* * *
Катушеву доложили, что "гости", наконец, отбыли.
Ну и что, он сам знал - всё так и будет.
Как знал, с самого начала, что никакого мультимиллиардера Смирнова просто никогда не существовало в природе.
Приятный денек.
Только ни одна прямая кремлевская линия не отвечает - обедают, что ли, дружно?
Помощник вошел и слегка огорчил - банкир Беркман немедленно просится.
Катушев недолюбливал банкиров всех чохом, и этого тоже.
- Ну, давай.
Он поздоровался с гостем и пригласил сесть напротив.
Тот сразу открыл какую-то папку и вывалил на стол кучку сотенных зеленых бумажек.
- Так мало? - иронически произнес Катушев. - И за что вы их мне предлагаете?
- Не смейтесь, пожалуйста, а приглядитесь. Это из наших обменных пунктов. Сдавали крупными партиями.
- И что?
- Как что, собака в овале вместо американского президента.
- Ваши работники собаку от Бенджамена Франклина отличить не умеют?
- Это психотропное оружие какое-то. Или психотронное. Работники принимали как настоящие. На шесть миллионов накрыли. Вот, - гость расшевелил кучку, - здесь собака зевает, тут чешется, а здесь… извините, гадит.
- А что вы от собаки хотите?
Откуда эти деньги, сразу стало понятно - со вчерашнего бала.
- Да причем тут собака! Это же афера очень опасная, а что они завтра устроят?
- Ничего не устроят.
- Как это ничего?
- А так. Кто-то из ваших валютных менеджеров подговорил персонал, и впарили вам эти фантики под мистическую историю.
- Да?
- Не вы первый.
- Тхе, не подумал. Я ж ноги им повыдергиваю.
- Последних ваших слов не расслышал. Оставьте несколько штук для сувенирчиков.
- Да вот, пожалуйста.
- Нет, которая гадит, не надо.
* * *
В кабинет к генеральному вошел заместитель, проверил, зачем-то, на плотность дверь, а когда подошел, лицо, генеральный заметил, у него бледное очень.
- Слушай, у нас беда.
- Что? Кто разбился?!
- Если бы. На складе весь контрафакт пропал.
- Ты что говоришь, а? Как весь, это же половина склада?!
- Не кричи. Ящики, значит, пустые, и на каждом таком крупный маркировочный штамп: "Дерьмо".
- Охрана наша, как это можно… грузовиками!
- Охрана наша - дерьмо. И ты не кричи. Подумай, лучше, кто на такое способен.
- Да, кто способен?!
- Тихо. Не понимаешь?
- Не понимаю.
- Ну, контрафакт, другое ведь не забрали.
- Ты… что хочешь сказать?
- Да, Катушев, его люди.
Генеральный поводил головой, обалдело посмотрел перед собой в воздух, и в нем начертилась решетка.
- Вспомни, кто в долю войти к нам недавно хотел.
- Газпром.
- Вот и прикинь.
- А… а мы почему еще здесь?
- Время дают убраться. Аэропорт себе заберут за копейки, а нам - время за это. Ну, и чтобы на суде не болтали.
Картина стала яснее ясной.
- Когда борт ближайший у нас?
- Через тридцать минут на Женеву. И на него, знаешь, какие "шишки" прут? Надо туристическую группу снимать.
- Ну и сними. Пусть их кормят до следующего борта.
- Кормежка у нас…
- Знаю, пусть больше дадут. Собираемся - ноги в руки.
Генеральный начал вынимать из ящиков самое важное. Да, рог коньячный забрать - там только по обводке коньяк, а внутри одиннадцать килограммов золота. Чуть не забыл про эту мелочь, но сейчас пригодится.
К вылету он явился за несколько минут до отлета - на уничтожение бумаг время ушло.
Вот стоят стюардессы, и молоденькая старшая стюардесса смотрит на него призывными глазками.
С глазками этими, с попкой теперь придется расстаться.
А экстрадировать, он сразу понял, это не страшно, это они будут всю жизнь экстрадировать.
Командир корабля - сорокалетний, красивый, подтянутый, асс в полном смысле - приветствует его сразу внутри.
- Да, можно лететь.
В салоне… такое и во сне не приснится - ну все знакомые лица.
Ришельевич тычет в коньячный рог пальцем.
- Угостишь?
- В подарок везу.
Депутат известный жрет "Импазу" как семечки, из правительства люди - кого только нет.
Он не успел сесть в кресло, рядом со своим заместителем, как самолет потянули на взлетку.
- Ну и с богом, - говорит заместитель, - спасибо еще надо сказать.
Командир, проходя по салону заметил - не дожидаясь положенных угощений, многие прихватили с собой и пить начали загодя.
Этим людям, конечно, замечаний не сделаешь.
Он привычно пустил лайнер по взлетке, привычно оторвался и, набирая высоту, очень мягко начал вираж.
И раньше времени дал команду убрать предупреждающие в салоне огни - если там вообще обратили на них внимание и кто-то пристегивался.
Стюардессы тоже поскорей приступили к работе.
Все шло нормально.
Шестая минута полета.
…
Восьмая, он уже ложится на курс.
Молоденькая старшая стюардесса вдруг заявилась.
- Там, там, черный петух на правом крыле.
Штурман, бортмеханик, второй пилот уставились на нее…
Командир не очень пришел в удивление.
Но не порадовало - "Колес наглоталась, думает, теперь ей все можно".
- Да вы посмотрите, пойдите и посмотрите!
- Что он там делает? - флегматично произнес командир.
- Обшивку клюет.
Они с бортмехаником обменялись ироничными взглядами.
- Ну, прогуляйся.
Тот лениво отправился.
Стюардесса побежала вперед.
Когда бортмеханик оказался в салоне, почувствовал сразу, что что-то все-таки происходит - люди прилипли к иллюминаторам, а по центру у правой линии кресел их целое скопище.
Стюардесса, и другая с ней вместе, упрашивали расступиться и дать пройти.
- Позвольте, - мягко произносил бортмеханик, - позвольте, пожалуйста.
И когда люди по центру ему уступили, попросил:
- Ненадолго совсем освободите вот это крайнее, у иллюминатора, кресло.
Странно, слово "петух" было произнесено уже несколько раз.
Какой петух при скорости восемьсот пятьдесят километров в час?
Наконец, он сел в кресло…
На крыле - большущий черный петух.
Невозможно.
Прямо перед ним, почти у борта был настоящий петух.
- Невозможно, - вслух произнес бортмеханик.
- Вы посмотрите, чем он занимается! - тревожно произнес женский голос из кресла за ним.
Петух бил клювом обшивку.
От каждого удара в обшивке появлялась новая дырочка.
Петух работал целенаправленно - пробил уже дырки "в линию" от переднего края крыла к концу, где закрылки, и сейчас, в полуметре от первой, добивал вторую такую же линию.
Бортмеханик вдруг понял, что сейчас будет - полоску обшивки сорвет с крыла.
Петух быстро довел работу, обшивку дернуло, загибаясь куском, она поползла.
- Петя, - похолодел бортмеханик, - куриную твою мать! Ты что делаешь?!
Петух скосил на иллюминатор глазом, перескочил дальше и начал долбать новую линию.
- Пустите, пустите! - расталкивая людей, бортмеханик устремился к пилотской кабине.
- Командир, там аппарат какой-то в виде петуха, срывает с крыла обшивку.
Командир сам почувствовал уже легкую, но вибрацию справа.
- При таком темпе у нас три минуты, - бортмеханик стал с трудом выговаривать, - четыре - максимум.
Четыре? Они уже не вернутся на аэродром. Куда?.. На какой-то военный? Переговоры займут больше времени.
- В салон! - приказал он. - Предупреди - это не падение, а резкий сброс высоты. Штурман, где облака?
- На трех километрах.
Так, на прорыв в "видимость" уйдет примерно минута. Там вода где-то, Клязьменское уже прошли, но должна быть Ока.
- Командир, где-то рядом Ока, - говорит штурман, хорошо что спокойным голосом.
Самолет уже идет вниз с приличным ощущением невесомости. Чертовы облака все еще внизу далеко.
Дернуло справа, отчетливо дернуло.
- Закрылки?
Второй пилот отвечает, и тоже спокойно:
- В рабочем, никаких аварийных сигналов.
Надежда теперь на непотерю управления. Если задеть воду крылом - конец.
- Скорость четыреста, - сообщает второй пилот.
Да, он сбрасывает, но совсем, "до посадочной", скорость сбрасывать нельзя - на малой самолет нырнет в воду носом, потом вскинется корпусом вертикально - это тоже конец.
Какую выбрать на воду скорость?
Учеба, аварийные тренажи…
Да, двести пятьдесят где-то, и держать ее три-четыре секунды, потом - отключение двигателей.
Близко совсем облака, штурман взялся уже за бинокль.
- Входим в облака, командир.
Наконец.
Но еще раз дернуло и сразу стало слегка мотать.
Ну, так бы вот только, с этим он справится.
Еще облака… нет, закончились.
- Воду!
Нельзя ему повышать голос.
- Вижу, есть вода!
Он сам что-то видит.
- А хватит?
- Большая, выходи креном на тридцать.
А черт, сильно стало мотать.
Но крен, похоже, ему удается.
Удается, а дальше?
Он не знает, что будет дальше!
Спокойней, тверже, удерживать надо баланс.
Все где-то уже на грани…
Промелькнуло вдруг - если бы мог обменять свою жизнь на эту посадку, на секунду бы не задумался.
Молоденькая старшая стюардесса молилась у входа в кабину.
- Господи, помоги! Мне-то за что?
- Я-то, милочка, очень хорошо знаю за что.
Бывшая "старшая" вошла в салон, там… всё стонало и выло.
- Молчать, сукины дети! Асс за штурвалом! Рылами заставлю вытирать каждого, кто обгадится!
Она присмотрелась - тот вон, мордатый, уже приготовился.
Стюардесса подскочила и сорвала туфлю с длинным каблуком.
- Я тебе нагажу, я тебя научу, сукин сын!
Мордатый спрятал в колени голову и заскулил.
В диспетчерской недоумевали.
Вызванный начальник аэродромной службы скоро явился.
- Что тут у вас?
- Женевский борт не выходит на связь. Должны уже пятнадцать минут быть в воздухе. Вон, поглядите, стоят на взлетке, жгут топливо, и ни с места.
Начальник удивился, пожал плечами.
- Сейчас пошлю на бетонку машину, пусть объяснятся как-нибудь знаками через кабину пилота.
Было заметно, небо похолодело, стало выше и строже.
Апокалипсис
"Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще… гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его".