Били меня всего несколько секунд - не больше пяти-шести. Попугали, и только. Держа за волосы, меня все еще прижимали к полу. Я в испуге смотрела на них снизу вверх. На ноге выступила кровь.
- Отпустите ее, - велела Саша. - На колени, Дина. Волосы отпустили, я встала на колени.
- Ты - ниже всех, - поучала Саша.
- Да, госпожа.
Насмерть перепуганная, я не смела взглянуть им в глаза. Чувствовала: они наготове, ждут не дождутся, малейшая провокация - и снова бросятся на меня.
Где-то снаружи, в нескольких ярдах, застучали по решетке. Послышался властный мужской голос, здесь, в рабской обители, звучавший с особенным значением. Мы прислушались. Подняла голову и Саша.
- Сульду, - прокричал голос, - вызывают на ложе к Хаку Харану!
- Быстро, Сульда, - шепнула Саша, - Хак Харан ждать не любит.
- Да, госпожа. - Немыслимой красоты брюнетка, зардевшись от радости, бросилась прочь.
- Девушки слушают и повинуются, - откликнулась Саша.
- Вот и славно, - пророкотал голос.
- Меня, - сказала одна из девушек, - никогда ни к кому, кроме Фульмиуса, не вызывают.
Ее подруги расхохотались.
- Отойдите, - приказала Саша.
Взглянув на меня напоследок, девушки разбрелись по комнате.
- Я им не понравилась, - пожаловалась я.
- Ты очень красивая, - объяснила Саша, - естественно, они на тебя ополчились.
- Я думала, они ручные.
- Ручные - для мужчин, для хозяев. Но не друг для друга.
- Я не хочу, чтобы меня обижали.
- Тогда запомни, ты - ниже всех. Угождай им. Будь внимательна к сестрам-рабыням.
- Да, госпожа.
- Вставай. Пошли.
- Да, госпожа.
Рабыням часто позволяют устанавливать свои внутренние порядки, хозяевам нет до этого дела. В своей конуре рабыни могут жить по законам джунглей. Обычно верховодит самая сильная, самая крупная из девушек и ее приспешницы. Их власть держится на физической силе. Утвердив свое главенство, во взаимоотношения низших рабынь они не вмешиваются - пусть сами устанавливают между собой субординацию. Иногда между девушками вспыхивают отвратительные стычки. Они визжат, катаются по полу, отчаянно царапаются, лупят, пинают друг друга, дерут за волосы. А остальные - вот стыд! - забавляются, подбадривают. Бывает, самая сильная даже приказывает двум подругам драться, пока одна из них не признает себя побежденной. "Я побита, - униженно хнычет бедняжка, напуганная, исцарапанная. - Приказывай, госпожа". А потом прислуживает победительнице. Если отказывается, спор снова решается на кулаках. В этом замкнутом мирке субординация соблюдается строго. И я здесь ниже всех.
- Вот твоя каморка, - распорядилась Саша. - Здесь тебя будут запирать на ночь, когда не нужно обслуживать мужчин.
- Да, госпожа.
Крошечная, с запирающейся на засов дверью ниша рядом с большой комнатой. Влезть и вылезти можно только на четвереньках, так что выбежать из нее невозможно. Если выползешь в неурочное время, очень удобно сечь. Но самое главное, наверно, то, что, "входя" и "выходя" из своего убежища, девушка должна встать на колени и опустить голову, и это не дает ей забыть о своем рабстве. Глубина ниши около восьми футов, ширина и высота - четыре. В полный рост не встанешь. Никакой мебели, лишь тоненький красный матрац и скомканное грубое одеяло.
- Полагаю, жилище тебя устраивает.
- Да, госпожа. - Я улыбнулась. Действительно, такой роскошной клетки я не видывала. Сухо, и матрац есть. Чего же еще желать девушке? Ну, разве что цепи на шее и мехов в ногах ложа хозяина.
- Пойдем, - поманила меня Саша.
- Да, госпожа.
Обойдя бассейн, мы направились в другую комнату. Идя мимо бассейна, она показала мне железную дверцу.
- Это задняя дверь. Через нее мы вошли сюда.
- С этой стороны нет ручки, - заметила я.
- Да, - кивнула Саша, - открывается только снаружи.
Я вспомнила: там, дальше по коридору, другая дверь, около нее стоит стражник.
- А зачем же тогда, - спросила я, - в коридоре стражник? Саша взглянула на меня.
- Разве ты не видела в коридоре боковые двери?
- Видела.
- Вот их он и охраняет.
- А не нас?
- Здесь, в крепости, мы - самый бросовый товар, - рассмеялась она.
- О! - удивилась я.
Не отставая от нее, я оглянулась на дверцу. Крепкая. Изнутри не открыть. Там, за ней, в коридоре - кладовые с товаром, по-настоящему ценным товаром, который стоит того, чтобы поставить у дверей охрану. Тогда, в коридоре, мы проходили мимо кладовых. Двери заперты, но стражи там не было. Значит, там товары менее ценные. Слова Саши разозлили меня. Самый бросовый товар! Но потом я вспомнила: цена мне - всего лишь шесть медных тарсков.
Пройдя через какую-то каморку, Саша вышла в короткий коридор, ведущий в большую комнату. Коридор закрывали мощные решетчатые ворота, сквозь которые виднелись другие. Вот по этой решетке внутренних ворот и стучал стражник, вызывая рабыню Сульду к ложу Хака Харана. Но сейчас его не видно. Вообще никого. Однако ворота - и внешние, и внутренние - крепко заперты. На каждых - по паре тяжелых квадратных замков. Для каждых ворот нужны два ключа. Между воротами - около двадцати футов. А за ними украшенный вазами, устеленный коврами коридор. Я задумчиво рассматривала два висящих на внутренних воротах тяжелых замка.
- Отмычкой не взять, - перехватила мой взгляд Саша. - Там специальная втулка. Ни проволокой, ни булавкой не проткнуть. И заглушка - металлический конус. Перед тем как воткнуть ключ, ее надо отвинтить. Ни проволокой, ни булавкой ее и с места не сдвинешь.
- А есть здесь хоть что-нибудь вроде прочной проволоки или длинной булавки, что-то подходящее по длине, хоть попробовать?
- Нет, - отрезала Саша.
Я угрюмо стояла, вцепившись в решетку.
- Ты рабыня. Пленница, - напомнила Саша. - Пойдем.
Бросив последний взгляд на замки и решетки, я повернулась и пошла за ней. Она привела меня в каморку, мимо которой мы недавно проходили. Здесь девушки приводили себя в порядок. Здесь висели зеркала. Я увидела прелестную темноволосую рабыню, нагую, в турианском ошейнике, а за ней - другую темноволосую красавицу в платьице из желтого шелка, с плеткой в руке.
Саша указала мне на одну из пяти небольших, утопленных в пол ванн, показала, как пользоваться ароматическими маслами и полотенцами.
- А то ведь ты невежественная. Даже ванну принимать не умеешь.
Я покраснела.
Потом я отмыла волосы от дорожной пыли и пота, высушила, расчесала.
- Я хочу есть, - сказала я.
- Сядь на пол, - велела мне Саша.
Я, голая, уселась на пол.
Она бросила мне связку колец с колокольчиками.
- Надень.
- Они же застегнуты.
- Надень.
Вытянув левую ногу, я осторожно, одно за другим, надела на нее четыре кольца. Между кольцами - тоненькая вертикальная планка. Каждое кольцо размыкается и застегивается: на одном конце - крошечный штырек, на другом - паз. Болт входит в паз и защелкивается. Кольца плотно охватывают ногу. На каждом кольце - пять колокольчиков.
Надела. Застегнула.
Сижу и боюсь ногой пошевелить: зазвенят колокольчики, привлекут мужчин.
- Умеешь танцевать голой? - спросила Саша.
- Я не знаю танцев рабынь, - прошептала я, - я не умею танцевать.
- А шелками оборачиваться умеешь?
- Нет, госпожа. - Я потупилась.
- А пользоваться косметикой и духами рабынь?
- Нет, госпожа.
- А носить украшения?
- Нет, госпожа.
- А как доставить мужчине высшее наслаждение, знаешь?
- Я мало знаю, госпожа, - призналась я.
Лишь бы ногой не шевельнуть!
- Да тебя вообще чему-нибудь учили?
- Я мало знаю, госпожа. Одна рабыня, по имени Этта, научила меня кое-чему, чтобы я не была совсем уж никчемной, чтобы не били слишком часто.
- Кто твой прежний хозяин?
- Туп Поварешечник, бродячий торговец.
- А до этого?
- Турнус из Табучьего Брода, землепашец.
- А до этого?
- Клитус Вителлиус из Ара, воин.
- Хорошо.
- Но у него я была совсем недолго, - добавила я.
- А до этого?
- Двое воинов. Не знаю, кто они. Просто я принадлежала им.
Саша не удивилась. Девушка часто не знает, кто ее хозяин. Днем ее могут схватить, вечером превратить в рабыню, а утром - продать.
- А до этого? - спросила Саша.
- Я была свободной.
Взглянув на меня, Саша рассмеялась.
- Ты? - переспросила она.
- Да, госпожа.
Она хохотала. Кровь бросилась мне в лицо. Да, наверно, без ошейника меня теперь представить трудно.
- Искусство быть рабыней тебе неведомо, - заключила Саша, - или почти неведомо. Ничего ты не знаешь: ни как двигаться, ни как смотреть, ни осанку держать не умеешь, ни телом своим владеть, ни лицом, не говоря уж о тонкостях и уловках, от которых зависит, позволят ли тебе мужчины жить.
Я не сводила с нее испуганных глаз.
- Но ты хорошенькая. А к хорошеньким девушкам мужчины снисходительны. Так что надежда есть.
- Спасибо, госпожа, - прошептала я.
- Почему ты не двигаешься?
- Колокольчики… - чуть слышно пролепетала я.
- Ну и что?
- Стыдно. Чувствую себя рабыней до мозга костей.
- Ну и прекрасно, - ответила Саша. - Встать, рабыня! - выпалила она.
Под звон колокольчиков я поднялась на ноги. Увешанная колокольчиками рабыня.
- Пройдись по комнате!
- Пожалуйста, не надо, госпожа! - взмолилась я. Она подняла плетку. Я повиновалась. И снова встала перед ней. И тут вдруг она коснулась меня. В смятении я отвела глаза, закусила губу.
- Великолепно, - похвалила она. - Стоило звякнуть рабским колокольчикам - и ты готова для мужчины.
- Пожалуйста, госпожа, - умоляла я.
- Горячая шлюшка! К зеркалу! На колени! Я встала на колени перед зеркалом.
- Существует сто одиннадцать основных оттенков губной помады для рабынь, - начала она. - Все зависит от настроения хозяина.
- Да, госпожа, - кивнула я.
Немного позже в комнатенку собрались и другие девушки. Как и мне, им предстояло прислуживать за вечерней трапезой. Так уж принято в крепостях на Горе - если крепость не под осадой, для мужчин вечер - время удовольствий.
- Через пять энов, - прокричал снаружи мужской голос, - чтоб были в зале на пиру!
Девушки заахали, занервничали, завершая последние приготовления, спешно поправляя украшения и шелка. Кое-кто торопливо подкрашивался. Двое сцепились из-за кружочка теней для век, но опустившийся между ними кнут Саши быстро их успокоил. Вернувшаяся от Хака Харана Сульда, сияя, подкрашивала губы. Девушки приглаживали шелковые наряды.
Я взглянула в зеркало. Хороша! Платье из алого шелка. Накрашена, надушена. Мягкая, слабая, податливая. Увешана браслетами, ошейник оплетен золотым ожерельем.
- Красивая, - шепнула я. Ну и помогла же мне Саша!
- Для девчонки бродячего торговца неплохо, - улыбнулась Саша.
- Я боюсь, - призналась я.
- Не бойся.
- Что я должна делать?
- Быть ослепительно красивой и абсолютно послушной. Я взглянула на девушку в зеркале. Вспомнились слова Турнуса: "Твое место у ног мужчины". На щиколотке - колокольчики. Красивая. В ошейнике и шелках, благоухающая духами рабыня. Очень красивая. Сомнений нет: ее место - у ног мужчины. Она - рабыня. Она - это я.
- Быть ослепительно красивой и абсолютно послушной, - сказала Саша.
- Да, госпожа, - ответила я.
По решетке внутренних ворот застучали. Девушки испугались, даже Саша.
- Быстрей! - покрикивала она. - Быстрей!
Мы бросились вон из комнаты и вскоре, пройдя двое ворот, ступили босыми ногами на богатые ковры и поспешили ублажать хозяев.
Глава 12. СЕРЕБРЯНЫЙ ЛИСТ
- Хозяин? - вымолвила я.
Стоя на коленях, я протягивала ему блюдо с мясом.
Турианской вилкой он подцепил с блюда кусочек мяса и положил себе на тарелку. Стоящая на коленях девушка поднесла ему вина.
Подойдя к следующему мужчине, я встала перед ним на колени, предлагая ему блюдо с мясом.
Комнату наполняла чувственная турианская музыка. Между столами, позванивая колокольчиками, грациозно танцевала девушка в желтом шелке.
Вот уже больше месяца я на заставе Турмусовых Камней.
Часто меня задерживали подольше - служить мужчинам. Саша многому меня научила. Теперь я уже не та девушка, которую за шесть медных тарсков купил Борчофф, предводитель воинов заставы Турмусовых Камней. Он мог поздравить себя с удачной покупкой.
- Сколько ты заплатил за нее? - спросил его как-то один из его помощников.
- Шесть медных тарсков, - ответил он.
- Ну и наметан же у тебя глаз на рабынь! - восхитился помощник.
Борчофф ухмыльнулся.
Я спешила дальше.
"Горячая, как пага", - сказал, как-то обо мне один воин и швырнул меня своему приятелю. Я собой не владела. Бывало, я лежала без сна в запертом алькове, глотая слезы. Не хочу быть рабыней!
"Ты прирожденная рабыня, - сказала мне однажды Саша. - Ты создана для ошейника". - "Да, госпожа", - проронила я в ответ. А временами, плача от стыда, ворочалась в своей крошечной нише. Странно: я часто думала об Элайзе Невинс. Там, на Земле, в нашем престижном колледже, я была ее^главной соперницей. Видела бы она меня теперь! Вот хохотала бы, каким бы презрением облила!
- Мяса, Дина! - позвал мужчина.
Я бросилась к нему, стала на колени, протянула блюдо. Не выпороли бы!
Теперь на заставе двадцать девять девушек. Но состав их немного изменился; пятерых продали проезжим турианским купцам, которые вели с заставой торговые дела, в последующие недели купили по случаю еще шестерых. Запасы нужно обновлять: мужчины любят разнообразие.
- Тебя не продадут, Дина, - сказала мне Саша. - Ты - просто подарок.
- Да, госпожа.
Здесь, на заставе, мы, рабыни, существуем, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. Но поскольку, кроме нас, рабынь в Турмусовых Камнях нет, мы должны и прислуживать им, и исполнять кое-какую работу: мыть полы, шить, стирать и гладить одежду, прибирать. Помогаем мы и на кухне: обычно готовим овощи, моем посуду. Мужчинам, несущим службу на крепостной стене, нужно принести воды. В общем, грязной работы хватает, и ложится она, естественно, на нас, рабынь. Хотя в целом, по-моему, жаловаться не приходится. Поутру нам дают выспаться, работа в основном кончается рано, чтобы мы могли отдохнуть и подготовиться к вечеру. В обычный день немногим из нас выпадает больше двух-трех анов несложной работы. Иллюзий мы не питаем: основная наша обязанность - угождать мужчинам.
Теперь я не ниже остальных рабынь. Не то чтобы я отвоевывала себе место под солнцем, ведь, по моему разумению, среди здешних рабынь мало таких, которым не под силу было бы одолеть меня в драке, просто так решила Саша. Плетка в ее руках. Каждая вновь появляющаяся среди нас девушка автоматически становится низшей - стало быть, статус остальных поднимается. Все мы повинуемся Саше. Плетку она пускает в ход без колебаний. Так что порядок соблюдается. И недовольства у меня это не вызывает. Дай Борчофф плетку не Саше, а кому-нибудь другому - и жить мне в рабской обители стало бы куда тяжелее. Закон джунглей! А Сашина плетка от него бережет. И среди рабынь не только меня одну устраивает такая защита от натиска грубой силы. Иногда хозяева в жестокости своей не назначают старшую рабыню. И тогда девушки сами, зубами и ногтями, устанавливают внутреннюю иерархию и порядок правления. А бывает, хозяева не назначают старшую рабыню намеренно, чтобы низшие рабыни, ища защиты и стараясь попасть в фавор, из кожи вон лезли, ублажая мужчин. "Если ты меня ударишь, хозяин будет недоволен" - в среде рабынь угроза нешуточная, особенно если это соответствует действительности. От возможного недовольства далекого хозяина во многом зависит "социальная структура" в среде рабынь. Бывает, чтобы отвоевать себе место позавиднее, девушка притворяется, что хозяин благоволит к ней. Но в таких вещах истину скрыть трудно. Кого чаще всего вызывают к его ложу?
- Мяса, Дина!
Я поспешила на зов, встала на колени, прислуживая мужчине. Одета я в алый шелк, ошейник перевит золотым ожерельем, на ноге - колокольчики.
На глаза попалась Саша. Лежит в объятиях воина, целует его. Просто тает от наслаждения.
Брать с собой плетку, выходя из жилища рабынь, ей позволяют редко - разве что когда на заставе появляется новая рабыня и ее нужно провести по коридорам к железной дверце, как когда-то вела она меня. Выходя из нашей обители, она, преклонив колени, протягивает плетку охраннику. Здесь ее властные полномочия заканчиваются. Поднеся плетку к губам, она целует ее, после чего рабыне приказывают отложить ее в сторону. Она получит ее обратно, возвращаясь в жилище рабынь. Вне его мы подчиняемся не Саше - мужчинам. Она снова получает власть над нами, только если ей позволено взять в руки плетку. Сейчас она без плетки. Лежит, разомлев в мужских объятиях, постанывая под лаской. Здесь, в зале наслаждений, как его называют на заставе, она просто рабыня.
- Дина!
Воин, мимо которого я проходила, ударил меня. Наверно, зов звучит не впервые, но я не слышала. Вот он и подхлестнул меня, чтобы не зевала. Торопясь на зов, я слегка задела шелковое одеяние танцующей среди столов девушки. Музыка кружила голову.
Я преклонила колени перед мужчиной, который звал меня.
- Ты что, оглохла? - спросил он.
- Прости бедную девушку, хозяин, - взмолилась я, - я тебя не слышала.
- Подай мне мяса!
Я подняла к нему блюдо, он ткнул вилкой в ломоть приправленного жгучими турианскими специями мяса. Последний кусок на блюде. Он взглянул на меня.
- Я сию секунду принесу еще мяса, хозяин, - заторопилась я.
- Ты - то мясо, которого мне хочется, Дина, - остановил он меня.
- Еще не время подавать вино, - прошептала я. Расхожая горианская идиома. Я робко напоминала ему, что время главных наслаждений еще не пришло. Меня и еще нескольких девушек пока не освободили - мы должны прислуживать за столом. Еще не все блюда поданы. Когда настанет время десерта и вина, мы, рабыни, примостимся у столов хозяев.
- Введите узника, - приказал Борчофф, предводитель воинов заставы Турмусовых Камней.
В тот день я поднялась на стену, неся мужчинам воду. Стояла на высоте восьмидесяти футов, глядя вдаль, в поля.
- Ты что, Дина, - спросил подошедший сзади воин, - прыгать собираешься?
- Нет, хозяин, - ответила я, - я не свободная женщина. Я рабыня.
Чуть откинувшись назад, я прижалась к нему спиной, подняла голову, повернулась. Его ладони легли на мои руки.
- Выполняй свои обязанности, рабыня, - приказал он.
- Да, хозяин.
Меня не раз вызывали к его ложу.
Из висящего на моем плече бурдюка из кожи верра я налила ему воды.
Жарко. Раскаленные камни обжигают босые ноги. На мне - короткая бурая рабочая туника, скроенная из единого лоскута. Кроме ошейника, больше никакой одежды. Такие туники - чаще всего серые или бурые - мы носим во время работы.