* * *
- Ну и что будем делать дальше? - Зугги бросил на едва живого Соплю короткий взгляд, а затем вопросительно посмотрел на мерно и тихо раскачивающуюся Линн.
- А что мы можем? Дотемна сидим здесь, ночью опять вверх по течению, - девчонка смотрела невидящим взглядом в еле заметные язычки костра, который кузнец иногда подкармливал то веточкой, то шишкой - всё ж как-то уютней у огня.
Пожав плечами, старик промолчал. И так было всё понятно. Соплю к целителю не потащишь, да и где его найти, целителя-то? Не в полунищей же деревеньке на той стороне реки. Так что, похоже - если парнишку не попустит, то не жилец он.
А сам кроил добротную шерстяную ткань и сшивал её тонкой кожаной ленточкой. Против воли Линн заинтересовалась, следя за ловкими пальцами мастера. Они словно жили отдельно от тела и даже от глаз - своей таинственной, деловитой жизнью. И уже ближе к вечеру, когда под сводами леса стало еле заметно смеркаться, а с реки несмело приплыли первые, ещё редкие лохмы тумана, Зугги закончил свою работу.
Из длинной щегольской накидки здоровяка-колдуна вышла очень даже симпатичная одёжка для кузнеца. А самой Линн он бросил на колени нечто непонятное.
- На, примерь, - и еле заметно, устало улыбнулся.
Девчонка, отметив, что Синди на плече не наблюдается - отправилась охотиться, зверушка огнепыхающая - расправила и встряхнула серую шерсть. Это оказался недлинный плащ - с двойным слоем ткани на левом, излюбленном дрордой плече, и с кокетливой пелеринкой вверху. Швы были красиво обмётаны крестиком, а на ворот кузнец пустил алую с золотом полосу, выдранную из пояса незадачливого колдуна.
Линн встала, ощущая во всём теле некую странную лёгкость и послушность. Набросила одежду на плечи, вдела в петельку застёжки примётанную с другой стороны деревянную палочку-пуговицу. Попрыгала чуть, заметив, как в голове слегка зазвенело и стукнулись друг об дружку две-три ленивые, невесть как оказавшиеся там мысли. Затем завернулась поплотнее - плащ оказался пошит на славу. И закрывал хорошо, и не мешал ходьбе или даже бегу.
- Спасибо, Зугги - ты мастер на все руки, - негромко, но с чувством произнесла она.
Кузнец кивнул, уже жуя подогретую на огне лепёшку.
- Я посплю пару часов - пока совсем не стемнеет, - устало и чуточку смущённо бросил он и растянулся на холстине.
Призадумавшись, Линн припомнила, что днём она проспала несколько часов, так что и впрямь - теперь её очередь на стрёме быть. Или как там говорят косолапые, вразвалку ходящие морячки - вахту стоять?
И она принялась расхаживать туда-сюда пружинистым бесшумным шагом, иногда поглаживая ещё топорщащуюся обновку и прикидывая планы на будущее. Не раз и не два её взгляд словно ненароком падал на тихо сопящего во сне кузнеца, и каждый раз, словно обжёгшись, стекал на другой предмет или окружающее…
- Вставай, Зугги - уже почти совсем стемнело.
Заспанный и слегка очумевший спросонья кузнец подхватился на ноги. И действительно - солнце давно село, и вокруг снова царила бархатная мягкая темнота. Лишь кусочки неба ещё светились сквозь прорехи лесных крон вверху.
Он с удовольствием поел, запил травяным отваром, что изнывающая от безделья Линн уже успела заварить и отставить в сторонку - дабы распарился и настоялся. Затем сыто и сладко потянулся. Спохватившись, обернулся к будто задремавшему Сопле и прикоснулся к его холодному лбу пальцами.
- Оставь его, он уже закончил свой земной путь, - мрачно заметила Линн, и действительно - парнишка уснул навсегда.
- Каких богов он хоть почитал? - Зугги отдёрнул руку, словно обжёгшись.
Затем вздохнул, пересилил себя - и закрыл покойнику словно укоризненно глядящие глаза. Сделал над собой охраняющий знак, покачал лохматой после сна головой. Услышав ответ, что вроде иногда поминал тёмную богиню ночи, он призадумался. Потом поднял лицо.
- В реку?
Линн молча кивнула. Река была ничуть не лучше и не хуже иных мест - а вот тайны умела хранить куда как надёжнее. Потому быстро собрала вещи, тихо свистнула не замедлившую явиться на зов Синди. И пошла вслед за кузнецом, с пыхтением несущим свою скорбную ношу.
Лодку они еле вытащили из кустов и осторожно столкнули в реку. Зугги вставил вёсла в поворотные рогульки, коими плоскодонка по бедности была оснащена вместо стальных уключин, и в десяток сильных гребков выгнал её на глубину.
- Жил он бесталанно и помер не по-людски. И всё же, Ночь, прими под своё широкое чёрное крыло ещё одну душу. Хоть мало добра он в жизни сделал, но ещё меньше от жизни видел. Даже имени толком не знаем. Эх! Покойся с миром, Сопля… - и Зугги отпустил тело в тёмную глубину струящейся воды.
А девчонку, тихо и смиренно угнездившуяся на носу лодки, посетили совсем другие мысли. Ведь старине Зугги тоже не было места в её дальнейших планах…
После следующей ночи лодку пришлось бросить - река здесь обмелела, и застрявшие на дне топляки и коряги сделали дальнейшее плавание не только медленным, но и весьма опасным. Зугги не без сожаления оставил плоскодонку в прибрежных кустах.
- Авось, найдёт кто да приспособит к делу… - пробормотал он.
У Линн было другое мнение по этому поводу, но она благоразумно оставила его при себе. В конце концов, меток на лодке никаких не было - в том девчонка удостоверилась лично, сбегав днём к реке за водой и быстро, но пристально осмотрев плоскодонку. Так что если бы кто и смог признать, так это мастер, сделавший её - что уже совсем было бы невероятным совпадением.
Выйдя к опушке леса, за которой весеннее солнце щедро светило на крестьянские поля, кузнец скомандовал привал.
- Слушай, Линн. Неровен час, а если придётся нам разбежаться? Давай сразу добычу-то поделим - и каждый свою долю к себе в мешок. Сколь мне уделишь - треть аль четверть?
Та не могла не признать резонность доводов старика. А с другой стороны - да так даже и лучше было бы. Меньше подозрений…
- Поровну, Зугги. Там столько, что на всю жизнь хватит, - ровным голосом сообщила она.
Расстелив холстину, кузнец вывалил на неё добычу последнего рейда Линн и покойного Сопли, упокойте боги его душу - и, недоверчиво хмыкая, принялся считать. Уж что-что, а счёту и чтению в воровской гильдии был обучен каждый, перешагнувший десятилетний рубеж. И покойный ныне Упырь не без причины гордился этим достижением своих подопечных. Даже в Купеческой встречались людишки, что полагали - мелочи эти для приказчиков да управляющих! Хотя иногда, надо признать, за это и платились…
Шепча что-то про себя, на глазок он оценивал алмазы и лалльские рубины, нашедшиеся в одном из замшевых мешочков. Дублет, покачав головой, отложил пока в сторонку. Пачку векселей тоже.
- Знаешь, Линн - слыхал я, что город наш бывший должон был внести свою часть выкупа - на военную контрибуцию имперцам, чтоб их демоны приласкали. И как бы вы с Соплёй не ухватили это самое. Уж больно тут много…
Та не без интереса выслушала рассуждения Зугги, от нечего делать втихомолку дразня да теребя безучастно и лениво сидящую на плече Синди. Дрорда сначала отдёргивалась, затем вдоль шеи и спинки её чуть встали дыбом крохотные шипы - вроде как ощетинилась. Но поскольку хозяйка не унималась, то зверушка потихоньку разошлась, непритворно шипя от злости и легонько цапая за пальцы зубками. Однако, это была их старая игра - чтобы Синди совсем уж не засыпала, да и злость свою в махоньком тельце поддерживала на должном уровне.
В конце концов дрорда не выдержала измывательств над своей драгоценной особой и обиженно взлетела. Описала несколько кругов высоко над сидящей парочкой, забавно кувыркаясь от избытка хорошего настроения. И надо ж было такому случиться, чтобы пролетающая мимо самка то ли ястреба, то ли коршуна посчитала непонятную ей, отливающую бронзой зверушку лёгкой добычей. Пронзительно и воинственно клекоча, птица ринулась в атаку.
Только щелчок её мощного клюва пришёлся в пустоту - Синди порхала, хаотически меняя направление и скорость полёта с той лёгкостью, коей обзавидовались бы все летучие мыши или стрекозы, сколько их там ни есть.
Оторвавшись от своего занятия, Зугги поднял голову, с интересом наблюдая за разыгравшимся в воздухе представлением. Посмотрев на улыбающуюся Линн, он отметил, что на лице девчонки не присутствует даже тени озабоченности, покрутил головой и снова уставился вверх. Дрорда, летая на первый взгляд медлительно и неспешно, уворачивалась от атак осатаневшей и сбитой с толку хищницы с такой грациозной виртуозностью и непринуждённостью, что хозяйка опять вспомнила, как в найденной среди хлама на гильдейском чердаке книге вычитала, что драконы и их малые родственники-дрорды вовсе не чужды магии - особенно в полёте.
Постепенно и Синди вошла в раж - уворачиваясь от проносящейся мимо неповоротливой по сравнению с ней тушки, она стала совсем уж по-хамски пощипывать ту за когтистые лапки, и даже издевательски выдернула несколько длинных серо-крапчатых перьев из роскошного хвоста. Тут уж хищная самка совсем потеряла соображение и вместо стремительных наскоков с некоторого расстояния - ринулась в навал, бестолково клацая загнутым клювом и размахивая во все стороны устрашающих размеров когтями.
- Лю! - негромко скомандовала Линн, и дрорда, ни сетанга не мешкая, поставила в забаве точку - жирную и последнюю.
Небольшой, но ослепительно яркий огненный шарик вырвался из её пасти и встретился с заоравшей дурным с перепугу голосом птицей. Вспышка бледного пламени, короткий пшик, сизый дымок - и только курящаяся вонью обугленная тушка упала неподалёку от сидящих людей. Да несколько серых подпаленных перьев с конца крыла, лениво кружась в ветерке, улетели куда-то за деревья.
А Синди, от восторга заложив совсем уж головоломный и противоречащий всем законам полёта вираж, разразилась водопадом красноречия. Тут изумилась даже Линн - впервые она слышала победную песню дрорды. Хоть и крохотная, но всё же дракониха, та оказалась источником самых неожиданных звуков. Словно музыкальная шкатулка в господском доме или горбатый скрипач Николло, она вмещала в себя целую вселенную трелей, криков и нежного клёкота.
Малышка взмывала к пронзительно-лазурным небесам, свистя на разные лады, и тут же кувыркалась не хуже голубя, издавая звуки наподобие тех, что таились в городском колоколе Сарнолла. Полого спускалась к притягивающей её земле, что-то вереща на своём языке, чтобы снова воспарить к сиянию солнца. И вот наконец, излив себя в воинственном и каком-то торжественном последнем вопле, маленькая певунья вдруг словно засмущалась и круто спикировала на плечо хозяйки.
- Весна, однако! - улыбнулся Зугги.
Он покрутил от восхищения головой и вернулся к прерванному занятию, иногда хмыкая и поглядывая на часто дышащую на своём привычном месте дрорду. А та, заглядывая в лицо хозяйки возбуждённо поблёскивающими глазёнками, что-то негромко и торопливо рассказывала. Хотя Линн не понимала ничего, она слушала чрезвычайно внимательно, ибо с некоторых пор чудным образом приспособилась в интонациях и переливах голоса маленькой подруги что-то понимать.
Вот и сейчас - она почти увидела в рассказе дрорды и радость полёта в чистом воздухе под ясным небом, и воинственную нахалку, раза в три-четыре большую размерами, и восторг победы.
- У-умница ты моя… - непритворно ласково улыбнувшись, ответила девочка дрорде и наконец-то почесала ей шейку - любовно и нежно.
Мир и взаимопонимание были полностью восстановлены, и Синди от избытка чувств легонько потёрлась ушастой головкой о щёку Линн. Затем осмотрелась по сторонам, прислушалась к чему-то доступному только ей. Поёжилась совсем по-птичьи, зевнула. Не без подозрительности покосилась на хозяйку - и сунула голову под крыло. Уж что-что, а поспать после хорошо сделанной работы ей отнюдь не возбранялось…
- Вот, вроде и всё, - подытожил в конце концов Зугги, обращаясь не столько к Линн, сколько к себе. - Значит так. Золота и камушков тут хватит, чтобы купить солидных размеров баронство да обустроить его со всем прилежанием. А вобще - половины каждому из нас достаточно, чтобы безбедно и припеваючи прожить много лет.
Он почесал взмокшую от усердия спину под латаной-перелатанной рубахой, и принялся пересыпать долю каждого в мешочки. Золото отдельно от серебра, алмазы от рубинов и ещё каких-то непонятных, но очень красивых сине-зелёных камешков.
- Это не считая дублета и бумаг. Только - я от своей доли в них отказываюсь, уж не взыщи. Слишком приметные. - Зугги пожал плечами, закончив свою работу, и с облегчением вздохнул.
Протянув руку, Линн подняла с холстины красивый, выбросивший вдруг в солнечном луче сноп разноцветных искр венец белого золота. Отряхнула пару прилипших крошек, протёрла рукавом и полюбовалась на изделие неведомых мастеров, пристально разглядывая прихотливо вьющйся по ободу узор. Никогда не виданные звери, искусно вплетённые в растительно-древесный орнамент, жили своей, воплощённой в металле, таинственной и непонятной жизнью. А большой камень, более похожий на прозрачный белый металл, уж и вовсе не был похож ни на что знакомое.
- Послушай, Зугги, да люди ли сделали его? - усомнилась она.
Кузнец повертел в пальцах подвеску, разглядывая работу и оценивая качество камней в висюльках. Он потёр лоб, припоминая что-то, пробормотал про себя несколько слов. Поцокал, качая головой.
- Колье - вот как эта штука называется. Я ведь когда-то неплохим ювелиром был, прежде чем взялся не подумавши за один заказ, что не стоило бы… Да, ты права, Линн - работа не человеческих мастеров. Но и не эльфов - уж руку тех я знаю, немало их через мой осмотр прошло. Однако, и не гномы - те в таком стиле никогда не делают, даже на заказ.
Затем он взял у девчонки обруч, пристально осмотрел его. Он негромко охнул, и по лицу его разлилась бледность.
- Что? - всполошилась Линн, и почувствовшая волнение хозяйки дрорда на плече завозилась во сне.
Цветом лица более похожий на рыхлый, талый весенний снег, Зугги уронил украшения на холстину, взирая на них с почтением и острасткой.
- Что же мы наделали… Это же парадные драгоценности Морских Ярлов…
"Что наделали, что наделали!" - мысленно передразнила его вовсе не проникшаяся важностью ситуации Линн. Ну подумаешь, попёрли старинную драгоценную безделушку, предназначенную тешить взор жирного купца или бледного от осознания собственного величия вельможи и обречённую лежать на бархате во тьме сейфа, ибо даже одна только мысль о том, чтобы надеть эту парочку - дублет, казалась нелепой и кощунственной.
Она легкомысленно фыркнула, ухватила венец. Повертела в руках, инстинктивно угадав уже зарождающимся женским чутьём, где тут что к чему - и надела холодный металл на свою голову.
- Ну что, идёт мне? - с беззаботной усмешкой спросила она, ибо надетый в волосы обруч оказался как раз впору - словно на неё сделан.
Затем она пристальнее рассмотрела это так называемое колье, и сожаление царапнуло её сердце - не для неё сделана эта обалденно красивая штучка! И всё же в несколько сетангов разобралась с застёжкой, надела на шею прямо поверх своих лохмотьев - и защёлкнула.
Солнечный свет померк, сделавшись серым, призрачным и ощутимо вязким. Деревья окрест, да и застывший столбом Зугги тоже оказались словно выточенными из полупрозрачного материала. Почему-то Линн была уверена - что из цельных кристаллов соли. Зато прояснилось далеко вокруг. И девчонка видела так же ясно, как и осознавала, что этого попросту не может быть - и белые барашки волн далеко в океане, и лениво двигающийся под грязно-белыми парусами грузный купеческий корабль. И полуразрушенные башни некогда могучего форта, охранявшего вход в бухту, по берегам которой раскинулся красивый цветущий город.
Чайка, выловив из волны неосторожно отделившуюся от стаи рыбёшку, приветливо квирркнула Линн на лету, покачивая белыми с чёрными кончиками длинными крыльями. И гордый альбатрос, нежащийся в воздушных потоках в невообразимой высоте неба, жадно прислушался, восторженно внимая невысказанным желаниям маленькой госпожи. И стая дельфинов радостно выскакивала из воды, блистая чёрно-белыми телами и приветствуя свою повелительницу…
- Нет! - жадно вдыхая показавшийся столь сладостным и живительным воздух, Линн только усилием воли вернула себя к реальности.
Вокруг было всё по-прежнему. Только кузнец взирал на неё с неописуемой смесью ужаса и восторга, да пробудившаяся ото сна Синди ласково и подхалимски тёрлась о щёку. Деревья и трава вновь были вещественными, своих природных цветов и консистенции - только Линн уже знала, что это только на первый взгляд. Стоило чуть расслабиться, поплыть по течению переполнявшей её неслышной, но такой ощущаемой песни - как зрение чуть раздвоилось. И сквозь слой иллюзий вновь просвечивала солёная и полная прохладного вольного ветра безбрежная реальность.
- Ну ты даёшь!… - только и выдохнул Зугги.
- А то! - горделиво и невпопад ответила Линн непослушными губами.
Она скинула обруч, кое-как отщёлкнула застёжку и присоединила колье к её лежащей на холстине паре.
- Опасная штучка - ох, опасная… - она только сейчас задрожала, и запоздалый испуг, что собственное нахальство и дерзость могли запросто сотворить с ней незнамо что, только сейчас пробежался мурашами по спине и ниже.
Реальность вокруг снова эдак нехорошо дрогнула, покачнулась. Но Линн, зажмурив глаза, отчаянно затрясла головой, и остатки наваждения солёными морскими брызгами разлетелись вокруг. Осторожно приоткрыв веки, она опасливо стрельнула взором туда-сюда. Вроде бы всё в порядке, как и прежде. И, уже немного успокоившись, отчаянная девушка глубоко вздохнула и прислушалась к себе.
Где-то в глубине весёлым ручейком журчала радость познания неведомого, а в ушах неслышно то ли гремел неумолчный рёв океанского прибоя, то ли свистел яростный шторм. И на это всё её существо откликалось весёлой нетерпеливой дрожью. Линн даже поймала себя на желании пробежаться по макушкам пенистых волн наперегонки с солёным ветром - да так, чтобы его яростные порывы заласкали кожу до холодного онемения.
Она снова взяла голову в ладошки и отчаянно затрясла. Затем даже вскочила на ноги и запрыгала на одной ноге, легонько стукая кулачками по ушам и вытрясая из них остатки песни моря. Она ещё не знала, что это. И хотя догадывалась, и ей даже немного понравилось ощущение свободы и ничем не ограниченных океанских просторов, но - Линн ещё не была готова к такому.
- Ты как - бросаться и кусаться не будешь? - опасливо спросил явно озадаченный её поведением Зугги, на всякий случай отодвигаясь подальше.
- Нет, не буду, - подумав, ответила вредная девчонка и улыбнулась.
Только тут она обратила внимание, как ластится и льнёт к ней дрорда. С каким вниманием заглядывает в лицо, и какой нежный клёкот срывается из её маленькой пасти. Линн давно заметила, что в отличие от других животных, откликающихся не столько на слова, сколько на интонации голоса, Синди частенько почти явно и дословно понимает её, свою хозяйку. А иногда и соображает даже больше, чем можно выразить словами. И Линн ничуть не удивилась бы, если бы в один прекрасный день дрорда заговорила бы на человечьем языке, проявив наконец свою неуёмную язвительность. А если молчит до сих пор, то вряд ли стесняется - просто-напросто жмотничает, вреднятина…
- Ну что ты, Синди? - девчонка приласкала свою воспитанницу.
- Уррк! - утробно ответила та и закатила от удовольствия глазёнки.
Ну что тут ещё скажешь?