- Ну а теперь посмотри, что лежит за его пределами.
Это звезды, звезды., россыпи звезд среди бездонного мрака. По ним пробегает рябь, они вспучиваются, изгибаются, они мчатся Вэйкиму навстречу, едва не налетают на него. Цвета их ослепительны и чисты, как очи ангелов, и они проносятся рядом, проносятся вдалеке - в вечности, сквозь которую он, кажется, движется. Не ощущается ни реальное время, ни движение, меняется лишь поле. В какой-то миг рядом с ним словно парит огромная голубая геенна солнца, потом опять приходит мрак, все вокруг него черным-черно, лишь крохотные огоньки поблескивают где-то вдалеке.
И наконец, приближается к нему мир, который и не мир вовсе, - лимонно-лазурный, зеленый, зеленый, зеленый. Короной венчает его земное же кольцо, втрое превышающее его в поперечнике; и кажется, что пульсирует оно в приятном ритме.
- Взгляни на Дом Жизни, - говорит откуда-то Анубис.
И Вэйким глядит. Дом этот теплый, сияющий, живой. От него исходит ощущение живительной силы.
- В доме Жизни правит Озирис, - говорит Анубис.
И Вэйкиму видна большущая птичья голова, водруженная на человеческие плечи, живы - о, до чего живы ее светлые желтые глаза; и стоит существо это перед ним на бескрайней равнине живой зелени, наложившейся на изображение этого мира; и в одной руке у него Жезл Жизни, а в другой - Книга Жизни. И кажется, что от него исходят лучи тепла.
Опять слышится голос Анубиса.
- Дом Жизни и Дом Мертвых сдерживают Срединные Миры.
И Вэйкима охватывает ощущение головокружительного падения, и опять смотрит он на звезды, но эти звезды отделены и удерживаются в стороне от прочих путами силы; они то видны, то невидимы, то вновь видны - затухая, появляясь, уходя, - эти светящиеся, колеблющиеся белые линии.
- Теперь видишь ты Срединные Миры Жизни, - говорит Анубис.
И десятки миров прокатываются мимо, словно экзотические мраморные шары - в пунктире линий, откалиброванные, отполированные, раскаленные добела.
- Сдерживаемые, - говорит Анубис. - Они содержатся внутри поля, перекинутого между двумя единственно значимыми полюсами.
- Полюсами? - переспрашивает металлическая голова по имени Вэйким.
- Домом Жизни и Домом Мертвых. Срединные Миры движутся вокруг своих светил, и все вместе следуют они путем Жизни и Смерти.
- Не понимаю, - говорит Вэйким.
- Еще бы ты понимал. Что во всей вселенной является одновременно и величайшей благодатью, и величайшим проклятием?
- Не знаю.
- Жизнь) - говорит Анубис, - или смерть.
- Не понимаю, - говорит Вэйким. - Ты употребил превосходную степень. Ты потребовал одного ответа. И однако назвал сразу две вещи.
- Да? - спрашивает Анубис. - В самом деле? Разве из одного того факта, что употребил я два слова, следует, что назвал я две разные, отличные друг от друга вещи? Разве не может что-нибудь иметь более одного имени? Возьми к примеру себя. Что ты такое?
- Не знаю.
- Ну что ж, в общем-то подходящая почва, чтобы на ней произросла мудрость. Ты можешь в равной степени быть и машиной, которую я решил на время воплотить в виде человека, а сейчас вернул в металлическую оболочку, и человеком, которого я захотел воплотить в машину.
- Так какая же разница?
- Никакой. Совсем никакой. Ты-то не можешь отличить одно от другого. Ты не в состоянии припомнить. Скажи мне, ты жив?
- Да.
- Почему?
- Я мыслю. Я слышу твой голос. У меня есть что вспомнить. Я могу говорить.
- Да? Ну и что же из этого - жизнь? Вспомни, что ты не дышишь, что вместо нервной системы у тебя путаница металлических проводников, а сердце твое я сжег. И вспомни еще, что у меня есть машины, которые могут лучше тебя думать, крепче тебя помнить, красноречивее говорить. Ну и каше же остаются у тебя доводы, что ты жив? Ты говоришь, что слышишь мой голос и "слышание" - явление субъективное? Отлично. Я отключу и твой слух. Присмотрись повнимательнее, не перестанешь ли ты существовать.
…Невесомо, неощутимо падает одинокая снежинка в колодец, колодец без воды, без стенок, без дна, без крышки. А теперь уберите прочь снежинку и оставьте лишь невесомое, неощутимое падение…
Проходит время безвременья, и вновь раздается голос Анубиса:
- Известна ли тебе разница между жизнью и смертью?
- "Я" - это жизнь, - говорит Вэйким. - Что бы ты ни давал или отнимал, если остается "я", остается и жизнь.
- Спи, - говорит Анубис, и ничто больше не слышит его там, в Доме Мертвых.
* * *
Когда Вэйким просыпается, оказывается, что он опять может видеть, и с ближайшего к трону стола смотрит он на танцы мертвых и слышит музыку, под которую они танцуют.
- Ты был мертв? - спрашивает Анубис.
- Нет, - говорит Вэйким. - Я спал.
- А в чем разница?
- "Я" еще было там, хотя я и не знал об этом.
Анубис смеется.
- Ну а если бы я никогда не разбудил тебя?
- Это была бы, пожалуй, смерть.
- Смерть? Если бы я не воспользовался своей способностью пробудить тебя? И даже несмотря на то, что всегда в наличии оставалась бы эта способность - и всегда же доступно для нее было твое застывшее в потенциале "я"?
- Если бы этого не произошло, если бы я навсегда остался лишь в потенциале, тогда это была бы смерть.
- Но ты только что сказал, что смерть и сон - две совершенно разные вещи. Так что же, вся разница только в длительности?
- Нет, - говорит Вэйким, - дело в существовании. За сном приходит бодрствование, и жизнь опять тут как тут. Когда я существую, я знаю об этом. Когда нет, все мое знание - ничто.
- Жизнь, выходит, это просто ничто?
- Нет.
- Жизнь, значит, это просто то, что существует? Как эти мертвецы?
- Нет, - говорит Вэйким. - Это знание о том, что существуешь - по крайней мере, время от времени.
- Ну а кто же это знает?
- "Я", - говорит Вэйким.
- А что это такое, "я"? Кто ты такой?
- Я - Вэйким.
- Но ведь я же только-только успел дать тебе это имя! Чем был ты до этого?
- Не Вэйкимом.
- Мертвым?
- Нет! Живым! - кричит Вэйким.
- Не возвышай голос в моих покоях, - говорит Анубис. - Ты не знаешь, что ты такое или кто ты такой; тебе не известна разница между существующим и несуществующим - и ты, тем не менее, осмеливаешься спорить со мной в том, что касается жизни и смерти! Довольно тебя спрашивать, теперь буду говорить я сам. Я расскажу тебе о жизни и смерти.
- Жизни слишком много - и жизни недостает, - начинает он свой рассказ, - и точно так же обстоит дело и со смертью. Но оставим в стороне парадоксы.
- Так удален отсюда Дом Жизни, что луч света, покинувший его в тот день, когда ты вступил в эту обитель, не прошел еще и сотой части пути между нашими Домами. И расположены там, между ними, Срединные Миры. Они движутся сквозь приливные волны Жизни-Смерти, которые плещут между моим Домом и Домом Озириса. Когда я говорю "плещут", то подразумеваю, что движутся они не черепашьим шагом, как тот самый жалкий луч света, а похожи на волны в океане о двух берегах. И можем мы взъярить волны, когда и где пожелаем, не баламутя при этом все море. Что же это за волны, что несут они?
- В некоторых мирах жизнь - в преизбытке, - говорит он. - Жизнь - копошащаяся, кишащая, плодящаяся, удушающая сама себя; миры слишком милосердные, напичканные науками, сохраняющими человека в живых, миры, которые, не ровен час, потопят сами себя в собственном семени, миры, которые, того и гляди, заполонят все свои земли ордами брюхатых баб, - миры, которые гнет собственной плодовитости приводит на край гибели. А есть и суровые, бесплодные, хмурые миры, перемалывающие жизнь, словно жерновами. Даже после машинной их переделки и усовершенствования тел лишь несколько сот миров пригодно для обитания шести разумных рас. В худших мирах жизнь - донельзя нужная штука, в лучших она может стать смертельно опасной благодатью. Когда я говорю, что где-то нужна или не нужна жизнь, то относится все это, конечно, и к смерти, - я же говорю не о двух разных предметах, но об одном и том же. Мы с Озирисом - бухгалтеры, мы подводим дебет и кредит. Мы поднимаем волны - или же гасим ненужное волнение и насылаем на океан штиль. Можно ли рассчитывать на жизнь - что она ограничит сама себя? Нет, Она - бессмысленное стремление двойки стать бесконечностью. Можно ли рассчитывать на смерть - что она ограничит сама себя? Никогда. Она - столь же бессмысленное усилие нуля поглотить бесконечность.
- Но и жизнь, и смерть нужно контролировать, - говорит он, - иначе за подъемом плодородных миров будет следовать упадок, за подъемом - упадок, чередуя империи и анархию, пока не придут они, наконец, к окончательному разрушению. Суровые миры будут низведены до нуля. Жизнь не может сдерживать себя в рамках, рекомендуемых статистикой. Следовательно, ее нужно сдерживать, что на самом деле и делается. Мы с Озирисом поддерживаем Срединные Миры. Они лежат внутри контролируемого нами поля, и мы по своему разумению направляем их в ту или иную сторону. Теперь тебе ясно, Вэйким? Ты хоть что-то понимаешь?
- Вы ограничиваете жизнь?
- Мы можем поразить бесплодием - полностью или частично - любую или же любые из шести рас в любом мире на любой срок, какой нам только понадобится. Можем мы влиять и на продолжительность жизни, прорежать население.
- Как?
- Огнем. Мечом. Голодом. Чумой.
- Ну а миры бесплодные, пустынные? Что с ними?
- Можно повысить рождаемость и не ограничивать искусственно продолжительность жизни. Свежеумершие посылаются в Дом Жизни, а не сюда. Там их восстанавливают или используют их органы и части тела для построения новых существ, отнюдь не всегда снабженных человеческой ментальностью.
- А что происходит с остальными мертвыми?
- Дом Мертвых - кладбище всех шести рас. Ни в одном из Срединных Миров нет законного места для захоронений. Не раз и не два посылал Дом Жизни к нам за мертвецами или запасными частями. А бывало, что и они отгружали нам свои излишки.
- Все это с трудом укладывается в голове. Кажется, что все это так жестоко, сурово...
- Такова жизнь и такова смерть. Это величайшая благодать и величайшее проклятие во вселенной. Тебе нет нужды понимать все это. Поймешь ты или нет, одобришь или нет - от этого ровным счетом ничего не изменится.
- А откуда явились вы, Анубис и Озирис, чтобы заправлять всем этим?
- Кое-что тебе незачем знать, Вэйким.
- А как относятся к вашему контролю Срединные Миры?
- Они с ним живут и с ним умирают. Он недоступен каким-либо возражениям, ибо необходим просто для продолжения их существования. Контроль стал законом природы и в этом качестве совершенно беспристрастен, поскольку в равной степени приложим ко всем, кто ему подчинен.
- А что, есть и неподчинившиеся?
- Об этом ты узнаешь подробнее, когда я решу, что наступил подходящий момент, и, стало быть, не сейчас. Итак, Вэйким, я превратил тебя в машину. Теперь я сделаю из тебя человека. Кому под силу сказать, с чего начинал ты, где начинал ты? Стоит мне стереть все твои предыдущие воспоминания и воплотить тебя в тело, и ты будешь считать, что был исходно машиной.
- Ты собираешься так поступить?
- Нет. Я хочу, чтобы ты сохранил все накопленные воспоминания, когда - и если - я возложу на тебя новые твои обязанности.
И поднимает Анубис руки вверх и хлопает в ладоши.
Машина снимает Вэйкима со стола и, опуская его на пол, отключает ему все чувства. Музыка пульсирует и затихает среди танцоров, две сотни факелов сверкают на колоннах, словно бессмертные мысли. Анубис пристально смотрит на почерневший участок пола в Тронном Зале, и над головой его, подчиняясь собственному ритму, колышется балдахин дыма.
* * *
Вэйким открывает глаза, и взгляд его тонет в сером мареве. Он лежит навзничь и глядит в потолок. Спину ему леденят холодные плиты пола, справа вроде бы падают отблески света. Вдруг он судорожно сжимает левую руку в кулак и, обнаружив, что большой палец на месте, расслабляется.
- Да, - говорит Анубис.
Он садится перед троном, смотрит вниз - на свое тело, смотрит вверх - на Анубиса.
- Ты был крещен и ныне возродился во плоти.
- Благодарю.
- Пустое. Здесь полно сырья. Встань. Ты помнишь, чему выучился?
Вэйким встает.
- Ты помнишь преподанные мной уроки?
- Какие?
- Футу времен. Заставить время следовать за умом, а не за телом.
- Да.
- А убийство?
- Да.
- Ну а их в паре?
- Да.
Анубис встает, он на целую голову выше Вэйкима, а ростом новое тело слуги его, пожалуй, за два метра.
- Ну так покажи мне это! Хватит музыки! - кричит он. - Пусть предстанет передо мной тот, кого звали при жизни Дарготом.
Мертвые перестают танцевать. Они замирают на месте, широко раскрытые глаза их не мигая уставились в пространство. На несколько секунд воцаряется тишина, не слышно ни слова, ни шага, ни вздоха.
Потом среди стоящих мертвецов появляется Даргот, он пересекает полосы тени, полосы света. Завидев его, Вэйким выпрямляется еще сильнее, ибо напрягаются мышцы его спины, плеч, живота.
Металлическая полоса цвета меди пересекает по меридиану голову Даргота, прикрывает его скулы, исчезает под подбородком, заросшим серой от седины щетиной. Полоса-тропик проходит по лбу над висками, замыкается на затылке. Широко открыты глаза его, желты их белки, зрачки окружены алыми кольцами. Нижняя челюсть, пока он выкатывается вперед, ни на миг не перестает совершать жевательные движения, а длинные зубы тонут в тени. Голова раскачивается из стороны в сторону на двадцатидюймовой шее. Ширина его плеч - три фута, и это придает ему вид перевернутого треугольника, поскольку резко устремляются внизу навстречу друг другу его бока, но встретиться не успевают, ибо там кончается плоть и начинаются сегменты членистого шасси. Медленно вращаются его колеса, левое заднее скрежещет при каждом обороте. Четырехсполовинойфутовые руки свисают по бокам и кончиками пальцев чуть касаются пола. Четыре короткие, острые металлические ноги закинуты наверх, прижаты к плоским бокам. На спине торчком стоят бритвы - расходятся веером, опадают по ходу движения. Восьмифутовый хлыст хвоста разворачивается сзади, когда останавливается он у самого трона.
- На эту ночь, Ночь Тысячелетия, - говорит Анубис, - я возвращаю тебе твое имя - Даргот. Когда-то считался ты одним из могущественнейших воинов Срединных Миров; пока не пришло тебе в голову померятся силой с одним из бессмертных, нашел ты тогда у его ног свою погибель. Твое разбитое тело отремонтировали, и сегодня ты должен еще раз послать его на битву. Уничтожь этого человека, Вэйкима, в поединке один на один - и ты можешь занять его место, место старшего слуга в Доме Мертвых.
Даргот складывает на лбу свои огромные ручищи и низко кланяется, касаясь ими пола.
- У тебя десять секунд, - говорит Анубис Вэйкиму, - чтобы подготовить свой ум к битве.
- Приготовься, Даргот.
- Господин, - говорит Вэйким, - как могу я убить того, кто уже мертв?
- Твои проблемы, - говорит Анубис. - А теперь ты потратил все свои десять секунд на дурацкие вопросы. Начинайте!
Раздаются скрежещущие звуки, серия металлических щелчков.
Металлические ноги Даргота с лязгом распрямляются, опускаются, поднимают его на три фута над полом. Он вытягивает перед собой руки, гарцует, сгибая и разгибая их.
Вэйким следит за ним в ожидании.
Даргот встает на дыбы, и теперь его голова в десяти футах от пола.
Потом он прыгает вперед, расставив руки, крутя хвостом, вытянув шею, обнажив клыки. Лезвия топорщатся у него на спине, как сверкающий плавник, молотом падают его копыта.
В последний миг Вэйким отступает на шаг в сторону и наносит удар, который его противник блокирует предплечьем. Вэйким тут же высоко подпрыгивает, и хлыст, не причинив ему вреда, щелкает там, где его уже нет.
Несмотря на свои габариты и вес, Даргот тут же останавливается и быстро разворачивается. Он вновь встает на дыбы и наносит удары передними копытами. Вэйким от них уклоняется, но тут ему на плечи ложатся руки опустившегося на четыре ноги Даргота.
Вэйким захватывает оба запястья и тут же бьет Даргота ногой в грудь. В ответ хвост-бич хлещет его по правой щеке, но он сбрасывает с плеч могучие лапищи, пригибает голову и изо всех сил бьет соперника в бок ребром левой руки. Опять хлещет бич, на сей раз по спине. Он бьет, целясь в голову, но длинная шея успевает изогнуться, и он промахивается; опять щелкает бич - в каких-то дюймах от цели.
Кулак Даргота находит его скулу, Вэйким шатается, теряет равновесие, поскользнувшись, падает на пол. Быстро перекатившись, он выбирается из-под копыт, но кулак противника вновь посылает его на пол, когда он пытается встать на ноги.
Но когда на него обрушивается следующий удар, он ловит двумя руками запястье противника и, склонив голову набок, всем весом наваливается на него. Кулак Даргота бьет в пол, и Вэйким успевает встать и провести левый кросс. Голова Даргота откидывается от удара, и бич щелкает у Вэйкима под самым ухом. Он наносит по раскачивающейся голове еще один удар и тут же отлетает кувырком назад - это Даргот распрямляет, словно пружины, задние ноги и бьет плечом Вэйкима прямо в грудь.
Даргот опять встает на дыбы.
И тут впервые он заговаривает.
- Пора, Вэйким, пора! - говорит он - Даргот становится первым слугой Анубиса.
Молнией падают вниз его копыта, но Вэйким ловит на лету металлические ноги, каждую из он хватает рукой примерно посередине. Низко согнувшись, он гасит движение, и теперь его губы кривятся, обнажая стиснутые зубы, ибо Даргот застыл над ним, обездвиженный посреди своей атаки.
Вэйким смеется; резко выпрямляясь, он выталкивает вверх на вытянутые руки схваченные ноги противника, который, балансируя на задних ногах, старается не опрокинуться навзничь.
- Глупец! - говорит он, и голос его странно изменился. Это слово, как удар большого железного колокола, разносится и звенит по всему Залу. Среди мертвых прокатывается тихий стон, с таким же они вставали из могил.
- Ты говоришь "пора"? Ты говоришь "Вэйким"? - и он смеется и шагает вперед под падающие копыта.
- Ты не знаешь, что говоришь! - и он обхватывает руками огромный металлический торс, и копыта беспомощно колотят его по спине, хвост-хлыст с щелканьем и свистом хлещет по плечам, оставляя на них кровавые полосы. Его руки находят удобное место между заостренными позвонками, и он сдавливает неподатливое, членистое металлическое тело, тесно прижимая его к себе.
Ручищи Даргота нащупывают его шею, но большим пальцам никак не дотянуться до горла, и напрягаются шейные мышцы Вэйкима, рельефно вырисовываются, когда он чуть сгибает колени и сжимает противника.
И так, замерев, стоят они одно бесконечное мгновение, и отсветы пламени сражаются с тенью на их телах.
Затем одним титаническим движением Вэйким поднимает Даргота над землей, поворачивается и отшвыривает его от себя.