Прежде, чем я успел произнести хоть слово, Махрудорус споткнулся, ноги его беспомощно заскользили по гладкому пергаменту, пытаясь уцепиться за строчки, - но черная вязь только смешивалась под ними, превращаясь в безобразную кляксу и не давая опоры.
Елистара раскрыла пасть, став вдвое больше, чем была вначале, и полугоблин, с отчаянным и жалобным писком, провалился внутрь, успев только взмахнуть острыми ушами и прокричать:
- Но дух его был сильнее искушения!
Мелькнули лапы с растопыренными пальцами, вспыхнул и затерялся где-то во тьме расписной кафтан с золотыми пряжками-колокольчиками, - и вот уже демонолог исчез, словно кто-то выдумал его, а потом расшутил.
Распахнутая пасть Елистары оставалась такой же огромной всего секунду. Потом она начала затворяться, и, складываясь, уменьшалась до размеров тонкого волоса сильфиды, пока не исчезла вовсе.
Книга сама собою закрылась, ее обложка хлопнула, издав при этом тяжелый, громоздкий звук, словно то была створка купеческих ворот.
Как я говорил, гоблины очень беспечны.
Темно-синие демоны перестали скользить вдоль высоких мраморных стен. Они замерли, подрагивая на месте, похожие на летающие шары гномов, - зависшие над вражеской армией, пока их хозяева спешно чертят карты укреплений противника, а маги и лучники с земли тщетно пытаются достать шпионов стрелами и шипящими заклинаниями.
- Ну? - спросила Снежана.
Я бросил взгляд на серебряную нить, которую держал в руке. Кончик ее уходил меж захлопнувшихся страниц книги.
- Деньги, - напомнил я.
- Послушай, - возмутилась девушка. - Он там страдает, а ты думаешь о деньгах.
- Думать о деньгах - верный способ, чтобы никогда не страдать самому, - отвечал я.
Снежана бурчала и исходила дымом, словно деревянный паровой танк, в который залили слишком горячую воду. Естественно, ее беспокоили не три динара, которые девушка мне проспорила, - а то, что я оказался прав.
- Тебе просто повезло, - бормотала она, пытаясь поймать в калите монеты. Деньги всегда имеют склонность прятаться, когда с ними надо расставаться. - Это совпадение. Да кто ж мог подумать, что он провалится в книгу.
- Я, - смиренно ответил я, принимая от амазонки выигрыш, и возвращая обратно. - Мы спорили на мифриловые динары, не золотые.
- Так они ж стоят в два раз больше.
- Именно поэтому.
Приняв от девушки монеты, я внимательно осмотрел их и убедился, что ни одна не подпилена - в основном, чтобы позлить амазонку. Затем потянул за серебряную нить.
Книга вспучилась, словно от избытка знаний с ней случилось несварение. Передняя страница обложки начала биться, как бьется лапа собаки, когда чешешь той за ухом. Несколько букв вылетело из фолианта, потом целая горсть, затем они полились широкой струей.
Я тянул дальше, хорошо зная, что даже Левиафан не порвет тонкий, но зачарованный шнур. Наконец книга распахнулась, и мы увидели ногу гоблина, которая торчала из пробела между абзацами.
Пока мы разговаривали, магическая веревка незаметно выбралась из моего кармана, и сама привязалась к щиколотке Махрудоруса.
Снежана, которая обладает множеством талантов, кроме терпения, - отпихнула меня и дернула за веревку так сильно, что гоблин взмыл к потолку, разрезая воздух со свистом и оглушительным воплем.
Он махал руками, пытаясь привлечь внимание демонов, однако те все еще не вышли из ступора, и только следили за полетом хозяина, как раскормленный сметаной и сливками кот глядит на пробегающих мимо мышек - чисто из любопытства.
Наконец вознесение гоблина закончилось, и он грянул вниз, наглядно доказав мудрость слов: "или взлетает, или падает".
Хряснувшись о подставленные руки Снежаны, и едва не переломав их в четырнадцати местах, Махрудорус кошкой перепрыгнул на стол, и долго рассказывал нам о своих несчастьях, - впрочем, из его зубастого рта при этом вылетали не слова, а буквы и строчки, которых он наглотался во время своего путешествия.
Наконец он успокоился, развел руками, и смачно пролил мимо пасти стакан коньяка, который принес один из пробудившихся демонов.
Гоблин пошамкав губами, плюснул пару раз языком, не в силах понять, отчего не чувствует вкуса, и наконец убедил себя в том, что все дело в набившихся ему за щеки буквах.
Тогда он приосанился, при этом опасливо поглядывая на фолиант, и произнес:
- Как видите, это весьма полезная книга, особенно для того, кто хочет поближе познакомиться с Елистарой.
Можете смеяться, но он и правда уже успел убедить себя в том, что отправился в опасное путешествие сквозь книжные страницы по своей воле - единственно, чтобы больше узнать о коварном бесе.
- А потому я готов уступить вам ее, за смехотворную цену, в шесть золотых.
Кадык гоблина дернулся, при мысли о том, что он слишком заломил цену, и ему не удастся избавиться от столь напугавшей его книги, - а ни о чем другом бедолага сейчас думать не мог.
Я не стал торговаться - гоблины не умеют этого делать. В их голове не укладывается мысль о том, как один и тот же предмет может иметь разную цену, а тем более, мгновенно менять ее.
Передав Махрудорусу три мифриловых динара, я взял фолиант под мышку, заверил демонолога, что обязательно сыграю с ним партию в го или маджонг, но только не в шахматы, - после чего мы откланялись.
Возле особняка гоблина я взял экипаж - мне хотелось поскорее полистать купленную книгу, а сделать это, сидя в седле, если и можно, то только в том случае, если хотите насмешить всех вокруг своим внезапным падением.
Снежана сидела рядом, напрочь забыв о больном колене, - из чего я сделал блестящий вывод, что лучший способ излечить человека от ипохондрии, это развести его на шесть золотых динаров.
Впрочем, говорить подобного я благоразумно не стал, а иначе бы вы не читали этих строчек.
Амазонка уперла правую ногу в сиденье, и озадаченно бормотала что-то себе под нос. Наконец ее мысли вылились во фразу:
- А почему я заплатила за книгу?
- Девочка моя, - ласково ответил я, деликатно выпустив третье слово из известного стихотворения, которое гласит "пучеглазая". - Боюсь, ты была слишком занята, считая ангелов на кончике иглы, и не заметила, что расплачивался с гоблином я.
- Моими деньгами, - возразила Снежана.
- Разве? - спросил я.
Девушка прикусила губу.
- Напомни мне никогда, никогда больше не спорить с тобой на деньги, - сказала она.
Я захлопнул книгу.
- Это ничем тебе не поможет, Снежа. Не хочешь спорить на деньги - станешь спорить на интерес, а после этого окажешься в еще большей долговой яме.
Она задумалась.
- Я такая дура? - спросила она.
- Нет, просто я знаю твои слабости и беззастенчиво ими пользуюсь.
Амазонка хмыкнула.
Скашивать ко мне постоянно голову было неудобно, к тому же, так она казалась себе курицей. Поэтому девушка пересела на другое сиденье, оказавшись ко мне лицом.
- А как же честность? - спросила она. - Разве отношения не должны строиться на доверии?
- Нет, конечно, - живо возразил я. - Любовь состоит из маленьких уловок, как сказала одна девушка, влюбленная в полностью парализованного мужчину. Отношения рушатся оттого, что люди пытаются быть честными; ведь честность - лучшая политика, если хочешь что-то испортить.
11
Человек шел по переулку, заложив руки за спину и что-то насвистывая. Один раз он остановился, чтобы поболтать носком сапога в растекавшейся у стены луже. Увидев, как корчит рожи отражение в потревоженной воде, улыбнулся, и что-то ответил ему неразборчивым, слегка хмельным голосом.
Таких людей вы всегда встретите возле Изумрудного рынка. Они приезжают в Киев раз в год - чтобы продать перья грифона или саженцы ходячих деревьев.
Провинциальный торговец! Готовясь к путешествию в большой город, он предвкушает веселую, красивую жизнь - роскошные пиры, где не смолкает звон серебряных кубков, полуобнаженные красавицы-сильфиды, гонки на колесницах, где он ставит все свои деньги на аутсайдера и выигрывает.
Приехав в Киев, он сидит в душном здании склада, скупясь, торгуется за медную монетку, а вечером выпивает в полутемной таверне бутыль кислого вина, - и по-детски рад, что так славно покутил в столице.
Живой мертвец, стоявший у задней стены таверны, видел таких достаточно. Возможно, и сам был одним из них, пока дышал, а тело его содрогалось от переливающейся внутри жидкости.
К счастью, теперь это позади - кровь, лимфа, желчь, вся эта мерзость была слита из его сосудов, смыта раствором спирта, и теперь ее заменил чистый, добрый формальдегид.
Он не мог позволить себе гнить и разлагаться, как другие мертвецы. Его задача - охранять Лорда, пока тот в городе, а с такой работой плохо пахнуть нельзя.
Упырь подумал о том, что надо будет еще извлечь сердце и селезенку. Обычно их оставляют в теле, но все-таки лучше вынуть, и набить вместо них проспиртованных опилок.
Подвыпивший купец чуть споткнулся, но удержался на ногах и стал смеяться, напрасно притворяясь трезвым. Он немного раздражал упыря.
Здесь, в городе, Лорду угрожает опасность. У хозяина много врагов, и каждый может напасть неожиданно. Поэтому упырь и стоял здесь, у бокового входа в таверну, - он следил, не появится ли кто подозрительный. А этот купец закрывает собой улицу.
Вдруг за его спиной, прячась за ним, подкрадывается убийца?
Надо велеть мужику убираться. Да, так и нужно сделать.
Горкан сделал еще три шага, слегка покачиваясь, и только потом снес упырю голову. Стальное лезвие выскользнуло из рукава быстро и бесшумно. Несколько пузырей формальдегида вспучились над разрубленной шеей, потом опали.
Маска подвыпившего купца слетела с лица шамана. Здесь, в городе, Лорд зомби терял свою силу, - но только не он, Горкан. Преимущество вновь было на его стороне.
Голова упыря лежала на мостовой, слегка покачиваясь, глаза вращались. Шаман нанес еще один удар, и разрубил ее надвое.
Выпрямившись, цепко ощупал переулок взглядом. Не видел его какой-нибудь досужий прохожий, случайно заглянувший в узкую щель между домами? Не открылось ли наверху окно, не мелькнула ли за ним тень?
По мостовой прогромыхал экипаж, запряженный парой лесных дракков. Убедившись, что чары иллюзии надежно скрывают его, шаман шагнул вперед, быстрым движением вытирая клинок о тело упыря.
Ни к чему, чтобы запах формальдегида насторожил остальных.
Задняя дверь таверны оказалась открыта. Не имело смысла запирать ее, ведь рядом стоял часовой.
Дальше все было просто.
Подняться наверх, по узкой скрипучей лестнице. Зарубить мертвецов, которые несут стражу в коридоре, - шаман знал о них от полового, которого подкупил. Вышибить дверь, войти и убить Лорда.
Нога Горкана коснулась нижней ступени.
Он ненавидел свой человеческий облик, и порой презирал себя за то, что не унаследовал роста и силы отца.
Однако порой ему приходилось признать, что в таком теле тоже есть свои плюсы - например, малый вес. Орк не смог бы так бесшумно подняться по лестнице, несмотря на звериную ловкость.
Горкан вспоминал бы о таких преимуществах чаще, не будь они его частью. То, что у нас есть, мы редко ценим - прежде всего, свои таланты.
Сделав второй шаг, он заметил легкое колебание света. Солнечные лучи играли в пустоте, словно звуки, которые давно должны были смолкнуть.
Если бы Горкан имел привычку улыбаться, он бы это сделал. Обычный человек мог не заметить эти легкие всполохи, растворенные в полумраке лестницы. Но внимательные глаза мага увидели их сразу.
Недаром говорят, что слово "зоркий" произошло от "орк".
Колдовской барьер. Возможно, он безвреден и просто должен сообщить нежити о том, что кто-то идет. Или, стоит коснуться невидимых нитей, как тебя охватит черное пламя, принесенное проклятыми душами из темниц Нидгаарда.
Лорд зомби не мог воспользоваться своим могуществом, пока находился в городе. Поэтому мертвецу приходилось полагаться на обычное колдовство, - хотя и очень сильное.
Горкан высыпал на лестницу немного порошка, который хранил в рукаве, в потайном кармане. Колба с таким же снадобьем была привешена к поясу, однако шаман не хотел тратить даже пары секунд, поэтому не стал доставать ее.
Прозрачная пыль пушистым снегопадом осела на ступени. Каждая крупинка вспыхивала - то ярко-голубым светом, то изумрудным, то вдруг становилась черной.
Могло показаться, будто они меняют цвет, но шаман знал, что это не так. Падая, частички порошка поворачивались к нему разными гранями, каждая из которых была особой.
Тот, кто следил бы за этим представлением с другой стороны, увидел бы совершенно другую радугу оттенков.
Пылинки шипели, касаясь невидимых нитей. Горкан понимал, что они разрушат барьер за несколько мгновений, и все таки выждал полминуты, чтобы не рисковать. Затем зашагал вверх.
В коридоре, как он и ожидал, стояли два мертвеца. Шаман разрубил первого пополам, прежде, чем те успели опомниться. Все-таки упыри немного глуповаты, и движутся недостаточно быстро.
Верхняя часть мертвеца плашмя упала на пол. Руки тут же задвигались, приподняли обрубок и поставили его ровно. Второй замахнулся, и Горкан снес ему руку вместе с головой. Затем рассек первого на две части, точно по линии носа.
Заклинание вылетело из его горла, словно сдавленный крик. Волшебство вынесло толстую дверь, превратив в щепки. Горкан переступил порог. Там было пусто - ни алтаря из костей, с тайником для священных реликвий внутри, ни ложа, усеянного мелкими обломками черепов. Ничего.
Лорд успел покинуть таверну.
Шаман настороженно обернулся. Он ожидал ловушки. Однако нападения не последовало - зомби не рассчитывал, что полуорк нанесет ему нежданный визит.
Он оставил трех мертвецов охранять пустую комнату, просто из осторожности. Теперь Лорд наверняка покинул город, а значит, магическая сила вновь вернулась к нему. Горкан упустил шанс расправиться с ним.
Когда шаман покидал комнату, он был собой недоволен.
12
Горкан не мог убивать. Он убедился в этом сегодня утром, когда на рассвете выскользнул из таверны, в которой остановился, без труда обманув умертвий.
Лорд приставил к нему двоих соглядатаев - один оставался в общей зале трактира, делая вид, что травит байки с завсегдатаями. Второй околачивался на другой стороне улицы, заигрывая с торговкой.
Шаман использовал Кожу хамелеона - простое, но действенное заклинание. Он опасался, что более мощную магию нежить сможет почувствовать. Выскользнув из окна, Горкан поднялся на крышу по водостоку, прошел по карнизу и спрыгнул в полутемном дворике. Оттуда он вышел, уже никем не замеченный.
Здесь снова пригодилось человеческое тело. Орка не выдержала бы не только труба, но и сама крыша.
Шаман вышел из города, смешавшись с толпой паломников-берендеев. Его путь лежал по главной дороге, ведущей в Киев с юга. В нескольких верстах от ворот, из нее вытекала крохотная тропа, вившаяся между холмами.
Горкан хорошо знал это место. Люди бывали здесь редко - рассказывали, что однажды русалки насмерть защекотали здесь одного греческого богослова.
У полуорка не было определенного плана, но замысел сразу сформировался в его голове, как только на тропе показались двое крестьян. Первого он сожжет заклинанием, второму перережет горло.
Ему нравилось это мгновение, - когда один вздох разрезает нить, натянутую между жизнью и смертью.
Он любил ощущать тело врага, прижатое к его груди, слышать его судорожное дыхание, видеть кровь, стекающую по бороздке ножа.
Потом руки разжимаются, и мертвое тело падает наземь, - а вместе с ним из тебя словно выходит все злое, мерзкое, что накопилось в душе.
Убивать приятно.
Двое крестьян прошли мимо него, а он даже не пошевелился.
Маг не солгал. Волшебное зелье действительно лишило его способности убивать. Впрочем, этот запрет не касался нежити. Убить мертвеца нельзя, - по крайней мере, в точном смысле этого слова.
Поэтому Горкан мог уничтожить Лорда.
Зомби все равно убьет его, рано или поздно. Конечно, и не собирается отдавать чашу. Расправиться с неупокоенным надо было как можно скорее - пока тот в городе, и благословленные камни блокируют его силу некроманта.
Шаман отправился к гному. Калеб был очень пристыжен, что выдал старого друга. Однако они оба слишком хорошо знали жизнь и смерть, чтобы останавливаться на этом.
Алхимик пообещал узнать, где остановился Лорд, и вскоре в калите полуорка лежал кусочек пергамента, с адресом и названием таверны.
К несчастью, зомби оказался быстрее. Он покинул город раньше, чем его удалось найти Горкану. Теперь оставалось только одно - продолжать игру, и сделать вид, будто он выполняет соглашение с нежитью.
Надо было убить мага и амазонку. Как это сделать, если ты не можешь никому причинить вреда? Решить задачку было несложно, и шаман уже знал, как он это сделает.