Глава тринадцатая
Поначалу Арнас пребывал в растерянности. Укокошив старуху, он не знал, что делать дальше. Единственное, в чём он был уверен – это то, что пусть назад ему закрыт. Отныне русичи стали для него такими же врагами, как югорцы. Невелика беда! Он своё дело сделал, теперь югорский кан обречён, а стало быть, можно возвращаться домой.
Он шёл сквозь утонувшие в снегах елани и заледеневшие поймы, продирался через хрупкий и колкий тальник, пересекал луговины с заброшенными самъяхами, проваливался в буераки, карабкался на сопки и плутал по распадкам. Трудно ему было без лыж и лука, но что делать! В спешке удирая от одурманенных ушкуйников, он не успел прихватить с собой ни того, ни другого, да и как бы он нашёл дорогу к заимке с колдовской поляны? Лукавая кудесница закляла все пути к своей избушке, никому не дано было отыскать её без позволения лесной старухи. И чем больше Арнас думал об этом, тем сильнее укреплялся во мнении, что встреча ушкуйников с бабкой-потворой была не случайна. Югорские духи навели русичей на заимку, чтобы коварная ведунья заморочила их и лишила разума. Все силы земли и неба ополчились против новгородцев, пытаясь отвратить их от своего бога и лишить опоры в чужом краю. Лёгкость, с какой югорские вседержители овладели душами новгородцев, поражала Арнаса. Он не мог понять, отчего так произошло. Неужто русский Крестос так слаб, что не в силах совладать с местными богами? Наверно, югорских вседержителей питает родная земля, отвергающая славянского бога. Оттого и берут они верх.
Но для него это уже не имело значения. Он шёл к отчему дому, спеша показать родичам скальпы югорских вождей. Теперь-то уж никто не скажет, что он напрасно рвался в Югорский край.
На третий день пути он почувствовал, что выбивается из сил. Край трещал от мороза, а с пермяка лился пот. "Так и захворать недолго", – с тревогой думал он. Надо было раздобыть где-нибудь лыжи или собачью упряжку, но где? По пути ему ни разу не встретилось жильё. Оно и неудивительно: все югорцы разбежались, едва заслышав о русичах, а те, кто остался, укрылись в городках. Арнаса начали одолевать мрачные мысли. "Неужто я погибну, не добравшись до дома? – думал он. – Как обидно! Смерть не страшна, но страшна безвестность". К лютой стуже скоро добавился голод. Он ел всё, что попадалось под руку – замёрзшие ягоды, жуков-короедов, личинки – но слабел всё больше и больше. Это был конец. Арнас понял, что умрёт, и готовился к смерти, хотя неукротимая воля гнала его дальше. Он шёл, почти ничего не видя, с большим трудом различая красноватый огонёк солнца на небосклоне; деревья сливались для него в сплошной частокол, снег норовил взметнуться в лицо, погребя в глубоком сугробе. Пришёл день, когда даже воля не смогла поднять его с земли. Арнас опустился возле ствола молодой ели и тяжело задышал сырым, стылым воздухом. "Я сделал всё, что мог, – думал он. – Не моя вина, что кан остался невредим. Один человек не может совладать с сонмищем духов". Так он утешал себя, надеясь, что смерть его будет лёгкой и незаметной. Размышляя над этим, он вспоминал рассказы тех, кто замерзал в тайге: им являлись чудесные сны, превращая умирание в праздник. Быть может, такие же грёзы явятся и ему? Предчувствие удивительных образов развлекло его, но ненадолго. Пальцы мучительно набухли колючей болью. Он непроизвольно сжимал и разжимал их, но потом устал и смирился с неизбежным. Тело его, коченея, гудело и ныло, лицо покрылось ледяной коркой, грудь всё сильнее разрывал сухой кашель. "О боги, как мне тяжко!" – думал он.
И тут взгляд его случайно упал на зайца, выглянувшего из-за соснового комля. Сначала Арнас решил, что зверёк ему лишь померещился, он даже засопел, чтобы сбросить с себя морозную дремоту, но заяц не пропал. Его белые уши торчали меж тонких кустиков, похожие на занесённую снежным пухом рогатку. Он с любопытством всматривался в пермяка, словно никогда прежде не видел людей. "Беляк-то взрослый уже, опытный", – невольно отметил про себя Арнас. Подумал – сам усмехнулся своей мысли: не всё ли равно, опытный или нет? Ведь он, Арнас, почти уже умер. Или ещё жив? Как понять это? Зырянин напрягся, задышал чаще, чувствуя прилив сил. Вот оно, избавление! Боги всё-таки услышали его призыв. Надо поймать этого зверя, зажарить его – тогда он будет спасён. Но как это сделать? Арнас прикинул: до зайца шага три, не больше. Если наскочить на него, вытянув руки, то можно успеть схватить за лапы. Едва ли тот успеет отпрыгнуть – в снегу беляки не слишком проворны… Но мысль эта, на мгновение воспламенившая его разум, тут же и погасла. Откуда в одеревеневшем теле возьмётся столько ловкости, чтобы поймать зайца? Даже свежему охотнику это не под силу, что уж говорить о нём, голодном и обмороженном…
Но заяц не двигался, пялясь на зырянина как на диво-дивное, и это подтолкнуло Арнаса к действиям. На что он рассчитывал, бросаясь на беляка? Быть может, надеялся, что зверь болен и не сумеет отпрыгнуть? Или полагался на притягательную мощь людского взгляда, который, говорят, околдовывает животных? Вряд ли. Просто голод настолько захватил его, что Арнас уже не слушался голоса рассудка. Он видел перед собой еду и тянулся к ней.
Отлепив примёрзшую малицу от ствола, он захрустел заиндевевшими рукавами, попытался встать на четвереньки. Заяц насторожился. Поводив ушами, он чуть попятился, но глаз не отвёл и продолжал таращиться на человека, точно приманивал его. Зырянин счёл это хорошим знаком. "Либо глупый, либо…", – что "либо", он не додумал. Обхватив непослушными пальцами рукоять ножа, Арнас перевалился на колени, начал медленно подкрадываться к зайцу. Тот снова попятился. Такое спокойствие зверька весьма озадачило Арнаса. Он почуял неладное. "Почему не удирает? Неужто завлечь хочет?". Пермяк вытянул вперёд руку с ножом и пополз вслед за отступающим зайцем, подминая под себя снег и царапая щёки острым настом, ударяясь коленями о выступы мёрзлой земли и сжимая зубы. Снег сыпался ему за шиворот, забивался в рукавицы, пронзал лютой стужей запястья, погружал в себя, словно тщился затопить пермяка с головой, но Арнас упрямо продвигался вперёд, не сводя глаз со зверя. Из горла его доносилось сиплое дыхание, сведённые мукой челюсти выдвигались вперёд, растягивая кожу на подбородке. А беляк всё пятился, словно затравленный волк, отходил, перебирая лапками, уши его то прижимались к спине, то вставали торчком, и ядовито светились в полумраке красноватые зрачки, похожие на две свечки в далёком окне. "Непростой это зверёк, ох непростой!" – подумал Арнас, вспомнив старое поверье о несчастье, которое сулит встреча с зайцем. И будто накаркал – земля вдруг подломилась под его ладонями, тело перевесилось вперёд, и он, не удержавшись, ухнул в чёрный провал, задев по пути свисавшие древесные корни. "Подставили, сволочи", – успел подумать зырянин, прежде чем, отбив все бока и плечи о неровные края ямы, плюхнуться на тёплую твердь. Нож вылетел из руки, ушибленный зад отозвался тупой болью, Арнас зашипел и перевалился на колени.
К его удивлению, вокруг была не ледяная тёмная яма, а уходящие в бесконечность мерцающие скалы, над которыми нависало горячее красное небо. Земля дышала жаром. Арнас оторопело огляделся. "Вот и видения пришли", – подумал он. Где-то вдалеке меж бесплодных каменистых берегов текла река. Её воды были настолько черны, что пермяк поначалу принял их за бездну, рассекавшую надвое подземный мир. По ту сторону реки клубился дым, слышался оглушительный звериный рёв и какое-то утробное гудение. А по берегу шли громадные, покрытые шерстью, существа с заострёнными кверху головами и длинными когтями-кинжалами на пальцах. Арнас испуганно вжался спиной в земляную стену, надеясь, что чудища не заметят его. Но куда там! Один из великанов повернул в его сторону заросшее волосом лицо и, сверкнув зелёными очами, в несколько прыжков оказался рядом. Пермяк втянул голову в плечи, с ужасом глядя на него. Страшилище обернулось к своим, махнуло рукой, подзывая остальных. К нему приблизилось несколько товарищей, они озадаченно уставились на зырянина и повели беседу на странном рыкающем языке. После короткого обсуждения первое чудище протянуло к Арнасу когтистую лапу, попыталось ухватить его за плечо, но пермяк отодвинулся и ударил его кулаком по шершавым пальцам. Удар получился слабым, но даже и такой он привёл страшилище в гнев. Великан недовольно сморщил лицо, хрюкнул и, вытянув обе руки, очень ловко взвалил зырянина на правое плечо. Пермяк и опомниться не успел, как уткнулся носом в вонючую шерстистую спину. "О боги, что со мной будет?" – подумал он.
Зверюга, делая широкие прыжки, понёслась куда-то вдоль реки. Зырянин видел, как навстречу шли бесконечные вереницы таких же ужасных существ, в небе парили собакоголовые птицы, а по скалам ползали ящерицы и пауки. В масляных чёрных водах реки тут и там появлялись гребни огромных угрей, на одном из которых сидел старик с водорослями вместо волос. Он потрясал трезубцем и кричал в восторге: "Ох-хо-хо!". Зелёная борода его развевалась на ветру, могучие мышцы переливались багровыми бликами. Вакуль, – понял Арнас. Вот куда его занесло – в нижний мир, прямиком во владения Куль-отыра. Скоро, должно быть, явятся и призраки умерших…
Чудовище вдруг остановилось и издало несколько рыкающих звуков.
– Кого это ты принёс? – услышал пермяк глубокий мощный голос. – Неужто человека из среднего мира?
Чудище что-то коротко ответило.
– Ладно, давай его сюда.
Могучие лапы сдёрнули зырянина с мохнатого плеча и поставили на землю. Ноги Арнаса подогнулись, он упал.
– Эге, да это же наш старый недруг, – произнёс голос.
Арнас поднял голову. Перед ним стояла большая четырёхколёсная повозка, запряжённая двумя медведями. В повозке сидел немолодой уже человек в югорском доспехе, с шишковатой серебряной палицей в правой руке и мечом на боку. Человек был сердит и грозно хмурил брови. Редкая бородёнка его и широкое лицо выдавали уроженца закаменного края. Рядом с ним обреталась кряжистая русоволосая женщина в добротной яге и зелёных персидских штанах, заправленных в короткие пушистые няры. Она равнодушно скользнула по Арнасу взглядом и отвернулась.
По ту сторону повозки шли остроголовые чудища, под ногами у них крутились человечки с бельмами вместо глаз, все как один – в железных латах, со щитами на спинах, перепоясанные ножнами, несшие на плечах копья, клевцы и пальмы. Разношёрстное это воинство растянулось длинной тонкой змеёй от окоёма до окоёма, и брело, позвякивая оружием, ведя разговоры на непонятных языках, шурша ногами по тёплой земле и поднимая пыль. Над рекой стоял непрерывный гул от тысяч голосов, а с другого берега, где клубился непроглядный дым, то и дело раскатывался могучий рёв.
– Ты – зырянин, пришедший с христианами, – сказал человек в повозке.
– Верно, – тихо ответил пермяк, с трудом поднимаясь на ноги. – А ты кто?
– А я – Куль-отыр, творец и повелитель этих земель.
Зырянин прищурился и усмехнулся. Демон насупился.
– Я вижу, тебя не очень-то испугала эта встреча, – заметил он.
– Мне уже всё равно. Я и так почти мёртв.
– В моей власти сделать твою смерть мучительной или лёгкой.
– Чего же ты хочешь от меня?
Куль-отыр перегнулся через подлокотник, пронзил его страшным взглядом.
– Служить мне хочешь? С Крестосом биться пойдёшь? Награжу богато!
– Не пойду. Он мне ничего плохого не сделал. А югорцы твои немало бед нашей земле принесли.
– Глупец ты, Арнас. Помогаешь руси, думая, что творишь благо для своего народа. Ты погряз в мелких расчётах, а главного-то не видишь: Крестос – вот кто твой злейший враг. Сейчас он пришёл к нам, но скоро придёт и к вам. Разве не слышал ты, что русские монахи крушат зырянские капища? Пермь-то ближе к Руси, чем Югра. Твоя земля скорее под новгородским ярмом окажется.
Арнас побледнел, услыхав знакомые речи. Нечто подобное говорил ему и отец-шаман. Неужто он был прав? Зырянин нахмурился, стиснул зубы.
– От Крестоса не видал я зла, а от твоих чад – сколько угодно. Не быть нам вместе, Куль-отыр. Слишком глубокую яму ты вырыл между нами, чтобы засыпать её ныне. Не стану я помогать тебе против Крестоса.
– Подумай, Арнас, крепко подумай, – настаивал демон. – В сей час решается будущее твоё и моё. Если не примешь ты сторону правды, себя и народ свой погубишь…
– Нечего с ним нянчиться, – заявила вдруг женщина, сидевшая рядом. – Видишь же – не желает он нам помогать. Душу вон – и дело с концом.
– Цыц, баба! – рявкнул на неё бог смерти. – Молчи, не то с повозки скину. Лучше за брюхом своим следи, чтоб ещё одним ублюдком не разродиться…
– Ладно уж попрекать-то, – надулась женщина. – Говорила я – не моя вина это…
– Всё едино – срамотища. Вместо девки парня родить – такого ещё не бывало. Как весну-то зазывать будем? Мальчишку с русалками плясать отправим?
– Постыдился бы!
– А мне-то чего стыдиться? Это ты стыдиться должна…
Арнас, не веря своим глазам, наблюдал за препирательством богов. Для него, простого смертного, такая стычка была чем-то необыкновенным. Будто скинули покров таинственности со сладкой грёзы и обнажили её непритязательную сущность. Он вдруг понял, что это за женщина.
– Тебя звать Сорни-Най, высокородная госпожа? – спросил он.
– Именно так, смертный, – надменно ответила та.
– Для меня честь встретить тебя.
Богиня не ответила. Куль-отыр обратил на зырянина взгляд.
– Я убью тебя прямо на глазах у Крестоса, – сообщил он. – Пусть демон позеленеет от злости. Ты понял меня, пермяк?
– Понял, властитель смерти. Но как я оказался в твоём мире, не будучи мёртвым? Неужто это ты заманил меня?
– Не твоё дело. Скоро я порву в клочки твою душу и развею её по ветру. Думай об этом.
– Я умолкаю, грозный бог, – произнёс Арнас.
– Ты пойдёшь за моей повозкой. Привяжи его! – велел Куль-отыр мохнатому провожатому.
Тот обхватил огромными пальцами запястья пермяка, связал их невесть откуда взявшейся верёвкой и затянул конец вокруг задней оси повозки. Измождённый и ослабевший от голода, Арнас обречённо уронил голову. Теперь придётся тащиться за этой повозкой невесть куда. Хотя бы накормили, сволочи! Хотя где здесь найти простую человеческую пищу?
Идти ему, однако, пришлось недолго. Уже спустя полсотни шагов в голове его начало мутиться, ноги подкосились, и зырянин, обеспамятев, рухнул на землю. Очнулся он от сильного удара в скулу.
– А ну вставай! Хватит валяться. Хозяин ждёт.
Арнас застонал и перевернулся на спину. Передняя часть его тела горела от боли, плечи казались вывернутыми из суставов. Измученный, шатающийся, он поднялся на колени и с хрустом уронил затекшие руки. Кто-то развязал ему запястья, толкнул в спину.
– Вставай.
Зырянин обернулся и вздрогнул. На него смотрел один из тех бельмастых карликов, что путались под ногами у волосатых великанов.
– Ты кто? – спросил Арнас.
– Это тебя не касается. Вставай и иди.
Пермяк с трудом поднялся на ноги, огляделся. Вокруг строились войска. Впереди колыхалась шеренга карликов со щитами и копьями, чуть поодаль неровным частоколом тянулись ряды когтистых страшилищ. За ними виднелись скелеты в побитых доспехах, лёгкой дымкой пролетали унылые привидения. В небе слышался лай собакоголовых птиц. Над ними нарезали круги огромные крылатые твари с телами львов и мордами орлов. А впереди, за обширной каменистой пустошью, бурлило что-то неясное, зыбкое, в ярких всполохах молний выползали лица, окружённые трепещущими крылами, мелькали кадуцеи и белые одежды, слышались хоровые распевы.
– Да у вас тут война? – мрачно удивился Арнас.
Карлик ничего не ответил ему, только легонько уколол копьём в зад.
Пермяка снова повели к Куль-отыру. Тот, сидя в повозке, придирчиво оглядел его и сплюнул.
– Падаль, а не вой. Рвань и дрянь. Такой мне и даром не нужен.
Арнас промолчал. Что ему было отвечать? Куль-отыр поднял глаза к небу и осведомился у кого-то:
– Ты уверен, что Крестоса опечалит его смерть?
Сверху прошелестел вкрадчивый голос:
– Этот боец принёс ему много пользы.
– Как знаешь, – пожал плечами Куль-отыр. Он посмотрел на Арнаса. – Сейчас ты умрёшь, а душа твоя отправится на вечные муки.
Пермяк поводил пересохшим языком по нёбу.
– За всё тебе воздастся, демон зла, – прохрипел он, сглотнув.
Бог смерти легонько двинул пальцем, и локти Арнаса перехватили за спиной чьи-то крепкие руки.
– Выведите его в поле и убейте. А душу принесите мне.
Арнаса поволокли на пустошь. Он спотыкался, падал, его подхватывали и тащили дальше.
– Крестос! – прогремел сверху тот же голос. – Ты видишь этого человека? Он сейчас умрёт.
Из красно-бурых клубов дыма по ту сторону поля вышел некто длинноволосый, с острой бородкой, одетый в рубаху до пят.
– Чем провинился он пред тобою, Нум-Торум? – прокричал человек.
– Он служил тебе и должен умереть.
– Я не знаю его. Он никогда не служил мне.
– Как же он попал в войско твоих прихвостней? Из-за него погибли три вождя моей земли.
Человек окинул пермяка быстрым взором.
– Что ты хочешь за его жизнь? – спросил он.
– Она не продаётся.
– Освободи его, и я уйду из твоей земли.
Повисло молчание. Затем голос грозно осведомился:
– Ты смеёшься надо мной?
– Отнюдь. Я готов покинуть твои владения, если ты отдашь мне этого человека.
– Значит, он дорог тебе, и ты лгал, говоря, что не знаешь его?
– Это – твои слова, владыка Югры. Не мои.
– Презренный божок, ты смеешь издеваться надо мной?
– Я отношусь к тебе с почтением, Нум-Торум. И ещё раз говорю: отдай мне этого человека, и я покину твой мир.
– Зачем же тогда он нужен тебе, если ты его не знаешь?
– Всякая душа ценна, а тем паче душа невинного.
Вновь повисла тишина. Наконец, Нум-Торум промолвил:
– Поклянись страшной клятвой, что уйдёшь из моей страны, если я отдам тебе этого человека.
– Я не клянусь, бог неба. Я просто говорю правду.
И тут словно вихрь вырвал измученного зырянина из лап исчадий нижнего мира, поднял его над землёй и, перенеся через каменную плешь, швырнул к ногам русского бога.
– Он твой. Забирай и иди прочь.
Крестос наклонился к полумёртвому Арнасу, ладонью убрал ему волосы со лба.
– Ты можешь идти, незнакомец?
Пермяк выругался сквозь зубы, тяжело поднялся, посмотрел на демона больным взором. Перед глазами у него стоял туман, всё плыло, как у пьяного.
– Мне бы воды. И пожрать что-нибудь, – промолвил он.
– Пойдём со мной, – ответил Крестос.
Он взял Арнаса за руку и нырнул вместе с ним в красно-сизую мглу. Пермяк испугался, растерявшись, но мгла скоро закончилась, и они оказались на заснеженной поляне, посреди которой стояла избушка.
– Мис-нэ! – позвал демон. – Я привёл к тебе человека. Отогрей и накорми его, добрая душа!
Из избушки показалась югорская девушка в кумыше и наспех накинутом платке.
– Это кто ж такой? – весело спросила она, приближаясь к ним.
– Твои родичи хотели убить его, но я уговорил их отдать его мне.