Мандор надул губы.
— Они — профессиональные солдаты, — сказал он. — Представь себе, их никогда не бывает дома: они сражаются в войнах Тени. Они любят это. Белисса Миноби была там за старшего со времен смерти генерала Ларсуса. Хм, — он сделал паузу. Затем:
— Тебя волнует их странный сдвиг на теме Янтаря?
— Янтаря? — сказал я. — Что ты имеешь в виду?
— Я припоминаю один светский визит в Пути Птенцов Дракона, — сказал Мандор, — когда я забрел в небольшую, похожую на часовню комнату. В нише одной из стен висел портрет генерала Бенедикта{16} при всех боевых регалиях. Там же была полочка типа алтаря, под ней висело кое-какое оружие, а на ней горело несколько свечей. Портрет твоей матери был там же.
— Правда? — сказал я. — Интересно, знает ли Бенедикт? Однажды Дара сказала моему отцу, что происходит от Бенедикта. Позже он выяснил, что все это — первостатейная ложь… Как ты думаешь, эти люди могли иметь зуб на моего отца?
— За что?
— Кэвин убил Драконьего Птенца Бореля во время Войны Падения Образа.
— Они предпочитают рассматривать такие вещи философски.
— И все же, из описания отца, я делаю вывод, что дело хуже, чем кошерное обязательство[8]… хотя и не верю, что были хоть какие-то свидетели.
— Итак, не будем трогать спящих вивернов[9].
— У меня нет намерений будить их. Но вот что интересно: если они что-то прознают о мелочах, будут ли они требовать некий долг чести? Как ты думаешь, могут они стоять за его исчезновением?
— Я просто не знаю, — отозвался Мандор, — как это укладывается в их кодекс. Полагаю, тебе следует спросить прямо у них.
— Просто так выйти и сказать: «Эй, с вас спрашивать за то, что случилось с моим папой?»
— Есть более тонкие способы выяснить человеческое отношение, — отозвался Мандор. — Как я припоминаю, в детстве ты брал у них несколько уроков.
— Но я не знаю этих людей. В том смысле, что я мог встретиться с одной из сестер на вечеринке, если подумать… и вспоминаю, что несколько раз видел Ларсуса и его жену издалека… но это все.
— На погребении будет представитель Птенцов Дракона, — сказал он. — Если я представлю тебя, ты смог бы приложить чуточку обаяния, чтобы получить неофициальную аудиенцию.
— Знаешь, это может пройти, — сказал я ему. — Вероятно, это — единственный путь. Да, сделай это, пожалуйста.
— Хорошо.
Мандор жестом очистил стол, заполнил его переменой. На этот раз перед нами появились тонкие, как бумага, блины с начинкой и кремовыми башенками; и свежие булочки с различными специями. Некоторое время мы ели молча, наслаждаясь покоем, птицами и бризом.
— Мне бы хотелось увидеть Янтарь, — сказал, наконец, Мандор, — в менее стесненных обстоятельствах.
— Я думаю, это можно устроить, — ответил я. — Я бы хотел показать тебе окрестности. Я знаю великолепный ресторан в Аллее Смерти.
— А это случайно не «Кровавый Эдди», нет?
— Да, хотя название периодически меняется.
— Я слышал о нем и давно любопытствую.
— Как-нибудь сделаем.
— Великолепно.
Он хлопнул в ладони, и появились чаши с фруктами. Я добавил кофе и окружил кадотскую фигу сбитыми сливками.
— Позже я обедаю с матерью, — заметил я.
— Да. Я подслушал.
— Ты ее часто видел в последнее время? Как она?
— Скорее отшельница, как она любит говорить, — ответил Мандор.
— Думаешь, она что-то замышляет?
— Скорее всего, — сказал он. — Не могу припомнить случая, когда она этого не делала.
— Есть соображения, что именно?
— Зачем строить догадки, когда она, скорее всего, скажет тебе напрямик?
— Ты действительно полагаешь, что скажет?
— У тебя есть преимущество, ты — ее сын.
— И слабость по той же причине.
— Все же она охотнее расскажет тебе, чем кому-то еще.
— Кроме, разве что, Джарта.
— Почему ты так считаешь?
— Он всегда ей нравился больше.
— Забавно, я слышал, как он говорил то же самое о тебе.
— Ты часто видишь его?
— Часто? Нет.
— Когда это было последний раз?
— Около двух циклов назад.
— Где он?
— Здесь во Дворах.
— У Всевидящих? — Я представил, как он присоединяется к нам за ленчем. Мне вовсе не хотелось получать такие пилюли от Дары.
— По-моему, в одном из их сторонних путей. Он довольно скрытен в отношении своих приходов-уходов… и стоянок.
К Всевидящим вело что-то около восьми сторонних путей, о которых я знал; будет трудно догнать его по проселкам, которые могут увести прямо в Тень. Да и желания на данный момент не было ни малейшего.
— Что привело его домой? — спросил я.
— То же, что и тебя — погребение, — сказал он, — и все, что сопутствует этому.
Все, что этому сопутствует, надо же! Если бы существовала явная интрига, волокущая меня на трон, я бы об этом не забыл — вольно иль невольно, успешно иль безуспешно — Джарт все время бы был на хвосте, на шаг-другой позади меня.
— Может, лучше убить его, — сказал я. — Я не хочу. Но он не дает мне большого выбора. Рано или поздно, он все-таки загонит нас в ситуацию, где придется выбирать кого-то одного.
— Зачем ты рассказываешь это мне?
— Чтобы ты знал мои чувства, и чтобы ты мог использовать влияние — какое сможешь — чтобы убедить его найти иное хобби.
Мандор покачал головой.
— Джарт давным-давно вышел за пределы моего влияния, — сказал он. — Дара чуть ли не единственная, кого он слушает… хотя подозреваю, что он все еще боится Сугуи. Ты мог бы поговорить с ней относительно этого дела, и скоро.
— Скажу одно — ни я Джарта, ни Джарт меня не будем обсуждать с Дарой.
— Почему нет?
— Просто это так. Она все всегда понимает неверно.
— Я уверен, для нее не в радость узнать, что ее сыновья убивают друг друга.
— Конечно, нет, но я не знаю, как поставить перед ней этот вопрос.
— Полагаю, ты сделаешь попытку отыскать путь. В то же время, я бы постарался не оставаться с Джартом наедине, раз уж ваши дорожки пересеклись. И будь я на твоем месте, я бы заручился свидетельством, что первый удар был не за мной.
— Принято, Мандор, хорошо — сказал я.
Некоторое время мы сидели молча. Затем:
— Подумай о моем предложении, — сказал он.
— Как я его понимаю, — отозвался я.
Он нахмурился.
— Если у тебя есть вопросы…
— Нет. Я подумаю.
Он поднялся. Я тоже встал. Жестом он опустошил стол. Затем повернулся, и я последовал за ним из беседки и через двор к тропе.
После прогулки мы вошли в его обширный кабинет cum приемная. Он сжал мое плечо, как только мы направились к выходу.
— Увидимся на похоронах, — сказал он.
— Да, — сказал я. — Спасибо за завтрак.
— Между прочим, как ты находишь эту леди, Корал? — спросил он.
— О, довольно хорошенькая, — сказал я. — Даже просто… красивая. А что?
Он пожал плечами.
— Просто любопытно. Я беспокоился о ней, переживал ее неприятности, и меня заинтересовало, что значит она для тебя.
— Достаточно много, чтобы доставлять много хлопот, — сказал я.
— Понятно. Ну, передай ей мои добрые пожелания, если тебе случится говорить с ней.
— Спасибо, передам.
— Мы побеседуем еще, попозже.
— Да.
Я не торопясь отправился в путь. У меня все еще был запас времени, до того, как мне следовало ступить на Пути Всевидящих.
Я сделал остановку, когда подошел к дереву в форме виселицы. Минутное размышление, и я повернул налево, следуя среди темных скал по забирающей вверх тропе. Ближе к вершине я вошел прямо в массивный валун, пройдя с песчаной отмели под легкий дождь. Я бежал через поле, что было передо мной, пока не добрался до круга фейери под древним деревом[10]. Шагнув в его середину, я сотворил строфу с рифмовкой на свое имя и утонул в земле. Когда я остановился, а мгновенная тьма рассеялась, я обнаружил себя возле влажной каменной стены всматривающимся вниз сквозь перспективу могильных камней и монументов. Небо было полностью затянуто облаками, и гулял холодный ветер. Ощущение было такое, словно царил исход дня, но утро или сумерки — я бы сказать не смог. Место выглядело так, как я его помнил, — потрескавшиеся мавзолеи, завешенные плющом, упавшие каменные ограды, тропинки, блуждающие под высокими темными деревьями. Я двинулся по знакомым дорожкам.
Когда я был ребенком, какое-то время это было любимым местом игр. В течение дюжин циклов я почти каждый день встречался здесь с маленькой девочкой из тени по имени Рханда.
Пробираясь через кучки костей, обметаемый влажным кустарником, я пришел наконец к полуразрушенному мавзолею, где когда-то у нас был домик для игр. Распахнув перекошенные ворота, я вошел.
Ничего не изменилось, и я обнаружил, что улыбаюсь. Потрескавшиеся чашки и блюдца, потускневшая утварь все еще были свалены в углу, отягощенные пылью, запятнанные влагой. Я обмахнул катафалк, который мы использовали вместо стола, уселся на него. Однажды Рханда просто перестала приходить, а спустя некоторое время и я тоже. Часто я гадал, какой женщиной стала она. Я оставил ей записку в нашем тайнике под вынимающейся плитой пола — вспомнил я. Интересно, нашла ли она ее.
Ничего не изменилось, и я обнаружил, что улыбаюсь. Потрескавшиеся чашки и блюдца, потускневшая утварь все еще были свалены в углу, отягощенные пылью, запятнанные влагой. Я обмахнул катафалк, который мы использовали вместо стола, уселся на него. Однажды Рханда просто перестала приходить, а спустя некоторое время и я тоже. Часто я гадал, какой женщиной стала она. Я оставил ей записку в нашем тайнике под вынимающейся плитой пола — вспомнил я. Интересно, нашла ли она ее.
Я поднял камень. Мое грязное письмо все еще лежало там. Я вынул конверт, из него выскользнул сложенный лист.
Я развернул его, прочел выцветшие детские каракули: «Рханда, что случилось? Я ждал, а ты не пришла». Ниже гораздо более изящным почерком было написано: «Я не могу больше приходить, потому что мой народ считает тебя демоном или вампиром. Мне жаль, потому что ты самый лучший из демонов или вампиров, которых я знала.» Никогда не думал о такой возможности. Изумительно, как можно все неправильно понять.
Я продолжал сидеть, воспоминания разрастались. Здесь я учил Рханду игре в танцующие кости. Я щелкнул пальцами, и наша старая заколдованная куча костей, разложенных поперек дороги издала звук всколыхнувшихся листьев. Мое юношеское заклинание все еще было здесь; кости покатились вперед, сложились в пару марионеток и начали короткий неуклюжий танец. Они крутились друг возле друга, едва удерживая форму, части слоились, волоча за собой паутину; свободные же — резерв — начали подпрыгивать вокруг них. Когда они соприкасались, раздавалось еле слышное пощелкивание. Я запустил их быстрее.
Дверной проем пересекла тень, и я услышал хмыканье.
— Будь я проклят! Ты явно мечтаешь об оловянной крыше[11]. Вот как проводят время в Хаосе.
— Льюк! — изумился я, когда он шагнул внутрь; марионетки осыпались в маленькие серые кучи костяшек, как только мое внимание покинуло их. — Что ты здесь делаешь?
— Можно сказать, продаю кладбищенские жребии, — заявил он. — Интересуешься?
Он был в красной рубашке и пятнистых «хаки», заправленных в коричневые замшевые ботинки. На плечах висел рыже-коричневый плащ. Льюк ухмылялся.
— Почему ты бросил правление?
Его улыбка исчезла, чтобы на миг смениться недоумением и почти мгновенно вернуться.
— О, я почуял, что мне нужен перерыв. А с тобой-то что? Скоро похороны, не так ли?
Я кивнул.
— Позднее, — сказал я. — Я тоже устроил перерыв. Но все-таки, как ты сюда попал?
— Вслед за собственным носом, — сказал он. — Хочется капельку славных интеллигентных бесед.
— Будь посерьезнее. Никто не знал, что я пошел сюда. Я сам не знал этого до последней минуты. Я…
Я пошарил в кармане.
— Ты не запланировал для меня еще нечто типа тех голубых камней, нет?
— Нет, ничего такого, — отозвался Льюк. — И, кажется, у меня для тебя что-то вроде послания.
Я поднялся на ноги, приблизился и изучил его лицо.
— С тобой все о’кей, Льюк?
— Конечно. Полный порядок, как всегда.
— Найти путь в такой близи от Дворов — нехилый трюк… Особенно если никогда не бывал здесь раньше. Как тебе это удалось?
— Ну, мы со Дворами истоптали немало путей, старик. Можно сказать, они у меня в… крови.
Он отступил от двери, и я шагнул наружу. Почти автоматически мы стали прогуливаться.
— Не понимаю, о чем ты, — сказал я ему.
— Ну, мой папа провел здесь какое-то время, еще тогда, в дни его бесконечных интриг, — сказал Льюк. — Здесь они повстречались с моей мамочкой.
— Я не знал этого.
— Не было вопроса. Мы никогда не говорили по-семейному, не помнишь?
— Ага, — сказал я, — и никто, кого я ни спрашивал, казалось, не знал, откуда пришла Джасра. Все-таки Дворы… Она забрела далеко от дома.
— На самом деле ее завербовали в ближайшей из теней, — объяснил он, — похожей на эту.
— Завербовали?
— Да, она несколько лет прислуживала… по-моему, она была чертовски молоденькая, когда стартанула… в Путях Удящих-на-Живца.
— Удящие? Это мамин Дом!
— Верно. Она была компаньонкой леди Дары. Это там она изучила Искусства.
— Джасра стажировалась в колдовстве у моей матери? И там в Доме Удящих встретила Брэнда? Значит у Удящих какая-то связь с брэндовской интригой, Черной Дорогой, войной…
— …и леди Дарой, вышедшей поохотиться на твоего отца? Полагаю, что так.
— Потому она и хотела пройти инициацию Образом равно, как и Логрусом?
— Может быть, — сказал Льюк. — Меня там не было.
Мы двинулись по гравиевой дорожке, свернули возле большого темного куста, пересекли лес из камня и прошли по мосту, перекинутому через медленный черный поток, который отражал высокие ветви и небо в монохромном варианте. Несколько листьев шуршали в заблудившемся сквозняке.
— Что же ты не говорил этого раньше? — спросил я.
— Я хотел, но это никогда не казалось срочным, — сказал он, — в то время, как куча других вещей — казалась.
— Верно, — сказал я. — Всякий раз, когда пересекались наши пути, следовало умерить темп. Но сейчас… Ты говоришь, что это срочно, что мне следует знать нечто?
— О, не совсем.
Льюк остановился. Вытянул руку и уперся в могильный камень. Ладонь сжалась, побелев на костяшках. Камень под пальцами крошился в пудру, падавшую на землю, словно снег.
— Не совсем, — повторил он. — Это — моя идея, и я хочу, чтобы ты знал. Может, она принесет тебе немного пользы, может — нет. Информация всегда такова. Никогда не знаешь.
С треском и скрежетом верхушка могильного камня пришла в движение. Льюк вряд ли это заметил, и рука его продолжала сжиматься. От большего куска, за который он держался, откололись более мелкие.
— Так ты прошел такой путь, чтобы сказать мне это?
— Нет, — ответил он, как только мы повернулись и пошли назад тем же путем, которым пришли. — Меня послали сказать тебе кое-что еще, и очень трудно сдержаться. Но я предположил, что если не сказать об этом сначала, он не позволит мне уйти, будет подкармливать, пока я топчусь вокруг да около послания.
Раздался громкий треск, и камень, который он держал в руке, превратился в гравий, упавший, чтобы смешаться с тем, что лежал на дорожке.
— Позволь мне взглянуть на твою руку.
Он отряхнул ее и протянул мне. Крошечный огонек мигал возле основания указательного пальца. Пробежал по большому пальцу и исчез.
Я ускорил шаг, а Льюк догнал меня.
— Льюк, ты знаешь, кто ты такой?
— Кажется, что-то во мне, знает, приятель, но я — нет. Я просто чувствую… я неправильный. Вероятно, мне лучше сказать тебе то, что я обязан передать и надо бы подсуетиться перед отбытием.
— Нет. Держись, — сказал я, торопясь.
Что-то темное прошло над нашими головами, но слишком быстро, чтобы я определил его форму сквозь ветви деревьев. Мы боролись с порывами ветра.
— Ты знаешь, что происходит, Мерль? — спросил он.
— Думаю, да, — сказал я, — и я хочу, чтобы ты сделал то, что я скажу, неважно, насколько зловещим это может показаться. О’кей?
— Железно. Если я не могу доверять Повелителю Хаоса, то кому же мне тогда доверять, а?
Мы проскочили мимо знакомых темных кустов. Мой мавзолей был прямо перед нами.
— Знаешь, есть нечто, о чем я должен сказать тебе прямо сейчас, — сказал он.
— Придержи. Пожалуйста.
— Но это важно.
Я уже бежал впереди него. Он тоже побежал, чтобы не отстать.
— Это о твоем пребывании здесь, во Дворах, сейчас.
Я вытянул руки, чтобы затормозить, когда врезался в стену каменного здания. Юркнул в дверной проход. Три больших шага, и я опускаюсь на колени в углу; ухватил старую чашу, используя полы плаща, чтобы обтереть ее.
— Мерль, какого дьявола, что ты делаешь? — спросил Льюк, влетая следом.
— Одну минуту, сейчас увидишь, — сообщил я ему, вытаскивая кинжал.
Расположив чашу на камне, где я недавно сидел, я занес руку над ней и воспользовался кинжалом, чтобы разрезать себе предплечье.
Вместо крови из раны вырвалось пламя.
— Нет! Проклятье! — крикнул я.
И, потянувшись к спикарту, поймал подходящую линию и нашел проток охлаждающего заклинания, которое и наложил на рану. Мгновенно языки пламени умерли, а из меня потекла кровь. Но падая в чашу, она дымилась. Выругавшись, я вытянул еще и заклинание контроля жидкости.
— Ух ты, это слишком зловеще, Мерль. Готов поручиться, — заметил Льюк.
Я отложил кинжал и воспользовался правой рукой, чтобы сдавить левую над раной. Кровь потекла быстрее. Спикарт пульсировал. Я глянул на Льюка. На его лице было выражение болезненного напряжения. Я начал сжимать-разжимать кулак. Чаша наполнилась больше, чем наполовину.
— Ты говорил, что доверяешь мне, — объявил я.
— Боюсь, что так, — ответил он.
Три четверти…