Дима закрыл глаза. Хоть за прогул сампо ругать не станут. Почему-то от этой мысли стало легче на душе. Грубые руки схватили Баранова, поволокли, умело затянули веревку за его запястьях и потащили по дороге вдаль к имению какого-то Варизидия, да поглотит последнего ненасытное чрево космоса.
Вдоль дороги тянулись пастбища, а затем – виноградники. При виде винограда Дима мучительно ясно осознал, до какой же степени хочет пить.
И вдруг взвыл духовой оркестр. Всадники посторонились, уступая дорогу удивительной процессии. Судя по всему, это были похороны. Непосредственно за оркестром шли босые простоволосые женщины и громко переживали. Они все так искренне убивались по покойнику, что Дима так и не понял, которая из них вдова. Затем шествовали люди с восковыми масками на лицах – они изображали предков умершего. Дима содрогнулся и втихую осенил себя крестным знамением. Легионеры подозрительно покосились на него, но промолчали. Проплыло погребальное ложе, прошли друзья и родные покойного.
– Кто это помер? – спросил Дима.
– Варизидий, – машинально ответил младший из легионеров. – Да ты, никак, продолжаешь делать вид, что тебе ничего не известно?
– Я не делаю вид, – пробормотал Дима.
– Может и так, – неожиданно согласился солдат. – Убили твоего господина. Так что молись своим богам, скоро ты их увидишь.
– Во-первых, – запальчиво начал Дима, – у меня нет никакого господина. А если кокнули какого-то Варизидия, то я тут не при чем.
– Хватит болтать, – сказал другой солдат и так сильно дернул веревку, что Баранов чуть не упал.
Они прошли еще несколько сот метров и оказались возле сарая. Навстречу им шел молодой человек с лицом приторным и лживым.
– Привет вам, квириты, – произнес он с некоторым пафосом.
– И тебе привет, – отозвались квириты. – Ты вилик?
Молодой человек ответил утвердительно.
– Вот еще один раб этого дома, который пытался бежать.
– Я не раб! – закричал Баранов, но на него не обратили внимания.
– Я сверюсь с записями в кадастре, – спокойно ответил вилик. Он взял веревку, которой был связан сопротивляющийся Дима, и затолкал Баранова в сарай. За стеной непрерывно топотали и что-то бурно обсуждали. Дима прислушался, напряг свои познания в латыни – и похолодел. Из разговоров явствовало, что Варизидия зарезали в бане его собственные рабы. А здесь, в Древнем Риме, в подобных случаях не утруждали себя поисками виноватых и, если рабы позволяли себе такие выходки, убивали всех, не разбираясь.
Завертелся в голове слезливый куплет, напеваемый в иные минуты тетей Хоней: "За высокой кирпичной стеной молодой арестант умирал, он склонился на грудь головой и тихонько молитвы шептал…" Погибнуть в космосе, открывая новые миры или спасая товарищей, – это то, к чему должен стремиться каждый нормальный сюковец. Но сдохнуть при рабовладельческом строе? Из-за какого-то Варизидия?.. Дима яростно дергал руки, пытаясь освободиться от веревок, и так увлекся, что не заметил, как дверь сарая отворилась.
– Выходи, – сказал ему вилик.
Дима вылез, щурясь на солнце.
– Я не помню тебя, – сказал вилик. – Возможно, ты и не принадлежишь к этому дому. В кадастре тебя нет. Хотя все вы на одно лицо… Но я могу помочь тебе, – продолжал вилик, ощупывая Диму глазами. – Выбирай. Или я отдаю тебя в руки властей, чтобы ты разделил участь своих сообщников… Или ты во всем полагаешься на меня, и я передам тебя человеку, который сохранит твою жизнь.
Дима молчал. Сложная мысль вилика не доходила до его помраченного сознания.
– Дай мне воды, – сказал он.
Вилик пропустил эти слова мимо ушей.
– Выбирай, – повторил он. – У тебя мало времени.
– Второе, – наугад сказал Дима.
Вилик потащил его куда-то по дороге прочь от усадьбы. Дима уже почти терял сознание и только понял, что в конце этого затяжного кошмара его благодетель продал его какому-то типу в плаще с капюшоном, после чего стремительно удрал.
Баранов пришел в себя от того, что ему в физиономию плеснули водой. Он облизал губы и потянулся за флягой, но флягу ему не дали, а налили воды прямо в ладони. Дима глотнул и тихонько засопел. Попутно выяснилось, что до сих пор он жил неправильно. До сих пор он полагал, что для счастья необходимо поколотить Эйвадиса и открыть для человечества новую цивилизацию. Квириты быстро убедили его в том, что он заблуждается. Пить воду, склоняясь лицом к связанным рукам, – вот и все.
Дима оборвал бесплодные раздумья и осмотрелся. Для начала он отметил, что сидит под деревом, между могучих корней, и что неподалеку расположилось еще человек пять – судя по всему, тоже рабов. А этот, с бичом в руке, конечно, работорговец, вроде Негоро. И еще два вооруженных – Вадим назвал их про себя "солдатами".
– Иди сюда, – сказал Диме торговец.
– Я? – с сомнением переспросил Дима и потрогал языком разбитую губу. Торговец метнул на него раздраженный взгляд и несколько раз похлопал себя по высоким сапогам рукояткой длинного бича. Поразмыслив, Дима поднялся на ноги и, слегка прихрамывая, побрел к нему.
– Иди, иди, не прикидывайся хворым, – прикрикнул тот.
– Тебе бы так врезали, – огрызнулся Дима.
Торговец удовлетворенно окинул взглядом его высокую фигуру. Мальчика, правда, портила эта ужасная варварская одежда. Сморщив горбатый нос, торговец расположился на трехногом складном табурете и взял в руки дощечку. Дима угрюмо стоял перед ним. Однажды его оштрафовали за неправильный переход улицы, и тогда, как и сейчас, он торчал занозой в глазу перед человеком, который хладнокровно задавал вопросы и записывал ответы. И даже вопросы были точно такие же.
– Имя, – буркнул торговец.
– Баранов Вадим, – ответил Дима, глядя на закатное солнце. Он учился смотреть на солнце не мигая. Пока что результаты не утешали, но сюковец никогда не должен терять надежды.
– Возраст?
– Четырнадцать лет.
Торговец еще раз пристально осмотрел его.
– Неплохо для четырнадцати лет, совсем неплохо. Место рождения?
– Город Ленинград.
"Ленинград", – не моргнув глазом, вывел торговец на дощечке.
– Знания?
– Ну… я не отличник, конечно, – сказал Дима, краснея. – Но и позором отряда меня не назовешь.
Торговец смотрел мимо него стеклянными, ничего не выражающими глазами.
– Знания? – повторил он.
– Средние, – твердо ответил Дима. Он не мог позволить себе солгать. Торговец в третий раз задал тот же вопрос и слегка зевнул. Похоже, ему по дешевке всучили кретина.
– Вообще-то, меня обучали медицине, – сообразил, наконец, Дима. – Совершенно лишняя специальность. Ведь болезни-то давно ликвидированы. Но раз по ТБ положено и никем не отменено, то меня и обучают. – Он помолчал и честно добавил: – Как самого бесперспективного.
Торговец безмолвно встал с табурета и толкнул Диму кнутом в шею. Дима побрел назад, к остальным. Его место под деревом, конечно, было уже занято. Остальные оживленно переругивались, выясняя, кто виноват в том, что их бирему, промышлявшую черт знает чем, пустили ко дну, а их самих изловили и вот гонят теперь в рабство в город Гераклею.
Дима остановился перед пиратами-неудачниками.
– Мужики, подвиньтесь, а? – сказал он.
Спор на мгновение прекратился. На него посмотрели с искренним удивлением.
– Я попросил вас подвинуться, – напомнил Дима. – На солнце очень жарко.
Они захохотали. Это был откровенно пиратский хохот. Приоткрыв рот, Дима взирал на них с удивлением. Он ничего не понимал. Ведь эти люди – его товарищи по несчастью. А они нагло потешаются над ним. Удивление не спеша превращалось в гнев. Дима побагровел. Его светлые волосы встопорщились, как перья. И нарушая все правила международной солидарности трудящихся, рассвирепевший Дима врезал ногой в подбородок хохочущему пирату.
Смех замер. Они вскочили на ноги, все пятеро, и молча окружили его, явно намереваясь ловким ударом цепями по голове раскроить ему череп. Дима встал в боевую позицию. Сражаться без рук, одними ногами, ему еще не приходилось. Он провел прием с такой молниеносной быстротой, что двое из нападающих не успели даже закрыться. Оставались еще трое. Дима повернулся спиной к дереву. Его мог спасти только отточенный смертоносный флям левой ногой с поворотом. Спасибо, Ванька гонял его на тренировках, приговаривал: "Пригодится в жизни, вспомянешь меня". Вот и пригодилось. Пригодилось в нелепой его барановской жизни. Переглянувшись, бывшие пираты вдруг заискивающе заулыбались.
– Да ты чего, парень, – сказал один из них. – Садись в тенек, отдохни.
Дима недоверчиво пожал плечами.
– Садись, садись, – поддакнул второй.
Все еще настороженный, Дима устроился между корней, положив связанные руки себе на колени. Два поверженных им противника слабо шевелились на земле и хриплыми голосами проклинали богов.
– Завтра будем в Гераклее, – задумчиво сказал один из бывших пиратов. – И распродадут нас, братцы, задешево, как каких-нибудь сардов.
– Он действительно собирается всех нас продать? – спросил Дима.
– Конечно, – последовал ответ. – А что ты думал? Было время, мы и сами приторговывали людьми.
– У меня на родине такого нет, – гордо сказал Дима.
– Ты никак скиф?
– Нет, – ответил Дима.
– Значит, не скиф, – сказал пират и скучно почесался. – И не псесс, часом?
– Не псесс я, – уныло сказал Дима.
– И не хавк? – на всякий случай уточнил настырный пират.
– Да русский я, русский, – не выдержал Дима. – Отвяжитесь.
И они действительно отвязались, но сквозь сон Дима слышал их голоса, бубнившие то тише, то громче:
– Я же говорил, что он боруск. Боруски все такие…
– Да, странный он какой-то, – прошептал второй голос, и все провалилось в черноту сна.
Торговец поднял их рано, торопясь пройти дорогу до Гераклеи прежде, чем наступит нестерпимая жара, и вскоре уже небольшая процессия брела в сторону города.
– Я есть хочу, – сказал Дима одному из своих товарищей. – У нас в интернате в это время завтрак.
– Интернат – это где?
– На севере… – Дима вздохнул. – Тебя как зовут?
– Окрикул, – гордо сказал пират.
– Красивое имя, – вежливо отозвался Дима. – Ты не знаешь, Окрикул, почему он нас не кормит?
Бывший пират усмехнулся.
– А с какой стати? Он нас и голодными продаст, будь уверен.
Дима поежился, но промолчал. Торговец, проезжая на лошади, мимоходом стегнул обоих по плечам.
– Да удушит тебя Мефитида в своих смрадных объятиях, – тихонько проворчал Окрикул ему в спину.
Дима споткнулся о камень, подняв облако пыли. Глупость какая-то. Почему его занесло в Древний Рим? Какие кнопки он там перепутал? Троечник несчастный, недостойный сострадания сюковец. Теперь надо каким-то образом не уронить своего достоинства, чтобы потом не было мучительно стыдно. Потом? А вдруг не будет никакого "потом"? Дима похолодел. Что, если он навсегда завязнет в этом Древнем Риме? О знамя СЮКа, о Великий Космос, что же он будет делать в этой стране? Хорошо еще, что его заставляли изучать латынь. Надо хотя бы узнать, в какой век его занесло.
Дима лихорадочно стал думать. Он только сейчас сообразил, что приключение затягивается. Итак, век. Нужны какие-то привязки. Что же там было, в этом Древнем Риме? Дима поднатужился и припомнил: в Риме был Карфаген. Карфаген должен быть разрушен.
– Ну, как там Карфаген? – спросил он нарочито легким тоном, словно вел светскую беседу.
Окрикул посмотрел на него как-то странно.
– Разрушен Карфаген, – задумчиво ответил он.
– И давно?
Окрикул помолчал, не зная, как реагировать на подобные вопросы, но Дима со всей задушевностью, на какую был способен, произнес:
– Если бы ты знал, Окрикул, как это важно для меня.
Бывший пират с сомнением почесал ухо скованными руками.
– Да лет уж десять прошло, – сказал он наконец.
Дима прикрыл глаза. Он напрягал свою зрительную память, пытаясь выудить из нее карточку с исторической датой. Учитель истории заставлял их писать крупными цифрами на карточках наиболее важные даты, полагая, что таким образом будет легче запоминать их на всю жизнь. Даты действительно въедались в мозги, как ржавчина, но сейчас почему-то выскакивали совершенно не те карточки. "Франки завоевали Галлию", "Карл Великий провозгласил себя императором". Стоп. "Третья пуническая война". Дима изо всех сил зажмурился, и из красноватого мрака поплыли синие корявые цифры: "146". Теперь осталось выяснить, до нашей эры дело было или уже после. Но как? "Э-э… Скажи, Окрикул, как там эра? Уже наша?"
Внезапно Диму осенило. Вместо "до нашей эры" говорят еще "до Рождества Христова". Стало быть, если эра наша, то весь этот скандал с Понтием Пилатом уже был.
– Скажи, Окрикул, – вкрадчиво спросил Дима, – не слышал ли ты о таком – Иисусе Христе?
– Полководец, что ли? – с сомнением сказал Окрикул.
– Философ, – поправил Дима. – Он бунтовал против Рима… Ну, и поплатился.
– Бунтовать нехорошо, – осудил Христа Окрикул. – Нет, про такого не слышал. А странно. Я ведь из Гадеса, а Гадес, да будет тебе известно, это порт, и все сплетни нам доставляются прямо на дом, свеженькими…
"Значит, и эра не наша", – тоскливо подумал Дима. Он быстро посчитал в уме. 146 год до нашей эры. Минус лет эдак десять… 136-й год. Или 137-й. Словом, тридцатые годы. Что же там у них происходило-то, в их тридцатые годы? А что, если бежать?..
Они шли по пыльной дороге, по обочинам среди пыльной зелени стояли мраморные надгробия и жертвенники. От жары звенело в ушах. Солнце поднялось высоко и припекало весьма чувствительно.
– Почему он не дает нам воды? – хрипло спросил Дима.
– Если пить на жаре, быстрее устанешь, – отозвался Окрикул.
– У меня в глазах черно, – сообщил Баранов. – Я сейчас упаду.
– Дурак, – равнодушно сказал бывший пират. – Лучше этого не делай.
Дима заскрежетал зубами.
И в этот момент торговец крикнул:
– Привал!
Ни к кому Баранов еще не испытывал такой жгучей благодарности. Торговец остановил коня возле мраморной стелы, у подножия которой еле слышно журчала вода. Ледяная кристальная вода источника, бережно заключенного в мраморное кольцо. На барельефе надгробия склоняла голову закутанная в покрывало женщина. Торговец слез с лошади и, нагнувшись, зачерпнул воды. Два солдата поспешно наполняли свои фляги, а рабы переминались с ноги на ногу в ожидании, пока им позволят подойти и напиться.
Наконец, торговец отошел, и пятеро приятелей-пиратов беспрекословно расступились перед Димой. Он так хотел пить, что даже не заметил этого.
Он рухнул перед источником и начал жадно глотать воду. Утолить жажду ледяной водой не так-то просто, даже если не обращать внимания на пронзительно ноющие зубы. Дима поднял голову над ключом и замер, разглядывая печальный образ на барельефе.
– Послушай… – заискивающе произнес над его ухом Окрикул. Дима обернулся. – Ты уже напился, – деликатно напомнил пират, – так отойди, а?
Дима покраснел и быстро встал на ноги.
Тем временем торговец, сидевший в тени деревьев на своем складном табурете, подозвал его к себе. Дима поплелся. Он успел уже забыть, какую жгучую благодарность только что к нему испытывал. Торговец разложил на коленях баночки и кувшинчики с какими-то притираниями.
– Встань на колени и подними голову, – сказал он, не глядя на Диму.
Дима мрачно подчинился. Торговец со знанием дела замазал наиболее выдающиеся синяки и кровоподтеки на его физиономии и велел позвать тех двоих, которых Дима вчера вечером попортил во время драки.
Гераклея, небольшой сицилийский портовый город, ослепляла белыми стенами, сплошь исписанными углем и красной краской. Дома стояли к улицам спиной, окнами во дворы. Диму тошнило от голода, духоты и пыли. Как назло, торговец вел их портовыми кварталами, пропахшими рыбой и смолой. Они поднялись по крутой, извилистой улочке, и торговец постучал рукояткой бича в довольно грязную дверь.
Через несколько минут они стояли уже в прохладной полутемной комнате, освещенной через отверстие в потолке. Навстречу им шел человек средних лет, одетый в легкую тунику и легкие сандалии. Внешность его была совершенно стертой: серое лицо, маленькие глазки, чуть отвисшие щеки. Он напомнил Диме завуча их интерната.
– Милейший Канноний! – вскричал он.
– Милейший Воконий! – отозвался торговец.
Они перешли на диалект, которого Дима не понимал. Солдаты торчали у входа, припечатав сапогами мозаичную надпись на пороге, и глазели по сторонам. Приятели куда-то удалились. Дима уселся на холодный пол. После раскаленной пыли это было блаженством. В интернате в это время обед. Он гулко вздохнул, вспомнив родную столовую.
– Вадим Баранов, – услышал Дима свое имя.
Он вздрогнул и поднялся на ноги.
– Сюда, – позвал чей-то незнакомый голос. Он звучал из-за темного занавеса на противоположной стороне комнаты. Дима откинул занавес, и свет ударил его по глазам. Под ясным небом зеленели подстриженные в форме птиц и рыб низкие деревца и кусты, среди них голо белели скульптуры.
Его тронули за руку.
– Сюда. Господин ждет тебя.
– А вы кто? – спросил Дима своего провожатого.
– Я диспенсатор, – последовал исчерпывающий ответ.