Хаарт уже успел затопить плиту и накрыть на стол - я боялась, что это опять будут какие-то корни, но пахло уж очень аппетитно. После всех этих физических упражнений на свежем воздухе изголодалась я страшно, но мне не хотелось показаться невежливой - поэтому я присела на нижнюю ступеньку лестницы и сидела там, пока он, не оборачиваясь, сказал:
- Ты можешь сесть за стол.
Посуда тоже была какая-то непривычная - хорошая фарфоровая посуда, но странной формы, какой-то текучей, что ли - настолько она была плавно изогнута. Белая тонкая чашка, казалось, светилась изнутри своим собственным светом. От нее поднимался ароматный пар - это было подогретое вино с какими-то специями.
Я из вежливости подождала, пока он не начнет есть, и только потом развернулась как следует. Ложки и ножи тут были, а вот вилки - нет. Сейчас, правда, это меня мало беспокоило.
- Так как же все-таки ты оказалась тут? - спросил Хаарт.
Я рассказала ему всю эту историю про штурмовиков и приемник - довольно, впрочем, коротко.
- Тебе повезло, - сказал он. - Ты могла проплутать там до смерти. Там такие лабиринты, знаешь…
- Это действительно подземный город?
- Да нет, - ответил он, - это просто какая-то система коммуникаций. Может, под ними и лежит какой-то подземный город, не знаю.
- Какой смысл ходить вот так…туда и обратно?
Он пожал плечами.
- Это просто торговля. Перевозка товара. Здесь ведь никто никогда не делал ничего сложнее телеги. Я переносил сюда оружие, разные вещи.
Я дотронулась до чашки - она еще хранила тепло и казалась такой хрупкой… не толще бумажного листа.
- У нас таких не делают. Я хочу сказать, это музейная вещь. А ты говоришь, что тут ничего не умеют.
- Это не наши. Это леммы.
- Леммы?
- Другая раса. Они иногда продают всякие такие штуки. Или меняют. Не думаю, чтобы они сами пользовались такой посудой.
- Я… не понимаю.
- Тут нужно прожить какое-то время, чтобы привыкнуть к этому. У вас там тоже все очень запутано. Здесь, например, нет войн.
- Сульпы… они такие страшные.
Он усмехнулся.
- Они, в большинстве своем, даже мяса не едят. А ты, когда там носилась, думала, они сейчас нападут на тебя, да?
- Наверное, да. Все это непривычно как-то.
От теплого вина я вконец расслабилась, мне стало хорошо и спокойно, только страшно лень было подниматься с места. Я просто сидела, пытаясь представить себе, как они тут живут. В целостную картину все это как-то не складывалось.
Хаарт покосился на меня и стал убирать со стола. Я даже не пыталась ему помочь - просто сидела и смотрела, как он складывает посуду в раковину. Он сказал:
- В следующий раз твоя очередь.
- Ладно. А чем тут вообще люди занимаются?
- Живут. Так же, как и везде.
- Мы долго ехали. Два дня. И не встретили никого. Ни одного человека. Где все?
- На краю леса есть несколько деревень. И еще город, не очень далеко. Но людей тут не много, это правда.
- У нас… - Я закрыла глаза и откинулась на спинку стула - даже этот мягкий свет сейчас казался невыносимым - все по-другому. Всего очень много…слишком много.
Хаарт перестал греметь посудой. Я приоткрыла глаза - он, обернувшись, глядел на меня.
- Здесь и правда, спокойно, - наконец, сказал он.
Здесь, действительно, было спокойно. Меня словно покачивало на теплых волнах, страх куда-то ушел, словно ему в этом мире действительно не было места. За окном темное небо несколько раз вспыхнуло - дальние зарницы высветили края туч, потом, через сто лет, я услышала тихий рокот.
Хаарт сказал:
- Ты хотела пройти обратно… Если это тебе действительно нужно, я смогу провести тебя туда через пару дней. Но, мне кажется, лучше будет, если ты останешься здесь. Если там тебя ничего не держит.
Я подняла голову. За его спиной было витражное окно, цветные блики лежали на каменном полу, на темной столешнице. Там, за окном, в темноте, раскинулся непонятный чужой мир. Не более чужой и непонятный, чем тот, который я оставила там, по ту сторону темного лабиринта, в грязи и холоде.
- Не держит, - сказала я. - Нет.
3.
Мне действительно пришлось выучить язык - когда у Хаарта лопнуло терпение, он просто перестал разговаривать со мной на языке той стороны. На самом деле, оказалось, что это не так уж и сложно если иметь стимул.
Вскоре он сказал, что ему нужно отвести вторую лошадь к сульпам - он уехал и пропадал дня четыре. С его уходом все мое спокойствие куда-то делось - ночами я бродила по дому, заглядывала в углы, прислушивалась к несуществующим шагам. Дом принадлежал ему, а не мне, и не то, чтобы становился враждебным - просто не обращал на меня внимания. Я закрыла изнутри ворота и ночами запирала на внутренний засов входную дверь - мне мерещились всякие ужасы. Как оказалось, не напрасно.
Хаарт приехал очень мрачный. Он привел другую лошадь, вместо той, прежней, уж не знаю, где он ее раздобыл - крупную гнедую кобылу, с которой мы сразу поладили и рассказал, что до него дошли неприятные известия - кто-то из наших военных обнаружил Проход.
Видимо, на той стороне все было уж очень плохо - Хаарт не стал рассказывать, как обстоят дела, а мне не удалось ничего от него добиться, - раз вооруженные доблестные наши войска храбро ринулись неизвестно куда. Их больше двухсот человек - сказал он - они натащили с собой кучу оружия и уже постреливают. А с перепугу от них можно ожидать чего угодно.
Он ходил по дому черный и только к вечеру мне удалось вытянуть из него, что еще случилось.
- Те сульпы, которых ты тогда так испугалась, - сказал он. - Они поселились возле Прохода.
Я уже поняла, что произошло, но дала ему договорить. Может, ему станет легче, если он сам все расскажет.
- Они их убили, всех. Все становище. Перестреляли из автоматов. Они же совсем безобидные, сульпы! Они, наверняка, даже не могли понять, что происходит.
Это меня не удивило. Другого я и не ожидала - для наших людей, оказавшихся в незнакомом месте, озлобленных, испуганных, да еще и вооруженных, это была вполне естественная реакция. Что-то вроде условного рефлекса. Но на этом ведь не кончится…
Я сказала:
- О, Господи! Хаарт, да ведь они тут всех перебьют. С ними нужно что-то делать. Представь себе, что вся эта вооруженная банда ввалится сюда и…
Он покачал головой.
- Ты не понимаешь. Никто с ними ничего не будет делать. Просто не сможет.
- Не сможет? Почему?
- Я же говорил тебе - тут никто никого не убивает. Тут не бывает войн. Тем более, что нужно собраться всем вместе, договориться как-то, собрать оружие… нет. Никогда я ни о чем таком не слышал. Никто тут не будет обороняться - организованно, во всяком случае. Да и поодиночке - вряд ли.
- Но тогда…
- Прожить в лесу не так-то просто, - сказал он. - Посмотрим, что будет через пару месяцев.
- Но если они выйдут сюда?
- Нет, - сказал он, - не думаю. Они скрываются где-то в лесу. Похоже, они не очень-то любят открытые пространства. Тем более, скоро начнется Кочевье. Их тут сметет с лица земли, просто.
- Эти… миграции животных?
- Ты не представляешь себе, что это такое, - возразил он, - они идут сплошным потоком, сотни, тысячи. Когда они уходят, тут нет травы. Вся земля разворочена, вытоптана… И они опасны. Многие среди них опасны. Ты же видела, какая ограда вокруг дома. Это от них, от хаэд. И это при том, что холм они огибают стороной. Они движутся мимо холма - туда, на побережье.
Я попробовала представить себе то, о чем он рассказывал - темная, шевелящаяся масса, покрывающая равнину от горизонта до горизонта, распадается на два потока, огибая холм. Их должно быть видно с верхней площадки лестницы - не слишком приятное зрелище.
- Нам нужно съездить в город - сказал Хаарт.
Я даже слегка удивилась. До сих пор он не говорил ни о каких поездках и пресекал все мои попытки поближе познакомиться с окружающим миром. Я так и не видела тут никого больше - за все прошедшее время.
- Кочевье запрет нас надолго - объяснил он, - а продукты на исходе. Тебе нужно купить какую-нибудь приличную одежду. Седла второго тоже нет. Ну, и, может, узнаем какие-то новости.
Раньше я бы обрадовалась предстоящей поездке, но сейчас мне что-то расхотелось выходить за пределы дома - я была слишком напугана всеми его рассказами. Но пререкаться с Хаартом мне не хотелось - при его теперешнем настроении. Я только спросила, берет ли он с собой какое-нибудь оружие и немного успокоилась, когда он сказал, что да, берет.
Мне было страшно. Какое угодно зверье лучше, чем те ребятишки, с которыми я повстречалась тогда, на развалинах, ночью.
Чтобы как-то отогнать грызущие страхи, я попыталась отвлечься, пробуя представить себе этот самый город, однако, ничего разумного при этом слове в голову не приходило. Во всяком случае, вряд ли он будет похож на наши города - слишком уж тут все по-другому. Из рассказов Хаарта я сделала вывод, люди тут не слишком активно общаются между собой, даже, похоже, стараются избегать друг друга. А ведь город - это везде, в любой культуре предполагает скопление народа, разве не так?
Странно, однако, что они тут все воспринимают с таким фатализмом - просто сидят и ждут, что будет дальше. Может, их к этому приучила жизнь в безлюдных равнинах, где опасности избежать все равно невозможно… не знаю. У нас-то все всегда кипело, точно развороченный муравейник. Поди пойми, что лучше… Я уже давно перестала верить в то, что, перед лицом совместной опасности, под угрозой насилия в людях просыпаются лучшие качества - сплоченность, взаимовыручка и тому подобная чушь. Я слишком близко видела все это, слишком хорошо знала, как оно бывает на самом деле. Да и что толку было в том, что мы нервничали, перезванивались, слушали ночами последние известия, топтались в очередях за газетами, пока газеты еще выходили… никакого толку.
Так что все просто зависит… от точки зрения, наверное.
- Ты говорил, что часто ходил на ту сторону, даже, вроде, жил там какое-то время. Тебе там нравилось?
Он пожал плечами.
- Раньше… да, наверное. Понимаешь, тут… здесь ведь никогда ничего не происходит. Ничего не меняется. А там каждый раз было что-то новое. Потом, правда… стало слишком опасно.
- Ты имеешь в виду проверку документов, комендантский час и все такое?
- Ну да. - Он нахмурился. - Не думаю, что сейчас имеет смысл туда ходить. Похоже, там еще долго будет неладно. Может, опять придется торговать с сульпами - есть племена, которые никогда не выходят на равнину.
- А люди - часто переезжают с места на место?
- Да нет, - сказал он. - зачем? Правда, на побережье есть целые деревни. Рыбаки. Перед началом кочевья они просто снимаются с места и уходят. Там, знаешь, что делается?
Похоже, просто ради новых впечатлений тут с места никто не двигается.
Я попыталась представить себе мир, лежащий за оградой дома - равнина, лес, и дальше, до самого края света, бесконечные топи. Ни огонька, ни жилья. Людям тут оставалось не слишком много места.
Хотя… были и у нас такие же глухие земли. И живущие там люди годами понятия не имели о том, что происходит в большом мире. Но тем не менее, в мире всегда что-нибудь происходило. Просто здесь, почему-то, людей было мало… слишком мало.
4.
Выехали мы затемно.
- До города далеко - сказал Хаарт, а нам бы хорошо быть там еще до полудня.
К моей радости выяснилось, что он запряг лошадь, так что ехать нам предстояло на телеге. Не то, чтобы я совсем уж не любила ездить верхом, но за последнее время мне занятие это порядком поднадоело - как все, что превращается из удовольствия в необходимость.
Рассвет тут наступал медленно - горизонт затянуло туманом, да так, что было трудно сообразить, где мы находимся. Ни неба, ни земли - какое-то однородное серое месиво. Потом вокруг начало светлеть, земля неохотно отделилась от неба и я увидела все ту же бесконечную равнину.
Мир сплошной зелени - никакого другого выбора красок не существовало и глазу больше не за что было зацепиться. Покрытосеменные лишь начинали победное шествие по земле и были это, в основном, травы. Равнина, переливающаяся зелеными волнами, распахнулась от горизонта до горизонта и по левую руку, на самом краю света, виднелся лес, слишком синий, чтобы быть лиственным. Солнце так и не появилось, лишь в том участке неба, где оно, предположительно, находилось, расплывалось смутное пятно. Пахло нагретой травой, сыростью; чего-то явно не хватало - я все пыталась сообразить, что не так и, наконец, поняла - привычных и неотвязных комариных облачков над головой. Похоже, насекомых тут вообще не было. Может, живет кто-то в лиственной подстилке? Ах да, листвы-то тут тоже нет.
Ну, во мху, в почве, в хвощах и плаунах, жить кто-то все равно должен. Многоножки какие-нибудь.
То, что Хаарт назвал дорогой, на самом деле было чем-то вроде двойной колеи, еле заметной в этой бурной поросли. И было очень тихо. Вообще-то, начинаешь замечать, что очень тихо, только когда есть с чем сравнить тишину - какой-то звук все равно должен раздаваться. Телега чуть поскрипывала, а лошадь шла уж совсем бесшумно. Так что, когда я подумала о тишине, я сразу уловила этот звук.
Еле слышный ровный гул доносился откуда-то справа, постепенно становясь все громче, пока я не разглядела, наконец, источник шума. Да так и замерла с открытым ртом. Из рассказов Хаарта у меня сложилось впечатление, что технический уровень тут довольно низкий и поэтому теперь я с удивлением наблюдала, как дорогу перед нами пересекло нечто, больше всего напоминающее парящую в метре от земли платформу. Может, она была на воздушной подушке, не знаю… Трава под ней чуть заметно пригибалась, но ничего больше. Но любое техническое приспособление, в общем-то, было мне не в новинку, а вот те, кто управлял этой штукой… Матерь Божия, никогда я такого не видела. Эти существа - их было трое - ростом были не больше десятилетнего ребенка, голая кожа их матово отсвечивала серо-зеленым, вытянутые вперед головы заканчивались роговыми челюстями, а выше двух темных, непроницаемых глаз на покатом черепе явно располагался еще один - теменной. Руки у них были хрупкие, с подвижными гибкими пальцами, а еще имелся хвост - мощный, явно служащий опорой и балансиром при передвижении.
- Это еще кто? - изумленно спросила я. Я уже готова была поверить и в неведомую кочующую болотную живность, и в живущих в лесах сульпов, но это уже ни в какие ворота не лезло.
- Это леммы, - тихонько объяснил Хаарт. - и веди себя с ними прилично. Они чувствуют мысли, или что-то вроде.
Я уже собиралась поинтересоваться, что значит прилично, но тут один из леммов поднял тонкую руку, кожа на шее у него задергалась и он сказал:
- Мы, привет.
Голос у него был глухой и невыразительный.
- Привет, - спокойно ответил Хаарт. Он держался так, словно ничего из ряда вон выходящего в такой встрече нет.
- Мы в город. - лемм недоброжелательно оглядел меня и сообщил:
- Это кейя с той стороны.
- Ну да, - сказал Хаарт. - Но она живет здесь какое-то время. И наш язык она тоже понимает.
- В лесу есть и другие люди с той стороны, - продолжал лемм все так же недовольно. - Они делают больно.
Я видела, что ему неприятно говорить об этом, - кожа у него из зеленоватой сделалась темно-серой, а горловой мешок мелко задрожал.
Почему-то я почувствовала себя виноватой.
- Сама знаю, - пробормотала я, - я и сама от них пряталась.
Будь лемм человеком, он, наверное, пожал бы плечами, но на это они просто не были способны физически. Плечевой пояс у него был как у ящерицы-переростка. Зато он, наверное, мог вращать головой на все стороны света.
- Там были сульпы, - сказал лемм невыразительно, - их больше нет. Очень плохо. Проход закрылся. Этих, с той стороны - их тоже скоро больше нет. Еще до кочевья.
На этом беседа закончилась. Платформа плавно двинулась с места, проплыла над колеей и вскоре потерялась в зеленом сыром пространстве.
- Это что же такое? - спросила я, без особого, впрочем, удивления.
У меня уже выработалась привычка принимать все новые явления этого мира с какой-то тихой покорностью. И верно, ведь какой-нибудь древний грек не удивился бы, встретив в оливковой роще Пана, или там, кентавра, например. Так почему бы тут не резвиться явным пресмыкающимся, да еще на каком-то летательном аппарате?
- Люди, - сказал Хаарт.
- Вот это?
- Ну, понимаешь, это все - люди. И леммы, и сульпы. У леммов всегда здорово получались всякие технические штуки. Мой дом - его леммы строили.
Я представила себе дом Хаарта - с его изящными линиями, светильниками, наполненными биолюминисцентным газом, с его системой отопления и канализацией - явно на основе каких-то биологических приспособлений.
- Для того, чтобы они построили мне этот дом. - продолжал Хаарт - я работал на них лет пять - в их фактории. Так обычно это и делается - если ты хочешь что-то получить от леммов, то просто приходишь туда и работаешь на них - леммы сами назначают срок, в зависимости от того, что тебе нужно. Они могут делать все, кроме оружия, поэтому за оружием и приходилось ходить на ту сторону, через проход. Но теперь, похоже, этому пришел конец. Проход закрыт, слышала, что он сказал?
- Что значит Проход закрыт?
- Ну, тот тоннель, через который ты сюда попала. Теперь через него пройти нельзя. Те, кто попал сюда - эти отряды, банды эти они не смогут выйти обратно. Останутся здесь. Но леммы, вроде, говорят, что они долго не протянут.
- Почему?
Он не ответил.
- Кто закрыл проход?
На этот вопрос он тоже не ответил. Вместо этого он продолжал:
- Они очень мирный народ, леммы. Понимаешь, у них так устроены головы, что они чувствуют все, о чем думают другие люди. Так что, если кому-нибудь поблизости плохо или больно…
- Им тоже делается плохо?
- Да. И они разговаривают с нами, но между собой - нет. Думаю, они и нас понимают независимо от того, отвечаем мы им или нет. Это просто так, для удобства. И никогда не говорят о себе я, всегда мы. Может…Может, они вообще не знают, что такое Я.
Я задумалась.
- Уж не знаю, хорошо это или плохо.
- Не то и не другое. Это так и есть.
- А что из себя представляет город?
- Просто такое торговое место.