Игорь. За Калиновым мостом
"Он проснулся, соскочил, схватился со змием биться-барахтаться"
Иван-царевич и Марфа-царевна: N 125 Народные русские сказки А. Н. Афанасьева
Молочная река с красными кисельными берегами покорно легла к его ногам, расстелилась матовым белым полотенцем, и у Игоря перехватило дыхание: восторг и тоска перемешались в груди. Мир, лежащий перед ним, был прекрасен и пугал своей притягательностью.
Тонкие ветви калины, сплетенные в нежный узор, широким коромыслом перекинулись с берега на берег, и там, на другом берегу, пели птицы в зеленых дубравах, мягкая трава росла в пронизанных солнцем березовых рощах, цвели сады и прозрачные ручейки бежали сквозь широкие поляны.
Сивка остановился и заржал, как будто хотел спросить разрешения двигаться дальше.
– Да, – Игорь погладил его шею, – поехали. Поехали вперед.
Копыта мягко коснулись ажурной переправы, и Игорь почувствовал, как в рукаве трепещет перелет-трава. Жаркий ветер дунул в лицо, он глянул под ноги, и увидел, что молоко под ним горит чистым оранжевым пламенем. Его сполохи безмолвно отрывались от поверхности реки и взвивались вверх, облизывая мост, и копыта коня, но Сивка не замечал их и не боялся.
Как только переправа осталась позади, пламя погасло, и Игорь, вспомнив про флягу, направил Сивку вниз, к кромке берега. Но стоило лишь присесть перед рекой на корточки и протянуть руку, как молоко полыхнуло огнем, лицо обдало жаром, и Игорь от неожиданности сел на землю. Река не хотела отдавать ему своей мертвой воды! Сивка же спокойно зашел в воду по колено и начал с жадностью пить молоко – никакого пламени не появилось. Бледный конь, живущий в склепе, для этого мира был своим. Игорь снова попробовал протянуть руку, но только напрасно обжегся.
– Ну что, Каурка? Придется тебе выручать хозяина. Иди сюда.
Конь вскинул голову, посмотрел на Игоря умными глазами и подошел. Игорь привязал флягу к поводьям и толкнул коня обратно в реку. На этот раз Сивка не пил, но наклонился, как будто понимал, что от него требуется.
Да, переплыть Смородину не получится. Для живых она только кажется молочной. Игорь покрепче завернул крышку фляги, подозревая, что пламя может полыхнуть и через горлышко. Куда теперь? Пока он не увидел ни одного человека, а если бы и увидел, то побоялся бы спросить.
Игорь поднялся на берег, сел на коня и осмотрелся.
– Как, бедный конь? Ты знаешь, куда ехать?
Сивка не шевельнулся. Никто не знает. Наверное, сердце должно подсказать верное направление, но оно почему-то помалкивало.
– Поехали прямо… – Игорь пожал плечами.
Но как только он тронулся с места, картина вокруг него стала совсем другой: зеленые травы и солнечные рощи сменились голой каменистой пустыней, однообразие которой нарушали лишь огромные одиноко стоящие валуны. Солнце не грело, а палило с белого неба. Игорь не успел удивиться, как над головой раздался тихий детский голос, как будто его случайно донесло сюда эхом.
– За мной придет мой папа! Не смей смеяться надо мной!
Детский голос унес горячий ветер, но ему на смену тут же явился неразборчивый шепот, прерываемый тонкими всхлипами. Слышать эти всхлипы почему-то было очень тяжело, они скребли что-то непонятное внутри и вызывали ощущения сродни физической боли. К шепоту и всхлипам с другой стороны примешались приглушенные рыдания, и Игорь ясно представил себе плачущую женщину, которая старалась сдержать слезы и не могла.
– Нет! Нет! Нет! – звонкий крик взлетел над головой, и рассыпался вокруг тысячекратным эхом.
Шепоты, причитания, невнятное бормотание, перебиваемое стонами, поползли на Игоря со всех сторон, затопляя пространство, и ветер уже не мог развеять их толщу, запутался и потух. Игорь хотел зажать уши руками – голоса наваливались на него, сжимали и грозили раздавить, но это не помогло, они пробивались сквозь ладони.
Он зажмурил глаза, а когда открыл, голоса еще звучали, но глухо, без эха, а вместо каменистой пустыни под копытами коня стелилось по бескрайнее поле, и зеленая трава поднималась ему выше колен. Он снова зажмурился: на горизонте, по левую руку появился высокий хрустальный дворец, сияющий на солнце своими шлифованными стенами башенок. И только тогда голоса исчезли, а на смену им пришел стрекот кузнечиков и далекое пение птиц.
Он попробовал повернуть Сивку к хрустальному дворцу, но сразу же ухнул в кромешную темноту. Сбоку раздался смех, страшный и глумливый, а с другой стороны – протяжный воющий стон.
– Отпустите меня! Пожалуйста, я не хочу, я больше не могу, отпустите, я умоляю! – услышал он впереди из мрака.
– Стоять! – рявкнули Игорю в самое ухо, и он непроизвольно дернул поводья на себя.
Темнота немного рассеялась, и в сумеречной мгле он разглядел пустынную дорогу сквозь мертвый лес. Обнаженные деревья переплетали свои ветви над головой, холодный ветер принес запах падали, но на дороге никого не было, только колючие голые кусты шевелились ветром в полумраке. Игорь осторожно двинулся дальше, всматриваясь вперед.
– Куда прешь! Ты что, под ноги не смотришь?
Игорь шарахнулся в сторону, и в глаза брызнул яркий свет – Сивка вез его по узкому стеклянному мосту над синим морем, и пахло вокруг морем, только конца и края этому мосту видно не было. Копыта звонко стучали по стеклу, и Игорю показалось, что сейчас мост разобьется на тысячу осколков и рухнет в воду.
Все это сон и морок. Но как же тяжело двигаться сквозь этот морок! Игорь зажмурился от страха и почувствовал, что сползает с Сивкиной спины. Свет солнца померк, и это было заметно даже сквозь зажмуренные глаза.
– Остановись, всадник, – произнес властный голос над головой, разнесенный эхом, и Игорь открыл глаза, – что ты здесь делаешь?
Его окружал полумрак каменой пещеры, свод которой нависал над самой головой. Где-то вдали гулко капала вода, неприятно пахло прелью, воздух был затхлым и неподвижным. Никого, кто мог бы задать ему вопрос, рядом не наблюдалось.
– Ну? – голос показался Игорю угрожающим.
– Я случайно сюда попал, заблудился, – ответил он.
– Сюда по доброй воле никто не попадает, – ответил невидимый собеседник, – и никто так просто отсюда не выходит. Что ты здесь делаешь?
Игорь не знал, что ответить, но ему совсем не нравилась сложившаяся ситуация. Свод пещеры давил сверху, и, казалось, вот-вот обрушится и погребет его под многометровым слоем камня.
– Я ищу свою невесту, – Игорь решил, что врать надо как можно честней.
– Если она здесь, я советую ее забыть. Дай мне руку, я хочу убедиться, что тебе здесь делать нечего.
Старуха говорила, что надо подсунуть отрубленный палец. Интересно, как это сделать, если собеседник его видит, а Игорь его – нет. И что будет, если сейчас в нем распознают живого?
– Ну?
Игорь постарался сунуть руку в карман незаметно, взялся за свой мертвый мизинец, и протянул его вперед, стараясь спрятать остальные пальцы в рукаве.
Кто-то невидимый ощупал мизинец со всех сторон, и даже понюхал его с характерным звуком.
– Что-то не так, – пробормотал голос и Игорь напрягся, – убирайся прочь, и если я еще раз тебя встречу, то так просто уже не выпущу.
Интересно, в какую сторону нужно двигаться, чтобы убраться прочь? А прочь убраться очень хотелось. Игорь зажмурился, пустил Сивку вперед, но стоило ему взглянуть на мир, как перед ним опять расстелилось зеленое поле. И пахло травой, и стрекотали кузнечики.
Он остановил коня и спрыгнул на землю. Так больше нельзя! Надо что-то придумать, невозможно каждую секунду нырять из реальности в реальность. Когда ноги его коснулись травы, вокруг пели птицы и белые березы окружали его со всех сторон. Игорь сел на землю и закрыл лицо руками. Пусть будут березы. Пусть, когда он откроет глаза, вокруг снова будут березы, а не дубы, не ели и не морской простор. Отрывать глаза совсем не хотелось. Он не найдет Маринку в этом лабиринте миров. Даже если она его ждет, он проедет мимо, и не заметит ее.
– Медвежонок, – позвал сверху мужской голос, и ласковая рука легла на голову.
Игорь медленно оторвал руки от лица и поднял глаза. Над ним, взявшись за руки, стояли отец с матерью. Он сразу узнал их, хотя видел их такими молодыми в раннем детстве, в совсем раннем. Это было его первое осознанное воспоминание – как они втроем ездили на юг, ему было всего четыре года. Олег сдавал экзамены за восьмой класс, а Славка поступал в институт, поэтому они поехали втроем. И мама ходила на пляж именно в этом красивом ситцевом платье с юбкой-солнцем. Потом оно выцвело, порвалось и пошло на тряпки. И, глядя на эти тряпки, Игорь всегда вспоминал эту поездку, и маму в платье с розовыми цветами на голубом фоне.
– Мама… папа… – шепнул Игорь и почувствовал, как ком встает в горле. И это тоже сон и морок? Он смотрел на них снизу вверх, как тогда, четырехлетним. Отец, высокий, загорелый, широкоплечий – совсем такой, как тогда. Самый сильный, и самый добрый, на которого хочется быть похожим во всем. Они были очень красивыми, его родители, и очень подходили друг другу.
Мама встала перед ним на колени и обвила его голову руками:
– Сынок мой… как я по тебе скучаю…
– Я тоже… мама…
Отец присел рядом с ним на траву и обнял за плечо:
– Как ты вырос, медвежонок… Совсем взрослый мужчина.
– Да, пап. Я того и гляди стану дедом, – Игорь улыбнулся. Отец умер рано, Игорю едва исполнилось пятнадцать, и он тогда был хлипким тощеньким подростком.
– Ничего не бойся, сын, – отец легко похлопал его по спине, – из мира в мир ты больше перескакивать не будешь. Ты живой, поэтому тебе тут так непросто. Но сейчас ты попал туда, где все твое. И если тебе суждено найти свою Маринку, то здесь. А если ее здесь нет, значит, она – не твоя судьба. Так сложилось.
Игорь кивнул. Наверное, это не сон и не морок. Он вспомнил голоса, которые слышал в каменистой пустыне и не удержался:
– А вы? Как вы здесь?
– У нас все хорошо, сынок, – ответила мама, поглаживая его волосы, – все очень хорошо.
– А почему… Почему эти люди так страдали? Я слышал их голоса.
– Это в первые дни. Человек прощается со своей прежней жизнью, и не хочет с ней расставаться. Если бы твой отец не встретил меня у Калинова моста, я бы тоже, наверное, долго не могла с этим примириться.
– А я, – сказал отец, – мечтал вырваться отсюда и вернуться к вам, пока не понял, что всему свой черед.
– Не бойся за нас, медвежонок, когда ты придешь сюда насовсем, а я надеюсь, это случится не скоро, ты найдешь здесь всех, кто тебя любит.
– Смотри, что я тебе принес, – отец подтолкнул его в бок, как делал это когда-то, и поднял с земли огромный лук и кожаный колчан со стрелами.
– Настоящий индейский лук? – Игорь взял в руки давно забытую вещь. А он-то думал, что лук до сих пор лежит где-то на чердаке.
– Надеюсь, теперь тебе хватит силенок его натянуть?
Игорь взял лук в руки, поднялся на ноги и попробовал выстрелить. Как ни странно, у него это получилось так легко, как будто всю жизнь он только этим и занимался. И сила, в руках его появилась необычайная сила, которой он сам от себя не ожидал.
– Да ты настоящий богатырь, – рассмеялся отец.
Игорь смущенно пожал плечами.
– Если тебе покажется, что кто-то тебя морочит, стреляй в морок из лука, и он исчезнет. И не бойся выстрелить в кого-то из своих, стрела просто пройдет навылет и не причинит вреда. Если ты случайно окажешься не в том мире, стреляй вверх, и этот мир вернется.
Они тоже встали, и Игорь понял, что им пора.
– Прости. Мы не можем долго с тобой оставаться, – мама попыталась смахнуть слезу незаметно.
– Прощай, медвежонок, – отец скрипнул зубами, – ты вырос хорошим человеком, и я горжусь тобой.
Игорь снова почувствовал ком в горле и едва не закричал: нет, не уходите! Не оставляйте меня здесь одного! Когда его в первый раз привели в детский сад, он тоже хотел закричать именно это, но испугался строгой воспитательницы, и любопытных взглядов ребятишек вокруг, поэтому промолчал и долго глотал слезы. Это было сразу после поездки на море.
Они обняли его вдвоем, и мама целовала его щеки, привставая на цыпочки, и Игорь сам не мог понять, мокрые они от слез или от ее поцелуев.
Сивка потерся об него головой, когда Игорь остался один посреди березовой рощи, опустив на землю лук. Неизвестно, печаль или радость принесла ему эта встреча. Родители часто снились ему, и он считал эти сны очень хорошими, и во сне действительно был счастлив. Но, просыпаясь, неизменно грустил, заново переживая разлуку и не проходящую тоску. Сейчас и счастье, и тоска оказались намного острее.
– Да, парень. Я знаю, нам пора, – Игорь погладил теплый лошадиный нос, – только не знаю, куда. Пойдем, куда глаза глядят.
Он закинул лук с колчаном за плечо, взял коня за повод и двинулся вперед. Березовая роща сменилась цветущим яблоневым садом, в нем одуряюще пахло яблоневым цветом, и Игорь почувствовал, что его тоска постепенно переходит в сладкую сонливость.
Он узнал ее по белому платью с разноцветной вышивкой. Она сидела на берегу ручья, опустив него ноги, к Игорю спиной, и плела венок.
– Маринка! – тихо позвал он.
Она оглянулась и поднялась ему навстречу, ее румяное лицо осветилось грустной улыбкой.
– Игорь, – нежно сказала она, – я так тебя ждала… Я знала, что ты придешь за мной…
– Да. Я пришел, – смущенно сказал он и опустил голову, – пойдем?
Он совершенно не знал, что говорить.
– Ничего не получится, – она робко улыбнулась, – я не могу отсюда уйти. Оставайся со мной. Навсегда. Посмотри, как тут чудесно!
Игорь помрачнел. Умирая, человек меняется, наверняка. Но он только что видел родителей, и никакой перемены заметить не успел.
– Садись, – Маринка обняла его и потянула вниз, – садись, не бойся.
Он машинально опустился на траву.
– Отдохни, ничего не бойся, тут нам ничего не грозит. Послушай, как поют птицы. А как замечательно пахнут цветы? Слушай, как шуршат листья, шепчутся травы, слушай, журчит шаловливый ручей, жужжит и шевелится шмель на цветке шалфея, слушай. Жаркий шар солнца уносит в прошлое печали, глушит шепоты…
Игорь ничего не понимал, но чувствовал, как в блаженной истоме закрываются глаза. Ее голос, это, несомненно, Маринкин голос – вкрадчивый и ласковый.
– Я сложу над тобой шалаш, чтобы ничто не потревожило твоего сна. Как хорошо… Как нежно…
Как хорошо. Как нежно. Да. Только бы она не умолкала. Это не Маринка, но теперь совершенно все равно. Надо бы уколоть себя медвежьим когтем… Но как не хочется. Разве не прекрасно было бы остаться тут навсегда? С папой и мамой. Найти настоящую Маринку, и никуда не уходить. А сейчас просто выспаться, он не спал больше двух суток.
Надо бы уколоть себя медвежьим когтем. Игорь сунул руку под свитер и взял в руки оберег.
– Прошлое не воротишь, спи и слушай, шаг за шагом ты уходишь в путешествие по шаткому миру, опускаешься все ниже и ниже, шаги все глуше и глуше, тише и тише, тише и тише…
Нет, ему не хватит сил. Этот чарующий голос… Игорь прижал большой палец к острому концу когтя. Совсем не хочется делать себе больно, хочется спать. Он так давно не спал. Зачем куда-то уходить? Зачем он вообще сюда пришел? Глаза все равно уже закрыты.
– Нежность и забвение, тишина и шорохи, слушай тишину, слушай шепот…
Игорь воткнул коготь в палец как можно глубже, чтобы наверняка пробить кожу. Боль судорогой пробежала по телу, разгоняя сон. Морок. Морок. Здесь все – сон и морок. Он вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам и тяжело дыша, как будто и вправду уже спал и видел кошмарный сон.
– Тише… Тише… Ты не слушаешь… Слушай волшебный шелест…
Голову повело приятным дурманом. Игорь опустился на колени, не в силах противиться волшебному шелесту. Настоящий индейский лук! Он отпрыгнул в сторону и пошире расставил ноги, чтобы не упасть.
– Уходи, – угрожающе выговорил он, стараясь не зевнуть, и вскинул свое оружие. Как будто выхватывать лук из-за плеча было для него привычным делом. Это же Маринка! Перед ним на траве сидела Маринка, поджав под себя босые ножки.
– Тише… Слушай… – мертвые глаза глянули на него из-под ресниц.
Игорь натянул тетиву и выпустил тяжелую стрелу, целясь в белое платье. С большого пальца, пораненного когтем, слетела кожа. А вместо Маринки огромная серая птица развернула крылья, тяжело хлопнула ими по воздуху несколько раз, поднялась над землей, и с отвратительным карканьем полетела прочь. Морок. Сон и морок.
Сивка стоял, низко опустив голову, будто волшебный шелест сморил и его.
– И ты чуть не уснул? Мертвые же не спят! – Игорь звонко хлопнул лошадь по ляжке.
Конь от неожиданности отпрыгнул в сторону и заржал.
– Пошли. Посмотрим, что будет дальше…
Но не успели они пройти и двадцати шагов, как из-за деревьев донесся радостный крик:
– Игорь! Игорь!
Он повернулся на голос: она бежала к нему, босая и счастливая, глаза ее сияли, горели щеки, и рот открылся в ликующем смехе. Он раскинул объятья, и подхватил ее на руки. Она?
– Я знала, я знала, что ты придешь! Игорь, мой любимый, мой дорогой, мой единственный! – зашептала она, прижимаясь к нему лицом.
– Я пришел… – выговорил он.
– Пойдем! Пойдем, я покажу тебе все! Здесь здорово, и мы никуда отсюда не уйдем, правда? Мы будем жить здесь, всегда, вместе…
Ее счастье било через край, она держала его в объятьях и не отрывалась ни на секунду. Игорь не знал, что сказать ей на это – может быть, она права? Может быть, не надо никуда возвращаться?
– Они смеялись надо мной, они говорили, что сюда никто никогда не приходит. А ты пришел! Пойдем, – она увлекала его за собой, и он шел за ней, как бычок на веревочке, – вот сюда. Садись. Я так скучала по тебе. Дай, я на тебя насмотрюсь…
Она обняла его еще крепче, и поцеловала. Блаженство. Не вожделение, не трепет, и не страсть вызвал ее поцелуй. Сонная истома. Нет. Не она. Опять не она, а так похожа. Игорь оттолкнул ее в сторону, и увидел, как она удивилась и испугалась.
– Почему? – шепнула она, – за что?
Он сам испугался, того, что сделал. Померкнувшее счастье на ее лице, отчаянье, и две слезы, медленно выкатившиеся из глаз… Можно не бояться стрелять в своего. Выстрелить, и не будет никаких сомнений.
– Ты хочешь убить меня? – слезы бежали из ее глаз двумя блестящими ручейками.
Белое платье трепал ветерок. Маринка. Настоящая Маринка. Она плачет, потому что он оттолкнул ее и целится в нее из лука…
– Нет, – ответил Игорь и выстрелил. Большой палец обожгло еще сильней, чем в прошлый раз. Теперь он не уснет.
Она просто исчезла, растворилась в воздухе. Сон и морок.
– Пойдем, Сивка. То есть, Каурка. Пойдем отсюда скорей. Сколько их тут еще будет?
Игорь сел на коня верхом, и толкнул его вперед. Яблоневый сад сменился широким полем, на горизонте которого блеснул хрустальный дворец.
– Здесь мы уже были… – пробормотал Игорь и развернул Сивку в сторону.