Корчмарь закивал и умчался, задержавшись на мгновение у стола иконоборцев. Годимир не сомневался, что святые отцы вновь, как и в заведении Яся, заказали жаренную без масла рыбу. Что ж, кому-то умерщвлять плоть, а кому и поесть не помешает поплотнее.
- Так все-таки, отчего такая щедрость происходит, а, купчина? - Олешека, раз что-то втемяшившего в голову, не так просто было сбить с мысли. - Или лишних десяток скойцев завелся?
Ходась отвел глаза. Дямид, так тот и вовсе не отрывал взгляда от столешницы.
- Сыдора из Гражды они боятся, - раздался хриплый голос.
От неожиданности Годимир вздрогнул, хоть и не пристало рыцарю шарахаться от чужих слов.
Голос шел, как первоначально показалось, из кучи тряпья, что лежала в углу. Но когда из-под верхней тряпки показалась лохматая, засаленная голова, стало ясно - бродяжка. Как это Андрух терпит присутствие такого неряхи? Так-то корчма довольно пристойная - чистая, опрятная. Полы выметены, столы выскоблены, в углах пучки душистых трав.
- Сыдора из Гражды, кровососа проклятого, они боятся, - твердо повторил бродяга, глянув на сидевших за столом ясным взглядом одного глаза. Левого, поскольку всю правую часть лица он замотал серой тряпкой, местами покрытой желтыми потеками, похожими на гной.
- Ты!.. - захлебнулся от возмущения купец. - Ты… Сторона твое дело! Сиди себе в грязи, пока взашей не вытолкали, да объедки жри, пока дают!
- А что, правда глаза колет? - нисколечко не смутился бродяга.
- Да пошел ты со своей правдой!
- Я-то пойду, а вот тебя Сыдор как прихватит за мошну!.. - оскалился одноглазый, высвобождая из-под тряпья грязную до черноты руку. Почесал бороду и принялся с наслаждением ковыряться в носу.
- Прочь пошел! - заорал Ходась, вскакивая и замахиваясь кружкой.
- А ну-ка потише, любезный, - остановил его Годимир. - Кой-чего я про этого Сыдора слыхал от стражников на мосту.
- И не только от стражников, - ввернул Олешек.
- И не только от стражников, - согласился рыцарь.
- А от кого? - Бродяга вынул палец из носа, хотел вытереть его об одежду, но передумал. Видно, побоялся еще больше запачкать.
- Тебе какое дело? Кто таков, вообще? Гнать бы…
- И этот туда же! - Человек в отрепьях закатил в притворном ужасе глаз. - Странник я, странник. Душа неприкаянная. Сегодня здесь, завтра там. Такой же, как и ты… пан рыцарь, - проговорил он, допустив довольно непочтительную паузу перед словом "пан".
- Да не слушайте его, панове! - Корчмарь поставил на стол здоровенную, не меньше аршина в поперечнике сковороду, на которой янтарно светились крупные желтки, щедро присыпанные сверху мелко рубленным зеленым луком. - Юродивый. И так обижен жизнью, грех прогонять. Нет, если он вам, панове, мешает, я его в хлев отправлю ночевать…
Пан Тишило махнул рукой. Мол, что хочешь, то и делай. Годимир пожал плечами и взялся за ложку. Юродивый, как же! Или он юродивых не видел в Хороброве да в Быткове? У них взгляд мутный, слова не вымолвят, как положено, опять же - слюни изо рта текут. А этот… Этот, скорее всего, умело притворяется, чтобы сердобольные хозяева, навроде того же Андруха, куском хлеба помогли. То есть думает, что умело, но опытного путешественника не проведешь. Рыцарь утратил к бродяге всякий интерес. Ну разве можно о чем-то другом думать, когда на столе стоит сковорода с яичницей и пиво разлито по кружкам?
- Не Сыдора бояться надо, - наставительно произнес корчмарь, несмотря на заботы по хозяйству, прекрасно слышавший всю перебранку. - Сыдор что? Простой разбойник. Ну, ограбит. Добро - дело наживное. Вот, люди говорят, дракон у нас в округе завелся. Вот кого бояться надо!
- Дракон?! - выпучил глаза, едва не подавившись хлебной коркой, Годимир.
- Да вот он видел, - Андрух Рябой ткнул пальцем в сгорбившегося над кружкой кметя.
- Дракона видел? - Рыцарь вскочил. Леший с ней, с той яичницей!
Годимир обошел стол с застывшими в изумлении купцами. Сел напротив кметя.
- Ты правда дракона видел?
- Дык… того… я… эта… ну…
- Говори, не томи душу!
- Дык… того… говорю… эта…
- Что "эта"?! Видел дракона или нет? Где? Когда? Какой он?
- Дык… это… не видел я… пан… э-э… рыцарь…
- Как не видел? Что ж ты врешь, Рябой?! - стукнул кулаком по столу Годимир.
- Как же его увидеть, когда их не бывает! - усмехнулся Олешек. - Это я сказки собирать должен, а не ты, пан рыцарь. Сказки, легенды, обряды старинные записывать.
- Не-а… не видал… - помотал головой, словно конь, отгоняющий слепней, кметь. - Эта… стожки паленые видал…
- Какие стожки? Ну? - Годимир едва сдержался, чтобы не сграбастать селянина за грудки и не тряхнуть.
- Дык… эта… паленые.
- Кем паленые? Когда паленые?
- Дык… Известно кем… эта… Дракон палил…
С видом победителя рыцарь оглянулся на Олешека. Ну, что скажешь теперь?
Шпильман пожал плечами:
- Мало ли от чего у кметей сено погорело?
- Вот именно, - поддержал его пан Тишило. - Пьяные были, вот и пожгли. А на дракона свалить легче легкого.
Но Годимир их не слушал:
- Еще что-нибудь было? Видели, может, дракона? Скотина не пропадала?
- Дык… эта… Отчего не пропадала? Эта… того… очень даже пропадала… У… эта… Дуськи-вдовицы… третьего дня корова… того… сгинула…
- Вот! Еще что?
- А к Василине… эта… тоже вдовице… дык… того… грят… летает ночью…
- Да ну? - притворно изумился Олешек и подмигнул Годимиру: "Помнишь, мол?" - Прямо-таки и летает? Змей крылатый?
- Сосед, верно, летает, - прохрипел бродяга.
- Дык… эта… - кметь малость осмелел и разговорился. - Не верите… того… не надо. А дракон… эта… к ней кажную ночь… того… летает. Позеленела баба… эта… вся.
- Что ж не посинела? - расхохотался шпильман.
Иконоборцы дружно, как один, сотворили знамение и наградили охальника испепеляющими взглядами.
- А ведь и правда… - Пан Конская Голова намотал ус на палец, подергал, словно проверяя его на крепость. - Ежели летает к кметке дракон, как они с нею?.. Ну… - Он замялся, подбирая нужное слово.
- То-то и оно! - поддержал его Олешек. - Дракон - чудище здоровенное! В первую же ночь ухайдакал бы вдовицу.
- Отчего же здоровенное? - хмыкнул Ходась, довольный тем, что больше никто не обсуждает его предложение панам рыцарям. - Видали под Дыбще одного. Чуток больше козы. Хвост, врать не буду, в сажень…
- Ну, сильны у вас в Заречье! - восхитился пан Тишило. - У нас, в Полесье, о драконах и думать забыли, а тут такое! Так ведь?
- Это не дракон, - отмахнулся Годимир. - Это выверна. Ну, я про ту, что под Дыбще… Тулово козье, а хвост саженный. Магистр Родрик именно так в "Монстериуме" их описал. Чудище вредное, конечно, но до дракона ему…
- Ага, как до Лютова на карачках, - поддакнул Олешек. - Так, пан Тишило, у вас в Грозове говорят?
- Говорят, скрывать не буду, - усмехнулся полещук, подкрутил ус.
- А! Ну вас! - Годимир снова повернулся к кметю. - Где твое село?
- Дык… эта…
- Корову, - громко произнес бродяга, - разбойники сожрали, к бабке не ходи.
- И к вдове они же летают? - нахмурился купец. Не по душе ему пришелся оборванец. Ох, как не по душе!
- Зачем же летать? Ножками бегают.
- Где твое село? - еще раз как можно более благожелательным тоном повторил рыцарь.
- Дык… того… просеченские мы…
- Это как на Ошмяны ехать. Чуток вправо забрать от тракта, - пришел ему на помощь Андрух.
- На Ошмяны? Это хорошо! Эх!.. - Годимир скривился, вспомнив, что лишился оружия, доспехов и коня.
- Не грусти, пан Косой Крест, - ободрил его пан Тишило, догадавшийся наверняка о ходе мыслей молодого рыцаря. - Что-нибудь придумаем. Обещаю.
- Спасибо! - Молодой рыцарь кивнул. Если и правда поможет бело-красный рыцарь выручить снаряжение, можно будет прямо из Ошмян отправиться в эту… Просечку… Или Просеченку? - Как село-то называется? Говори толком? Не блей.
- Дык… эта… Просеченка.
- Точно, точно Просеченка, - подтвердил корчмарь.
Годимир кивнул, вернулся за свой стол.
Какое-то время все сосредоточенно работали челюстями. Чего греха таить? Проголодались изрядно. Голод, он не щадит ни паломников, ни странствующих рыцарей, ни певцов-музыкантов. Иконоборцы чинно, но весьма прилежно обсасывали хребты карасиков. Сидящие за "благородным" столом по очереди черпали ложками со сковороды, прихлебывая густое, светло-желтое пиво.
Задержавшимся на коновязи оруженосцам и слуге пана Тишило досталась здоровенная миска пшенной каши, политая топленым салом и присыпанная сверху шкварками.
Олешек ел наравне со всеми. И не скажешь, что невысокий да щуплый. Ложкой махал - будь здоров!
"Куда в него вмещается только?!" - восхищенно подумал Годимир и едва не поперхнулся, ощутив сверлящий затылок взгляд.
Он обернулся.
Так и есть!
Бродяга уже не лежал, а сидел, скрестив ноги на манер басурман-кочевников из-за Стрыпы. Почесывал правой рукой щеку прямо через повязку и бесцеремонно рассматривал панов рыцарей. Перехватил взгляд Годимира и неожиданно подмигнул.
- Ты чего? - нахмурился рыцарь.
- Да ничего, пан рыцарь. Ничего. Больно уж смачно ты мечешь. - Он взмахнул пару раз ложкой, потешно изображая движения Годимира.
Пан Тишило захохотал, Олешек фыркнул в ладонь, а купцы сердито переглянулись между собой. Оно и понятно, бродяги и торгаши - извечные враги. Уж скорее монах подружится с разбойником, чем купец с попрошайкой.
- Есть хочешь? - повинуясь неожиданному порыву, спросил словинец.
- А! - махнул рукой бродяга. - Не впервой.
- Держи! - Годимир взял со стола краюху хлеба толщиной в пол-ладони и протянул ее одноглазому.
- Ну, спасибо тебе, пан рыцарь, - хриплый голос бродяги на краткий миг о чем-то напомнил Годимиру. Но о чем? - Не ожидал…
Он замолчал, но, вопреки ожиданиям, не вцепился зубами в хлебный мякиш, а сунул краюху в складки одежды. Поднялся, потер кулаком поясницу.
- Ну, коли ты такой добрый, пан рыцарь… В ответ на твою доброту - моя рассказка. Я поведаю, а там сам решай - на пользу она тебе или во вред…
- Что за рассказка?
- А простая такая… Горшечника Пархима убили. Слыхал?
- Как? Когда успели?
- Как - не знаю, но третьего дня его мертвого нашли. В кустах, на обочине.
- Как третьего дня? Я же… Мы же… Мы только вчера его видели. Или позавчера?
- Позавчера, пан рыцарь, - вмешался Олешек. - Вчерашний день ты в беспамятстве пролежал.
- Так как же так?
- А не знаю, - буркнул оборванец и быстрым шагом покинул корчму.
- Эй, ты куда? - Годимир вскочил, едва не опрокинув лавку.
Но его никто не слушал. Бродяга выскользнул за дверь и был таков.
- Эй, погоди!
- Да чего годить-то? - расправил бороду Ходась. - Чего годить? Третьего дня, я слыхал, Яроша Бирюка кто-то из колодки выпустил.
- Вот как? - Пан Тишило дернул себя за ус. - Кто бы это мог?
- И правда, - поддакнул Олешек. - Кто бы это мог быть, а?
- Ума не приложу… - потер затылок Годимир. - Да! А что это за бродяга? Откуда взялся? - Рыцарь схватил за рукав подошедшего кстати Андруха.
Корчмарь опасливо попятился, оберегая широкое блюдо с галушками, политыми сметаной. Сказал недоуменно:
- Да кто его знает, пан рыцарь? Пришел, попросился хоть в уголке посидеть. Ну, ясное дело, я его покормил… Не звери все-таки.
- Да, крендель хитровыкрученный, - согласился Олешек. - Ты раньше его видел? Кто такой - знаешь?
- Не-ет! - Андрух затряс головой. - Первый раз вижу! - плюхнул блюдо на стол и убежал.
- Ну… так паны рыцари… - несмело проговорил рыжебородый купец. - Договоримся, чтобы вместе на Ошмяны? Или… - Он ткнул кулаком своего молчаливого спутника. Тот закивал так размашисто, что едва носом в сметану не нырнул.
Годимир взглянул на пана Тишило. Он старший. Как скажет, так и будет.
Полещук думал недолго:
- Ладно. Утро вечера мудренее. Так ведь? Выспимся, а там видно будет.
* * *
Ночью Годимир боялся уснуть, ворочаясь на охапке свежего сена. Рядом храпел рыцарь Конская Голова, тихонько посапывал носом Олешек. Конечно! Им-то чего бояться? Небось острозубые чудовища с зеленой кожей не снятся.
А тут лежишь - спать хочется, а глаза закрывать боязно. Что еще привидится? Какой кошмар?
Из соседней комнаты - а было их в корчме всего две, и рыцари заняли более просторную - доносились рулады купцов. Говорят, есть на дальнем юге, в пустыне на окраинных землях Басурмани, страшный зверь рыжий да полосатый. Лев называется. Тамошние рыцари за честь считают с тем зверем сразиться и шкурами поверженных чудовищ частенько украшают коней, используя их вместо чепраков, а один знаменитый рыцарь носил шкуру львиную вместо плаща. Но у него на то особое право было - говорят, голыми руками хищника задушил. Скорее всего, врут, но легенда красивая. Так вот - зверь-лев, когда на охоту выходит, рычит страшно, ибо не видит необходимости к добыче тайно подкрадываться, а напротив, честно предупреждает ее - спасайтесь, мол, кто сумеет. Вот и Ходась с Дямидом рычали похлеще иного льва. Если б в лесу ночевали, не всякий зверь рискнул бы приблизиться.
После полуночи Жит растолкал Ратиша, и парень отправился во двор сменить охранявшего ранее коней Бажена. Не успел румяный паренек, зевающий с риском вывихнуть челюсть, улечься на отведенном ему в уголке месте, как со двора раздался протяжный, переливчатый свист.
- А? Что? - вскочил Жит, подслеповато озираясь.
- Идем поглядим, - поднялся Годимир.
- Чего глядеть? - сразу насупился старый слуга. - Мало ли кому что в голову… Э! Ты что делаешь?
Бытковец молча подхватил меч все еще мирно спящего пана Тишило. Что тратить силы попусту, убеждать человека, который заранее твоих доводов слушать не хочет?
- Эй! Стой, погоди! - возглас Жита догнал Годимира уже на лестнице, но рыцарь и не подумал обернуться или остановиться. Пробежал наискось через обеденный зал. Толкнул дверь.
Летняя ночь дохнула в лицо прохладой и свежестью, душистым ароматом подсушенного сена и острым запахом навоза от большой кучи около коновязи.
Плотные облака скрывали луну, погружая постройки, ближний лес, лужок и огороженную леваду позади корчмы во мрак. В темноте встревоженно фыркали кони, топали копытами.
Кто же свистел? Кому не спится в ночь глухую? Некстати пришедшая на ум скабрезная присказка рассмешила Годимира, и он прыснул в кулак. Вот вечно так - ни к селу, ни к городу…
От коновязи долетел слабый вскрик.
Это еще что?
Метнулась черным сгустком тень, плотнее окружающего ее мрака. За ней вторая. Потом третья.
- Кто там? - Рыцарь выхватил меч, бережно опустив ножны у порога.
Тишина. Только сопят напуганные кони.
И вдруг - звук удара!
Сдавленный стон.
Годимир более не мешкал. От дверей корчмы до коновязи каких-то два десятка шагов. А может, и полтора… Кто их считал?
У крайнего столба рыцарь перецепился через что-то и упал.
Упал прямо на слабо шевелящегося человека. Ну, точно человека. Вот край гамбезона, вот пояс с пустыми ножнами от корда…
Ратиш?
- Ты чего? - шепнул словенец, но оруженосец лишь застонал в ответ.
За окном корчмы, внутри, мелькнул красноватый отсвет. Должно быть, кто-то зажег плошку с жиром или лучину.
Выставив острие меча перед собой на уровне живота, Годимир сделал шаг, другой…
Внезапное движение воздуха - что-то сродни дуновению ветерка, но откуда в такую тихую ночь? - заставило его отпрянуть. Вот поэтому шип просвистевшего рядом с его головой кистеня лишь оцарапал щеку. В ответ рыцарь ткнул мечом.
- Курва-мать! - выкрикнул с неожиданно визгливыми нотками незнакомый голос.
Раз ругается, значит живой.
Годимир замахнулся, намереваясь в этот раз распластать невидимого врага напополам.
- Э-гэ-гэй!!! - на крыльцо, если позволительно так назвать полторы ступеньки пред входом в корчму, выскочил пан Конская Голова. - Что там?
Рядом с ним появился Ходась, высоко поднявший факел над головой. Борода его сверкала и искрилась, как хорошо разогретая полоса железа в кузнечном горне.
Длинные блики, протянувшиеся через подворье, высветили бородатое, перекошенное от ярости лицо, мерцающий полукруг раскрученной цепочки, коротки толстые пальцы на блестящей рукояти.
А потом справа от противника Годимира выросли из мрака неясные очертания человека в лохмотьях. Неуловимое движение. Разбойник охнул, припал на одно колено. Еще взмах. Корявый кол с сухим треском врезался в лохматую голову чуть повыше уха.
- Стой! Ты что? - озадаченно выкрикнул рыцарь.
Ответа не последовало. Бродяга, а перемотанная тряпкой голова представляла лучше герба на суркотте, согнулся и нырнул под жердь, к которой крепились конские чембуры. Каких-то полтора-два шага отошел, а растворился во мраке, словно его и не было.
Сзади, громко топоча сапогами, подбегали пан Тишило, зевающий Бажен, Ходась и Дямид. Последний с толстой жердиной, подхваченной, скорее всего, из кучи у плетня - должно быть, Андрух приготовил новый сарай покрыть.
- Что? Что случилось?
Ходась подсветил факелом, и бело-красный рыцарь крякнул:
- Вот так - так! Ты что ли его?
- Нет, - тряхнул головой Годимир. - Не я…
- Жаль… А это что? Ратиш? Так ведь?
Оруженосец лежал лицом к облачному небу, раскинув руки. Черный мазок на виске и пустые ножны корда на поясе. Это через него и споткнулся рыцарь.
- Его-то кто? - охнул Ходась.
Скорым шагом приблизились Жит, Олешек и Андрух. Слуга полещуцкого рыцаря сразу бросился к Ратише. Пощупал живчик на шее, склонился щекой к носу.
- Живой. Слава тебе, Господи!
Тем временем пан Тишило перевернул сапогом разбойника. Откинул в сторону кистень:
- Ух, волчара… Похоже, насмерть его приложили.
- Не Ярош ли, Бирюк? - Ходась опустил факел пониже.
- Не, не Ярош, - ляпнул Годимир и тут же пожалел.
- Ты откуда его знаешь? - прищурился пан Конская Голова.
- Видели. В колодке, - пришел на выручку сообразительный Олешек. - Когда по тракту ехали.
- А! Так кто же его все-таки?
- А леший его знает! - честно ответил словенец. - Выскочил из тьмы, во тьме и скрылся…
- Ишь ты!
- Похожий он… - Годимир замялся, а потом решил - будь что будет. - Похожий он на того бродягу, что в корчме про Пархима-горшечника толковал.
- Вот как!
- Ну, я ж не говорю, что он. Похожий. - Вдруг, словно только сейчас вспомнив, что держит в руке, Годимир протянул пану Тишило меч рукоятью вперед. - Прошу прощения, пан рыцарь. Взял, не спросясь.
Полещук пошевелил усами, хмыкнул. Принял меч.
- Я тебе, пан Косой Крест, взамен этого другой дам. На время, пока свой не вернешь. Что скажешь?
- Что скажу? Спасибо скажу, пан Тишило.
- Да не за что.
Жит с Баженом уже подхватили ушибленного Ратиша - один под мышки, другой за ноги - и потащили в дом.
Пан Тишило проводил их взглядом. Спросил Годимира:
- Обойдем двор вокруг?
- Обойдем, - не стал возражать бытковец.