– Молодой человек абсолютно прав. Король Эммидус Последний полностью обанкротил своей затеей город-государство, и благодаря этому теперь мы живем при процветающем Правящем Анклаве.
Мама мальчика яростно драла сына за ухо под одобрительный смех экскурсовода.
– Я уверен, вы уже слышали, что разные мошенники постоянно пытаются одурачить туристов, представляясь поверенными собственников моста, которые будто бы собираются его продать. Мошенники получают солидный аванс и скрываются. Чтобы окончательно прояснить ситуацию, – повторил он то, что говорил по пять раз на дню, – предупреждаю: мост определенно не продается.
Это была хорошая шутка. Она всегда вызывала смех.
Группа поднялась на мост. Только маленький мальчик заметил, что один из туристов – высокий лысый человек остался на месте. Он, глубоко задумавшись, стоял у опоры моста. Мальчик мог рассказать об этом всем, но ухо до сих пор болело, и он промолчал.
Они играли огромными, туго натянутыми ракетками и усыпанными драгоценностями черепами вместо мячей. Это отдаленно напоминало теннис. Черепа удовлетворенно потрескивали, когда удар был сильным, и летели через вымощенную мрамором площадку по крутой параболе. Эти черепа никогда не сидели на человеческих шеях. Их добыли ценой огромных человеческих жертв и материальных расходов у расы горных демонов. После чего украсили драгоценными камнями (изумрудами и рубинами в кружевной серебряной оправе, вставленной в глазницы и челюсть) в ювелирных мастерских, принадлежащих Картусу.
Подавал Картус.
Он взял из пирамиды следующий череп и посмотрел его на свет, любуясь искусной работой. В лучах солнца драгоценные камни словно светились изнутри. Картус мог бы назвать точную цену и происхождение каждого камня – даже, возможно, название шахты, из которой они были добыты. Но и сами черепа тоже были хороши: молочного цвета натурального жемчуга, отполированные и гладкие, как шелк. Каждый из них стоил больше, чем драгоценные камни, которые его украшали. Расу демонов давно истребили, и Картус лишился источника черепов.
Он послал мяч через сетку. Эйша отбила удар, заставив Картуса побежать в угол площадки (спортивные туфли гулко застучали по холодному мраморному полу) – раз! – и мяч полетел обратно.
Она подоспела почти вовремя. Почти, но не совсем: череп скользнул по ракетке, упал вниз и, подрагивая, застыл в нескольких сантиметрах от пола, как будто вдруг погрузился в жидкость или попал в сильное магнитное поле.
Разумеется, это была магия. Она стоила Картусу огромных денег. Но он и не такое мог потянуть.
– Очко за мной, леди, – объявил он, что-то мурлыкая себе под нос.
Эйша, его партнер во всем, кроме любви, не ответила. Ее глаза блестели, как льдинки или как любимые ею драгоценные камни. Картус и Эйша были ювелирами. Они составляли довольно странную пару.
За спиной Картуса раздалось деликатное покашливание. Он обернулся и увидел раба в белой тунике, державшего в руках свиток пергамента.
– В чем дело? – спросил Картус, тыльной стороной ладони стряхивая со лба пот.
– Вам послание, лорд. Человек, принесший его, сказал, что это срочно.
Картус нахмурился.
– От кого?
– Я не открывал. Мне было сказано, что это адресовано только вам и леди Эйше и никому другому.
Картус посмотрел на свиток, но не двинулся, чтобы взять его. Картус был крупным мужчиной с редкими выгоревшими волосами и полным лицом, на котором застыло выражение озабоченности. Его конкуренты – а их хватало, так как Понтия с годами стала центром ювелирного бизнеса, – уже знали, что это выражение не имеет ничего общего с тем, что Картус чувствует на самом деле. Прежде чем они это поняли, он заставил их выложить немало денег.
– Возьми послание, Картус, – сказала Эйша. Увидев, что он не двигается, она обошла сетку и вырвала свиток из рук раба.
– Оставь нас одних.
Раб неслышно удалился.
Эйша разрезала сургуч небольшим ножиком, который всегда носила в рукаве, и развернула пергамент. Ее глаза быстро пробежали текст, потом она гораздо внимательнее прочла его еще раз и присвистнула.
– Это…
Картус взял пергамент в руки и прочел.
– Я… я не знаю, что с этим делать, – раздраженно проговорил он. Он неосознанно потер ракеткой маленький крестообразный шрам на правой щеке. Медальон члена Высшего Совета торговцев драгоценностями Понтии, который Картус носил на шее, прилип к потной коже. – А что ты на это скажешь, мой цветочек?
– Я не твой "цветочек".
– Конечно, нет, леди.
– Так-то лучше, Картус. Никак не получается сделать из тебя настоящего джентльмена. Что ж, для начала имя определенно вымышленное. Надо же – Глу Кролл! В Понтии больше Глу Кроллов, чем бриллиантов на наших складах! Адрес тоже, судя по всему, какого-то съемного дома в районе Прибрежных скал. На сургуче нет печати. По-моему, парень просто из кожи вон лез, чтобы сохранить анонимность.
– Да. Я тоже это понял. А что скажешь о его предложении? Если верить этому парню, оно исходит от деловых кругов Правящего Анклава, к чему тогда вся эта завеса секретности, на которой он так настаивает?
Она пожала плечами.
– Правящий Анклав никогда не пренебрегал секретностью. И, если читать между строк, речь здесь идет о крупных деньгах.
Картус промолчал. Он нагнулся, поднес ракетку к пирамиде черепов и отложил в сторону свиток. Взяв крупный череп, он погладил его большими, грубоватыми пальцами.
– Знаешь, – сказал он, будто обращаясь к черепу, – возможно, для меня это шанс раз и навсегда возвыситься над этими вымогателями из Высшего Совета Гильдии. Полудурками с жидкой аристократической кровью.
– И это говорит сын раба, – сказала Эйша. – Если бы не я, ты бы никогда не стал членом Совета.
– Заткнись. – На его лице застыло крайне озабоченное выражение, что, впрочем, ничего не означало. – Я им покажу. Вот увидишь.
Он поднял череп в правой руке, словно взвешивая и определяя ценность и чистоту кости, драгоценных камней и изящной оправы. Потом удивительно быстро для такого крупного человека повернулся и изо всех сил швырнул его в дальнюю стену за игровой площадкой. Череп летел целую вечность, будто нехотя, и, врезавшись в стенку, разбился на мельчайшие осколки. Звон от удара показался Картусу прекрасной музыкой.
– Я пойду переоденусь и встречусь с этим Глу Кроллом, – пробормотал Картус. Он вышел из зала, прихватив с собой свиток. Эйша посмотрела ему вслед, потом хлопнула в ладоши, вызывая раба.
Район пещер, изъязвивших как пчелиные соты склоны всей северной части Даунской бухты от вершин до самой воды, назывался Прибрежными скалами. В дверях Картус снял с себя всю одежду, отдал ее рабу и спустился по узким каменным ступеням. Войдя в воду, он невольно поежился (хотя вода и подогревалась до температуры чуть ниже человеческого тела, как было принято у аристократов, но после уличной жары все равно казалась ледяной) и поплыл по коридору в приемную. На стенах мерцали отблески от воды. Четверо мужчин и две женщины лежали на больших деревянных плотах, выполненных в форме морских птиц или рыб.
Картус подплыл к пустому плоту – дельфину – и влез на него. На голой груди Картуса покачивался медальон Высшего Совета Ювелирной Гильдии. Все члены Высшего Совета, кроме одного, были здесь.
– Где он? – спросил Картус, не обращаясь ни к кому конкретно.
Худая как скелет женщина с безупречно белой кожей показала рукой на одну из внутренних комнат, потом зевнула, изогнулась, как морская волна, и, оказавшись на самом краю плота в форме гигантского лебедя, соскользнула в воду. Картус ненавидел эту женщину и завидовал ей: этот трюк был одним из двенадцати так называемых благородных погружений. Картус знал, что даже после долгих лет тренировки не сможет его повторить.
– Вобла сушеная, – прошипел он себе под нос. Интересно, известно ли членам Совета хоть что-то, чего он не знает?
За спиной раздался всплеск, и Картус обернулся. Воммет, председатель Совета, схватился руками за плот Картуса. Они кивнули друг другу, и Воммет (маленький горбун, чей прапрадедушка сколотил состояние, добывая драгоценные камни для короля Эммидуса, и установил основные законы, по которым вот уже двести лет живет Правящий Анклав), сказал:
– Он примет вас следующим, мессир Картус. По коридору налево, в первую дверь.
Остальные члены Совета, возлежащие на плотах, безучастно смотрели на Картуса. Они были понтийскими аристократами, поэтому постарались скрыть свою зависть и раздражение из-за того, что Картуса принимают первым. Впрочем, скрыли не так удачно, как им казалось. Картус улыбнулся.
Он едва сдержался, чтобы не спросить горбуна, в чем, собственно, дело, и соскользнул с плота. От теплой морской воды защипало в глазах.
В комнату, где его ждал Глу Кролл, вели несколько вырубленных в скале ступеней. Она была сухой, темной и прокуренной и освещалась всего лишь одной лампой, стоявшей на столе в центре комнаты. На кресле была разложена одежда, и Картус натянул ее на себя. Человек стоял в тени, но даже в полумраке Картус смог разглядеть, что он очень высокий и совершенно лысый.
– Доброго вам дня, – произнес учтивый голос.
– Доброго дня вашему дому и детям, – ответил Картус.
– Садитесь. Как вы поняли из моего послания, я здесь по поручению Правящего Анклава. Прежде чем продолжить наш разговор, я должен попросить вас прочитать и подписать это обязательство о неразглашении. Можете не торопиться. – Он протянул документ Картусу. Это действительно было обязательство о неразглашении, в котором Картусу запрещалось вести любые переговоры на данную тему, иначе Правящий Анклав будет "крайне недоволен", этот вежливый эвфемизм означал смерть. Картус прочел документ дважды.
– Это… это ведь не противоречит закону?
– Сэр! – оскорбился собеседник. Картус пожал мускулистыми плечами и кивнул. Бумага вернулась к хозяину, и тот аккуратно положил ее в сундук в дальнем углу комнаты. – Очень хорошо. Тогда давайте перейдем к делу. Хотите что-нибудь выпить? Покурить? Понюхать? Нет? Очень хорошо.
Они помолчали.
– Как вы, должно быть, догадались, Глу Кролл не настоящее имя.
Картус хмыкнул, довольный тем, что его догадка подтвердилась, и почесал ухо.
– Мессир Картус, что вы знаете о Понтийском мосте?
– То же, что и остальные. Это национальное достояние. Достопримечательность. Если хотите, производит неизгладимое впечатление. Построен из драгоценных камней и магии. Камни не все высокого качества, хотя в самую середину вделан розовый алмаз величиной с детский кулак, в котором, говорят, нет ни одного изъяна…
– Очень хорошо. Вы когда-нибудь слышали термин "магический полураспад"?
Картус не слышал. По крайней мере, не мог этого вспомнить.
– Слышал, – ответил он. – Но я не маг и не…
– Магический полураспад, мессир, это термин из некромантии, который означает период действия магии после смерти создавшего ее мага, ведьмы или волшебника. Самые простые заклинания, заговоры исчезают сразу же после смерти волшебника или ведьмы. На другом конце этой шкалы мы имеем феномен Моря Морских Змей, в котором вот уже девятьсот лет после казни своего создателя, Килимвея Лаха, живут и прекрасно себя чувствуют чистейшие магические змеи.
– Я читал об этом.
– Отлично. Тогда вы поймете смысл того, что я вам сейчас скажу. Магический полураспад Понтийского моста, по оценкам наших мудрейших философов, составляет немногим более двухсот лет. Очень, очень скоро, мессир, мост начнет разрушаться и рухнет в море.
Ювелир ахнул.
– Но это же ужасно. Если об этом узнают… – Он замолчал, чтобы обдумать последствия.
– Вы правы. Будет паника. Хаос, волнения. Мы должны пресечь любую утечку информации, секретность – превыше всего.
– Пожалуй, сейчас я бы что-нибудь выпил, – сказал Картус.
– Разумно. – Лысый высокопоставленный чиновник откупорил хрустальный графин, налил в бокал голубого вина, передал его Картусу и продолжил: – Любой ювелир, которому разрешат разобрать и взять материал, из которого построен Понтийский мост, окупит все свои расходы только на рекламе, не говорю уже о драгоценностях. Мне поручено переговорить об этом со всеми наиболее известными и крупными ювелирами, которые смогут освоить этот объем, только семеро из них живут в Понтии и еще двое – иностранцы. Правящий Анклав очень обеспокоен. Можете себе представить, если драгоценные камни разом попадут на понтийский рынок, они почти обесценятся. В обмен на полное и безраздельное обладание мостом владелец должен будет соорудить под мостом некую конструкцию, которая по мере разрушения магии будет собирать драгоценные камни. Кроме того, он получит право продать в стенах города не более половины камней. Вы, как старший партнер в компании "Картус и Эйша" – один из тех, с кем мне поручено провести переговоры по данному делу.
Ювелир покачал головой. Насколько он понимал, все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Что-то еще? – ровно спросил он. В его голосе сквозило безразличие.
– Я всего лишь скромный служащий Анклава, – сказал лысый. – Со своей стороны, Анклав хочет получить выгоду от этого дела. Каждый из вас примет участие в тендере, о результатах которого я доложу Анклаву. Между ювелирами не должно быть никаких сепаратных переговоров. Анклав примет наилучшее предложение и объявит победителя на открытом официальном заседании. И только после этого победитель заплатит деньги в городскую казну. Большая часть этой суммы, насколько я понимаю, пойдет на строительство нового моста (по всей видимости, из более традиционных материалов) и оплату железной дороги, которая будет перевозить жителей, пока не построят новый мост.
– Понятно.
Высокий пристально посмотрел на Картуса. Ювелиру показалось, что тяжелый взгляд проникает ему прямо в душу.
– У вас есть пять дней, чтобы подать заявку, Картус. Позвольте мне предупредить вас о двух вещах. Первое: при малейшем намеке на сговор между кем-то из вас, ювелиров, Анклав выразит вам свое крайнее неудовольствие. Второе: при одном подозрении на малейшую утечку информации, мы не будем утруждать себя поиском того, кто слишком широко открыл рот. Высший Совет понтийских ювелиров будет заменен в полном составе на другой, а ваш бизнес аннексируют, и, вероятнее всего, деньги от его продажи вручат в качестве призов во время следующих Осенних Игр. Я ясно изложил свою мысль?
– Да, – выдавил Картус.
– Тогда можете идти. И помните, мы ждем ваших предложений через пять дней. Позовите следующего.
Картус вышел из комнаты как во сне и, рявкнув первому же попавшемуся ему на пути члену Высшего Совета: "Теперь он хочет говорить с вами", – вышел на улицу, где ярко светило солнце и воздух был прохладным и свежим. Сверкающая всеми своими драгоценностями громада Понтийского моста нависала над городом так же, как и все последние двести лет.
Картус прищурился. Ему показалось, или на самом деле камни сверкали не так ярко, а конструкция знаменитого моста действительно немного провисла, и весь он выглядел не так впечатляюще, как раньше? А аура надежности, столь долгое время осенявшая мост, стала тускнеть?
Картус начал подсчитывать стоимость моста с точки зрения веса и чистоты составлявших его камней. Интересно, что скажет Эйша, когда он преподнесет ей тот самый розовый бриллиант с вершины моста. Высший Совет перестанет смотреть на Картуса как на выскочку – нувориша, если именно он купит Понтийский мост.
Они все будут относиться к нему значительно лучше. Можно не сомневаться.
Человек, называющий себя Глу Кроллом, одного за другим принимал ювелиров. Услышав новость о разрушении магических чар, поддерживающих Понтийский мост, одни были потрясены, другие смеялись, кто-то не мог скрыть испуга, кто-то усмехался. Но каждый из них, сохраняя насмешливое или озабоченное выражение на лице, начинал подсчитывать выгоды данного предприятия, строить планы участия в тендере и теребить своих шпионов в ювелирных домах конкурентов.
Картус ничего никому не сказал, даже своей любимой, несравненной Эйше. Он заперся в кабинете и стал строчить предложения к тендеру. Остальные ювелиры занимались тем же самым.
…Огонь в камине Клуба Отъявленных Негодяев почти прогорел, лишь несколько красных угольков едва тлели в кучке серого пепла. Рассвет уже посеребрил небо. Глотис, Редкап и я всю ночь слушали человека, который назвал себя Стотом. Прервав свой рассказ, он откинулся на подушку и усмехнулся.
– Итак, друзья мои, вот она – совершенная афера, – заключил он. – Ну, как?
Я посмотрел на Глотис и Редкапа и с облегчением увидел, что они, так же, как и я, ничего не поняли.
– Простите, – проговорил Редкап, – я не понимаю…
– Не понимаете, вот как? А вы, Глотис? Понимаете? Или ваши глаза тоже замазаны грязью?
Глотис была серьезна, как никогда.
– Хорошо, вы… убедили их, что являетесь представителем Правящего Анклава. Заставить ювелиров всех по очереди поговорить с вами в задней комнате было блестящей идеей. Но я не понимаю, в чем состояла ваша личная выгода. Вы сказали, что вам был нужен миллион, но никто из них лично вам не собирался давать ни гроша. Все они ждали официального объявления результатов тендера, которого не было, и мечтали отдать деньги в городскую казну…
– Вы рассуждаете, как простой обыватель, – поморщился Стот. Он взглянул на меня, приподняв бровь. Я покачал головой. – И вы называете себя отпетыми мошенниками!
Редкап рассердился.
– Я не вижу, в чем здесь выгода! Вы потратили свои тридцать золотых на аренду офиса и рассылку писем. Вы сказали им, что работаете на Анклав, они должны были заплатить Анклаву…
Как только Редкап произнес эти слова, до меня дошло. Я понял все и едва удержался от хохота. Я сдерживался так отчаянно, что почти потерял силы.
– Гениально! Гениально! – Это все, что я смог выдавить из себя. Мои друзья смотрели на меня раздраженно. Стот молчал, он ждал.
Я встал, подошел к Стоту и прошептал ему на ухо свою догадку. Он кивнул, и я снова начал корчиться от смеха.
– Хоть один из вас чего-нибудь да стоит, – сказал Стот. Он поднялся с кресла, подхватил плащ и стал удаляться по извилистому коридору Клуба Отъявленных Негодяев Потерянного Карнадина. Я двинулся вслед за ним. Двое оставшихся не спускали с меня глаз.
– Не понимаю, – остановил меня Редкап. – Что он сделал?
– И вы называете себя мошенниками? – спросил я. – Я сам догадался. Почему бы и вам просто… Ну, хорошо. Поговорив по очереди со всеми ювелирами, он несколько дней выждал, подогревая страсти. Потом тайно назначил встречу с каждым из них в разное время, в разных местах, возможно, даже в самых грязных забегаловках. И предложил каждому то, на что он так сильно надеялся. Он пообещал им посодействовать с тендером. То есть устроить так, чтобы, скажем, именно Картус стал победителем. Конечно же, за хорошую взятку.
Глотис хлопнула себя по лбу.
– Какая я глупая! Как же я не догадалась! Он легко мог собрать миллион золотых в качестве взятки. И мошенник испарился, когда ему заплатил последний ювелир. Ювелиры и пикнуть не смели. Они скорее бы отдали на отсечение свои правые руки, чем допустили бы, что Анклаву станет известно о подкупе официального лица. Эта афера – само совершенство.