По лицу его разливалось спокойствие и мудрость смерти.
Василий Петрович сидел около.
Старик открыл глаза, с любовью посмотрел на сына и сказал:
- Вавочка! Я доставал и копил всю жизнь. Все остается тебе. Ты сам достаешь тоже много. У тебя много всего. Вавочка, одно только слово: думай немножко и о душе.
И вдруг у Василия Петровича явилось странное, непреодолимое желание хрюкнуть и ткнуть отца в лицо пятачком.
Он вскочил, ткнул отца пятачком в холодеющее, желтое, словно восковое лицо и хрюкнул так звонко, как не хрюкал еще никогда. Старик поднялся. Глаза его были широко раскрыты.
Он взглянул на Вавочку с ужасом, так, словно в первый раз видел это лицо.
Крикнул:
- Свинья!
И упал мертвый на подушки.
Где-то что-то шевельнулось у Василия Петровича. Он вскочил, от этого крика умирающего. Подбежал к зеркалу, посмотрел, повел плечами и через секунду уж спокойно сказал:
- Человек, как и другие!
И полез в письменный стол отца посмотреть, в полном ли порядке духовная.
Это была одна трагическая минута среди ряда блестящих лет.
Василий Петрович взбирался все выше, выше, взобрался очень высоко, как вдруг…
Как вдруг по Петербургу разнеслась необыкновенная весть:
- Василий Петрович, знаменитый Василий Петрович, "сам Василий Петрович" лег в грязь, лежит и ест из корыта.
Это возмутило стариков:
- Черт знает что такое! До какого свинства дошел человек!
Даже сам граф Завихряйский, и тот сказал:
- Ну, уж это Хрю слишком!
Старики были возмущены. Но молодое поколение, все эти кандидаты на должности и исполняющие поручения, на стариков даже прикрикнули:
- Это в вас все вольтерьянство говорит! И объявили:
- Какое смирение паче мудрости - а этакий человек, и в грязь лег! Какое самоуничижение: есть не хочет иначе как из корыта! Он, он, он недостойным себя почитает. Какой пример! Какая сила духа! Да, не от мира сего человек!
И если прежде просто верили Василию Петровичу, то теперь верили в Василия Петровича.
Время было такое. Воздух был такой. К Василию Петровичу стекались, Василия Петровича спрашивали о делах важных, неважных и важнейших. Были счастливы, если он издавал один раз: - Хрю!
Это принимали, как "да".
А если он издавал свое восклицание два раза: - Хрю! Хрю!
Принимали это так: Василий Петрович сего не одобряет.
А Василий Петрович лежал себе в грязи и хрюкал.
Как это случилось?
Всю жизнь Василий Петрович не мог равнодушно пройти мимо грязи. Всю жизнь у него являлось при виде нее безумное желание:
- Лечь! Лечь! Лечь!
Но в молодости Василий Петрович ценой невероятных усилий обуздывал в себе это желание.
Придя в возраст я достигнув всего, чего достигнуть мог, он вспомнил об одном, чего ему недоставало.
И тут уж не мог не доставить себе этого удовольствия:
- Лягу!
И лег. И потребовал, чтобы пищу ему давали непременно из корыта.
Так возник этот "подвиг", который окончательно и бесповоротно утвердил славу Василия Петровича.
И вот Василий Петрович умер.
Газеты писали:
"Мы потеряли идеал человека. Знаменитого деятеля, великого друга отчизны, отца многих полезных начинаний, литератора, чье истинно вольтеровское остроумие составляло такой интересный контраст с деловитостью и добродетелями покойного. Наконец, мы потеряли человека, возвысившегося до подвига, - человека, к голосу которого мы прислушивались".
А Василий Петрович лежал на столе, и его собирались вскрывать.
Тело надо было перевезти в имение, и, чтоб оно не испортилось, решено было бальзамировать. Работали два профессора. Как вдруг один из них воскликнул:
- Коллега! Да ведь это, кажется, не человек, а свинья! Ей-богу, по всему строению свинья!
Коллега посмотрел на него, вздохнул и сказал:
- Э-эх, коллега! Если всех нас вскрыть, сколько бы оказалось свиньями!
Они посмотрели друг на друга, улыбнулись и продолжали работу.
Как писать рецензии
Вчера мы, - без помощи медиума, - беседовали с автором "Преступления и наказания".
Мы говорим, разумеется, о г. Дельере.
Знаменитый писатель живет в квартире, где раньше жил Достоевский.
По стенам - портреты великих писателей. Все в гробу.
В книжных шкафах сочинения наших классиков. Некоторые тома, как мы заметили, значительно похудели.
На письменном столе, в огромной чернильнице, - гуммиарабик.
В золотой ручке, вместо пера, - кисточка.
- Во всем доме ни капли чернил! - игриво заметил его превосходительство (г. Дельер, как известно, генерал от литературы).
Над диваном сверкала арматура из ножниц. Г-н Дельер указал нам на кресло величественным жестом, - по всей вероятности, заимствованным у кого-нибудь из великих писателей.
- Чему обязан?
- Дело тонкое и деликатное. Время от времени и нам приходится писать рецензии. Раньше это было легко, теперь - трудно. Самолюбие господ драматургов уподобилось флюсу. Вздуто и болезненно. Сегодня рецензия, завтра - письмо в редакцию: "Неправда! Моя пьеса великолепна". Теперь также принято расхваливать собственные произведения, как раньше это считалось неприличным. Вот мы и позволили себе явиться к вам, как к автору "Декаданса"…
Г-н Дельер остановил нас стыдливым и милым жестом.
- Это не совсем так. "Декаданс" не совсем моя пьеса. Раньше она была написана другим автором, и по-французски. Я только перевел. Но мне нравится деликатность вашего обращения: "Автор "Декаданса". Это очень деликатно!
- Помилуйте, после процесса господина Старицкого с господином Александровским…
- Мне очень нравится приговор по этому делу. Очень! Рецензента на семь дней под арест за злословие! За то, что назвал переделывателя - переделывателем! Это окажет огромное влияние на рецензентов. Будут писать с осторожностью! Критика стала пренеприятной в наши дни. Нигде про себя ничего лестного не прочитаешь. Черт знает что! Положение переделывателя - положение прескверное. Каждому человеку прежде всего хочется денег. А затем - почета. Деньги у нас, у переделывателей, есть. Почета - никакого. Это отравляет жизнь! Критика каждый день выдумывает для вас новые клички. "Передельщик", "переперщик", "перетырщик". Наконец, "дельерщик", "дельерничать", "дельерничество". Поучительный приговор относительно господина Александровского послужит уроком!
- За плохую рецензию рецензента в тюрьму?
Г-н Дельер облизнулся.
- Обязательно!
- Вот поэтому-то мы и решились обратиться к вам. Как же теперь быть? Чтоб и рецензию написать, и свободу сохранить. Предположим невозможный случай. Предположим, что пресловутые "Петербургские трущобы" создал для сцены не г. Арбенин, а вы. Предположим. Скажите, как драматург, какую форму рецензии вы признали бы для себя необидной и не заслуживающей ареста рецензента?
- Гм… Как всякому драматургу, мне хотелось бы, чтоб в рецензии сквозили: уважение и преданность, преданность и уважение!
- Что бы вы сказали, например, о рецензии в таком роде. "Покойный Крестовский удостоился редкой почести. Грустно только, что у нас время почестей для писателей наступает после их смерти! На произведение Крестовского обратил внимание г. Дельер". Или лучше, - "сам г. Дельер"?
- Поставьте "сам".
- "Перечитав роман Крестовского, г. Дельер сказал: "Да будет пьеса!" И стала из романа пьеса! Не находим слов, чтоб поблагодарить г. Дельера от имени покойника Крестовского. Позволяем себе надеяться, что и другие почившие русские писатели обратят на себя благосклонное внимание г. Дельера. Ведь среди них есть и великие! Его ждет Гоголь! Его ждет Пушкин!" Нравится вам такой стиль?
- После приговора над непочтительным рецензентом, - это, конечно, style moderne. Но мне не нравится, - он кудреват. Пишите проще. Проще, господа! Что лучше простоты? Пишите просто: "Вчера мы получили новое доказательство талантливости г. Дельера. Мы смотрели пьесу "Петербургские трущобы" и были поражены! Как встречаются хорошие умы! Г-н Дельер написал пьесу, которая совершенно совпадает с знаменитым романом покойного Крестовского. Даже название ему пришло в голову одно и то же".
- Можно добавить: "г. Дельер со временем выдумает порох!"
- Можно. "Но нас это нисколько не удивляет в г. Дельере. Что такое Крестовский? Дельер так талантлив, так талантлив, что написал даже "Преступление и наказание" совсем как Достоевский! Что же после этого ему стоило написать "Петербургские трущобы?". Сколько писателей совмещает в себе г. Дельер!.."
- "Мы уверены, что стоит ему сесть писать исторический роман, - он напишет "Войну и мир". Слово в слово! Стоит сесть за роман в стихах, - из-под пера его выльется "Евгений Онегин". Дайте ему строить, - он выстроит Эйфелеву башню! Дайте ему Америку, - он выкопает в ней Панамский канал. Дайте ему нотной бумаги, - он напишет "Дон Жуана". Нота в ноту, - как Моцарт!"
Г-н Дельер грустно поник головой.
- Действительно! Я опоздал родиться! Все уже сделано! Напишешь "что-нибудь", - оказывается другой уж раньше написал и пользуется славой. Меня предупредили! Меня предупредили!
- Очевидно, не рассчитывали на ваше рождение!
- А все-таки… вернемся к нашему разговору. Пишите так рецензии. Пишите так. Это единственный способ не попасть теперь за рецензию под арест.
- Благодарим вас!
Со свойственной нам любезностью рекомендуем этот способ всем гг. рецензентам.
Книга
У меня есть приятель.
Человек молодой, богатый, свободный от дел.
Он стал жаловаться:
- Ещё за завтраком, за обедом, пока кругом есть народ, - туда-сюда. Но стоит остаться одному! Ужасное состояние. Не знаю, что с собой делать. Ходишь, ходишь из угла в угол. Мысли все передуманы. Не нахожу себе места.
- Скука?
- Вероятно. Что бы такое придумать?
Целый год он не пропустил ни одного первого представления, ни одного бала, ни одного вечера, ни одного концерта, собрания, ни одной скачки, ни одного бега.
Он посещал, - всё равно, - всё.
Балет, фарс, оперу, оперетку, смотрел артисток босых и в башмаках.
Он ходил веселиться в трагедию и развлекаться на политические банкеты.
Не бедняга?
Через год он зашёл ко мне мрачный:
- Нет!
- Не проходит?
- Когда кругом народ, - ничего. Но когда остаюсь один, - то же самое. Нет! Это что-то ненормальное! Надо посоветоваться с докторами.
Он пересоветовался со всеми московскими знаменитостями, ездил в Петербург, выписывал кого-то из Берлина.
Был даже у окулиста и зубного врача.
Один сказал:
- Это - от переутомления. Вы, вероятно, слишком много работали.
Другой нашёл у него подагру.
Третий долго расспрашивал:
- Сколько рюмок водки пил ваш покойный отец? Отчего умерла ваша тётка?
И определил, что это у него:
- Следы от бывшей в детстве скарлатины.
Четвёртый нашёл, что нужно сделать операцию:
- Удалить толстую кишку. Эта толстая кишка совершенно не нужна. Только отравляет организм.
Но предупредил:
- Из ста операций удаётся одна. Советую рискнуть.
Пятый, шестой, седьмой, восьмой послали его в Кисловодск, Виши, Карлсбад, Ессентуки, в Ниццу, в Каир.
Он год прожил на курортах.
Выпил несколько бочек минеральных вод.
И вернулся:
- Нет толку! Очевидно, органическое. Надо решиться на операцию.
Ему вырезали толстую кишку.
Три месяца он был между жизнью и смертью.
Но когда выздоровел, пришёл ко мне в полном отчаянии.
- Не лучше?
- Пока был болен, - ничего. Скуки не было. Но как выздоровел, - началось! Не могу же я каждый день резать себе по кишке!
И решил:
- Англичане в таких случаях путешествуют.
Он поехал в кругосветное плавание.
Умирал от жажды в Сахаре, жарился на солнце в Индии, едва не потерпел кораблекрушения в муссонах.
Я получал от него открытки из Австралии, из Мексики, с Сандвичевых островов.
Вернулся в полном отчаянии:
- Англичанам, может быть, помогает… Но мне нет! Баста! Я знаю теперь причину. Это - от одиночества.
Он женился.
Прожил с женой год.
Был несчастлив в брачной жизни.
Два раза покушался на самоубийство.
Наконец, развёлся.
- И развёлся, а скука!
Он был безутешен.
И вот на днях он влетел ко мне радостный, счастливый.
- Представьте! Нашёл!
- Что нашли?
- Средство. Радикальное. Никакой скуки.
- Что же вы сделали?
- Купил книгу.
- Книгу?
- Как скука, - беру книгу. И не заметишь, как проходит время.
Он добавил:
- Стоит, правда, рубль. Но когда впору пустить себе пулю в лоб, - и рубля не жалко.
Читатель говорит:
- "Невероятно!
Вы выдумали!
За кого вы нас принимаете?
Будто бы ваш приятель, промучившись пять лет, наконец, купил себе книгу!
Невероятно!
Он пришёл к вам и сказал:
- Послушайте! А что, если попробовать почитать? Нет ли у вас какой-нибудь ненужной книжки?"
Крючки
Нас собралась небольшая компания.
Исключительно мужчин, - и потому мы говорили исключительно о женщинах.
В них отрицалось, разумеется, всё: способность любить, ненавидеть как следует, просто чувствовать.
Даже, кажется, существование самой души.
Но ведь должно же быть хоть что-нибудь у этих существ, у которых нет ничего?!
- У них есть дурные привычки.
- И странности.
- Только!
X. рассказал о странной мании у его жены к страусовым перьям.
У неё их миллион, но она не может видеть хорошего страусового пера без того, чтобы его не купить.
- Вы не поверите, сколько их у нас! Когда я вижу эту коллекцию, я хохочу до слёз. Мне кажется что все страусы в Африке ходят кургузыми. Их всех ощипали, для моей жены.
Жена г. Y. страдает манией, менее разорительной.
У неё страсть к шпилькам.
- Не то, чтобы к "шпилькам", которыми женщины любят угощать добрых приятельниц, - это было бы понятно! А к самым обыкновенным металлическим шпилькам.
Ими завалены все столики, все этажерки, ящики комодов, даже ящики письменного стола г. Y.
- Я думаю, что какой-нибудь английский фабрикант прямо существует на наш счёт. Мы его содержим!
Г. Y., действительно, весь свой век "сидел как на шпильках".
Берёт бумаги, - из самого важного "дела" вываливается пачка шпилек.
Предлагает приятелю сигару, - тот покатывается со смеху: в ящике вперемежку с сигарами лежат пачки шпилек.
- Это прямо мания.
Г-жа Y. теряет их сотнями и покупает десятками тысяч.
- А вот у моей жены ещё более странная мания! - восклицает г. Z. - Вообразите себе, что у неё страсть… к крючкам для ботинок!
Неправда ли, странно?
У каждой женщины есть один, два, ну, самое большее три крючка для застёгивания ботинок.
Ведь у женщин в конце концов всё-таки только две ноги!
А вот у моей жены… нет, да вы не поверите, сколько у неё крючков.
Она не может выйти из дому без того, чтобы не зайти и не приобрести себе нового крючка для ботинок.
- Да, да, это настоящая мания!
Болезнь, если хотите.
Я думаю, что это последствие первого ребёнка.
Знаете, с женщинами это бывает.
У них являются психические странности.
Нет, нет! Не говорите! Тот, кто знает женщин так, как я, тот не ошибается!
Раньше я этого не замечал.
Но на второй год замужества у неё, как только она уйдёт из дома, при возвращении обязательно окажется новый крючок для ботинок.
Сначала она очень конфузилась, когда я поднимал с пола крючок, если она случайно теряла его во время переодеванья.
Я понимаю! Ей стыдно было признаться в своей смешной мании.
Но потом привыкла.
Когда она возвращается, я обыкновенно спрашиваю:
- Ну, душечка, покажи мне твой новый крючок для ботинок!
И она преспокойно достаёт из кармана новый крючок.
Если она возвращается без меня, то я - нарочно, для смеха - спрашиваю потом горничную:
- В каком платье барыня выходила сегодня из дома?
И обязательно нахожу в кармане новый крючок.
Ха-ха-ха!
Не правда ли, забавно?
А вы знаете, какой сюрприз я сделал ей в этом году в день рождения?
Я подарил ей пятьдесят крючков для ботинок.
Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Не считая этих пятидесяти, у нас 216 крючков.
В полтора года 216 крючков. Как вам это понравится?
- Это, конечно, очень забавно! - заметил, вставая, г. M. - Но мне кажется что нам пора и расходиться!
Все нашли то же самое.
Мы вышли первыми, я и г. W.
Он, видимо, был дурно настроен после болтовни.
- Эти ослы… я говорю о мужьях… Эти ослы стоят того, чтоб их вешали на крючках для ботинок их жён.
- Почему так?
- Эта г-жа Z. - удивительно рассеянная особа, надо ей отдать полную справедливость! Для каждого свидания приходится покупать новый крючок, чтоб застёгивать ботинки. И каждый раз она по рассеянности кладёт этот крючок в карман.
Г. W. сделал жест, полный негодования.
- Я, чёрт возьми, подарил ей таким образом 112 крючков! Но хотел бы я знать, откуда взялись остальные сто четыре?
- Мой друг, вас обманывают, - чуть было не воскликнул я, - потому что и я ей "подарил" таким же образом 76 крючков.
Но в эту минуту нас догнал г. Z.
Он всё ещё был в отличном настроении.
- Нет, как вам нравится эта мания моей жены? Сегодня я ушёл сюда. Жена ушла куда-то к знакомым. Но по дороге она, наверное, зайдёт в магазин… хотите держать пари, что она принесёт с собой новый крючок? Ха-ха-ха! В конце концов, я, кажется, открою магазин крючков для ботинок.
- В конце концов, ты, кажется, откроешь магазин роговых изделий! - проворчал г. W., но так, что, кроме меня, никто этого не слыхал.
Да! У женщин бывают странности.
Лечение земляникой, клубникой, садовой красной смородиной
(Письма в редакцию)