– Они ещё только к нашему кварталу подходить будут, как я уже про них узнаю, – ответил отец Бернардус, – больше я в их подвал ни за что не попаду – учёный, ломаный. Фигуру стереть – минутное дело, а рисовать ой как долго! А кроме неё у меня тут ничего "такого" и нет. Разве что пара книг, так я их с собой возьму, ищи-свищи меня за Эльбой! – хрипло рассмеялся он.
– Вы вот что, – сказал отец Бернардус, – сядьте здесь, сидите тихо и молча, чтобы, значит, демоны вас не почуяли. А если они меня ну… сгребут, бросайте всё и бегите со всех ног. Не вздумайте выручать – спасти не спасёте, только сами поляжете. Теперь дальше. Ежели увидите, что Врата открылись, ты, госпожа, смело вступай в них, и окажешься дома, я тебе в это время и слова сказать не смогу, потому что открытыми их удерживать буду, а это – тяжесть неподъёмная.
– Что, так опасно? – встревожился Вольфгер.
– А вы как думали? Врата Миров – штука страшная, глазом моргнуть не успеешь, оттуда такое может полезть…. Вовек обратно не загонишь. Но это – на мне. Ваше дело – сидеть и не мешать. Ну, как?
– Согласны, – кивнул Вольфгер. – Госпожа Алаэтэль, прости, я преждевременно дал согласие от твоего имени, что ты скажешь?
– Я согласна, – кратко сказала Алаэтэль, села на лавку, запахнула плащ и замолкла.
Отец Бернардус снял с полки какую-то книгу, долго листал её, наконец, найдя нужное место, стал внимательно читать, шевеля губами и ведя пальцем по строчкам. Прочитав текст два или три раза, он вздохнул и стал рассматривать магическую фигуру. Затем взял кусок угля, мокрую тряпку, транспортир и линейку, и начал стирать и вновь рисовать линии и дуги. Закончив рисовать, монах отложил геометрические инструменты, и в ход пошли драгоценные камни, какие-то перья, неаппетитные комочки в чашах, которые он расставлял в вершинах лучей и на пересечении линий. Потом в ход пошли свечи, преимущественно чёрные и коричневые.
Наконец отец Бернардус зажёг свечи, положил книгу на пюпитр и начал читать заклинание. Это была какая-то странная, искажённая и исковерканная латынь, Вольфгер понимал отдельные слова, но общий смысл колдовства от него ускользал. Зато Алаэтэль, кажется, услышала что-то знакомое, она насторожилась и стала внимательно следить за монахом, который закончил заклятие резким визгливым выкриком. В этот момент пламя свечей изменило цвет и неожиданно стало ярко-синим. Монах осторожно вошёл в центр магической фигуры и продолжил читать заклинание уже по памяти.
Сначала ничего не происходило, потом в узле линий напротив того, в котором стоял отец Бернардус, возникла размытая серая тень, напоминающая веретено. Веретено начало вращаться всё быстрее и быстрее, увеличиваясь в размере и становясь заметно плотнее. Серый цвет сначала сменился на бледно-голубой, а потом на ярко-синий.
Монах продолжал творить заклятья, по его лицу струйками стекал пот, на шее вздулись жилы. Веретено достигло уже потолка комнаты и начало издавать резкий, неприятный свистящий звук. Алаэтэль рывком встала, Вольфгер и Карл вскочили за ней.
– Не двигайтесь! – приказала эльфийка, – что-то пошло не так!
Вдруг веретено качнулось и одним неуловимым движением всосало беглого монаха, он исчез, не успев даже вскрикнуть. Свист веретена перешёл в низкий, угрожающий рёв.
– Бежим! – испуганно крикнула Алаэтэль, – скорее! Сейчас взорвётся!
Она метнулась к выходу, Вольфгер и Карл бросились за ней.
Женщина и двое мужчин со всех ног бежали, куда глаза глядят, спотыкаясь в темноте и поддерживая друг друга.
Внезапно за спиной у них полыхнуло ослепительным сине-белым светом, толкнуло в спину горячим воздухом, загрохотало. Они упали, Вольфгер накрыл своим телом эльфийку, обнял её, и задохнулся, ощутив в своих объятиях женщину, о которой он, как оказалось, всё время втайне мечтал….
Над их головами просвистели камни, пролетели обломки досок и комья земли. Что-то больно ударило Вольфгера между лопаток.
И всё стихло.
Алаэтэль, которая упала на спину, взглянула в лицо Вольфгера и мягко высвободилась.
– Спасибо, господин барон, что закрыли меня своим телом, – сказала она своим певучим контральто и ладошкой стряхнула у него со щеки комок земли. – Кажется, всё кончилось….
– Карл, ты цел? – спросил Вольфгер, вставая с земли и поднимая эльфийку.
– Цел, господин барон, – пропыхтел Карл, тоже поднимаясь, – надо же, еле-еле успели, ещё бы чуть-чуть…
– Да-а, – протянул Вольфгер, – покойный отец Бернардус явно переоценил свои силы.
– Думаете, уже покойный? – спросил Карл.
– Ну, посмотри сам, – коротко ответил Вольфгер, указывая на бывшее обиталище мага-неудачника.
На месте домика зияла глубокая яма, заполненная мерцающим голубоватым туманом, в котором вспыхивали разноцветные звёздочки. Мерцание потихоньку затухало.
– Да, пожалуй, уцелеть ему было бы трудновато, – согласился Карл.
Мимо Вольфгера прошли несколько мужчин и женщин и, тихо переговариваясь, остановились на безопасном расстоянии от ямы.
– Доигрался всё-таки проклятый колдун, – сказал один мужчина, – а ведь предупреждали его…. Тьфу! Чуть улицу не разнёс, дьявол его за ногу!
– Ты бы лучше не кощунствовал, Петер, может, его дьявол и унёс, не накличь на нас беды, – возразил другой голос.
– Да и что он тебе такого сделал? – сказала женщина, – разве у тебя есть деньги на городского лекаря или на цирюльника? А ведь он наших детей лечил, и брал по-божески.
– Да я чо? Я ничо, – стал оправдываться первый, – мне-то что? Он мне не кум, не брат и не сват. Только вот теперь священника придётся звать, чтобы, значить, яму святой водой окропил, а то кто его знает…
– У тебя что, есть лишние гульдены, чтобы заплатить священнику? – удивилась женщина. – Смотри, как бы поп за собой инквизицию не притащил. Зароете завтра яму, и вся недолга. Только не вздумайте в ней копаться, дурни!
– Пойдёмте отсюда, господин барон, – тихонько сказал Карл, – а то у этих добрых людей может возникнуть желание гм… занять денег на священника у нас, а мне не хочется никого убивать. Давайте уйдём, пока нас не заметили.
– Пойдём, – согласился Вольфгер, – здесь нам делать больше нечего, только вот куда идти? Что-то я в темноте запутался, да ещё доска в голову прилетела…. – он приложил руку к затылку и нащупал набухающую шишку. – Дьявол, как больно!
– Не призывай сейчас тёмные силы, – сжала его руку эльфийка, – после такого колдовства они близки, как никогда. Они всегда слетаются на тёмную магию, как мухи на мёд. Этим-то чёрная магия и опасна.
– Как ты думаешь, что случилось с монахом? – спросил Вольфгер.
– Он пробудил силы, с которыми не смог справиться, – кратко ответила эльфийка, – это было очень опасно, мы уцелели просто чудом.
– Где же теперь нам искать другого мага? – задумался Вольфгер, – в Дрездене их и было-то всего два. Один оказался трусом и неумёхой, а второй… в общем, теперь в Дрездене один маг, а по-честному, так и вообще ни одного.
– Очень надеюсь, что в империи найдётся более опытный волшебник, – грустно сказала Алаэтэль, – иначе я застряну в вашем мире навсегда.
***
Ночью Вольфгер впервые серьёзно поссорился с Утой.
Девушка лежала в его объятиях, и вдруг ему показалось, что на его плече лежит не русая, а черноволосая головка, и огромные глаза эльфийки заглядывают ему в глубину души. Вольфгер непроизвольно вздрогнул. Ута мгновенно почувствовала это и отодвинулась.
– Что случилось? – спросила она.
– Н-ничего… – соврал Вольфгер, с трудом переводя дыхание.
– Я могу попросить тебя об одной вещи? – стеклянным голосом спросила Ута.
– Конечно, хоть о десяти, что ты спрашиваешь? – Вольфгер попытался привлечь девушку к себе, но она упёрлась руками ему в грудь.
– Я хочу попросить тебя только об одном: пожалуйста, не лги мне.
– А когда я тебе лгал?!
– Да только что, – холодно сказала Ута, и Вольфгер понял, что серьёзного разговора не избежать.
– Ну, хорошо, – вздохнул он, – раз выяснения отношений не избежать, я слушаю.
– Это эльфийка? – спросила Ута.
– Да что эльфийка? – начал сердиться Вольфгер.
– Вольфгер, пойми, женщину невозможно обмануть. Вы, мужчины, думаете, а мы – мы чувствуем. Обнимая меня, ты думал об Алаэтэли. Да?
Вольфгер вздохнул:
– Да….
– Хорошо, что ты не солгал мне. А ведь я предупреждала, помнишь? И вот всё сбылось, эльфийка завладела твоей душой. Я пытаюсь бороться, но, кажется, проигрываю сражение за сражением, несмотря на….
– Ну что я могу сделать, что?! – повысил голос Вольфгер, – я её и пальцем не тронул, только вот сегодня прикрыл своим телом, когда дом мага взлетел на воздух, но это же не считается! Ты видишь, что я честно пытаюсь отправить её обратно в страну эльфов, но не получается! Если бы я сам умел колдовать… Но какой из меня маг? Так, прочитал с десяток книг…
– "А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём",
– тихо сказала Ута.
В глубине души Вольфгер понимал, что Ута права и возразить ему нечего, поэтому избрал обычную для мужчин тактику: он рассердился.
– Ута, прошу тебя, не надо ревновать меня к девушке, даже не из людского племени, которая попала в наш отряд случайно, а не по моему желанию, и при первой же возможности его покинет.
– Я тоже попала в твой отряд случайно и не по твоему желанию! – упрямо возразила Ута.
– Но… – начал Вольфгер и замолчал, сообразив, что ответить ему нечего.
– Вот что, Вольфгер, – сказала Ута, вставая, – я, пожалуй, пойду к себе, а ты подумай, кого ты хочешь видеть в своей постели, меня или Алаэтэль. Как надумаешь, дай мне знать. К сожалению, я не могу съехать с этого постоялого двора, потому что у меня, во-первых, нет денег, а во-вторых, мне некуда ехать, разве что вернуться обратно в свою деревню и угодить прямиком на костёр. Ты это знаешь и беззастенчиво пользуешься моим положением!
Ута быстро и нервно одевалась, дёргая крючки и застёжки.
"Если сейчас предложить ей денег, она поймёт, что я хочу избавиться от неё, и уедет, – подумал Вольфгер. – Никогда себе этого не прощу, да я и не хочу, чтобы она уезжала. Иисусе, что же делать-то?"
Вольфгер вскочил с постели и обнял Уту. Девушка спокойно стояла и ждала, пока он отпустит её. Сцена получилась смешной и донельзя глупой: голый, немолодой мужчина посередине комнаты обнимает одетую девушку.
– Ута… – несмело позвал Вольфгер, – ну что ты, в самом-то деле?
– Ну, что Ута? Что Ута?! – с тоской ответила она, садясь на стул.
"Ага, сию минуту не уходит, слава Богу! – радостно подумал Вольфгер, – может, ещё сумею успокоить её, вот бешеная ведьма!"
– Ты хоть на минуту подумай обо мне, – сказала девушка и заплакала, – подумай, в каком я положении…. Веду себя как гулящая девка, живу в чужом городе, на чужие деньги, сплю на постоялом дворе в чужой постели…. И кто я после этого? И что со мной будет потом?
– Да почему в чужой постели и на чужие деньги? – завопил Вольфгер, – я тебе что, чужой?!
– Тише, всех постояльцев перебудишь, – поморщилась Ута, – сейчас Карл прибежит, небось, подумает, что тебя убивают…. Ну, подумай сам, Вольфгер. Вот сойдёшься ты с эльфийкой, пустит она тебя в свою постель, а я стану не нужна.
– Да кто тебе это сказал?!
– Глаза и сердце, дорогой ты мой барон, глаза и сердце, – вздохнула Ута. – Не стану я тебя делить с другой женщиной, и раньше никогда мужчин ни с кем не делила, и сейчас не стану.
– Ты так говоришь, как будто я уже любовник эльфийки! – возмутился Вольфгер, – даже инквизиция не отправляет на костёр за мысли, а больше ничего не было и не будет!
– Хорошо, барон Вольфгер фон Экк, ты сказал, а я услышала, – устало промолвила Ута, – я верю тебе. Но помни свои слова. А теперь я пойду к себе, мне нужно побыть одной. Спокойной ночи, любимый, – уже совсем другим голосом сказала она, поцеловала Вольфгера и вышла из комнаты.
"Вот вздорная баба!" – подумал Вольфгер, наливая себе вина.
Ему было приятно от того, что окончательно разрыва между ними не произошло, но данное слово тяжёлым и холодным камнем легло между мужчиной и двумя женщинами.
Глава 9
1 ноября 1524 г.
День св. Ачи Конфессорского, св. Амабилия, св. Вигора, св. Дингада, св. Иоанна и Джеймса, св. Кадфана, св. Киринеи и Юлианы, св. Лициния, св. рабыни Марии, св. Матурина, св. Остермона, св. Пабиали, св. Салауна, св. Северина, св. Флориберта, св. Цезария со спутниками, другого св. Цезария и Юлиана, св. Цейто.
Вольфгера разбудил настойчивый стук в дверь.
– Если опять прислуга изображает готовность услужить, чтобы заработать свой гульдинер, встану и убью, – пробормотал он, стряхивая остатки сна.
– Ну, кто там? Чего надо? – рявкнул он, не вставая с кровати.
– Господин барон, пожалуйста, проснитесь, – защебетал за дверью голос служанки, – к вам прибыл гонец от его высокопреосвященства Альбрехта Бранденбургского!
– Ладно, – проворчал Вольфгер, уяснив, что его разбудили не напрасно, – скажи, сейчас спущусь, да вели, чтобы принесли горячей воды умыться. А гонец пусть подождёт.
– Да, господин барон, сию минуту, господин барон, – раздалось из-за двери, и служанка убежала, стуча деревянными каблучками.
Вольфгер нехотя вылез из-под одеяла и начал одеваться. Теперь, когда цель путешествия была близка как никогда, он испытывал противоречивые чувства.
В начале пути Вольфгеру казалось, что всё будет проще некуда: они приедут в Дрезден, там вместе с архиепископом посмеются над чудачествами отца Ионы, а потом вернутся домой. Теперь же всё выглядело куда более сложным и мрачным. Прежде всего, пророчества старого монаха больше не казались Вольфгеру смешными и надуманными – слишком уж много неприятностей, подтверждающих его худшие опасения, стряслось по дороге. И теперь барон с одной стороны хотел поскорее попасть к архиепископу, надеясь развеять свои страхи, а с другой боялся, что они окажутся правдой. Примерно такие же ощущения Вольфгер испытывал, когда в армии шёл в палатку к цирюльнику, чтобы вырвать больной зуб. Он мечтал поскорее избавиться от надоедливой боли и боялся самой процедуры лечения.
Гонец архиепископа оказался странным человеком – он был одет в монашескую рясу, но носил сапоги со шпорами и был вооружён мечом, этакий полусолдат, полумонах. От вина и пива гонец отказался, и с удовольствием пил молоко. Увидев Вольфгера, он поставил на стойку кружку, вытер рукой губы и небрежно поклонился:
– Господин барон Вольфгер фон Экк?
– Да.
– Вам послание от его высокопреосвященства Альбрехта Бранденбургского, – сказал монах, протягивая Вольфгеру свиток пергамента со свисающей на шнурке печатью.
– Что в послании? – спросил Вольфгер, не разворачивая его.
– Его высокопреосвященство удостаивает вас аудиенции, – ответил гонец.
– Когда?
– Сегодня.
– В какое время?
– Его высокопреосвященство не соизволили назвать точное время, но вам следует прибыть в замок Морицбург до наступления сумерек, – сказал гонец, ещё раз поклонился и вышел.
– Надо же, сколько спеси… – пробурчал Вольфгер, раскручивая свиток, – посмотрим, что пишет дражайший Альбрехт.
К барону подошёл Карл:
– Когда ехать?
– Прямо сейчас. Сходи за отцом Ионой, пусть готовится в дорогу. Женщины останутся здесь, поедем только мы втроём. Замок Морицбург, насколько я помню, недалеко от Дрездена, за колокол должны доехать, но тянуть время не стоит. Вдруг Альбрехту придёт в голову идея куда-нибудь уехать, или у него появятся неотложные дела?
***
Дорога к замку Морицбург пролегала через чахлый лес, в котором там и сям попадались пруды, ручьи, болотца и просто полосы топкой и грязной земли. Вскоре лошади были забрызганы грязью по самые бабки.
– Приедем как оборванцы, – недовольно сказал Вольфгер, взглянув на свой грязный плащ.
– Сын мой, а ты раньше встречался с архиепископом Альбрехтом? – спросил отец Иона.
– Приходилось, – кивнул Вольфгер.
– Может быть, пока мы едем, ты расскажешь о его преосвященстве? – несмело спросил монах. – Если я о нём буду хоть что-нибудь знать, мне будет легче рассказывать…
– Ну, я с ним не был особенно дружен, – ответил Вольфгер, – ведь он уже в двадцать три года был архиепископом, а в двадцать четыре стал курфюрстом, а кем тогда был я? Командиром отряда рейтаров. Вот мой покойный отец его знал лучше. Но, впрочем, кое-что могу рассказать и я. Альбрехт лет на пять моложе меня, сейчас ему, должно быть, тридцать пять или около того. Это очень умный, но тщеславный человек. И хитрый, к тому же. Знаешь, отче, я таких людей никогда толком понять не мог: то ли священник, то ли воин, то ли царедворец. По слухам, он откупил у Папы Льва X право собирать индульгенцию в Саксонии с тем условием, что половину собранных денег будет отсылать в Ватикан, а половину оставит себе. Сколько я его помню, он вечно был в долгах и вечно занимал деньги у Фуггеров. Между прочим, перед тем, как принять сан, Альбрехт окончил университет. Сам понимаешь, какая это редкость среди аристократов. На монашеские обеты его преосвященство поплёвывает, не стесняясь, открыто нарушает целибат. Я не помню всех его конкубин, но, по-моему, от некоторых у него даже есть дети. Архиепископ обожает роскошь, собственно, поэтому-то у него вечно не хватает денег, ведь при его дворе полно голодных художников, поэтов и архитекторов, которых надо кормить, одевать и даже иногда платить за их творения.
Что ещё? У него есть старший брат, Иоахим I Нестор, курфюрст Бранденбурга, но я его никогда не видел и ничего о нём рассказать не могу.
– Скажи, Вольфгер, а как Альбрехт относится к лютеранству? – спросил отец Иона.
– Понятия не имею, – пожал плечами Вольфгер, – в те годы, когда я бывал при дворе, имя Лютера ещё не было на слуху.
Да мы скоро всё сами узнаем, вон, уже стены Морицбурга показались.
Замок Альбрехта Бранденбургского был небольшим, но выглядел как настоящая боевая крепость. Он был возведён на искусственном насыпном острове, на который можно было попасть по единственному подъёмному мосту.
У ворот Вольфгера остановили стражники.
– Нам назначена аудиенция у его высокопреосвященства, – сказал Вольфгер, протягивая начальнику стражи свиток. Но тот, вероятно, был неграмотным, поскольку даже не стал его разворачивать, а спросил, осипшим от холода и ветра голосом:
– Ваше имя, господин?
– Я – барон Вольфгер фон Экк, это замковый капеллан отец Иона, а это – мой слуга Карл.
– Добро пожаловать, господин барон, меня предупредили о вашем приезде, – неловко поклонился стражник, скрипя сочленениями лат. – Во дворе направо у вас примут лошадей.
Они въехали во двор замка, который внутри оказался чистеньким и довольно уютным, если слово "уют" вообще применимо к угрюмой крепостной архитектуре. Ни деревца, ни кустика – кругом только холодный, сырой камень.