– Не исключено, - сказал профессор. - Похоже, распылили катализатор с большой высоты. Устроили местечковый апокалипсис.
– Наверное, это пришельцы распылили, - предположил охранник. - Но просчитались, и их корабль тоже превратился в песок. Логично, правда?
– Не совсем, - уточнил профессор: не ровен час, охранник побежит к журналистам и выдаст им за чистую монету досужие рассуждения. - Доказательств нет, поэтому прошу вас: пока не появятся убедительные доказательства, ни слова о пришельцах и их коварных замыслах.
Первый охранник ощупал шишку на затылке. Не самая большая из виденных мной, но все равно внушительная. Он тихонько шикнул, надавив на шишку сильнее необходимого, громко чертыхнулся и спросил:
– А скажите, профессор, как мы объясним начальству разгром в лаборатории, частичное исчезновение лестниц и появление в институте огромной массы песка?
Несмотря на серьезность ситуации, я улыбнулся: вспомнил, что творили в институте малолетние дети ученых, пока их родители работали. Стоило оставить отпрысков без присмотра, как обстановка в помещении, где они играли, медленно, но уверенно переворачивалась вверх дном. Правда, списать появление песка на проделки детей, устроивших в институте песочницу, не получится в любом случае: объемы великоваты для детских проделок, да и растереть лестницы в порошок ни одному ребенку еще не удавалось. Даже если его родители являются крупнейшими специалистами в области химии.
Профессор поводил колпачком ручки по краю дыры, освобождая бетонную поверхность от крупиц песка.
– А никак, - ответил он, - начальство не ходит пешком. Оно лифтом пользуется.
Охранник отрицательно покачал указательным пальцем.
– Не-не-не, - заявил он, категорически не соглашаясь с высказыванием профессора.- Хрен с ним, с начальством, но остальные-то сотрудники пользуются именно ступеньками. Когда они не обнаружат лестниц, то моментально доложат об исчезновении куда следует. И следом за лестницами исчезнем и мы.
Профессор скептически хмыкнул.
– Не сгущайте краски, - предложил он. - Я думаю, ничего страшного не случится.
– Зря вы так думаете, - возразил охранник. - А у меня знакомый полгода назад устроил заварушку, так его мигом усыпили, не выслушивая объяснений и причин.
– Не надо было ничего устраивать, - резонно заметил профессор. - А в чем заключалась заварушка?
Охранник насупился.
– Поджог жилого дома по пьяни, - неохотно ответил он. - Выпил много, решил погреться у зимнего костра. А перед ним дом оказался из бревен. Он и поджег, думал, что здесь дрова для праздничного костра сложили. И понял, насколько оказался неправ, когда на огонек сбежались не веселящиеся люди, а злые мордобойцы.
– Сам виноват, - подвел итог профессор. - Всем известно: нарушение порядка карается невероятно жестоко, и тем более поджог по пьяни. В средневековье за такое на кострах сжигали.
– И чем же мы лучше средневековья, спустя четыре столетия?
– Так, у нас мордобойцы сжигают виновных не на костре, а в крематории, - пояснил я. - И потом, разве вы не в курсе, что треть планеты с удовольствием смотрит ежедневное ток-шоу о последних днях осужденных - "Крематорий - 2"? Сейчас как раз идет цикл "Последнее лето", а телекомпания уже выпустила четыре видеокассеты в серии "Лики Смерти". Говорят, популярная штука. Правда, сам не видел, не знаю.
– Да это же обманка, - охранник криво усмехнулся. - Там в титрах мелким шрифтом написано: "все герои вымышлены". Только изображение надо увеличить в тридцать восемь раз, иначе не различить мелкий шрифт. Поэтому я давно уже телевизор не смотрю, только книги читаю… Они и горят экологически чисто, без копоти. Не то, что видеокассеты.
Профессор на всякий случай кивнул. Но в реальности понятия не имел о том, как нынче обстоят дела в мире телегрез - работа отнимала немало времени, и телевизор он даже выключенным не видел невесть сколько лет. А на ТВ, между нами говоря, нынче правит бал жизнеописание бандитствующих и иже с ними - начиная от их рождения и заканчивая попаданием в крематорий. Прямо беда: нормальных программ почти не осталось, а которые еще не закрыли, пускают в эфир далеко за полночь, как когда-то ужасы и порно. Скоро еще и закодируют сигнал, защищая ночных зрителей от умных программ - не ровен час, у них мозги включатся. Бандитов уничтожают - и хорошо, но зачем говорить только о них? У нас же и нормальных людей хватает.
– В таком случае, - предложил профессор, - мы объясним исчезновение лестниц и лаборатории появлением форс-мажорных обстоятельств.
– Например?
– Например, локальным стихийным бедствием, - уточнил профессор. - Оно не подпадает под статью об умышленном причинении вреда, а у нас, ко всему прочему, вредное производство.
– Хорошо, пусть будет так, - согласился охранник. - Но только учтите: в случае чего - это все вы со своими экспериментами! Я вовсе не горю желанием становиться крайним в этом деле и отдавать годовой заработок на восстановление здания.
Мне показалось, или в его речи на самом деле проскользнули угрожающие нотки? Еще слово в подобном ключе - и я забуду о заключенном между нами мире.
Профессор пожал плечами: начальство не занималось поисками крайнего. Доставалось сразу всем без разбора полетов и сортировки на правых и левых.
– Вам ничего не грозит, - заметил он. - Уже забыли, как два месяца назад взрывной волной из соседнего корпуса выбило все стекла в здании напротив? Осколки до сих пор из дальних углов выметают. Никого же не наказали. А лестницы - это такие штуки, что их уничтожению даже обрадуются: не придется пешком подниматься на десятки этажей.
– Неправда: нам грозит начальник по ТБ, - уточнил напарник. - Он с виновных по три шкуры снимет! Первая же комиссия после проверки здания потребует восстановить лестницы, чтобы избежать человеческих потерь в случае пожара.
Профессор вздохнул.
– Да, вообще-то, вы правы… - сказал он. - Но в институте еще шесть лестниц. Не переживайте: на моей памяти и не такие катастрофы случались.
– А нашу зарплату точно не вычтут в фонд помощи строителям? - спросил охранник. Он заметно волновался, испытав за одно утро столько эмоций, сколько в обычное время переживал за несколько лет. В принципе, я бы тоже волновался, если б лестницы пропали в мою смену, а некий лаборант пытался меня придушить. Не задалась смена, что уж говорить?
– Между прочим, - добавил профессор, - сегодня я завершил перевод книги, и нам положена премия за сохранение и использование старинных знаний в современных условиях. Ее и отдадим на восстановление пролета.
– Хорошо использование… - буркнул первый охранник. - И, кстати говоря, премия только вам положена: мы и здесь ни к селу, ни к городу.
Напарник охранника - я, к сожалению, никак не могу запомнить его имя (да и неважно это, по большому счету: у меня плохая память на имена, я лица быстрее запоминаю), - заметил:
– Никогда бы не думал, что ты настолько слабонервный.
Охранник удивился.
– С чего ты взял? - возмущенно спросил он. - Я не слабонервный, а, наоборот, сильно нервный!
– Ну да, я и вижу…
Охранник запнулся и непонимающе посмотрел на коллегу в ожидании пояснений. Но тут до него дошло, что именно он произнес.
– Э-э-э… - протянул охранник. - В смысле, нервы у меня сильные. Но я имею право волноваться: у нас не каждый день бетонные лестницы рассыпаются песком!
– Не спорю, - кивнул напарник. - Кофе пойдем пить? Время-то к обеду подходит. Или тебе чего покрепче налить?
Я поднял руку и посмотрел на наручные часы: судя по внутренним ощущениям, до полудня далековато, ведь мы с профессором не успели толком поработать, как началась катавасия с катализатором. И точно: время - десять часов, до обеда еще, как до Края Земли пешком. В честь чего они так рано есть собрались? Все-таки не в какой-нибудь забегаловке работают, где, как ни зайдешь - сотрудники постоянно чай дегустируют, а в институте, где принято работать до седьмого пота.
– Объединю кофе с "чего покрепче", - решил охранник. - Так надежнее: начальство не докопается.
Профессор еще раз заглянул в дыру и задумчиво пробормотал:
– Интересно, на какую глубину ушла эта жидкость?..
Он встал - хрустнули колени - и объявил:
– Сейчас я напишу директору объяснительную о случившемся, и завтра же строители начнут восстанавливать лестницу. Вас упоминать не стану, коли просите, а насчет уменьшения зарплаты не беспокойтесь - там и так уменьшать нечего.
– Да уж… вот тут вы стопроцентно правы, - согласился охранник. - Не ценят нас, ох, как не ценят… А ведь не будь охраны - давно бы все приборы и реактивы разворовали, и наука в стране пришла бы в упадок.
Мы сочувственно поддакнули: не вспоминать же историю моего приобщения к миру химиков, когда я с легкостью забирал с институтского склада всё, что хотел?
Охранники вернулись на первый этаж, а мы - в несколько видоизмененную лабораторию. Песок уже улегся красным покрывалом на оборудовании и мебели, и лаборатория напоминала заброшенный лет двести назад кабинет, только паутины не хватало для полноты картины. Но это нижняя лаборатория. От нашей остались потолок с обрывками проводов и стены. Полы полностью рассыпались, увеличив высоту нижней лаборатории вдвое.
– Хм-хм… - ухмыльнулся я. - Посмотреть бы на то, как в понедельник ее сотрудники обрадуются нежданному увеличению стен и появлению горы песка в придачу.
– М-да, - произнес профессор, представив, где лежал бы сейчас, если бы не успел перебраться на лестницу. - На этом история вряд ли закончится.
– Как пить дать, сократят нас из-за ликвидации рабочего места, - предсказал я дальнейшее развитие событий.
– Меня не сократят, - не согласился профессор, - пенсионеров не сокращают, их с почестями провожают на заслуженный отдых. А вот тебе на самом деле придется искать новое место работы.
Не беда: после достопамятной лекции о вакцинации я мысленно готов к перемене работы. Но все-таки жаль, если придется покинуть лабораторию: я привык работать химиком. Неужели из-за находки в пустыне придется эту самую пустыню до самой пенсии перелопачивать? Я теперь вряд ли устроюсь по основной специальности, ведь будущие работодатели непременно узнают о причинах моего увольнения с прежнего места работы.
– Впрочем, - продолжал профессор, - ты всего лишь лаборант. А лаборантов не увольняют, их переводят к другим профессорам.
Надеюсь, так оно и есть.
– Стало быть, - уточнил я, - нашему карьерному росту ничто не угрожает?
– Именно так, - подтвердил профессор. - Ведь пенсия - это вершина карьеры: там платят деньги просто так, не принуждая работать. Уверен на все сто процентов - в понедельник меня непременно повысят. Прямо с утра. Со свистом.
– Жаль.
– Почему? - возразил Грилинс. - Другой профессор наверняка не станет требовать от тебя появления на рабочем мечте в законные выходные.
– Вряд ли, - заметил я. - Профессора все такие. Немного не в себе.
– Скорее, наоборот, - не согласился профессор, - они очень много в себе, им до окружающего мира нет никакого интереса… Ладно, пошли домой, Томас.
– Придется написать при выходе, почему мы уходим раньше положенного времени, - напомнил я. - Выходной выходным, но…
– А так и напишем, - ухмыльнулся профессор. - Ушли домой в связи с исчезновением рабочего места. И катись оно лесом!
Глава 4. Черное и белое
По сложившейся традиции Хорк проводил каждый субботний вечер в ресторане или кинотеатре, но в этот раз суббота полностью ушла на обсуждение договора с богатыми клиентами. Упрямые до невозможности, они пристально вчитывались в каждый пункт договора и задавали наводящие вопросы, натыкаясь на любое мало-мальски непонятное слово. Хорк терпеливо объяснял: заключение сделки означало появление приличной и никем не учтенной суммы на карманные расходы. Главное, напустить побольше туману и не дать заказчикам понять, что один из пунктов договора никоим образом не относится к исполнению заказа, а позволяет Хорку присвоить десять процентов от суммы сделки.
В свое время он потратил два года работы над формулировкой пункта и достиг успеха: даже профессионалы не могли без головной боли и группы помощников разобраться в хитросплетениях терминов. Это позволило Хорку в течение пяти лет выбиться в люди и жить если не припеваючи, то, как минимум, подпевая.
Ему и раньше попадались вредные клиенты, но сегодняшним по праву присуждалось первое место за упрямство: они задавали десятки вопросов по существу, и Хорк как никогда ранее ощущал себя на волоске от крупного скандала, а так же последующих ареста и усыпления. Пришлось максимально напрячь извилины и запудрить мозги клиентам методом ступенчатого усложнения, чтобы они подписали договор до начала обсуждения "левого" пункта.
Метод ступенчатого усложнения являлся простым, но требовал приличных знаний в области профессиональной терминологии: непонятное слово бъяснялось непонятной фразой, а в последующих объяснениях объяснений использовались еще более мудреные выражения. С каждым витком разъяснений на клиента выливались ушаты неведомых терминов, и максимум на четвертой ступеньке бедолага был готов подписать даже закладную на собственную душу, лишь бы его перестали мучить новыми словами. Он полностью соглашался с замечанием Хорка о том, что заключает договор с солидной корпорацией, которая своих клиентов носит на руках, а не использует их в качестве дойной коровы, и уходил, до невозможности счастливый тем, что юридические сложности остались позади.
Но сегодня обсуждение двадцатистраничного договора затянулось на восемь часов против обычного получаса: клиенты оказались не лыком шиты, и метод ступенчатого усложнения раз за разом давал сбой. Хорк взмок от нервного напряжения и усталости: он упорно подыскивал наиболее сложные и редко используемые термины, но заказчики не находили в терминологии ничего заумного, словно каждый день выслушивали подобные речи.
"Да что же они, экономические словари на ночь читают?! - думал Хорк, выпивая воду из стакана. До заветного пункта осталось всего ничего, а настолько ушлым клиентам не составит труда понять, в чем подвох. Хорк приготовился проститься с белым светом и достал из верхнего ящика стола замаскированный под таблетки от простуды сильнодействующий яд. Если его поймают - все равно убьют. Уж лучше самому отправиться к праотцам, чем испытать методы правоохранительных органов и столкнуться с жаждущими денег правозащитниками. Правда, говорят, их давно уже переловили и усыпили - надоело слушать нескончаемую демагогию.
Клиент перевернул предпоследнюю страницу договора, и его взгляд скользнул по наручным часам. Клиент еле заметно вытаращил глаза, посчитав, сколько времени потратил на обсуждение.
– Ладно, - сказал он, - вы меня уговорили. Я вижу, вы основательно подошли к договору, и меня не ожидают неприятные сюрпризы.
Он поставил под договором размашистую подпись и сунул золотую ручку в наружный кармашек костюма. Золотистый колпачок приятно отражал свет от люстры.
Жестяная коробочка с таблетками выпала из рук Хорка. Он сглотнул и резко задвинул ящик стола.
"Пронесло!" - облегченно подумал он.
Широко улыбаясь и вешая клиентам высококачественную лапшу на уши, Хорк проводил их до выхода, напоследок пожелал счастливого пути и, закрыв за ними дверь, без сил плюхнулся в мягкое кожаное кресло.
– Еще немного, и я почувствую, что заработал деньги честным титаническим трудом, - пробормотал он устало. Рубашка промокла от пота. - Вот жизнь пошла - с каждым днем халтурить все труднее и труднее. Докатились… скоро вообще жизни не станет… Ненавижу эту страну! Сволочи… специально объединили страны в одну, чтобы нормальные люди не могли уехать за границу с накопленным капиталом!
Его руки мелко дрожали.
Домой Хорк вернулся ближе к часу ночи, поставил машину в гараж и направился к подъезду. Как обычно, с полуночи до шести утра на улице отключали свет, и в это время на охоту выходили мелкие отморозки - из тех, кто по скудоумию еще не понял, чем грозит задержание и арест. Некоторым везло, если пострадавшие не обращались в органы правопорядка или не могли описать нападавших: в темноте сложно запомнить лица.
Сжимая в руке резинострел - защитное устройство, способное свалить с ног до четырех нападающих, Хорк открыл двери в подъезд магнитным ключом и облегченно выдохнул, когда дверь за ним закрылась: сегодня отморозки не напали.
Вернувшись домой, он устало пожевал бутерброд с колбасой, плюхнулся на кровать и моментально уснул.
Но едва он закрыл глаза, как под ухом раздался отвратительный скрип телефона, и Хорк с сожалением вспомнил момент, когда купил модель со звонком из серии "Разбуди мертвого": звук царапания ножом по пенопласту действовал не хуже грохота пушки. Он купил такой телефон специально, не желая проспать важный звонок, но в ночь с субботы на воскресенье подобных звонков не бывает по определению, и Хорк с сожалением подумал, что зря перед сном не отключил телефон из сети.
– Кому еще не спится в три ночи?! - рявкнул он, открывая глаза. К его изумлению, часы показывали половину восьмого утра, а за окном светило восходящее солнце. - Хм… Вот это да! Поспал, называется… даже глаз сомкнуть не успел!
Телефон ужасающе скрипел, вызывая дрожь во всем теле. Хорк скорчил зверскую физиономию и поднес трубку к уху, намереваясь отправить утреннюю пташку в место, где солнца отродясь не наблюдалось. Но не успел и рта открыть, как на него обрушился поток ругательств. Обилие выражений доказывало: звонивший неплохо подготовился к разговору и, полностью проштудировав академический двенадцатитомный словарь матерных слов, выбрал для телефонного выступления наиболее забористые фразы.
У Хорка брови полезли на лоб, и он, не особо вникая в пламенную речь собеседника, призадумался: кто из клиентов мог устроить разбор полетов ранним утром выходного дня? Неужели нашелся умник, который докопался до истины и теперь потребует возвращения прикарманенной наличности?
Плохо дело.
Но этот голос не ассоциируется ни с одним клиентом…
В принципе, злобной клиентуры хватает - эти маньяки никогда не бывают довольны. Даже получив дорогой подарок от фирмы, непременно заявят: мол, бриллианты мелковаты, а персонал не особо улыбчив… но поспать в выходные обожают даже отъявленные мерзавцы: сон в выходные - это святое. Что случилось с этим грубияном, если он решил с утра испортить настроение посторонним? За какие грехи, спрашивается? Ведь толком не объясняет, почему разъярился, а нудно перечисляет матерные фразы - даже скучно слушать.
"Может он того… анонимный телефонный матершинник? - предположил Хорк. - Решил себя показать, других послушать… Ладно… в таком случае, он позвонил по правильному номеру".
И когда собеседник замолчал, переводя дыхание, Хорк выступил с ответным потоком ругательств.
Услышав из трубки многосложные предложения, о которых не упоминалось даже в секретном приложении к двенадцатитомному словарю, человек на том конце провода опешил, явно не ожидая от собеседника ответной пламенной речи, и как-то вежливо, скромно даже, поинтересовался, куда именно он попал?
Хорк едва не задохнулся от нахлынувшей ярости.