— Он умер при падении Образа. Я полагаю, принц Джулиэн из Янтаря убил его.
— И Борель — их сын?
— Да.
— О-хо-хо. Сразу двое. Я не сообразил.
— У Бореля два брата, сводный брат и сводная сестра, множество дядей, тетей, кузенов. Да, это большой Дом. И женщины Птенцов Дракона так же неудержимы, как и мужчины.
— О, да. Есть даже песни, такие как «Никогда-Ни-За-Что Незамужняя Драконья Девица». Есть какой-нибудь способ выяснить, не было ли у Кэвина каких-то дел с Птенцами Дракона, пока он бывал здесь?
— Можно было бы немного поспрашивать, хотя это будет долго. Воспоминания вянут, след стынет. Не так все просто.
Он покачал головой.
— Сколько осталось до синего неба? — спросил я его.
— Довольно мало, — сказал он.
— Тогда я лучше отправлюсь в Пути Мандора. Я обещал брату позавтракать с ним.
— Увидимся с тобой позже, — сказал он. — На погребении… если не раньше.
— Да, — сказал я. — Догадываюсь, что мне лучше помыться и сменить одежду.
Через переход я направился к себе в комнату, где вызвал ванну с водой, мыло, зубную щетку, бритву; а также серые штаны, черные сапоги и пояс, пурпурные перчатки и рубашку, плащ цвета древесного угля, свежий клинок и ножны. Когда я привел себя в презентабельный вид, то совершил путешествие через лесную прогалину к приемной. Оттуда прошел в сквозной переход. Спустя четверть мили горной тропы, оборвавшейся на краю пропасти, я вызвал дымку и протопал по ней. Затем я направился прямо в Пути Мандора, пропутешествовав по синему пляжу под двойным солнцем ярдов, наверное, сто. Повернул направо, пройдя сквозь триумфальную арку из камня, поспешно миновал пузырящееся лавовое поле, и — дальше сквозь черную обсидиановую стену, которая привела меня в приятную пещеру, несколько шагов вдоль Обода, и — приемный покой его Путей.
Стена слева от меня была отлита из медленного пламени; то, что было справа — путь, с которого нет возврата, да немного света, проливающегося на перекопанное морское дно, где передвигались и ели друг друга яркие твари. Мандор сидел в человеческом облике перед книжным шкафом, одетый в черно-белое, ноги упирались в черную оттоманку, в руках — копия «Хвалы» Роберта Хасса, которую я ему дал.
Он улыбнулся, подняв взгляд.
— «Гончие смерти напугали меня», — сказал он. — Хорошие стихи, вот что. Как ты в этом цикле?
— Наконец-то отдохнул, — сказал я. — А ты?
Он положил книгу на небольшой столик без ножек, плававший поблизости, и встал. Тот факт, что он — совершенно очевидно — читал ее к моему приходу, никоим образом не умалял комплимента. Мандор был таким всегда.
— Вполне хорошо, спасибо, — отозвался он. — Пойдем, позволь мне накормить тебя.
Он взял меня за руку и подвел к стене огня. Она рухнула, как только мы подошли ближе, и наши шаги утонули в полосе мгновенной тьмы, за которой почти сразу последовала узенькая тропинка: солнечный свет просачивался сквозь ветви над головой, выгнутые аркой; по сторонам цвели фиалки. Тропа привела нас к выложенному плиткой патио; зелено-белый газебо[5] — на его дальнем краю. Мы поднялись по ступеням внутрь к хорошо сервированному столу: холодные кувшины с соком и корзинки теплых булочек под рукой. Он сделал жест, и я уселся. С его следующим жестом возле меня возник графин с кофе.
— Вижу, ты припомнил мое утреннее нарушение этикета, — сказал я, — подаренное Тенью Земля. Спасибо.
Он слегка улыбнулся, кивая и усаживаясь напротив меня. Птичье пение, которое я не смог идентифицировать, звучало с деревьев. Ласковый ветерок шуршал листьями.
— Чем ты намерен заняться в эти дни? — спросил я его, наливая кофе в чашку и разламывая булочку.
— В основном, смотреть на сцену, — отозвался он.
— Политическую сцену?
— Как обычно. Хотя недавний опыт в Янтаре склонил меня к тому, чтобы рассматривать ее как часть куда большей картины.
Я кивнул.
— И твои расследования с Фионой?
— И они тоже, — ответил он. — Они случились в очень необычные времена.
— Я заметил.
— И похоже, что конфликт Образ-Логрус проявился в мирских событиях столь же явно, как и в масштабе космоса.
— Я тоже чувствую это. Но у меня есть предубеждения. В партию космоса меня списали рано и без карты подсчета очков. Можно подумать, я недавно обежал все округи и подтасовал каждый путь — к той точке, где мои дела покажутся частью большей картины. Мне это не совсем нравится, и если бы у меня был какой-нибудь способ отделаться от этих хвостов, я бы его использовал.
— Хм, — сказал Мандор. — А что если вся твоя жизнь целиком была изучением подтасовки?
— Я бы не чувствовал ничего хорошего, — сказал я. — Полагаю, я чувствовал бы себя так же, как сейчас, только, еще напряженнее.
Он сделал жест, и передо мной появился изумительный омлет, преследуемый опоздавшим на мгновение дополнительным блюдом жареной картошки, смешанной с чем-то вроде зеленых чилли[6] и лука.
— Все это гипотетично, — сказал я, принимаясь жевать, — разве нет?
Последовала длинная пауза, так как Мандор жевал, затем:
— По-моему, нет, — сказал он. — По-моему, долгое время и до сих пор Силы клокотали бешено, — продолжал он, — но мы наконец подошли к эндыгрышу.
— Что заставляет тебя влезать в эти дела?
— Началось это с тщательного обдумывания событий, — сказал он. — Затем последовали формулировка и тестирование гипотез.
— Избавь меня от лекции по использованию научного метода в теологии и человечьих политиках, — сказал я.
— Ты спросил.
— Верно. Продолжай.
— Тебе не кажется странным, что Суэйвилл угас как раз тогда, когда одновременно свершилось так много событий из тех, что долгое время были в подвешенном состоянии?
— Когда-то ему пришлось бы уйти, — сказал я, — и все недавние потрясения, вероятно, хорошо этому поспособствовали.
— Выбор времени, — сказал Мандор. — Стратегическое расположение. Согласованность действий.
— Для чего?
— Чтобы посадить тебя на трон Хаоса, конечно, — ответил он.
4
Иногда слышишь что-нибудь неприятное, и — всё. В другой раз слышишь что-нибудь невероятное, и оно откликается эхом. Странное мгновенное ощущение невероятного знания, которое — и все время! — просто недосуг подобрать и изучить. По правилам мне следовало бы подавиться при заявлении Мандора, затем фыркнуть что-нибудь вроде: «абсурд!» Я странно воспринимал эту ситуацию — было умозаключение Мандора верным или нет, — словно здесь нечто большее, чем догадка, будто существовал некий всеобъемлющий план по выдвижению меня в круг власти во Дворах.
Я сделал затяжной, медленный глоток кофе. Затем:
— Да ну? — сказал я.
Я чувствовал, что улыбаюсь, пока он искал мой взгляд, изучал мое лицо.
— Ты принимаешь участие в попытках сознательно?
Я снова поднял чашку с кофе. Я чуть было не сказал: «Нет, конечно, нет. Я впервые об этом слышу». Затем я припомнил, как отец рассказывал мне о том, что он втянул тетю Флори в изложение жизненно важной информации для подлечивания отцовской амнезии. Меня впечатлила не столько ловкость, с которой он это проделал, сколько факт, что его недоверие к родне было за пределами сознания, в виде чистого рефлекса. Не пройдя через все семейные свары, где бывал Кэвин, я ощущал нехватку чувств такого высокого накала. И Мандор, и я всегда хорошо уживались, невзирая на то, что он был старше на несколько столетий и в некоторых вопросах мы имели весьма отличающиеся вкусы. Но вдруг, на столь высоких ставках, тот негромкий голос, о котором Кэвин поминал, как о худшей, но более мудрой половине, подсказал: «Почему бы нет? Можешь попрактиковаться, малыш», — и, поставив чашку, я решил попытаться, просто попробовать, как это на ощупь.
— Не знаю, имеем ли мы в виду одно и то же, — сказал я. — Но почему бы тебе не рассказать мне о середине игры… или, наверное, даже о начале… о том, что привело тебя сейчас к поспешному выводу.
— Образ и Логрус оба обладают разумом, — сказал он. — Мы с тобой видели доказательства тому. Проявляется ли это как Змей и Единорог или иным образом, — особой разницы нет. В любом случае мы говорим о парочке более-сильных-чем-человеческий разумах с обширной мощью в распоряжении. Кто придет к финишу первым — бесполезный теологический вопрос. Нам нужно лишь побеспокоиться о нынешней ситуации, поскольку она касается нас.
Я кивнул.
— Милая оценка, — согласился я.
— Силы, которые они представляют, противоборствуют, но годами были отточено равны друг другу, — продолжал Мандор, — и таким образом было установлено некое равновесие. Они постоянно алчут небольших побед, пытаясь добавить к собственному домену нечто за счет противника. Похоже, игра шла с ничейным счетом. И Оберон, и Суэйвилл были долгое время их агентами, а Дваркин и Сугуи — посредниками, связанными непосредственно с силами.
— Ну и? — сказал я, когда он глотнул сока.
— Я уверен, что Дваркин вошел в слишком тесный контакт с Образом, — продолжил он, — и стал объектом подтасовки. Однако он достаточно искушен, чтобы осознавать это и сопротивляться. Кончилось все его безумием, с обоюдным ущербом как для Дваркина, так и для самого Образа: слишком тесная связь была у них. Это, в свою очередь, послужило причиной тому, что Образ бросил Дваркина одного, не желая дальнейшего риска. Но ущерб был нанесен, и Логрус отыграл небольшой плацдарм. Это позволило ему орудовать во владениях порядка, как раз когда принц Брэнд начал эксперименты с намерением усилить свои способности. Я уверен, он подставился, попал под контроль и стал невольным агентом Логруса.
— В основном это предположения, — сказал я.
— Заметь, — сказал Мандор, — что его намерения, по-видимому, стали намерениями безумца. Они имели куда больше смысла, когда казались неким желанием уничтожить порядок, ввергнуть вселенную в изначальный хаос.
— Продолжай, — сказал я.
— В какой-то точке Образ открыл… или, вернее, окончательно овладел… способностью творить «призраков» — недолго живущих подобий любого, кто имел дело с Образом. Очаровательная идея. Я был очень заинтересован в ее исследовании. Она обнажает суть основного механизма, поддерживая мой тезис о прямом участии Образа и, вероятно, Логруса, в управлении реальными событиями. Как думаешь, могли они фигурировать в выдвижении твоего папы против Брэнда, как самого сильного Образцового Бойца? Мне интересно.
— Я что-то не вникаю, — сказал я. — Выдвижении, говоришь?
— У меня такое чувство, что на него действительно пал выбор Образа как на следующего Короля Янтаря — этакое повышение в чине, что, вроде как, соответствовало желаниям Кэвина. Я интересовался его внезапным выздоровлением в той клинике на Тени Земля и обстоятельствами, сопутствующими несчастному случаю, забросившему его туда: при различных временных потоках кажется возможным, что Брэнд мог бы находиться в двух местах одновременно — как заключенным, так и заглядывающим в прицел ружья. Хотя, конечно, Брэнд уже больше не пригоден для прояснения дела.
— Опять предположения, — сказал я, приканчивая омлет. — Но небезынтересные. Продолжай, будь любезен.
— Тем не менее у твоего отца имелись зрелые размышления по поводу трона. Как-никак, он был лучшим бойцом Янтаря. Янтарь выиграл войну. Образ был отремонтирован. Равновесие было восстановлено. Рэндом стал второй примеркой на монарха — хороший хранитель status quo — и выбор был сделан Единорогом, а не жителями Янтаря согласно любому из вариантов Правил Наследования.
— Я никогда не рассматривал это так, — сказал я.
— И твой отец — я уверен, неумышленно — обеспечил тантьему[7]. Опасаясь, что Образ не удастся отремонтировать, он начертал еще один. Но удалось и то, и другое. Таким образом, теперь существует два артефакта порядка, вместо одного. Хотя как самостоятельная сущность — он, вероятно, не прибавляет Образу силы, он подбавляет порядка, например, уменьшая проявления Логруса. Итак, твой отец сдвинул равновесие вправо, а затем снова отклонил его — но в другом направлении.
— Это твой вывод из расследований, которые вы с Фионой провели в новом Образе?
Он медленно кивнул, глотнул сока.
— Отсюда — больше Теневых штормов, как следствие вселенского эффекта, — сказал он, — наворотившего муть нынешних времен.
— Да-а, нынешние времена, — сказал я, наливая еще кофе. — Мы заметили, что они становятся все интереснее.
— Действительно. Теперь твоя история с этой девицей Корал, попросившей Образ отослать ее в случае чего в подходящее место… И что же он сотворил? Он послал ее к Теневому Образу и потушил огни. Затем послал тебя спасать ее, заодно восстанавливая свой старый оттиск. Раз его починили, то он стал не Теневым Образом, а лишь версией самого себя, которую наш Образ вполне смог поглотить. Вероятно, он пожрал вообще всю эту тень, значительно поднабравшись энергии. Преимущество над Логрусом возросло неимоверно. Логрусу понадобилась бы хорошая аннексия, чтобы восстановить равновесие. Так что он рискнул вторгнуться в домен Образа в отчаянной попытке обрести Глаз Хаоса. Но все закончилось патом из-за вмешательства причудливого существа, которое ты зовешь Колесом-Призраком. Итак, чаша весов сохранилась смещенной в пользу Образа и нездорового положения дел.
— Для Логруса.
— Я бы сказал, для всех. Силы не ладят друг с другом, и до тех пор, пока положение не исправится, тени — в смятении и беспорядке в обоих владениях.
— Итак, что-то следует сделать на пользу Логруса?
— Ты уже знаешь что.
— Полагаю, да.
— Он связан с тобой напрямую, разве не так?
Я припомнил ночь в часовне среди теней, где я напоролся на выбор между Змеем и Единорогом, Логрусом и Образом. Негодуя по поводу хулиганства в таком насильственном формате, я отказался выбирать вообще.
— Да, связан, — ответил я.
— Он хотел тебя на роль чемпиона, разве не так?
— Полагаю, да.
— И?..
— …и вот мы здесь, — отозвался я.
— Сообщил ли он что-нибудь, что могло бы подтвердить мой тезис?
Я подумал о том переходе сквозь Подтенье, смешанное с угрозой от призраков — Образа, Логруса или их обоих.
— Полагаю, да, — повторил я.
Но, в конце концов, на исходе путешествия я послужил Образу, хоть и невольно.
— Ты готов уничтожить его узор на пользу Дворам?
— Я готов искать решение задачи по достижению мира в умах всех и каждого.
Он улыбнулся.
— Это уговор или соглашение?
— Это утверждение намерения, — сказал я.
— Если Логрус выбрал тебя, у него были на то причины.
— Видимо так.
— Ясно без слов, что на троне ты безмерно усиливаешь Дом Всевидящих.
— Такая мысль приходила мне в голову, а теперь ты ее высказал.
— Для любого с твоим происхождением стало бы необходимым определить, где лежит твоя верность — в Янтаре или во Дворах?
— Ты предвидишь вторую войну?
— Нет, конечно, нет. Но все, что бы ты ни сделал, чтобы усилить Логрус, возбудит Образ и спровоцирует ответ из Янтаря. Едва ли это приведет к горну войны, скорее, к чему-то вроде возмездия.
— Не мог бы ты яснее определиться в том, что у тебя на уме?
— В данный момент я лишь торгуюсь по общим вопросам, чтобы дать тебе возможность оценить свою реакцию на них.
Я кивнул.
— Раз уж мы говорим об общих вопросах, я просто повторю: я готов искать решение…
— Отлично, — сказал Мандор. — Друг друга мы понимаем так же хорошо. В том, что ты делаешь для трона, ты желаешь того же, чего и мы…
— Мы?.. — прервал я.
— Дом Всевидящих, конечно… Но ты же не хочешь, чтобы кто-то навязывал тебе мнение.
— Говорят, это приятно, — отозвался я.
— Ну, конечно, мы беседуем предположительно, поскольку там есть парочка прочих с заявками помощнее.
— Так зачем обсуждать случайности?
— Если Дом способен увидеть тебя коронованным, ты ведь признаешь, что следовало бы все обдумать?
— Брат, — сказал я, — ты-и есть Дом, во всех его намерениях. Если ты просишь обязательств до вывода из игры Тмера и Таббла, забудь это: я не преисполнен страстного желания сидеть на троне.
— Твои желания сейчас не первостепенны, — сказал он. — Нет оснований для разборчивости, ты можешь припомнить, что долгое время мы не ладили с Прерывающими Полет, а Рассекающие во все времена были возмутителями спокойствия.
— Разборчивость тут ни причем, — сказал я. — Я никогда не говорил, что хочу трон. И, если искренне, то думаю, что как Тмер, так и Таббл сделают эту работу лучше.
— На них не указывал Логрус.
— А если указал на меня, мне следует все делать без чьей-либо помощи.
— Брат, между его миром принципов и нашим — плоти, камня и стали — большой разрыв.
— А если предположить, что у меня собственная повестка дня и твои планы она не включает?
— Тогда что?
— Мы беседуем предположительно, помнишь?
— Мерлин, ты тварь упрямая. У тебя такой же долг перед Домом, как и перед Дворами с Логрусом.
— Я сам могу оценить свои долги, Мандор, и они есть у меня… пока.
— Если у тебя есть план правильной расстановки вещей и он хорош, мы поможем тебе привести его в исполнение. Что ты задумал?
— В этом деле я не нуждаюсь в помощи, — сказал я, — но это запомню.
— А что тебе нужно прямо сейчас?
— Информация, — сказал я.
— Спроси меня. У меня ее куча.
— Хорошо. Что ты скажешь мне о материнской линии моей матери, Доме Птенцов Дракона?
Мандор надул губы.
— Они — профессиональные солдаты, — сказал он. — Представь себе, их никогда не бывает дома: они сражаются в войнах Тени. Они любят это. Белисса Миноби была там за старшего со времен смерти генерала Ларсуса. Хм, — он сделал паузу. Затем: