Но он ускакал себе вперед. Может, это тот, чьи носки сушились на веревке? Может, он спешил проверить, не увел ли их кто, пока он бастовал?
- Алисия! - обернулся Томас. - Поедешь с Вивиан и Швайгером. А я верну тележку Алану.
- Я с тобой, - машинально крикнула я, догоняя их.
Ну и зачем? Чтобы переломать себе все кости в этой тележке? Плохая идея. Или чтобы Томас догадался, что я к нему чувствую? Еще хуже. А я что‑то к нему чувствую? Ну ничего себе!
- Не надо, - ответил Томас, пока я впала в ступор от собственных мыслей. - Доберешься до дома с комфортом.
В итоге я напросилась в тележку. Сказала, хочу еще раз прокатиться с ветерком. А потом шла к орам, возле которых мы оставили наш садовый транспорт, и дрожала от страха, что вылечу из нее в первые же минуты после старта.
Но мне повезло. Гермес сказал:
- А хотите, я доставлю тележку Алану? Я доставляю посылки любого размера.
Ух ты!
- Хотим! - выкрикнула я моментально.
- Мне будет приятно сделать что‑то для вас, - сказал Гермес.
Томас кивнул:
- Спасибо, Гермес.
Гермес полетел к тележке. А мы подошли к дому Аполлона.
У крыльца стояли одно желтое нью - йоркское такси и один длинный черный мерседес, в каких ездят звезды.
Петер и Гера сидели на ступенях. Гера читала книгу, Петер слушал и гладил белого курчавого ягненка, пристроившегося рядом и жевавшего большую оранжевую ромашку.
Когда мы приблизились, Петер вскочил и побежал к нам.
- Мы едем домой, - объявила ему Вивиан, обнимая его и целуя то в макушку, то в щеки.
Мы с Томасом уселись в такси, Вивиан, Швайгер и Петер - в мерседес.
Томас для вида сел на место шофера: хотя Гера сказала, что такси само отвезет нас куда надо, но шокировать людей и тем более, полицейских, нам не очень‑то хотелось.
Я тепло попрощалась с Петером. Вивиан сказала, что когда они будут по делам в Нью - Йорке, няней она наймет только меня. А еще сказала, что когда мы с Томасом будем в Лос - Анджелесе, то добро пожаловать к ним со Швайгером на чай. Если бы мне сказали еще в понедельник, что меня позовет в гости сама Вивиан Джемисон, то я бы ни за что не поверила, что при этом больше всего меня взволнует ее предположение о том, что я буду в Лос - Анджелесе вместе с Томасом Дабкиным, соседом с пятого этажа!
Как мы добирались до Нью - Йорка, я не помню - я заснула, едва мы вылетели из тумана, скрывавшего Олимп. И проснулась только когда Томас открыл дверцу с моей стороны и сказал:
- Приехали, Алисия.
Я разлепила веки и увидела дверь моего подъезда с тусклым фонарем под козырьком. А, в Нью - Йорке же еще ночь. Я взглянула на свои часы - первый час. Пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы вылезти из машины и потопать к этой двери.
Но тут уже меня окончательно разбудили - в дверях я столкнулась с миссис Трюфельс, выносившей мешок с мусором. Увидев меня, она его выронила, замахала на меня руками, что‑то забормотала, вытащила из‑за пазухи крестик, выставила его перед моим носом, а потом, ко всему этому, запела какой‑то псалом.
Вид что у меня, что у Томаса, был, конечно, еще тот: одежда в лохмотья, в грязи, а что там у меня с лицом и прической - и представить страшно. У Томаса волосы как всегда аккуратно и модно торчали в разные стороны, а мои длинные, по ощущению, должны быть как воронье гнездо.
Но все же. Все же. Не псалмы же при виде нас петь?
Но не успела я задать этот вопрос миссис Трюфельс, она схватила мусор и заскочила обратно в подъезд.
Я повернулась к Томасу:
- Я ужасно выгляжу?
Томас открыл мне дверь, пожал плечами:
- Не до такой степени.
Мило. Мило.
Лифт долго не приходил (может, Трюфельс его застопорила?) и мы поплелись пешком. Сколько же лестниц мы одолели за эти три дня? Меня уже в альпинисты, наверное, записать можно.
Но когда мы поднялись до пятого этажа, мы забыли о Трюфельс: между перилами, с шестого этажа свешивались, теснясь, огромные глянцевые зеленые пальмовые листья.
- Хм, - сказал Томас и не пошел к себе, а поднялся вместе со мной на шестой.
На площадке моего этажа нас и ждала пальма. Настоящая, гигантская пальма - ствол ее выгнулся дугой под потолок, а широкие сочно - зеленые блестящие листья лежали на перилах. Из‑под листьев краснели апельсины величиной с футбольный мяч, желтели метровые бананы, золотились ананасы размером с ведро. Два огромных красных цветка - метелки ввалились в кабину лифта, заклинив дверь.
И все это гигантское растение росло из крошечного глиняного горшка, стоявшего в ряду других горшков миссис Трюфельс. В тех жили себе спокойно обычные растения обычной величины.
- Может, они не настоящие? - пробормотала я, протягивая руку к фруктам.
Но на ощупь они были совсем настоящие. И потом, по площадке разливался такой коктейль ароматов!
- Похожи на настоящие, - сказал Томас.
- И почему их никто не сорвал, - сказала я и, обхватив ананас, потащила его к себе.
- Давай я, - сказал Томас и сорвал его: - Тяжелый.
А на месте ананаса тут же появился бутон, стал расти и через несколько секунд перед нами уже раскрывался красный многоярусный цветок.
- Потрясающе, - сказал Томас. - Мы идем? Мне тяжело.
Я кивнула и зашарилась по карманам в поисках ключей.
Томас занес ананас ко мне в кухню, и едва я размечталась о том, что можно будет выходить себе в подъезд и рвать каждый день фрукты, как он заявил:
- К ночи постараемся ее убрать. Лишь бы газетчики не налетели.
- Куда еще убрать?! - возмутилась я. - Зачем?
- Это ведь наших клиентов дело, - сказал Томас, устало прислоняясь к кафельной стене.
- Почему это?!
- Если ты не забыла, это у тебя из кухни ведро амброзии пропало. А пальма выросла в трех шагах от этой самой кухни.
- Ты хочешь сказать, кто‑то пальму амброзией полил?
Томас только кивнул, потом сказал:
- Ну, отдыхай, - и ушел.
На то, чтобы привести себя в порядок, я потратила час. А потом свалилась как убитая и продрыхла до полудня.
Потом пошла в булочную, потому что есть в доме, кроме ананаса, было нечего. И по пути решила заглянуть к миссис Трюфельс, узнать, что это вчера на нее нашло.
Я стояла на площадке, придумывая причину визита (Не скажешь же: "Я пришла выяснить, не свихнулись ли вы?"), когда дверь ее квартиры открылась и оттуда вышел Томас.
- Скажи маме спасибо за рецепт, Томас, - сказала миссис Трюфельс. Потом она увидела меня и, на секунду замявшись, сказала спокойно: - Привет, Алисия.
- Здрасьте, - сказала я.
У нее дернулся глаз, но она улыбнулась и сказала:
- Ты ко мне?
- Нет, - сказала я.
- Хорошо, - сказала она, тщетно пытаясь скрыть радость, и закрыла дверь.
- И что? - сказала я Томасу.
- Пойдем, - кивнул он в сторону моей двери.
- Я в булочную, - сказала я.
- Ага. Расскажу по пути.
И Томас рассказал, почему я напугала миссис Трюфельс.
И дело было не во мне. А в Селии с Мосиком.
Три дня назад миссис Трюфельс видела, как Селия, с Мосиком на руках, зашла ко мне в квартиру в мое отсутствие, и беспечно не захлопнула дверь. Любопытная Трюфельс подкралась и увидела, как Мосик выпил из кастрюли и вырос прям на глазах.
Незваные посетители ушли, оставив бесценную бутыль в прихожей.
А Трюфельс, в отчаянном порыве преодолев страх, пошла в крестовый поход против нечисти. Схватила бутыль и вылила все в горшок на площадке, как она всегда поступала с виски мужа - выпивохи.
(Заставила же она нас побегать, эта Трюфельс. Могла бы и не лазить по чужим прихожим. И не тырить чужие бутылки!)
И с того дня она считала, что я вожусь с бесовскими отродьями. (Ну, она почти угадала). Томас обелил меня как мог. Сказал, что меня не было дома. (И это, между прочим, было правдой - я гуляла в парке с Петером.) Сказал, что я растяпа и забыла закрыть дверь. Потом он попытался намекнуть ей, что в бутыли, скорее всего, была какая‑то химия, украденная у военных.
- И она поверила? - воскликнула я.
- Ну, я сказал, что, кажется, читал о чем‑то подобном.
- Почему она так тебе доверяет? - сказала я.
Томас улыбнулся:
- Наверное, потому что я как‑то раз ровно повесил плафон в ее кухне.
- Да?
Хм. Мне, кажется, тоже пора бы прикупить новые светильники… И вообще, можно менять их почаще. Для разнообразия в интерьере.
Я сидела на диванчике, который купила у миссис Новак и ела мороженое. В телевизоре мелькал мой любимый актер в моем любимом сериале. Все как обычно.
Но только в телевизор я совсем не глядела. А думала. Думать мне было о чем. Например, о том, как такую неприступную крепость, как Главный Офис Корпорации Би - Би - Си, со столькими необычными сотрудниками, могли обокрасть! Да - да, вы не ослышались! Нагло ограбить, забрав мои денежки! Ну то есть, забрали там всякие бумаги, документы, какие‑то карты… Но и мою сумку, набитую пачками долларов, прихватили!
Я, конечно, после предсказания мойр должна была быть морально к этому готова. Но я оказалась не готова - видимо, подсознательно надеялась, что все это что‑то вроде шутки (ох уж эти психологические передачи. Все спихивают на подсознание. А может, его и нет вовсе?)
Все сотрудники, в том числе Томас, уже неделю рыскали по стране и рыли носом землю, чтобы все это найти - документы, разумеется, а не мою сумку, - а у тех, кто видел, стереть напрочь всякие воспоминания о Корпорации - ну, это я так думаю. Не оставят же они их удивляться и болтать о том, что на Земле давно обосновались инопланетяне из голубого желе, на Манхеттене - и не только там - живут себе поживают вампиры, а некоторые вроде бы люди могут в мгновенье ока обрасти шерстью и отрастить хвост!
Я вздохнула в сотый раз. Ну что же, ладно. Вся эта богатая жизнь с домом и новой шикарной одеждой была всего лишь волшебной сказкой, такого не бывает, по крайней мере, со мной.
Заработка у меня почти не осталось: Селия с семьей поехала в Европу налаживать отношения с родственниками, которые были обижены за разгром их поместья, богатые оборотни Бьерны нашли себе другую няню - и только потому, что меня не было дома во вторник: я искала Петера, а миссис Бьерн хотела пойти к косметологу. Только Грыыхоруу будет все так же приводить близняшек по четвергам и воскресеньям, когда его жена водит экскурсии… Может, Корпорация подкинет новых клиентов…
А потом в дверь позвонили и это был Томас. Он, оказывается, приехал час назад. И, похоже, весь этот час провел, наводя марафет. Выглядел он слегка похудевшим, но счастливым, на нем был костюм с иголочки и даже галстук. Аккуратная прическа, уголок платка в кармане и улыбка на миллион. Я почувствовала себя рядом с ним растрепанной и неуклюжей. И это, знаете, не очень приятное чувство, поэтому я спросила хмуро:
- На выставку агентов собрался?
- Что? - растерялся он.
- Ну, - сказала я. - Ты прям блестишь, как начищенная кастрюля.
- Спасибо, - сказал он и слегка смутился. - Можно войти?
- Конечно, - скрестила я руки на груди и кивнула в сторону зала.
- О, мороженое, - покосился он на чашку, присаживаясь на диван.
- Ага, - буркнула я.
Ну вот, он подумает, что я обжора. Хотя кто из нас не обжора хотя бы иногда?
- А я с шести утра ничего не ел, - произнес он, опять смущаясь. - И то это была пара печенюшек - Джина, ну которая Роджер, меня угостила.
Он что, рассчитывает, что я приготовлю ему обед??
Не дождавшись от меня никакого ответа, он просто проговорил:
- А мы нашли все документы.
- Да?? - чуть не подпрыгнула я. - Ура! А я‑то сижу и переживаю! Ну вы молодцы! А кто был похититель?
- ФБР, - сказал Томас, почему‑то глядя в пол. - Только… Э - э… С твоими деньгами получилась такая штука…
- Что? - сердце мое упало.
- Понимаешь, просто… Этот Ларсон, такой торопыга…
- Что за Ларсон?! - нетерпеливо подступила к нему я.
- Один из наших… - и Томас решительно проговорил: - Он стер им память прежде, чем они сообщили нам, куда дели твои деньги…
- Вот идиот! - завопила я.
- Да, - сказал Томас. - Мне жаль.
- Значит, мойры были правы, - сказала я печально. - А знаешь, они ведь и насчет Вивиан угадали.
- Да?
- Ну, позор в прессе.
Вивиан со Швайгером времени не теряли и слухи об их помолвке на днях "просочились" во все газеты. По этому случаю репортеры подловили их вместе со Швайгером. И тут‑то случилось нечто…
Я открыла "Нью - Йорк Таймс" там, где были фотографии:
- Петер был с ними.
Томас взял газету в руки и рассмеялся.
- Но Вивиан все же молодец, прикрыла это безобразие, - сказал он.
- Но никто не оценит ее поступка. Потому что ничего не знает.
Нам же все было ясно.
На фото Вивиан с размаху била Швайгера каким‑то длинным кактусом по лицу. Причем кактус был в горшке. Лицо у Вивиан при этом было вымученное. Швайгер пытался отбиться руками.
В углу фото виднелся Петер - он сосредоточенно глядел на кактус.
Понятно было, это его рук дело. А Вивиан пытается и Швайгера спасти, и способности Петера не выдать, вот и схватилась за взбесившийся горшок. Чем Швайгер не угодил Петеру, непонятно. Но дети бывают такими капризными.
Заголовок гласил: "Вивиан Джемисон и Ричард Швайгер размолвлены?" И мелко ниже: "Похоже, Вивиан намекает любимому, что небритые щеки колются как кактусы".
- У остальных тоже сбылось, - сказал Томас. - Новости по - нашему каналу видела? Я успел мельком глянуть, как приехал.
- По нашему что? - не поняла я.
Томас недоверчиво наморщил лоб:
- Ты опять все пропустила?
Нет, и главное, почему "опять"?!
Он взял пульт, на экране появилось меню настройки.
- В книжечке, что ты получила при поступлении на работу… Были настройки…
Меню исчезло, на экране на черном фоне космоса плыла планета Земля, никаких эмблем каналов по углам не было. Обычный телевизионный канал, Томас меня разыгрывает.
Планета приближалась, вот и город, пригород, коттедж, окно. В окне - домохозяйка в фартуке - улыбается на весь экран и режет лук и картошку.
И чего необычного?
Я оглядываюсь на Томаса. Он говорит, пожимая плечами: "Реклама" и листает газету.
А в телевизоре звучит: "Вы хотите узнать, как они живут? Что едят и куда ходят вечером? Как они женятся и сдают экзамены?.. Экскурсионные туры на планету Земля. Каждый четверг и воскресенье…"
Ничего себе!
А на экране высвечивались телефоны и адрес туристического бюро Корпорации - у меня они есть - как контактные с мамой моих инопликов, Мьё Грыыхоруу.
Я хотела спросить у Томаса, а что будет, если канал увидит кто‑то не работающий в Корпорации, но едва сказала "А что, если…", как замолчала, потому что на экране пошла следующий ролик. И в нем снялся не кто иной, как Зевс!
Томас тоже оторвался от газеты:
- О, это что‑то новенькое.
А Зевс между тем рассказывал о прелести жизни на Олимпе и от том, как там здорово работается. И при этом он иногда икал. Они что, не могли сделать еще дубли?
Иллюстрациями к рассказу Зевса служили весело стучавшие по клавишам печатных машинок тетеньки с крыльями, красивший зеленую стену в белый цвет счастливый маляр в сверкавших доспехах - да это же командир охраны Зевса! - и танцующей походкой прогарцевавший мимо кентавр с портфелем - на копытах его были носки, причем все разного цвета.
В заключение Зевс говорил:
- Работать, ик, на Олимпе - одно удовольствие! Я сам там работаю! Ик!
И хихикал. Типа шутка.
- На Петера рассчитано, - сказал Томас.
- Почему они не сделали дубль? - сказала я. - Он же икает весь ролик!
- Потому что он икает не только весь ролик, но и всю неделю.
- Да?
- В Корпорации поговаривают… - сказал он.
- И что это с ним?
- К нему его первая любовь приехала. Которую он мало что бросил, так еще распустил слухи, будто проглотил ее.
- Ужас, - сказала я.
- Да, - хмыкнул Томас. - На самом деле, говорят, она ему много умных советов давала. И он этого не выдержал. Узнав о слухах, она сказала: "Да если б он меня проглотил, я б ему год икалась!" Ну вот, теперь, стоит ему с ней столкнуться, как он икает.
- Год? - ужаснулась я.
- Наверное, - сказал Томас.
Из телевизора зазвучала бодрая музыка, какой начинаются диснеевские мультики, по экрану бежали гуси, потом они взлетели.
- А вот и новости, - сказал Томас.
И звучный голос диктора подтвердил: "А сейчас самые важные новости прошедшей недели".
Главной новостью было то, что агенты поймали воров, забравшихся в Корпорацию. И там был Томас, я его узнала, хотя он и прикрывался лацканом пиджака и вообще старался не попадать в кадр.
- Ух ты, - сказала я. - Это же ты.
- Вовсе нет, - сказал он, а сам мне улыбнулся.
Потом говорили что‑то о филиалах Корпорации.
Томас сказал:
- Вот сейчас.
И тут дикторша сказала:
- Сегодня утром состоялось слушание дела Гермеса Олимпуса. Против него выдвинул обвинение в обмане Ойой Грыыхоруу.
И показали зал суда.
- Это в Вашингтоне, - пояснил Томас.
Суд был, разумеется, не обычный, а наш, корпорационный. Поэтому на стене висел флаг корпорации - квадрат в серебряных хаотичных линиях. Под флагом за столом дремал судья, положив голову на подушку. Были весы, небольшие. С табличками, которые сейчас показали крупным планом - на одной чаше табличка Грыыхоруу, на другой - Гермес.
- Зачем это? - спросила я Томаса.
- Каждый из судящихся, говоря одно оправдание в свою пользу, кладет камешек на свою чашу, - объяснил он. - Чья чаша перевесит, тот и победил.
- Ну тогда у Грыыхоруу нет шансов. Гермес всегда его переговорит. Он ловко юлить умеет.
Томас только усмехнулся.
Показывали то Гермеса, то Грыыхоруу. Они высказывались. У Гермеса на губах играла снисходительная улыбка. Грыыхоруу был смущен и долго подыскивал слова, видимо, стараясь быть еще более правдивым, чем обычно, что было совсем излишне.
А потом опять крупно показали весы. Они были недвижны и показывали равновесие, несмотря на то, что на чашке Грыыхоруу было всего три камешка, а чашка Гермеса была наполнена с горой. Гермес подошел и положил, видимо, последний камень - аргумент в свою пользу.
И тут весы качнулись. И стала перетягивать чашка Грыыхоруу!
- Как это? - не поверила я своим глазам. - Там же… больше!
- Эти весы сама Фемида настраивала. Они взвешивают только абсолютно правдивые аргументы. Остальные для них легче пуха.
Судья в этот момент от звяканья Грыыхоруувской чашки о стол проснулся, вскочил, взглянул на чашку и объявил:
- Гермес Олимпус проиграл. Он приговаривается демонстрировать Грыыхоруу работу сандалий до тех пор, пока тот не поймет принцип их работы.