Заречье - край, где еще встречаются оборотни и вампиры, драконы и людоеды; где правители крошечных королевств с утра воюют, а к вечеру заключают договор о дружбе.
Здесь по дорогам бродят разбойники и просто искатели приключений. Среди них рыцарь, мечтающий стать поэтом, и бродячий певец, который хочет постигнуть ремесло воина. Они встретились в придорожной корчме и договорились путешествовать вместе, обучая друг друга. И очень скоро выяснилось, что каждый из них не тот, за кого себя выдает...
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ - ОЛЕШЕК ИЗ МАРИЕНБЕРГА 1
ГЛАВА ВТОРАЯ - ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ И БЕСЕДЫ 3
ГЛАВА ТРЕТЬЯ - КОРОЛЬ ЖЕЛЕСЛАВ 6
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - ГОРШЕЧНИК ИЗ КОЛБЧИ 8
ГЛАВА ПЯТАЯ - ЗАГАДКИ БЕЗ ОТГАДОК 11
ГЛАВА ШЕСТАЯ - ПАН ТИШИЛО ГЕРБА КОНСКАЯ ГОЛОВА 13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ - КУЛАКИ И ДОБЛЕСТЬ 15
ГЛАВА ВОСЬМАЯ - В ОШМЯНЫ 18
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - КОРЧМА И БРОДЯГА 20
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - СТАРАЯ ИСТИНА 23
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ - НЕДОРЫЦАРЬ 25
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ - ПУТЬ ЧЕСТИ, ВЫБОР ЛЖИ 28
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ - НАВЬЯ 30
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ - КОРОЛЕВСКИЙ СУД 33
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ - ЯРОШ БИРЮК 36
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ - КУТЕРЬМА 38
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ - "И ПОЛКОРОЛЕВСТВА В ПРИДАЧУ…" 41
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ - ВОДОГРАЕВА НОЧЬ 43
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ - КОРОЛЕВНА 46
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ - ЯКИМ И ЯКУНЯ 48
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ - МНОГО КРОВИ И НОВАЯ БЕДА 50
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ - ПЕЩЕРА 53
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ - РАЗВЯЗКА 55
Владислав Русанов
Пасынок судьбы
Посвящаю книгу моей жене
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОЛЕШЕК ИЗ МАРИЕНБЕРГА
В тот год, когда верующие справляли шестьсот восемьдесят четвертую годовщину со Дня рождения Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого, лето выдалось на удивление холодным и дождливым…
Так, наверное, хорошо начинать эпическое повествование о подвигах и приключениях, о великих сражениях и знаменательных победах. Ну, на худой конец, длинную поэму в стихах о несчастных, разлученных злой судьбою любовниках.
Однако Годимир даже не пытался замахнуться на сколько-нибудь значительное произведение словесного искусства. Ни прозаическое, ни рифмованное. Хотя стихи писать пробовал неоднократно, и даже канцоны норовил сочинять с тем, чтобы посвятить их очередной панне сердца. А панн сердца, следует заметить, у него было достаточно много, поскольку, избрав нелегкий путь странствующего рыцаря, пригожий и крепкий телом юноша должен быть готов к испытаниям еще и подобного рода. В данный момент носил он на левом плече шарф зеленого цвета с вышитыми золотой нитью листочками канюшины - дар некой пани Марлены из Стрешина, покровительницы изящных искусств и супруги тамошнего воеводы.
Но одно дело - элегия или баллада, и совсем другое - поэма или, как говорят шпильманы , песнь. Тут нужно мастерство, отточенное с годами, и, самое главное, много свободного времени. Да, еще немаловажный атрибут успешного труда с пером и пергаментом - крыша над головой, и не где-нибудь в хлеву, крытом соломой, а, желательно, уютная комната с жарко натопленным камином. А если ко всему этому прибавить теплый плед на ногах и чашу подогретого и сладкого вина, то зависть соперников-стихотворцев, восхищение панночек и жгучая ревность их мужей гарантированы.
По крайней мере, пан рыцарь Годимир свято в это верил.
Вот только чаще ему доводилось проводить время не в тепле и уюте, а в сырости и поскрипывающем дорожном седле. Одна была надежда на летнее тепло, отдых в душистом стогу где-нибудь на славящихся укосом лугах Заречья - края богатого и обильного - в обществе восхищенных рыцарскими подвигами поселянок, а то и какой-нито благородной панянки. А если не одергивать коня-мечту, то в грядущем маячит даже встреча с королевной, благо между реками Словечной и Оресой каждый пан, чьи владения простираются больше, чем на три дня пути, носит королевский титул…
Но вместо этого… Выбор - ночуй в лесу под дождем или трясись в седле, опять-таки под дождем, с тем, чтобы к утру достигнуть жилья. Просто глаза разбегаются!
Рыцарь сплюнул в сердцах на покосившийся корявый плетень, поглубже натянул вымокший капюшон, настойчиво, правда и без излишней жестокости, толкнул коня шпорами. Жеребец, ставший за утро из темно-рыжего вороным, фыркнул, тряхнул горбоносой головой и нехотя поставил копыто в кажущуюся бескрайней лужу. На самом деле это даже была не лужа, а равномерно залитая мутной водой площадь перед местной корчмой. Туда Годимир стремился всей душой, еще от околицы заприметив отсыревший пучок соломы на длинном шесте. До желанной цели оставалось совсем немного - форсировать водную преграду.
Боевой конь с рыцарем на хребте добрался уже до середины лужи, а вьючный меринок, натягивая чембур , только заходил в воду, когда дверь корчмы распахнулась и из нее вылетел человек. Следом выглянули два крепыша - судя по похожим, как горошины из одного стручка, физиономиям, отец и сын.
Выброшенный в три быстрых шага преодолел расстояние между порогом и берегом лужи, но остановиться не сумел, хотя отчаянные телодвижения свидетельствовали, что старался изо всех сил, и ухнул с размаху в жидкую грязь. При этом рыцарь поразился неумелому падению - поджарый, словно охотничий пес, парень вместо того, чтобы упасть на руки, изогнулся неловко и, перекувыркнувшись через плечо, хлопнулся навзничь. Если бы на землю, отбил бы нутро напрочь. Ребятня, мутузящая друг дружку в придорожной пыли, падает сподручнее.
По бескрайней луже пробежала волна, высоко всплеснулась у берегов, вернулась и накрыла несчастного с головой. Только пузыри пошли. Над водой остался лишь продолговатый предмет, в плавных очертаниях которого Годимир различил благородный облик цистры .
- Пан рыцарь! - воскликнул тем временем заметивший нового посетителя корчмарь. - Счастлив тот день, когда такой гость переступает порог моей убогой избы! Ясько, что встал столбом? Да помоги же ты ясновельможному пану!
Здоровенный - хоть в телегу запрягай - хозяйский сын опрометью бросился придержать стремя Годимиру. Из лужи донесся выворачивающий нутро кашель. Обладатель цистры вынырнул и стал отплевывать проглоченную воду пополам с соломенной трухой и головастиками.
Годимир спешился.
- Проходи, проходи, пан рыцарь, - суетился хозяин. - Ясько коней обустроит и седло принесет просушиться, и все снаряжение твое тоже… Да заходи же, не стой под дождем, ясновельможный пан, за что нам только с небес наказание такое?
Молодой человек не спеша отстегнул притороченный к седлу меч, взял его под мышку.
- А это что за гусь? - кивнул он на стоявшего по колено в воде и отхаркивающегося парня.
- А-а, лайдак! - отмахнулся хозяин, а Ясько, руки которого были заняты поводьями Годимировых коней, плюнул под ноги в знак глубочайшего презрения. - Шпильманом назвался. По говору вроде благородный господин. Из орденских земель. Ел, пил, ночевал, а как время расплатиться пришло - "я вам песенку спою". Траченная душа! Знаем мы таких - не впервой!
Годимир глянул на "лайдака", но тот гордо отвернулся, изучая затянутое тучами небо, словно был выше мелочных внутрикорчемных свар.
- Эй, приятель, - тихонько окликнул его рыцарь. - Если у тебя плохо с деньгами, могу помочь.
Взгляд мокрого оторвался от созерцания хлябей небесных, и в нем промелькнула заинтересованность.
- Каким же образом?
- Пан рыцарь! - не преминул вмешаться корчмарь, желая напомнить, как следует обращаться к благородному господину.
Но слова его пролетели мимо ушей музыканта.
- Как? - повторил он с нажимом.
- Продай мне свою цистру, - палец Годимира указал на коричневатый, натертый воском бок, даже в пасмурный день лучащийся нежным светом.
Глаза мокрого округлились:
- Продать? Продать… - Он нахмурился и пожевал губами, как бы обдумывая предложение. - Нет. Пожалуй, продать я ее не могу. Дорога как память. А вот сменять - сменяю.
- На что? - оживился рыцарь.
- А вот на эту штуковину, что у тебя под мышкой, пан рыцарь, - шпильман в свою очередь ткнул в край черных кожаных ножен, виднеющихся из-под рогожи, намотанной нарочно от сырости.
- Ах, лайдак! Вот я тебя! - возмутился хозяин корчмы, делая шаг вперед в подтверждение серьезности своих намерений. - Как смеешь?!
- Пузо растрясешь. Куда тебе без помощничков? - и не подумал испугаться шпильман.
Мужик, отличающийся и в самом деле круглым животом, обтянутым давно утратившим первозданную белизну передником, потерял дар речи от возмущения. Он присел и раскинул руки, намереваясь кликнуть подмогу - да хоть того же Яська, - но замер с открытым ртом и выпученными глазами, до такой степени напомнив жабу, что Годимир не сдержал улыбки.
- Ну, чисто печерица, пан рыцарь-без-музыки, а? - ухмыльнулся стоявший посреди лужи человек.
- Ясько!!! - прорвало наконец корчмаря, но Годимир движением руки остановил его.
- Меч мне нужен, любезный, - мягко произнес он, делая шаг к берегу лужи. По воде пошла невысокая волна.
- Извини, пан рыцарь, мне моя цистра тоже, - неожиданно грустно ответил шпильман. - Правда, извини.
Он глянул рыцарю в глаза и кривовато улыбнулся, словно и вправду ощущал неловкость от того, что не может помочь. Поправил о плечо упавшую на бровь мокрую прядь. Хлюпнул носом.
- Сильно вымок? - поинтересовался Годимир.
- Как видишь, пан рыцарь. Конечно, купаться я люблю. Только в бане. - Шпильман выбрался из лужи, хлюпая водой в видавших виды чоботах.
- На что тебе меч?
- А ведь и тебе цистра без надобности.
- Почем знаешь? - обиженно вскинул голову Годимир. - Я, может, при дворе воеводы Стрешинского… - И смущенно осекся, заметив лукавый огонек в глазах шпильмана.
- Ясно, - тряхнул головой певец. - Пан рыцарь знает толк в поэзии и музыке?
Годимир неопределенно пожал плечами, как бы говоря - я, конечно, не хвалюсь, но…
- Ясно, - повторил шпильман и извиняющимся тоном добавил: - Можно, само собой, поболтать и о поэзии, да только…
Он развел руками, показывая на свое мокрое и грязное платье.
- Это ничего, - успокоил его Годимир. - Пойдем, обсушишься.
Некоторое время музыкант молчал. Какие чувства боролись в его душе, оставалось только догадываться. А потом кивнул:
- Ну, пошли, что ли, греться?
В сопровождении недоумевающего хозяина и шпильмана, истекающего ручейками, Годимир вошел в харчевню. Поклонился вырезанному на липовой доске изображению Господа. Огляделся.
Ничего.
Сносно.
Не хуже и не лучше, чем в других местах.
Два стола из трех были заняты. У стены сидели два взъерошенных мужичка в заляпанной грязью одежде с откинутыми за спины некогда бордовыми, но выцветшими куколями. Поочередно запуская пальцы в горшок, они за обе щеки уписывали нечто с виду очень аппетитное. Похоже, свиную печенку, тушенную в сметане. Еда, можно сказать, королевская!
Ближе к очагу расположились еще четверо. Все угрюмого вида, в черных балахонах до пят, измаранных по подолу рыжей глиной. Эти чинно жевали жаренных на вертеле карасиков. По виду истинные служители Господа, Пресветлого и Всеблагого, если бы не отсутствие тонзур и бело-коричневых, подпоясанных вервием ряс.
- Кто такие? - шепнул Годимир корчмарю, усаживаясь за быстренько протертый стол.
- Иконоборцы, - также шепотом отозвался хозяин. - Лезут из-за леса и лезут.
Рыцарь кивнул. В Хоробровском королевстве, где Годимир родился и провел детство с отрочеством, о секте, выступающей против молитв перед резными изображениями Господа, слышали, но не больше того. Да туда сектанты и не совались - уж очень силен был авторитет иерархов официальной конфессии как среди рыцарства, так и у черни. А вот в землях, раскинувшихся севернее, между реками Словечной, Оресой и берегом моря, об иконоборцах знали не понаслышке. К примеру, в Белянах их воззрения поддерживала едва ли не половина населения, и тамошний каштелян, пан Будрыс, ничего худого в том не видел. Значит, теперь и до Заречья добрались…
- Что прикажешь подать, пан рыцарь? - почтительно осведомился хозяин, бросая косой взгляд на примостившегося с краю лавки шпильмана. И прибавил для ясности: - Меня Ясем кличут.
- Они тут все Яси. Других имен не выучили, - буркнул под нос мокрый музыкант, за что был удостоен по меньшей мере ведра ледяного презрения.
- Вино есть?
- Нет, прошу прощения, только пиво.
- Ну, давай пива. А к пиву чего сам удумаешь. На двоих.
- Слушаюсь, пан рыцарь.
Хлопнула дверь. Вошел Ясько с мешком Годимира в руках.
- Надолго задержаться думаешь, пан рыцарь? - немедленно поинтересовался хозяин.
- Думаю, до вечера точно. - Годимир поежился. Несмотря на плащ, кожаный поддоспешник-жак промок на плечах и спине. - Коням отдохнуть надо. Да и мне…
- Чудесно! Ясь! Щит и копье принесешь!
- Хорошо, тятя, - пробасил Ясь-младший.
- Погоди-ка! - остановил направившегося было за едой корчмаря рыцарь. - Давай сперва посчитаем старый долг и о новой плате сговоримся. Сколько он тебе должен, любезный?
Последний вопрос привел Яся-старшего в замешательство.
- Так… - замялся он, загибая пальцы. - Туды-сюды… пиво, капуста с мясом тушеная… опять-таки хлеба гривенки две… ночевка…
- Позволю себе напомнить: кое-что ты уже взял у меня в счет долга, - встрял шпильман. - Так что мы в расчете.
- Что? Осла что ли твоего?
- Не осла, а мула, - с достоинством поправил музыкант.
- Не одна мормышка?
- Не одна. Мул - животное благородное. В Загорье, к примеру сказать, все знатные панянки ездят исключительно на мулах. А осел что? Плюнуть и растереть. Даже басурманы…
- Вот умник! - воскликнул хозяин постоялого двора и завертел головой в поисках поддержки.
Однако посетители не спешили приходить ему на помощь. Разве что старший из мужиков в куколях согласно покивал. Но сделал это молча.
- Так сколько, любезный? - напомнил о себе рыцарь.
- Ну… Это будет… Опять-таки осла кормили…
- Сколько?
- Не пойму, пан рыцарь, тебе-то что за забота о лайдаке?
- Я хочу нанять этого человека.
Корчмарь неопределенно хмыкнул, а шпильман протестующе заметил:
- Вот так на! Без меня меня женили! А кто сказал тебе, пан рыцарь-с-мечом-под-мышкой, что я пойду тебе служить?
Годимир позволил себе улыбнуться:
- У меня третьего дня сбежал оруженосец. Чутье подсказывает мне, что ты сможешь его заменить.
Корчмарь пожал плечами, внимательно наблюдая, как его сын кладет щит на лавку около Годимира, прислоняет к стене копье.
- А чего считать-то, пан рыцарь? Шесть скойцев для ровного счета и всего делов.
Рыцарь покорно вытащил тощий кошелек, но тут возмутился шпильман:
- Э! Что за леший? Да не стоит то, что я сожрал вчера, и четверти того!
- Еще сегодня жрать будешь, - невозмутимо отозвался из-за спины отца Ясько, скрестив на груди руки, подобные кабаньим окорокам.
- Тебя, болван, спросить забыли, - окрысился музыкант.
Ясько забурчал что-то невнятное и двинулся к нему, но Годимир предостерегающе поднял руку:
- Этот человек под моим покровительством.
Здоровяк осекся, глянул на меч в черных ножнах, потом на отца и обиженно засопел.
- Итак? - Рыцарь вытряхнул содержимое кошелька на стол. - Шесть скойцев?
- Каких там шесть? - Шпильман решительно подгреб к себе кучку монет различного достоинства, среди которых меди было едва ли не больше, чем серебра. - Пяти хватит с головой.
Его пальцы проворно отобрали пять наиболее истертых монет.
- Получай.
Корчмарь недовольно засопел и нагнулся, собирая денежки.
- Да! И мула моего отдашь! - добавил музыкант.
- Ну уж нет! - возмутился хозяин. - Где ж такое видано? Соглашаешься, можно сказать, только из уважения к пану рыцарю, а тебе тут же на шею прыг и ножки вниз! Или еще два гроша, или осел мой!
Годимир не выдержал. Хлопнул ладонью по столу. Мужики в куколях опасливо съежились. Богоборцы, напротив, наградили рыцаря взглядами, источающими презрение и укоризну.
- Хватит, любезный. Ты портишь мне настроение. А настроение для рыцаря… Не думаешь, что я сейчас встану и всю корчму твою по досточкам разнесу?
Толстяк сглотнул, дернув кадыком, но панике не поддался:
- Нет, не думаю, пан рыцарь.
- Это еще почему? - опешил Годимир.
- А потому. Я ж вижу - ты странствующий рыцарь, а значится, какой-нито обет давал. Справедливость там защищать, обиженным всяко-разным помогать. А какая ж тут справедливость? Грабеж средь бела дня!
- Грабеж, грабеж, - подтвердил музыкант. - Так и норовишь меня ограбить.
- Я? Да это ты меня по миру пустить норовишь!
- Хватит! Помолчите оба! - прикрикнул Годимир, вторично стукнув по столешнице. - Забирай свои два гроша и иди дело делать! Я голодный, как дюжина волколаков, а они развели, понимаешь…
С довольной ухмылочкой корчмарь сгреб недостающие гроши в карман передника и, рассыпаясь в благодарностях, ретировался.