго, Медвежье Ухо… Я думала, что-то случилось.
Игорь покачал головой, вынул из-за спины венок и одел ей на голову. Она посмотрела вверх, осторожно потрогала листья руками и улыбнулась.
– Это ты мне?
Он кивнул и опустил глаза. Маринка вытащила из-под подушки серебряное блюдце и посмотрела на свое отражение.
– Здорово! Тебе его в зубах принесла змея?
Он спрятал улыбку и покачал головой:
– Нет, не змея. Волк. Я сидел на поваленном дереве, а он подошел ко мне и принес…
Маринка расхохоталась, не дожидаясь конца его истории. В печке трещали дрова, уютно горели свечи на спинке кровати. Игорь скинул фуфайку, сел на пол, опираясь на кровать, и снял сапоги.
– А что, нам разве не пора собираться? – удивилась она.
Он покачал головой:
– Сегодня мы никуда не пойдем. Вот увидишь. Так что можешь отдыхать дальше.
– А почему?
– Не знаю. Время не пришло.
– А я чаю нагрела. Хочешь?
Игорь кивнул. В венке она была еще красивей и желанней. Он смотрел на нее снизу вверх и не мог опустить глаз. Она смутилась под его взглядом, зарделась, стараясь на него не смотреть. Да что же он делает? Игорь попробовал отвести взгляд, но тот немедленно уперся в разрез на юбке. До самого пояса.
Когда Маринка протянула ему кружку, у него дрожали руки.
– Что с тобой, Медвежье Ухо? – она присела на колени напротив него, совсем близко, и рука ее скользнула по его волосам и плечу. Игорь зажмурился и стиснул кружку покрепче.
– Все в порядке, – шепнул он.
– Ты мне врешь. У тебя что-то болит?
Он помотал головой и поставил кружку на плиту, чтобы не уронить. Надо что-то делать…. В первый раз волк подходит к волчице с опаской, но все равно подходит.
– Медвежонок… – прошептала она еле слышно, обняла его за шею и притянула к себе.
– Что же ты делаешь? – выговорил он с трудом.
Маринка в испуге отдернула руки:
– Мне показалось… Значит, я тебе совсем не нравлюсь?
В ее голосе было столько отчаянья, и страха, и застенчивости.
– Я просто идиот… – выдохнул он, сгреб ее обеими руками и прижал к груди.