- За что я ненавижу красных? Почему мне отвратительна сегодняшняя Россия? - Помолчал и, не получив ответа от шестнадцати, ответил себе сам: - Наша страна, господа, - я надеюсь, что она будет нашей, - бедная страна, и если все в ней разделить на его восемьдесят миллионов частей поровну, то мне, человеку, мечтающему о богатстве, а, скорее, о власти богатства, достанется полтора аршина бязи, пара лаптей и фунт ржаного хлеба. Меня не утешает мысль, что другим не лучше. Напротив, чтобы мне стало лучше, необходимо, чтобы другим было хуже. Я буду добиваться этого. Сегодня каждому из вас будет присвоено первое унтер-офицерское звание германской армии. Тем самым вы становитесь в ряды тех, кому всегда тем лучше, чем хуже красной сволочи. - Кареев стремительно встал и выкинул вперед правую руку: - Хайль Гитлер!
- Хайль! - взревели шестнадцать.
Кареев в последний раз понюхал ландыши.
Ресторан "..." Кареев посетил, будучи изрядно навеселе. Он стоил в дверях зала, слегка покачиваясь с пятки на носок и ожидая, когда подбежит его персональный холуй. Холуй подбежал, осклабился:
-Держу, держу ваш столик, Валентин Николаевич.
-Хайль Гитлер! - произнес Кареев. Вроде бы "добрый вечер" сказал.
- Хайль! - растерянно и громко ответствовал официант.
- Вот так-то! - удовлетворенно отметил Кареев. - Теперь веди меня, Вергилий!
- А вы Данте будете? - поинтересовался официант.
Кареев остолбенел.
-" Суровый Дант не презирал сонета", - пробормотал он и добавил: Я нынче не буду тебя презирать, любезнейший. Все время забываю спросить: как тебя зовут?
-Константином, Валентин Николаевич.
Они добрели до столика, и Кареев уселся.
-Малый графинчик, закуси получше, и чтоб музыка играла "Дунайские волны". Все время и без перерыва, - сказал он, кинув на стол ассигнации.
Музыка играла "Дунайские волны", Кареев опрокидывал рюмку за рюмкой, и так продолжалось долго. Вдруг оркестр замолк на несколько секунд, а потом заиграл задушевное, сопровождая хриплый, но не лишенный музыкального слуха голос, который пел:
Брали русские бригады Галицийские поля.
И досталось мне в награду
Два кленовых костыля.
Из села мы трое вышли,
Трое первых на селе,
И остались в Перемышле
Двое гнить в сырой земле.
Я вернусь в село родное,
Дом построю в стороне.
Ветер ноет, ноги ноют,
Будто бы они при мне.
Во время пения Кареев неслышно щелкнул пальцами, но Константин, видимо, уловил ультразвук и возник у Кареевского столика.
- Кто поет? - спросил Кареев.
- Барыга один залетный. Вот он, с двумя птичками сидит. Однорукий, - выдал информацию Константин и указал на столик у колонны. Действительно, там, откинувшись на стуле и закрыв глаза, сидел и пел однорукий.
Две девицы, пригорюнившись, подпирали кулачками напудренные щеки. Однорукий, допев, извлек носовой платок, вытер глаза и высморкался.
- Попроси его к моему столику, - распорядился Кареев.
- Я-то попрошу, но пойдет ли? С гонором, - предупредил Константин..
Однорукий подошел-таки. Подошел, посмотрел непонятно, спросил грубо:
- Что надобно, господин хороший?
- Один вопрос всего. Песня про Перемышль для тебя - фигура вокала, или был там, на галицийских-то полях?
- Песня эта - про меня, - ответил однорукий и дотронулся правой рукой до пустого рукава. - Первые три месяца империалистической в Перемышле воевал.
- Мировой, - поправил Кареев.
- Один ляд! - раздраженно обрубил его однорукий. - Еще вопросы будут?
- А я под Сокалем, - вспоминая, проговорил Кареев.
- Не врешь?! - ахнул однорукий.
- Как тебя зовут?
- Василий.
- Вот что, Василий. Обращайся ко мне на "вы". Как-никак, ту войну я поручиком начинал, а ты, думаю, в нижних чинах ходил.
- Так точно! - радостно согласился Василий. - Дальше младшего унтер-офицера не попер.
- Награды есть?
-Георгий второй степени, господин поручик.
Зови меня Валентином Николаевичем, - поправил Кареев. Что же не носишь?
- Это чтоб нынешние хозяева сразу смекли, что я их папаш в четырнадцатом годе под корень изводил?! Нет, мой Георгий пока запрятан. В надежном месте запрятан, - ответил Василий и заговорщицки подмигнул.
- Не сообразил. Что ж, выпьем за встречу, кавалер! Константин, рюмку!
Василий притянул к себе графинчик, вынул пробку, понюхал содержимое:
-Бр-р! Пойло какое отвратное! - Василий встал. - Вы уж подождите немного, Валентин Николаевич, я питье подостойнее принесу. Да и дамочек заодно спроважу.
Он вручил девочкам по хорошей бумажке, развел руку в сторону, извиняясь, взял со своего стола бутылку коньяка и вернулся к Карееву:
- Армянский! Марочный!
Константин мгновенно переменил рюмки и разлил по ним коньяк.
Кареев нагрел ладонями пузатую рюмку, с видом знатока понюхал плескавшуюся в ней жидкость:
- Шустовский?
-За встречу, Валентин Николаевич! - напомнил Василий.
Они чокнулись, и Василий, запрокинув голову, в глоток выпив все.
Кареев брезгливо поморщился:
- Коньяк пьют, смакуя, Василий. Что ж ты его, как самогон, хлещешь?
- Конечно, не самогон, но все равно яд. Алкоголь. Да и что его беречь? Этого добра у меня сейчас - залейся и утопись.
- Купил по случаю родовой княжеский погреб?
- Не купил, Валентин Николаевич, не купил. Но продаю.
- Смотри, не проторгуйся, Вася.
- Не проторгуюсь. Я битый. Я ломаный. Я про жизнь много что знаю.
- И что же ты про нее знаешь?
- Главное. Где плохо, очень плохо, так там кому-то очень хорошо.
- А вывод какой?
- Вывод очень даже простой. Не зевай, Васек!
- И не зеваешь?
- Не зеваю. Торгую с прибытком.
- Россию продаешь?
- Зачем же? Коньяк.
- Продай мне парочку бутылок, - Кареев вытащил из кармана толстую пачку оккупационных марок.
- За бумажки не отдаю. Золотишко принимаю, камешки. Но вы, Валентин Николаевич, не огорчайтесь: пару бутылок я вам за так отдам. Подарю.
- Что ж, спасибо, благодетель.
Выпили еще. Карсев чуть поплыл, а Василий был в норме, похохатывал.
- Сам-то я из Мценска... - начал было он, но Кареев перебил:
- Те места я в девятнадцатом с Деникиным проходил.
- Небось лютовали?
- Было дело.
- ...Да быльем поросло, - перебил Василий. Жажда у него имелась - свое дорассказать. - Так вот, перед войной я в Мценсксе экспедитором торговой базы устроился: инвалиду власти милость оказали. А как немец попер, как паника началась, так я не растерялся, пристроил, что подороже, по своим местам. А что самое ценное в смутное время? Ясное дело - алкоголь, яд который.
- Сюда, за тридевять земель, как тебя занесло?
- Не занесло. Сам с товаром добрался. На Орловщине да Брянщине что за хороший товар возьмешь? А здесь - Вавилон, здесь все получить можно.
Карееву надоело слушать, и он предложил:
- Выпьем, Вася.
- Как прикажете, Валентин Николаевич.
Выпили, и Кареев поднялся:
- Проводи меня, Василий.
- Слушаюсь.
Они стояли у стола, внутренне готовясь к трудному походу. Мутные Кареевские глаза вдруг осветила четкая мысль:
- Бутылку оставлять нельзя!
- Так забирайте, Валентин Николаевич! Завтра с утра пригодится.
-Не опохмеляюсь. Но бутылку возьму. Такое пропасть не должно. - Кареев ухватился за горлышко, поддержал равновесие связью руки с бутылкой, а бутылки - со столом, утвердился и двинулся, наконец, к выходу.
Передав бутылку (подержать) Василию, Кареев, стоял у своего "БМВ", долго рылся в карманах в поисках ключа. Все-таки нашел, скрыл дверцу, уселся, включил зажигание и, приняв от Василия коньяк, уложил бутылку на соседнем сиденье.
-Доберетесь, Валентин Николаевич? - осторожно и встревоженно спросил Василий.
- Домчусь, Вася! До свидания, милый человек!
- А бутылки обещанные когда вам передать?
- Каждый вторник, каждый четверг и каждую субботу ищи меня здесь.
- Так до послезавтра, Валентин Николаевич?
-Вася, Вася, родная душа, - сказал Карeeв и врубил первую скорость.
Машина покатила. Карeeв ехал и мурлыкал фальшиво:
Брали русские бригады Галицийские поля...
Офицер-следователь приподнялся в кресле, потянулся через стол и ударил Василия по лицу. Василий откинулся на стуле, прикрыл глаза. Открыл их, спросил:
- За что, ваше благородие?
-Чтобы нe врал, сволочь!
-Я не вру. И в документах все написано.
-Кто выписывал тебе эти документы?
-Кто выписывал, тот и подписал.
Еще удар. Поодаль сидел Бауэр в штатском, смотрел в зарешеченное окно.
- Это милые цветочки, скотина, - пообещал следователь. - А горькие ягодки тебя еще ждут. Говори, кто тебя сюда заслал?
- Нужда, ваше высокоблагородие.
Бауэр встал. Вскочил и следователь. Открывая дверь, Бауэр разрешил:
- Продолжайте. - И ушел.
- Ты все сказал? - поинтересовался следователь.
- Как на духу, - ответил Василий.
Следователь нажал кнопку звонка. Тотчас вошли двое.
- Через час встретимся. Может быть, за этот час ты что-нибудь вспомнишь. Тогда и поговорим, - пообещал следователь.
Василий все понял, поднялся и направился к тем двоим, у дверей. Его ввели в комнату, похожую на операционную, и местный хирург в серой форме приказал ему.
- Раздевайся.
...Через час его вернули следователю. Следователь заглянул Василию в помутневшие от страдания глаза и спросил:
- Что-нибудь вспомнил?
Василий попытался заговорить, издал даже первый жалкий звук, но говорить не смог. Он беззвучно заплакал.
На аэродроме Вирт, Бауэр и Кареев провожали первую группу. Они уже ободряюще похлопали по плечам отправляющихся в неизвестное трех своих учеников, а теперь смотрели, как те, горбатые от парашютов, шли к самолету, урчавшему включенными моторами. Кареев повернулся к Вирту и Бауэру, улыбнулся ослепительно:
- С почином, господа!
- Вот и начало, - констатировал Вирт.
- И начали точно в срок, - отметил Бауэр. - Поздравляю вас, господин Кареев.
- А я - вас, господин Бауэр. Да, а как мой Вася?
- Плачет, - односложно сообщил Бауэр.
- Когда очень больно, всегда плакать хочется. По моим пунктам проверили?
- Да. Врачи установили, что ампутация руки произведена не ранее двадцати пяти лет тому назад русским хирургом. Бутылка, переданная вам, содержит в себе армянский коньяк без примесей, изготовлена в ноябре сорокового года, а выпущена армянским заводом в оптовое распределение в апреле сорок первого. Документы - подлинные.
- Тогда пусть себе торгует, а, господин оберштурмбанфюрер?
- Пройдет еще одну проверку, - решил Бауэр.
- Что, попытка - не пытка, - согласился Карссв и вдруг рассмеялся, оценив двусмысленность сказанного. - Правда, только не в этом случае.
В умело расширенной, обжитой пещере, на плащпалатке, расстеленной на гладком земляном полу, безмятежно и с удовольствием спал Егор. Жесткий свет яркого солнечного дня проникал через отверстие-вход, но это только заставляло спавшего улыбаться, морщась.
Неслышно пришла Маша, глянула на Егора и осторожно миновала его, направляясь в свой угол. Там, сняв косынку защитного цвета и тряхнув влажными волосами, она развернула стыдливый сверток и, разложив по чемодану рации только что выстиранные лифчик, майку, трусики, прикрыла их снятой косынкой.
А Егор уже не спал: веселым глазом он следил за Машиными манипуляциями. Дождавшись их завершения, заметил ворчливо:
- Твоя чистоплотность, Мария, нас демаскирует.
- Я очень осторожно и незаметно все делала, Егор Иванович.
- Кончили об этом. Постирушки и омовения категорически запрещаю.
-Слушаюсь, товарищ майор.
-И без обид! - разозлился Егор.
- Слушаюсь, товарищ майор, - повторила Маша, помолчала, все-таки обижаясь, но не вытерпела, спросила: - Зачем я здесь, Егор Иванович?
-Не задавай глупых вопросов.
-־Нет, правда. Для того, чтобы разок выйти в эфир, а потом отсиживаться в пещере? Разок выйти в эфир может каждый из вас.
- Ты здесь, значит, ты здесь мне нужна. Я в такие путешествия лишних не беру. Скоро будет твой день.
- Когда?
-Когда все будет готово, когда я к Васе схожу.
-А где он. Егор Иванович?
-Сейчас, скорее всего, в гестапо, у Бауэра.
-А что он там делает?
-Что с ним там делают, вот вопрос! Ах, Вася, Вася!
- Бьют его, да?
- Если бы только били!
- А вы сразу знали, что будет так?
- Да. И он знал. Они должны его отпустить. Там все чисто.
- Егор Иванович, а вы чувствуете за собой право посылать человека на муку?
- Давай, Маша, договоримся, - без интеллигентских рефлексий. У меня в эту войну одно право, оно же и обязанность: жертвуя всем, сделать так, чтобы мой народ победил, принеся как можно меньше жертв.
- Я бы так не смогла, - призналась Маша.
- А от тебя этого и нс требуется.
Сева пришел, когда солнце спряталось за лее. Устало привалившись к стене, он с трудом расшнуровал высокие башмаки, скинул их, вылез из верхней части комбинезона и прикрыл глаза, отдыхая.
- Поешь, Сева, - мягко попросила Маша.
- Сейчас, - ответил Сева, не открывая глаз.
Егор налил из чайника и кружку крепкого чаю, предложил, понимая, что Севе надо:
- Чайку крепенького, Сева.
- Горячий?
- В самый раз. Не обожжешься.
Сева взял кружку и с видимым наслаждением крупными, звонкими глотками выпил ее до дна.
- Сейчас поговорим, или отдохнешь? - осторожно поинтересовался Егор.
- Сейчас, - Сева взглядом следил за тем, как Маша убирает посуду. - Считай, Егор, что первый этап завершен. Санационная отработана до точки. И - самое главное - просчитал и раскопал кабель секретной связи.
- Точно он?
- Подключался, слушал. Он.
- Значит, в операции отключение связи - и обычной, и кабельной, - за тобой. Камень с души снял. Спасибо. Теперь о зонах.
- Давай карту.
Егор расстелил на полу карту, и они пристроились возле нее на животах.
- По порядку, Сева, - предложил Егор.
- Про немцев - и не по порядку - так не бывает, - усмехнулся Сева и начал: - Двух рот для патрулирования всей зоны им, конечно, недостаточно, сам понимаешь. Поэтому стационарными дозорами перекрываются дороги, тропы, речка и ручьи. Страховочные патрули маршируют от дозора к дозору по соответствующему расписанию. Расписание смен дозоров и движения патрулей выполняется неукоснительно. Их временной расчет я тебе нарисую, вот только малость отдохну.
- А не может измениться расписание по прохождении какого-нибудь определенного цикла?
-Цикл у немцев один - недельный.
- Перепроверишь, Сева, еще раз.
- Конечно, перепроверю.
-Твои предложения по проходу для отряда.
-Северо-восточная тропа. Вот здесь. Большая удаленность от населенных пунктов, возможность через лесной массив подойти скрытно и довольно прямой путь для рывка в сетевую зону.
-Принято. Как Алик?
- При мне вошел в сетевую. По-моему, благополучно.
Егор поискал глазами деревяшку, увидел дощечку под спиртовкой, костяшками пальцев постучал по ней:
- Не сглазь, Сева, не сглазь!
Невидимый и камуфлированном комбинезоне Алик лежал в мелколесье и ждал. Дождался, наконец, - метрах в двух от него прошли двое в касках и с автоматами - патруль. Дав патрулю отойти метров на двадцать, Алик сделал стремительный и неслышный рывок - наискось и в обратную движению патруля сторону. Он пересекал пустой квадрат шахматной системы патрулирования.
Снова залег и растворился в мелколесье. Ждать пришлось недолго: проследовал второй патруль. Рывок наискось и в обратную сторону.
Опять залег... Опять патруль.
Смеркалось, когда Алик залег так, что можно было видеть охраняемые ворота базы.
Он видел, как и когда сменяется караул у проходной...
Он видел, как и когда выходит на патрулирование новый состав...
Он видел, как и когда выехал из ворот автомобиль "БМВ"...
Он все видел и все фиксировал.
А "БМВ", ведомые Кареевым, катили к городу. Пройдя привычные проверки, Кареев выехал в предместье и долго мотался по узким улочкам, разыскивая нужную улочку и нужный дом. Нашел, остановился, выключил мотор.
Постучав в дверь небольшого одноэтажного дома, он долго ждал, пока откроют.
Василий лежал на кровати поверх покрывала. Был он босиком, в нижней рубашке и галифе. Он лежал на спине и смотрел в потолок. На скрип двери с трудом повернул голову.
- Здравствуй, Василий, - сказал от порога Карссв.
- Физкулътпривет.
- Как ты себя чувствуешь?
- Ты зачем меня в гестапо сдал, жук навозный?! - с трудом проговорил Василий.
- Перешел со мной на "ты"? Что ж, пусть будет так. Теперь не в оправдание, а в объяснение: я тебя в гестапо не сдавал. Конечно,взяли тебя за то, что ты общался со мной. Я ведь важная и секретная персона, Вася.
- Раз ты такой важный, что ж не помог, не выручил?
- Я не торопился, Вася, потому что кое-какие сомнения ты по мне разбудил.
- Какие еще сомнения?
- Говорил много о жизни своей. Будто легенду излагал. И любопытствовал ненужно: зачем тебе знать, когда я в этом кабаке бываю?
- Я тебе подарок хотел сделать, галициец! Эх, ты!
- В конце концов, я же выручил тебя, Вася!
- Ты, как я понимаю, за коньяком пришел. Бери, ящик под кроватью.
- Хочешь, чтобы я перед тобой на карачки встал?
- Нужен ты мне! Хоть на карачках, хоть стоя.
- А ты мне нужен. Выпить и поговорить попросту.
- Я с тобой говорить не желаю, потому что боюсь.
- Теперь ничего не бойся, Вася.
Алик вошел в пещеру, сел, устало привалившись к стене, расшнуровал и скинул ботинки, вылез из верхней части комбинезона.
- Есть будешь? - спросила его Маша.
Сейчас, - ответил Алик и виновато улыбнулся: - Егор Иванович, поговорим?
- Отдохни малость, Алик.
- Нет, сейчас, по свежачку давайте.
- Доволен собой? - спросил Егор и достал карту׳.
- Ага.
- Ну что ж. Тогда излагай, - разрешил Егор, и они легли у карты.
- Считайте, Егор Иванович, что сетевая зона отработана. Мною прохронометрировано движение патрулей - засек время смен. При смене подсчитал их количество. Шестнадцать пар идут в строгом шахматном порядке. Восемь пар - внешнее кольцо, восемь пар - внутреннее. Визуальную связь поддерживать нет возможности - лес, мелколесье. Голосовая - вполне доступна при их интервалах в триста пятьдесят метров. Мне повезло. У них один шахматный квадрат у входа на базу, видимо, отдан для наблюдения охранному караулу. Им кажется, что они хорошо просматриваются от проходной. А там - неровности почвы,лопухи, крапива. Наверное, у пограничников в этом месте свалка была. Лежишь, как в замаскированном укрытии. Сева туда для перепроверки пошел.