Она чуть покачивалась из стороны в сторону по своей привычке, незряче уставясь прямо в огонь и подсунув к нему босые, озябшие, замурзанные пяточки. И спящая дрорда чуть колыхалась на её плече. Страшное напряжение схлынуло полностью - и в опустошённой душе её вертелась только одна мысль.
"Тупой ты, Зугги - хоть и неплохой дядька…"
Тот не мог слышать её. Только взглянул в эти огромные, безумные глаза, поперхнулся вопросом - и вернулся к своей работе.
* * *
Зима не спешила вступать в свои права. Словно капризная и ветреная красавица, она чуть прижимала морозцем, то вдруг сменяла гнев на оттепель. И оттого в окрестностях Сарнолла по-прежнему стояла слякотная, гнилая погода. Конечно, приморскому городу такое не в диковинку - но вовсе и не в радость. Хотя в этом году оно очень даже кстати…
Бургомистр Стайн раздражённо отвернулся от окна. Был он весьма худ и подвижен до такой степени, что тяжёлая золотая цепь с гербом славного города Сарнолла взвилась и снова упала на чёрный бархат кафтана. А в голове его продолжали вертеться всё те же размышления…
Да, очень кстати - ибо немалое войско графа Ледвика, ставшее лагерем под стенами, не может попасть в город. Вообще-то, это дурость несусветная - воевать зимой. Уж больно холодно, да и по сугробам мотаться заморишься. Но в действиях полубезумного графа был и свой резон - как только зимние морозы укрепят пока ещё не ставший на Изели лёд, воины его беспрепятственно войдут в город. Пусть и переполовиненные стужей и болезнями, но стены на этот раз не спасут.
А магики из Гильдии - да что им? "Мы не вмешиваемся во внутренние дела, лишь бы не было чрезмерных кровопролитий и разрушений", - мысленно передразнил он надутого Эккера, главу морских колдунов Крумта. Может, оно и правильно - только всё одно казне урон, да и свои сундуки придётся изрядно облегчить - на выкуп графу и его головорезам.
Бургомистр ещё долго расхаживал по комнате, не глядя ни в пылающий камин, ни в большие окна мелкого переплёта, за которыми снова разыгралась мутно-белая круговерть. Страшно было даже и помыслить - но он решился на крайнюю меру, когда уже стало ясно, что этот проклятый богами и людьми Ледвик не отступится и на обычную мзду-откуп не польстится. А выходить с войском за пределы стен - даже поредевшая армия графа просто растерзала бы городское ополчение и стражников.
В дверь постучали. Получив разрешение, в комнату вошёл запорошенный снегом слуга, согнулся в почтительном поклоне.
- Привёл? - облизнув разом пересохшие губы, спросил бургомистр, чувствуя, как замерло и ухнуло куда-то сердце.
- С малого крыльца, тайно - как и было велено, - ответствовал тот и, пригласив в комнату таинственного гостя, улетучился обратно за дверь.
Стайн с затаённым любопытством разглядывал пришедшего. Но затем вдруг поймал себя на ощущении, что отвернись он от гостя, и не сможет даже описать его. Неприметный, затёртый, абсолютно не запоминающийся облик - вот единственные слова, которые пришли на ум бургомистру, пока он успел осмотреть и оценить облик вошедшего. И рост средний, и одежда в меру мешковатая - чтобы скрыть от внимательного глаза особенности фигуры или походки. И блеклые, словно выцветшие глаза на невыразительном лице.
- Прошу, - чуть суше Стайн указал жестом к двум креслам у камина, между коих стоял небольшой низкий столик, и отнюдь не пустой.
Гость не стал жеманничать или отнекиваться. Хладнокровно уселся в кресло, налил себе подогретого, со специями вина. Он не спеша, с удовольствием отхлебнул, подвинув ближе к каминной решётке сапоги. Что такое выпить после здешней сырой зимней погоды капельку горячего спиртного - это знают только местные жители. Ибо ревматизм и простуды здесь были двумя главными бичами рода человеческого. Да и не только человеческого, ибо встретить на Крумте гнома или эльфа тоже можно было, и не только в посольстве.
Затем он предъявил Стайну его пригласительное письмо, и когда тот кивнул, бросил лист бумаги в огонь камина.
Тем временем бургомистр, отчаявшись подобрать слова для речи - а он привык всегда взвешивать выражения, говоря с кем бы то ни было - мысленно послал все условности и экивоки к Падшему. Ибо сама только мысль о том, что глава одной из Презренных гильдий окажется у него в малом кабинете и Стайну придётся излагать тому свою просьбу, могла привидеться только в кошмарном сне.
- Догадываетесь, зачем я решил встретиться с вами? - наконец решился он.
Плечи гостя неопределённо шевельнулись под бесформенным плащом, а голос оказался лишённым каких-либо эмоций и безжизненным:
- Мои догадки здесь ничего не значат. Я весь внимание и слушаю уважаемого бургомистра чрезвычайно заинтересованно. Уж коль скоро его доверенный слуга гарантировал приватность беседы и неприкасаемость лично мне.
Стайн мрачно покрутил массивный золотой перстень на пальце, как делал всегда, оказавшись в затруднительном положении. Но доселе он находил решение и не раз доказывал делом, что по праву носит тяжёлую золотую цепь бургомистра.
- Всё дело в армии графа Ледвика, - негромко сказал он, выказывая подспудно грызшую его мысль весьма коротко - ибо умному человеку того достаточно.
А уж то, что главой гильдии воров вот уже десяток лет может быть добрячок-пацифист или какой другой недоумок - это уж россказни почище, чем байки поддатых матросов в портовом кабачке, или бредни проповедников из братства Единого.
Собеседник опустил голову, задумавшись над тем, как много вложил хозяин дома в столь короткую фразу. Тут было всё - и смена существующего положения в городе, которое все ругали, но которое всех в общем-то устраивало. И скудость казны, ещё не пополнившейся после репараций той, последней войны, когда расположенная на материке Полночная Империя поставила на колени гордых граждан Крумта. И отказ графа удовлетвориться обычного размера выкупом. И что останется от Сарнолла, если из него выкачать столько золота на сторону.
- Все ли средства исчерпаны? - негромко спросил Салдан.
А это был именно он. И никто иной, хотя имя его и не называлось. Глава одной из двух самых могущественных среди Презренных гильдий в городе. Ну, затеянное дело Нищим и Попрошайкам не по зубам - тут нужны щуки куда более матёрые…
- Да, другого выхода я не вижу. - голос бургомистра испуганно упал до едва различимого.
А Салдан размышлял - причём вслух, как бы советуясь сам с собой.
- Допустим, если удастся. Граф не простолюдин, у него родственнички-друзья обязательно сыщутся, со словом "честь" в головах. И "месть" тоже. А если не удастся… городу каюк - на ноги он не встанет после такого. И где же искать пристанища бедному человечку, дабы спокойно прожить на свои скромные сбережения?
- Так надо найти того, кто и дело сделает, и кого не жалко бросить, словно кость стае псов на растерзание… - бургомистр чуть подался вперёд.
Всё верно он рассчитал - хоть городские жулики и ходят на дело без оружия, но удалось точно вызнать через верных людишек, что есть в воровской гильдии и совсем уж душегубские таланты да умения. А посему он и послал преданного слугу с письмом - и завуалированным приглашением на встречу.
Глава кошелёчных и карманных дел мастеров не спешил отвечать - уж больно это дельце смердело. Тут думать надо, ведь голова на шее одна. Да и та своя, не казённая. Посему он налил себе вина, забросил в рот щепоть орешков и уставился в огонь. Долго он молчал, глядя сквозь весёлую и бесцельную суету язычков пламени на полыхающих жаром углях. И наконец поинтересовался:
- А что я буду с того иметь? - вопрос как бы подразумевал - в принципе он не против, но торговаться будет отчаянно.
Однако и бургомистр был не прост, и в таких делах поднаторел как бы не сильнее гостя. А потому разом отмёл все попытки набить цену.
- Жизнь за жизнь. Ведь однажды это может быть и твоя…
Собеседник покивал головой, с невыразительным лицом выслушав ответ городского головы. Всё верно - жизнь золотом не измеришь, да и не всегда купишь… Всяко оно может повернуться, а иметь возможность вытащить кого из рук палача это дело нешуточное. И верно намекнул этот Стайн - однажды может быть выкуплена и его, Салдана, собственная шея. И он согласился.
- Ну что ж. Есть у меня на примете человечек - ловкий и о смерти ещё не задумывается. Когда?
Стайн с облегчением вздохнул, откинувшись обратно на спинку кресла и забавляясь игрой огненных бликов в резных гранях хрустального стакана. Повертев его в пальцах, аккуратно поставил на столик и поднял глаза на собеседника.
- Мороз может установиться в любое время, и тогда у нас останется не более суток, пока лёд на реке не окрепнет. Пока что погода благоприятна… но я менее всего советовал бы на это полагаться.
Тот еле заметно усмехнулся и кивнул. Всё понятно. Хоть магики и соблюдают нейтралитет, но видать, кто-то из них ворожит родному городу - да вестимо дело, не за пустые слова. Оно и понятно, если втихомолку да без шума, только для своих - на многое глаза закрывают.
А бургомистр продолжил негромко, словно говоря сам с собой.
- Ни в каких бумагах, естественно, ничего такого не будет. И официально на совете о таком даже не помышляли. Но я поговорил поодиночке, тайно, со всеми мало-мальски влиятельными членами городского совета, и моё мнение не только одобрили, но и поддержали…
Вот так и был сделан первый шаг маленькой девчонки к бездонному обрыву в Непознаваемое. Правда, тогда она ещё не знала об этом. И даже не задумывалась - верно, верно заметил Упырь. Кто же в пятнадцать думает о неизбежном - разве только неисправимые пессимисты?
А пока Линн лежала, закопавшись в груде мусора, которую устроила с подветренной стороны солдатня из лагеря графа Ледвика. Хоть и рыскали вокруг городских стен суровые и неулыбчивые патрули, хоть следили, чтобы никто не мог без ведома предводителя въехать, а тем более выехать и вызвать подмогу - а всё же обыскивать кучу отбросов и извергнутого содержимого солдатских задниц никто не додумался.
Запашок был ещё тот, вполне можно себе представить, но по крайней мере внутри было куда теплее, чем снаружи. А главное - между обгрызанным добела кабаньим черепом и порванным седлом прекрасно просматривался ряд палаток. И большое, алого шёлка жилище самого графа, поставленное посреди некоего подобия площади в центре лагеря.
- Твоё дело - сжить со света Ледвика. Как ты это сделаешь, меня не интересует. Иначе - ты знаешь, что тебя ожидает… - так напутствовал её Упырь перед тем, как Линн по верёвке спустилась с городской стены в мутную круговерть ночной вьюги.
Да, она знала. И это знание не раз и не два заставляло её содрогнуться - и помнить о своей ненависти. А пока что…
В прилаженном за пазухой мешочке, зажатый меж двух дощечек, до поры покоился нож из чёрного стекла. Стекло это добывали у подножия огнедышащих гор, на островах далёкого юга. И обладало оно тем свойством, что сколы его были острее всего, что и могла только измыслить пытливая мысль оружейников. Даже гномьей выделки сталь, заточенная до неимоверной остроты и легчайшим прикосновением убирающая поросль с дворянских щёк и подбородков, не могла сравниться с чёрным стеклом. Потому-то и пользовались этим дорогим, но ужасно хрупким материалом лекари - если им надо было зачем-то разрезать человеческую плоть, да иногда магики для своих жутко непонятных изысканий.
Вот и лежала Линн под прикрытием свалки, и уже чуть ли не наизусть высмотрела и смены караула, и когда графу приносят еду в палатку, и когда он сам выходит, весь важный и разодетый, дабы немного размять ноги. И манеры речи, и характерные слова… Собственно говоря, она уже знала - что и когда сделает, а остальное время только убеждала себя, что лучшего способа не придумать.
Заметив, что ранний зимний вечер уже набросил серое покрывало на хмурое небо, Линн закрыла глаза, вздохнула - и решилась.
Рэггл, старый и худой как свечка слуга графа Ледвика, так и не успел понять, отчего его сердце так закололо и ему вдруг стало нестерпимо холодно, и почему оно, а затем и всё тело вдруг отказались служить. Ведь он всего лишь вышел вечером, дабы опорожнить ночную вазу своего воспитанника, коего помнил ещё совсем юным отпрыском рода Ледвиков…
- Что так долго? - недовольно проворчал сержант у входа в роскошную, тускло светящуюся изнутри алую палатку, безуспешно пытаясь укрыться за щитом от наконец-то принёсшего мороз ветра.
Другой часовой был одет подобротнее, потому только бросил косой взгляд на тщедушную фигуру слуги и тут же отвернулся от дыхания стужи, сберегая с таким трудом запасённое под одеждой тепло.
- Дык, итить его… поскользнулся впотьмах, да прямо в кучу. Извалялся весь, - нехотя проворчал тот, кого они приняли за Рэггла в темноте беснующейся вьюги.
- Да уж, запашок от тебя соответствующий, не хуже, чем от посудины. Не оскорбишь нос его светлости столь грубым ароматом? - хохотнул сержант, для очистки совести заглянув в ночную вазу.
Но оружия или чего-либо вообще там не оказалось, поэтому он просто кивнул слуге на вход во временное жилище графа - заходи, мол. Тот знакомым жестом поправил свой поношенный и испачканный в чём-то тёмном кафтан, и проворно юркнул внутрь.
Мнения всех, кого только потом и удалось допросить, расходились самым невообразимым образом. Но сходились в одном - ничего такого не было ни видно, ни слышно. Мелькнула пару раз тень на ткани палатки, и всё. Но в любом случае - их тщетные расспросы и ход розысков оказался весьма далёк от истины…
Граф Ледвик был крупным, сильным мужчиной и опытным воином. Не раз он смотрел в лицо смерти и был готов к ней - но не к такой. Едва он, обнажив белоснежный зад, сел на опорожнённую старым и уже не таким расторопным, как в молодости, Рэгглом ночную вазу и издал вздох облегчения, как перед его лицом что-то мелькнуло.
Лезвие, обнажённое в чёрном стекле сколом после удара искусного раба из гильдии ювелиров, ещё сохранило свою первозданную остроту. Вырвавшись наконец из двух защищающих от случайного прикосновения дощечек, созданное делать идеального качества разрезы в плоти, оно стремительным и в то же время плавным росчерком подлетело к вожделенной цели. Не задерживаясь и почти не встретив сопротивления, разделило пополам слой человеческой кожи на шее - прямо под вздрогнувшим кадыком. И с еле слышным хрустом сделало длинный разрез на всю глубину, слегка чиркнув по хрящу позвоночника - изнутри.
Граф, пойманный на выдохе, ещё успел последний раз вдохнуть воздуха - но уже не ртом, а развалившимся пополам горлом, только вот закричать ему уже было нечем. Почти бесшумно хекнув широким фонтаном алых брызг, он нелепо дёрнулся, засучил ногами, и зачем-то попытался схватиться на располосованную глотку в нелепой и глупой надежде. Каким-то чудом ему удалось схватить за руку слугу, стоящего сзади и почтительно держащего господские портки.
Линн не вырывалась, когда Ледвик последним, судорожным рывком подтянул её к себе, пытаясь рассмотреть лицо убийцы. Слегка прищурившись от брызжущего в лицо и на одежду веера тёплой и оказавшейся чуть солоноватой крови, она внимательно, словно запоминая, смотрела - как стекленеет взгляд. Как уходит жизнь из большого, могучего человека. И как ни на сетанг не заставившая себя ждать смерть наводит глянец на серо-голубые, с лопнувшей прожилкой глаза. Она даже уловила момент, когда из тела исчезло неуловимое нечто - и живой стал покойником.
И она не отвела взгляда, смотрела пристально и, как ей показалось, бесконечно долго. Наконец, когда взор Ледвика стал пустым и чуточку удивлённо-вопросительным, она моргнула слипающимися от чужой крови ресницами - и вновь полоснула стеклянным лезвием, безжалостно скрежеща о кость. На этот раз - по внутренней стороне запястья схватившей ей руки. Сухожилия разрезались почти так же легко, хватка покойника ослабла, и Линн высвободилась. Подхватила и прислонила к подпирающему полог шесту расслабленное тяжёлое тело. Благо вазу она поставила здесь - почти в самом тёмном месте у опоры.
Тут же выхватила из рукава заранее отхваченный кусок верёвки, одним взмахом прикрепила уже покойного графа к столбу. Разжала сведённую судорогой руку, уронила в грязное месиво, из коего состоял пол в этой половине большой палатки, уже ненужный нож. Спохватившись, вынула из другого мешочка за пазухой знак, положила рядом - и выскользнула из палатки.
Со знаком этим была особая история. Порасспрашивав о Ледвике перед тем, как идти на казавшееся остальным безнадёжным дело, она отметила для себя одну немаловажную деталь - что граф некогда вырезал под корень один древний, гордый, но обедневший род. И вспомнила, что знак с гербом того рода, старый, грязный и покрытый бурым налётом - как бы не засохшей кровью - она видела в груде старого хлама на чердаке гильдии. Так почему бы не подстроить всё как месть?
И ей это удалось. Часовые не обратили никакого внимания на Рэггла, по какой-то надобности или поручению вновь выскочившего наружу и помчавшегося весьма резвой прытью куда-то к палаткам сотников. Да и по правде говоря - обращаем ли мы внимание на слуг, если нам сейчас ничего от них не надо? Вовсе нет - те шныряют себе по своим делам, рядом и вокруг нас. Мы их видим - и не замечаем.
Вот это-то ценное свойство и позволило Линн безвозбранно кануть в круговерть вьюги, в спасительную темноту. И даже выйти за пределы лагеря почти к каменной башне у реки, прежде чем сзади сквозь завывание ветра послышались крики. Но поздно, поздно - торжествующая девчонка летела как на крыльях по ещё тонкому, прогибающемуся и трескучему под её лёгкой походкой льду, огибая громаду башни и пробираясь над тёмной водой в город.
Как она попала в развалины пивоварни, где мрачный Салдан который уж раз обдумывал, а правильно ли он поступил и что теперь делать, Линн не помнила. Равно как не задержалась в её памяти холодная и беспощадная истерика, когда возбуждение отпустило. Как Тайши разжимала тупым кинжалом рот, заливая в глотку жгучее зелье для успокоения; как её переодели и тайно, подземным лазом принесли в гильдию - ничего этого бьющаяся в судорогах девчонка не помнила.