* * *
Через какое-то время Юлий выходил из салуна, съев гораздо больше, чем готов был переварить его желудок, и узнав гораздо больше о жизни, чем ему бы хотелось.
На пороге он внезапно замер, так что Мэри и Сью, шедшие следом, буквально уткнулись ему следом.
Прямо напротив таверны, на черепичной крыше двухэтажного дома из желтого кирпича, сидел Матиас в позе лотоса и полуприкрыв глаза. Юлий вспомнил: это была поза ПИП - Поиска и Приема. Ученику жреца даже не требовалось жмуриться самому, чтобы увидеть внутренним зрением широкую поисковую сеть, которую сейчас кропотливо ткал Матиас Барток, пропуская энергетические потоки сквозь зону своего внимания, чтобы раскинуть ее над городом и окрестностями. Более того, Юлию даже не надо было самому входить в транс, чтобы понять, на кого нацелена сеть и какие крупинки информации она кропотливо будет вытягивать из солнечного света, сияния луны, дыхания ветра… Ему не требовалось, ибо он знал…
На Матиаса никто не обращал особого внимания: может быть, для людей с менее острым зрением, чем у Юлия, он казался просто еще одной черной трубой на крыше, а может быть, такое поведение вовсе не было в Варроне верхом эксцентричности.
Юлий почувствовал, что ему сейчас станет плохо. Послали же боги идиота на его голову…
Ученик жреца отошел от таверны на несколько шагов и заступил дорогу мирно бегущей куда-то по своим делам черной собачонке с хвостом-крендельком. Вытащил из кармана завернутый в салфетку бутерброд, что остался при нем еще с корабля.
- Ты знаешь, где особняк Марофиллов? - спросил мальчик.
Собака радостно тявкнула, с вожделением косясь на аппетитно пахнущую снедь.
- Если сбегаешь вон на ту крышу и скажешь об этом сидящему там человеку, получишь бутерброд. А пока держи задаток.
Юлий отломил примерно треть и кинул собаке. Та поймала на лету и убежала выполнять.
Мэри и Сью уважительно переглянулись.
Глава 5. Попытка № 1
Все, что существует, обязательно предаст. Дайте только срок.
Личный кодекс Матиаса Бартока.
Ночное небо затянула густая, унылая пелена туч, за которой смутным пятном угадывался полумесяц большей из трех лун. Вторая по величине луна как раз поднялась над горизонтом на тридцать два градуса, тогда как третья уже почти скрылась (она двигалась по своей орбите очень быстро, выныривая на небосклон два или три раза за ночь), однако это не важно, потому что их свет через облака все равно не проходил.
Матиас замерз и совсем потерял счет времени.
Он скорчился у самого ствола, стараясь даже думать как можно незаметнее. Он был уверен, что дерево его не выдаст. Однако кроме дерева было много всего другого. Небо, например. Облака. Мелкий, настырный дождик. Луна. Углекислый газ, что вырабатывали его легкие. Металлические заклепки одежды и гвозди в подошвах сапог. Предать могло все что угодно.
Однако он не мог позволить себе пасть - в том числе и с ветки. Матиас должен был совершить предначертанное. Как минимум сто двадцать семь пророчеств, полученных у различных оракулов в Унтитледе, говорили о том, что он обязательно проникнет в особняк Марофиллов сегодня и устроит грандиозную резню, по сравнению с которой знаменитая Ночь Плачущих Деревьев покажется пустяком. О, Матиас Барток будет жесток! Он сполна заставит их заплатить за все.
Его надежно защищала магия его погибших друзей, соратников и единомышленников, и с ней Матиас мог позволить себе сделать шаг…
На самом деле, он никуда не шагнул. Он аккуратно спустился с дерева - нарочно, впрочем, разодрав ладонь, чтобы смешать кровь с древесным соком - и мелкими перебежками направился к дому.
Матиас планировал начать свой путь разрушения с окна на втором этаже.
Только с первого взгляда кажется, что убивать - занятие несложное. Но если тебе надо расправиться разом с целым родом, ты ни на шутку призадумаешься.
Оплести особняк лианами и заставить их обрушить стены?.. Но вдруг жители услышат шум и проснутся?.. Кроме того, толстые лианы из скудной северной почвы не вырастишь. Корни подошли бы лучше, но особенно длинных корней здесь тоже не получишь.
Засыпать весь дом, от подвала до чердака, ядовитой пыльцой из тропических цветов?.. Цветы вырастить не легче - во всяком случае, в достаточном количестве.
Призвать на их голову духов несчастья и раздора?.. Матиас совершенно точно знал, что духи недавно объявили забастовку за недоплату и неуважительное обращение с ними: интенсивность жертвоприношений за последние пятьсот лет упала на сорок процентов, а человеческих среди них вот уже лет двести не попадалось. Накал страстей на пикетах и митингах в Тонком мире достиг небывалого размаха, а когда ты занят пикетированием, как-то не очень тянет работать, верно?.. На чем и погорали многие революционеры, когда начинали наконец-то строить идеальное общество, но это уже так, к слову…
В общем, тщательно обдумав и проанализировав проблему со всех сторон, Матиас пришел к выводу, что иного выбора у него не осталось: придется покончить со всеми по старинке, холодным железом. А может быть, не только покончить, но еще и уши отрезать: кто знает, что именно умилостивит Алтарь Павших! Матиас клял себя последними словами, но перед отъездом он забыл лишний раз свериться со списком родовой летописи. Вдруг там упоминались уши?.. А может быть, не уши, а половые органы?.. Или и то и другое?.. Или носы?..
Наверное, проще всего будет взять с собой тела целиком, а там, на месте разобраться, что надо, что не надо. Обидно будет, проделав такой путь, обнаружить, что твоя месть накрылась из-за глупейшей накладки!
Вот так и вышло, что, когда Матиас карабкался на второй этаж, усилием воли сообщив рукам и ногам все свойства конечностей мухи, его голова была забита отнюдь не деталями предстоящего убийства, а тем, как бы транспортировать через океан пятьдесят штук трупов, да еще чтобы они не протухли по дороге.
Поэтому протухшая вода из цветочной вазы - слава богу, это была всего лишь вода, а не что-нибудь иное! - обрушилась ему на голову внезапно. Матиас так увлекся своими размышлениями, что совершенно не обратил внимание на стук распахнувшейся рамы над головой, который мог бы его предупредить.
Оплошность непростительная - но так уж исключительны оказались обстоятельства мести.
От неожиданности и омерзения Матиас отлип от стены и упал на куст шиповника.
Разумеется, Матиас не проронил ни звука. Иное дело - сам шиповник, который протестующе затрещал. Потом свою лепту в шум внес и рояль, который как раз прятался в зарослях. Распорка, удерживающая крышку в вертикальном положении, естественно, сломалась под весом тренированного убийцы, и рояль захлопнулся с неимоверным грохотом.
На счастье Матиаса, экзальтированная, подслеповатая и глуховатая старая дева Лаура Марофилл, любительница поэзии и птиц, приняла шум и грохот за раскаты грома - грустно мокнущий под дождиком парк вокруг особняка представлялся ей грозовой, ветреной и крайне романтической чащобой в полночь. Пожилая леди продекламировала надтреснутым голосом:
- …Если бы хотя бы сейчас я могла отвлечься от мыслей о тебе! Вся моя жизнь была одна любовью к тебе, о таинственный незнакомец, и известно мне прекрасно, что ты так же мучился вдали от меня!.. И на ум мне приходят сии дивные строки… "О, не для нас, увы, луна, гитара, дева на балконе… Ты - ночь провальная без сна, я пустота в твоих ладонях!"
С этими словами, весьма довольная собой, она захлопнула окно, зевнула, задернула шторы, чтобы часов в одиннадцать ее не разбудил солнечный свет, и отправилась в кровать.
Воистину, никогда не знаешь, на чем проколешься. Вот сегодня его подвела чья-то любовь к высокой поэзии и музыке…
Матиас ломанулся сквозь кусты шиповника прочь от рояля - пока его не поймали, несомненно, разбуженные всем этим телохранители.
Глава 6. Братья Марофиллы
Итак, раз государь не может без ущерба для себя проявлять щедрость так, чтобы ее признали, то не будет ли для него благоразумнее примириться со славой скупого правителя?
Т. Марофилл. "О долге правителя"
- Боюсь, у нас нет другого выхода, - со вздохом произнес граф Томас Марофилл, постучав о стол стопкой аккуратно сложенных счетов. - Нам придется развязать революцию.
- О нет! - простонал его старший брат герцог Рютгер Марофилл, нервно расхаживавший по огромному томасовскому кабинету с тремя окнами и дубовыми панелями. - Ну почему, почему всегда такие крайние меры?!
Он плюхнулся в кресло напротив Томасовского стола и в нервном расстройстве поднес к носу алый цветок со срезанными шипами, который вертел в руках. Цветок назывался маком.
- Я излагаю только факты, - пожал плечами Томас и аккуратно положил стопочку на край стола. - Содержание нашего многочисленного семейства обходится нам в девяносто пять целых шесть десятых процентов ежегодных доходов с лесов, шахт, плантаций сахарной свеклы и отчислений арендаторов. Лишь прибыли с серебряного рудника позволяют как-то держаться на плаву, но главный рудокоп докладывает, что жила постепенно истощается. Ранее мы каждый год откладывали до десяти процентов на обновление фондов, в том числе оружия, до двадцати пяти процентов на закупку новейших магических артефактов и на обучение членов нашего семейства в лучших учебных заведениях Империи, до тридцати процентов на поддерживающие славу семейства безрассудные выходки… Сейчас же оружие понемногу приходит в негодность, особняки ветшают, и наше счастье, что не приходится пока содержать ни одного студента! Но время идет, а дети растут… О славе семейства же попросту начинают забывать: скоро Марофиллов будет не отличить от каких-нибудь захудалых провинциальных князьков. Выходов я лично вижу три: во-первых, урезать ассигнования на содержание…
- Нет! - с живостью воскликнул Рютгер. - Наша честь не может себе этого позволить!
- …во-вторых, - продолжал Томас ровным голосом, заведя за ухо мешавшую смоляно-черную прядь, - сократить количество членов нашего семейства с помощью заказного убийства и/или серии самостоятельно подстроенных несчастных случаев…
- А это выход! - оживился Рютгер. - Но братец, дорогой… похоронные расходы тоже влетят в копеечку! Кроме того, а что, если наш дух-хранитель решит, что их тоже надо охранять?.. Кровь Марофиллов, правда ведь?..
- Несомненно, - сухо кивнул Томас. - И, наконец, третий способ, самый, на мой взгляд приемлемый: нам необходимо сместить существующий правящий строй, объявить если не равенство сословий, то хотя бы возможность перехода из одного в другое и установить четкую линию наследования через моих или ваших бастардов. Тогда мы сможем с чистой совестью объявить всех дармоедов побочной ветвью и покончить с этой неприятной ситуацией.
- Вы, как всегда, придумали замечательно, - произнес Рютгер, глубоко вдыхая аромат мака. Глаза его были полуприкрыты, на розовых идеальной формы губах играла блаженная улыбка. - Кроме того, за время революции или мятежей количество наших родственников неизбежно сократится. Но все же что-то в вашем плане мне не нравится… да! - он щелкнул пальцами, и небрежно переменил позу: облокотился на спинку стула другой рукой и поменял ноги - теперь у него не левая лежала на правой, а правая на левой. - Точно! Возлюбленный брат мой, ведь в таком случае Лаура также может пострадать! Она с ее характером непременно ринется в самую гущу схватки и, боюсь, ни вы, ни я, не сможем ее удержать.
Томас вздрогнул, да так ощутимо, что эта самая прядь, с которой он возился и раньше (единственная длинная прядка на его коротко стриженной голове, оставленная как дань фамильным традициям), снова упала ему на лицо, и он недрогнувшей рукой вернул ее на место.
- Да, - сказал он ровным тоном. - О Лауре я как-то не подумал.
- О, но ведь один маленький аспект вовсе не означает, что весь план в целом не хорош, - мечтательно заметил Рютгер. - Просто надо его слегка… модифицировать. Как насчет не революции, а… реставрации?
- О чем вы? - осторожно спросил Томас. Иногда заоблачный полет мыслей его брата оказывался для него абсолютно неожиданным.
- Почему мы с вами до сих пор практически не интересовались маленьким королем?.. Как умер его величество, так и решили, что все, пора делать ставку на Звездную Палату… Как вы оцениваете его шансы?
- Потому и не занимались, что не слишком обнадеживающие, - Томас пожал плечами. - Пятьсот сорок три пророчества против него, двадцать - за. Скорее всего, он не доживет до Зимнего Солнцеворота. Куда разумнее пытаться перетащить на нашу сторону министров, раз уж вы категорически против союза с Регентом, как мы и действовали до сих пор.
- О, но ведь среди этих пророчеств есть одно, которое говорит, что все лживые пророчества падут, если король переживет четыре покушения на его жизнь!
- Одно такое всегда находится, - проворчал Томас. - И что?.. Это слишком непрочное основание, чтобы строить на нем стратегию.
- А я бы рискнул… - нежно проворковал Рюгер, глядя на брата ласковым взглядом прозрачно-серых глаз. - Регент ни за что не отменит этот ужасный указ, по которому мы должны заботиться о семьях наших погибших родичей - ему выгодно, что богатые роды ослаблены… Иное дело - король. Если мы приложим достаточно усилий, то малыш переживет этот год и впоследствии будет вполне послушен нам - по крайней мере, пока не вырастет. Ну, там подумаем, как фильтровать фаворитов. Вот дочка у вас подрастает, наконец… Наш род снова взмоет к самым высотам, мы получим новые земли и новые источники власти. Наконец, король даже может пожаловать вашей любимой дворянство, и тогда вы сможете официально обвенчаться. Ах! - на этом месте на Рютгера внезапно нашло лирическое настроение, он достал из кармана кружевной платочек и картинно утер слезу. - Я бы с таким удовольствием благословил бы вас и взгрустнул бы о своем утерянном счастье!
Томас хотел было сказать, что Рютгер в своем несчастье сам виноват, но сдержался. Никто из Марофиллов не был виноват в несчастьях, обрушившихся на последнее поколение. Это все злой рок.
Рок начал свое разрушительное действие с того, что отец Рютгера и Томаса, будучи в отъезде по служебным делам, - он тогда занимал должность главного Следопыта Короны - побился с какой-то ведьмой об заклад. В чем там было дело и что служило предметом заклада, домашние могли только догадываться, потому что, вернувшись и увидев новорожденного самого младшего своего сына, отец плюнул в сердцах, ушел в свои покои и год и один день пил там горькую. Через год и один день явилась ведьма, поговорила какое-то время с отцом, после чего забрала младенца. Разозленная мать устроила отцу чудовищную сцену, а, поскольку она была женщиной непростого характера и сложной судьбы, нечаянно так швырнула его об стену, что взяла и убила. После чего от расстройства наложила на себя руки.
Марофиллы младшего поколения остались одни. Было их трое: старшая Лаура - ей сравнялось тридцать и родители давно отчаялись сплавить ее из дома; средний Рютгер - ему исполнилось четырнадцать, и отец возлагал на него большие надежды; и двухлетний Томас, оставленный на попечение нянек. Лауру воспитывала гувернантка, поэтому она сохранила большие иллюзии и много заряженного нереализованными фантазиями романтизма; Рютгера воспитывала Лаура, и поэтому он никаких иллюзий по поводу этой жизни не сохранил в принципе, зато преисполнился сентиментальными чувствами; Томаса воспитывал Рютгер, и поэтому он уцепился за идею здравого смысла, как за единственное свое спасение.
Рютгер, оказавшись главой семьи, не нашел ничего лучше, как транжирить деньги, распутничать и драться на дуэлях. Трагедии в этом не было: их состояние не удалось бы растранжирить и за сто лет беспрерывного мотовства, а распутство и дуэли много прибавляли к фамильной славе. Однако так случилось, что во время одного особенно жестокого похмелья Рютгер забрел в Храм Искусства, и… и решил, что живопись ему вполне по плечу. А что?.. Он ведь ни разу не пробовал. А вдруг в нем скрыт грандиозный талант?
Рютгер попробовал, и дело это пришлось ему по вкусу. Прилагать много усилий не требовалось, краска пахло приятно, а друзья хвалили. Однажды, уверовав в свою сногсшибательную гениальность, Рютгер посвятил картину Богу Искусств.
Результатов долго ждать не пришлось: рекомая картина моментально сгнила, потому что в доске завелись черви, самого же Рютгера поразила непонятная болезнь, от которой он лежал пластом и не мог ничего пить. Оправившись от болезни, Рютгер внезапно обнаружил за собой нечто странное, чего до сих пор не замечал…
Ни один знахарь, даже самый лучший, не сумел ему помочь.
Рютгер совершенно не мог справиться с собой. Факт оставался фактом: его начало тошнить от женщин, зато мужчины привлекали неимоверно. Бог, несомненно, обладал весьма своеобразным чувством юмора.
Отчаявшись что-либо изменить, Рютгер решил - если совсем исключить скверну нельзя, надо уменьшить ее насколько возможно. И принес обет: хорошо, раз так, я влюблюсь лишь однажды! И, когда найду любимого человека, ни на кого другого не буду даже смотреть!
Сперва это отлично сработало: Богиня Любви, обожающая, когда люди дают подобные клятвы, помогла, и Рютгер вскоре нашел любимого человека. Он был счастлив, и даже довольно долго, но потом все кончилось настолько трагически, что Рютгер до сих пор не мог говорить об этом - даже с Томасом.
С тех пор герцог Марофилл действительно никогда больше не давал волю своим наклонностям. Жениться он тоже не мог, ибо исполнить супружеский долг по отношению к женщине был просто не в состоянии. В годы его бурной юности у Рютгара родилось двое незаконнорожденных детей, однако что толку?.. Объявить их наследниками было нельзя по двум причинам: во-первых, происхождение, во-вторых, обе были девочками.
С Томасом же случилась история еще более трагическая. В возрасте двадцати лет он горячо и безнадежно влюбился… увы, его возлюбленная не была дворянкой, следовательно, пожениться они не могли. Томас купил ей дом, где навещал ее с тех пор регулярно вот уже больше десяти лет. У них подрастали двое детей: сын и дочь. Томас с возлюбленной были счастливы, насколько может быть счастливой столь странная пара. Однако проблему наследника это не решало. Жениться на другой, особе подходящего круга, Томас не хотел: он все надеялся, что с Рютгера спадет проклятье бога, и как-нибудь можно будет обойтись без этого.