– Удивительно! Он описывает самые примечательные появления моего народа в его стране. Рассказывает, как мы вмешивались в дела Британии ради ее блага и к вящей славе англичан. Вновь и вновь повторяет, что современные волшебники должны как можно скорее призвать нас и попросить о помощи. Ты что-нибудь понимаешь, Стивен? Я – нет. Когда я хотел привести короля Англии в свой дом и оказать ему все знаки внимания, этот же самый волшебник помешал мне самым оскорбительным образом!
– Возможно, сэр, он не совсем понимал, кто вы на самом деле, – мягко заметил Стивен.
– О! Кто разберет, о чем думают эти англичане? Они такие странные! Их невозможно понять! Боюсь, Стивен, ты придешь к такому же выводу, когда станешь их королем!
– Мне совсем не хочется быть королем, сэр. Ни в Англии, ни где-либо еще.
– Когда им станешь, то будешь думать иначе. Сейчас тебя удручает мысль о разлуке с друзьями и "Утраченной Надеждой". На сей счет не беспокойся! Я бы тоже горевал безмерно, если бы твое вступление на престол нас разлучило. Однако тебе не придется постоянно жить в Англии только потому, что ты ее монарх. Человеку со вкусом даже неделя в унылой Англии покажется вечностью! Недели более чем достаточно!
– А как же мои обязанности, сэр? Насколько я понимаю, у короля куча дел, и, как ни мало я хочу становиться королем, я не…
– Мой милый Стивен! – воскликнул джентльмен. – Для этого есть сенешали! Они будут нести скучное бремя правления, а мы с тобой – веселиться в "Утраченной Надежде". В Англию ты будешь заглядывать, чтобы собрать налоги и дань с побежденных народов и поместить эти средства в банк. Наверное, разок придется задержаться, чтобы живописцы нарисовали твои портреты – народ должен знать своего короля. Иногда ты милостиво дозволишь прекраснейшим дамам страны стать в очередь, дабы облобызать тебе руку и влюбиться в тебя. Исполнив все эти обязанности, ты сможешь с чистой совестью возвращаться ко мне и леди Поул!
Джентльмен замолчал и задумался.
– Хотя, должен признаться, – произнес он наконец, – мое безмерное восхищение прекрасной леди Поул несколько поумерилось. Есть другая дама, которая мне нравится куда больше. Она не так красива, но внешность сполна искупается живым нравом и умением вести беседу. У этой дамы есть большое преимущество перед леди Поул. Ты ведь знаешь, Стивен, в соответствии с соглашением леди Поул, приходя в мой дом, всякий раз должна возвращаться. Однако второй дамы это глупое соглашение не касается. Как только я ее заполучу, я оставлю ее при себе навсегда!
Стивен вздохнул. Он думал о бедной женщине, которой предстоит стать узницей в "Утраченной Надежде", и ему становилось грустно. Он понимал, что бессилен помешать планам джентльмена, но, быть может, удастся повернуть ситуацию на благо леди Поул?
– В этом случае, сэр, – обратился он к джентльмену, – не освободите ли вы леди Поул от чар? Ее муж и друзья были бы очень рады ее возвращению.
– Ах, но я всегда считал леди Поул крайне желанным украшением своего дома! Общество прелестной дамы всегда приятно, а равной ей по красоте в Англии нет. И в Стране Фей таких красавиц сыщется немного. Нет, твое предложение невыполнимо. Однако вернемся к нашему разговору. Надо решить, как похитить даму и доставить ее в "Утраченную Надежду". Знаю, Стивен, ты горишь желанием помочь мне в этом деле, ибо оно послужит благородной цели – сделать тебя королем. А какой удар для наших врагов! Они будут в отчаянии! О да! А мы окажемся в выигрыше. Мы непременно должны добиться своего!
Стивен почти ничего не понял. О ком говорит джентльмен? Об одной из принцесс Виндзорского замка? Все знают, что король лишился разума после смерти младшей, самой любимой, дочери. Вероятно, джентльмен рассчитывает, что потеря еще одной дочери убьет короля или еще кто-нибудь из королевской фамилии сойдет с ума.
– Вопрос в том, дорогой Стивен, – говорил меж тем джентльмен, – как увести даму незаметно – особенно для волшебников!
Секунду он раздумывал.
– Ага! Понял! Принеси мне кусок торфяного дуба!
– Сэр?..
– Он должен быть в обхвате примерно с тебя, а высотой – мне по ключицу.
– Рад бы помочь, сэр, но я не знаю, что такое торфяной дуб.
– Древний дуб, пролежавший в торфянике много-много столетий!
– Боюсь, сэр, что в Лондоне мы такого не найдем. Здесь нет торфяных болот.
– Верно. – Джентльмен откинулся на спинку кресла и воззрился в потолок.
– Может, подойдет другая древесина, сэр? – спросил Стивен. – На Грейсчерч-стрит есть торговец, который…
– Нет-нет, – ответил джентльмен, – надо…
Тут же Стивен пережил странные ощущения: его подняло из кресла и опустило на ноги. Кофейня исчезла; вместо нее вокруг была черная и холодная как лед пустота. Стивен ничего не видел, но чувствовал вокруг открытое пространство. В ушах ревел ветер, струи дождя хлестали со всех сторон.
– …делать все надлежащим способом, – продолжил джентльмен тем же тоном. – Где-то здесь можно найти замечательный кусок торфяного дуба. Кажется, я припоминаю…
Его голос, раздававшийся где-то справа, стал удаляться.
– Стивен! – крикнул он. – Ты взял лыскарь, матыку и кокшу?
– Что, сэр? Как вы сказали, сэр? Нет, сэр. Ничего такого я не взял. По правде сказать, я не знал, что мы куда-то собираемся.
Стивен обнаружил, что по щиколотки ушел в холодную воду. Он попытался шагнуть в сторону, но земля ушла куда-то вниз, и он погрузился в жижу до середины икр. Стивен вскрикнул.
– Гм? – поинтересовался джентльмен.
– Я… не хотел бы мешать вам, сэр, но, кажется, земля меня засасывает.
– Это болото, – объяснил джентльмен.
– Чрезвычайно неприятная субстанция, – заметил Стивен, силясь подражать равнодушному тону собеседника.
Он по горькому опыту знал, как высоко тот ценит умение сохранять достоинство в любых обстоятельствах, и боялся показать страх: вдруг джентльмен возмутится и уйдет, оставив его погибать в болоте. Стивен попытался двинуться, однако под ногами не было никакой опоры. Он забился, чуть не упал и только глубже увяз в хлюпающей жиже. Он снова вскрикнул. Трясина ответила противным чавканьем.
– Возьму на себя смелость заметить, сэр, что я тону. Ой! – Его повело вбок. – Вы по доброте своей часто говорили, будто вам приятно мое общество. Боюсь, сэр, что вы можете его лишиться. Если вас не затруднит, не могли бы вы помочь мне выбраться из этой страшной трясины?
Джентльмен не удосужился ответить, но какая-то сила выдернула Стивена из болотной жижи и переставила на твердую почву. Он совершенно лишился сил и готов был упасть, однако не посмел. Земля была твердая, но очень сырая; кроме того, Стивен понятия не имел, где болото, из которого его извлекли.
– Я с радостью помог бы вам, сэр, – сказал он в темноту, – но боюсь шаг ступить, вдруг снова угожу в трясину!
– Ничего! – ответил джентльмен. – Честно говоря, делать ничего не надо, просто ждать. Торфяной дуб легче всего отыскать на рассвете.
– Но рассвет через девять часов! – ужаснулся Стивен.
– Верно. Давай присядем и подождем.
– Здесь, сэр? Но здесь темно, холодно и жутко!
– Действительно, место неприветливое, – согласился джентльмен преувеличенно спокойным тоном.
Потом он замолчал, и Стивен понял: спутник намерен и впрямь дождаться рассвета.
Ледяной ветер продувал насквозь, сырость пронизывала до костей, со всех сторон давила тьма. Время тянулось мучительно медленно. Никогда бы Стивен не поверил, что в таких условиях можно уснуть, и все же порой он не то чтобы засыпал, но впадал в дремотное состояние, немного облегчавшее его страдания.
Ему привиделось, будто он пошел в буфетную взять кусок пирога со свининой. Он разрезал пирог и обнаружил, что свинины внутри почти нет. Бо́льшую часть пирога занимал город Бирмингем. Под хрустящей корочкой дымили мастерские и кузницы, грохотали машины. Из разреза вышел респектабельный господин и, увидев Стивена, сказал, что…
Внезапно во сне раздался высокий печальный звук. То была медленная скорбная песнь на незнакомом языке, и Стивен, еще не до конца проснувшись, понял, что поет джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе.
Обычно, когда начинает петь человек, никто, кроме других людей, не обращает на это внимания. Правило соблюдается, даже если он поет очень красиво. Людей его пение может заворожить, но остальному миру оно безразлично. Кошка или собака могут взглянуть на певца, исключительно умная лошадь – оторваться от травы, которую щиплет, и повернуть к нему голову – но не более того. Когда пел эльф, весь мир прислушивался к его песне. Облака в небе замедлили свой бег, холмы зашевелились и зашептали что-то, а холодный туман начал кружиться в танце. Стивен впервые понял, что мир не бессловесен – просто ждет того, кто заговорит на понятном ему языке. В песне земля услышала имена, которыми сама себя называет.
Стивен вновь задремал. На сей раз ему привиделось, будто холмы бродят, а небо плачет. К нему подошли деревья и заговорили; они поведали свои тайны и объяснили, когда он может рассчитывать на их дружбу и когда – на ненависть. Оказалось, что и камни, и опавшие листья имеют важное предназначение. Он узнал, что все в мире – камни, реки, листья, пламя – преследует свою цель, которая непременно должна быть достигнута; понял и то, что иногда возможно использовать вещи не по их прямому назначению.
Когда Стивен окончательно проснулся, наступил рассвет. Или что-то похожее на рассвет. Свет был водянистый, тусклый, необыкновенно печальный. Вокруг поднимались унылые серые холмы, в кольце которых и лежало большое черное болото. Казалось, пейзаж создан нарочно, чтобы наводить беспросветную тоску.
– Полагаю, это одно из ваших королевств, сэр? – спросил Стивен.
– Королевств? – удивился джентльмен. – О нет! Мы в Шотландии!
Джентльмен тут же исчез, но через мгновение появился с целой охапкой инструментов. Он держал в руках топор, вертел и еще три предмета, которых раньше Стивен никогда не видел. Первый напоминал мотыгу, второй – заступ, а третий имел очень странную форму, нечто среднее между лопатой и косой. Все это джентльмен вручил Стивену. Тот с удивлением разглядывал инструменты.
– Они новые, сэр? Как блестят!
– Для задуманного мною магического действия орудия из обычного металла непригодны. Эти изготовлены из сплава ртути и звездного света. Теперь, Стивен, мы должны найти участок, где не выпала роса; там мы наверняка откопаем торфяной дуб!
Все травы, все невзрачные болотные растения в узкой долине были одеты росой. Одежда, руки, волосы и кожа Стивена покрылись капельками болотных испарений, а пушистые волосы джентльмена блистали тысячами бусинок воды. Казалось, его голова окружена сияющим облаком самоцветов.
Джентльмен медленно шел по кочкам, всматриваясь в землю под ногами. Стивен следовал за ним.
– Ага! – воскликнул джентльмен. – Здесь!
Стивен не смог бы сказать, почему его спутник так решил.
Они стояли посреди болота. Место это ничем не отличалось от любого другого. На нем не было ни дерева, ни приметного камня. Джентльмен шагнул в направлении едва заметной впадины. В самой ее середине Стивен увидел довольно длинный и широкий участок, на котором совершенно не было росы.
– Копай здесь, Стивен!
Джентльмен на удивление хорошо знал, как надо резать торф. Сам он ничего не делал, но подробно объяснял Стивену, как снять верхний слой дерна и мха одним орудием, как резать торф другим, как извлекать куски третьим.
Стивен не привык к тяжелому труду и вскоре выбился из сил. Все мышцы у него болели. К счастью, глубоко копать не пришлось – заступ ударился о что-то твердое.
– Ну вот! – радостно воскликнул джентльмен. – Вот тебе и торфяной дуб. Замечательно! Великолепно! Теперь, Стивен, окопай его.
Легче было сказать, чем сделать. Даже когда Стивен извлек достаточное количество торфа, трудно было определить, где именно дуб, а где торф, потому что и то и другое было черным и сочилось влагой. Он копал дальше, начиная подозревать, что здесь не бревно, а целое дерево.
– А вы не можете извлечь его с помощью волшебства, сэр? – спросил он.
– О нет! Ни в коем случае! Я потребую от него слишком многого, поэтому нам подлежит извлечь его в большой мир как можно нежнее. Теперь, Стивен, бери топор и выруби кусок высотой мне до ключицы. Потом с помощью кокши и лыскаря мы его вытащим.
На все сказанное понадобилось еще три часа. Стивен вырубил кусок нужного размера, но в одиночку извлечь его из ямы не мог, поэтому джентльмену пришлось спуститься к Стивену в грязь и воду, чтобы тянуть, толкать и поднимать обрубок вдвоем.
Когда работа была завершена, Стивен в полном изнеможении опустился на сырую землю. Джентльмен стоял, любуясь добычей.
– Что ж, – заметил он, – все оказалось куда легче, чем я предполагал.
Внезапно Стивен понял, что они уже вернулись в кофейню "Иерусалим". Он посмотрел на себя, потом на джентльмена. Одежда их была изорвана в клочья, обоих с головы до ног покрывала болотная жижа.
Теперь Стивен мог внимательно рассмотреть обрубок торфяного дуба. Он был черен, как смертный грех, и сочился черной влагой.
– Его надо высушить, иначе он ни на что не годен, – заметил Стивен.
– Нет-нет! – ответил джентльмен, весело улыбаясь. – Мне он именно таким и нужен!
43. Странное приключение мистера Хайда
Декабрь 1815 года
Однажды утром в первую неделю декабря Джереми постучал в дверь библиотеки Стренджа в Эшфер-хаусе и сообщил, что мистер Хайд просит уделить ему несколько минут для беседы.
– Сейчас иду, – проворчал Стрендж с досадой. За время жизни в деревне он полюбил покой и одиночество не меньше Норрелла.
Стрендж дописал абзац, заглянул в биографию Валентина Грейтрейкса, промокнул написанное, подправил какое-то заклинание, снова промокнул и вышел из библиотеки.
У камина в кресле сидел мужчина и задумчиво смотрел на огонь. На вид ему было лет пятьдесят – крепкий и энергичный джентльмен-фермер в простом, но добротном платье и башмаках. Джереми подал гостю стаканчик вина и блюдо с печеньем – видимо, рассудив, что ожидание чересчур затянулось.
Мистер Хайд и Джонатан Стрендж были соседями всю жизнь, но из-за разницы в карьерах и наклонностях оставались просто знакомыми. Фактически они увиделись впервые с тех пор, как Стрендж стал волшебником.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Полагаю, сэр, вас интересует, что привело меня в ваш дом в такую погоду, – начал мистер Хайд.
– Такую погоду?
– Да, сэр. Погода нынче скверная.
Стрендж посмотрел в окно. Высокие холмы, окружающие Эшфер, покрывал снег. Каждая ветка, каждый прутик согнулись под пушистой ношей. Воздух искрился белым морозным туманом.
– И верно, погода изменилась. А я и не заметил. Я не выходил из дому с самого воскресенья.
– Слуга сообщил мне, что вы очень заняты. Простите за беспокойство, но у меня к вам дело, не терпящее отлагательства.
– О, не надо извиняться. Как ваша…
Стрендж замялся, стараясь вспомнить, женат ли мистер Хайд или холост, есть ли у него дети, братья, сестры или друзья. Он убедился, что ничего не знает о соседе.
– …ферма? – закончил он фразу. – Кажется, она в Астоне?
– Ближе к Кланбери.
– Ах, Кланбери.
– У меня все хорошо, мистер Стрендж… если не считать того, что случилось третьего дня. Я сомневался, стоит ли беспокоить вас, потом посоветовался с женой и друзьями и понял, что должен все рассказать. Три дня назад я ездил на ту сторону границы с Уэльсом к Дэвиду Эвансу, – вероятно, вы с ним знакомы, сэр?
– Шапочно. Мы никогда не разговаривали. Думаю, Форд его хорошо знает.
(Форд был управляющим в поместье Стренджа.)
– Так вот, мистер Стрендж, мы с Дэвидом Эвансом завершили наши дела к двум часам дня, и я тронулся домой. Выпало много снега, а дорога от Лланфейр-Уотердайна скверная. Вы, наверное, не знаете, сэр, но дом Эванса стоит высоко на холме, из него видно далеко на запад. Когда он провожал меня у порога, мы увидели, что с запада надвигаются снеговые тучи. Миссис Эванс, матушка Дэйви, просила меня остаться, чтобы поехать утром, но мы с Эвансом решили, что я могу поехать напрямую и успеть домой до метели. Другими словами, я должен был скакать через Вал, чтобы обогнать снегопад.
– Через Вал? – нахмурился Стрендж. – Даже летом там трудно проехать, и место безлюдное, если что случится – помочь некому. Я бы не решился. Впрочем, вы здешние края и их норов знаете лучше моего.
– Возможно, вы просто разумнее меня, сэр. Когда я подъезжал к Валу, задул сильный ветер; он поднял в воздух прежде выпавший снег, и меня вместе с лошадью чуть не замело. Снег налип на меня и на лошадь, так что мы стали белы, как земля, белы, как воздух. Белы, как всё. Вокруг носились снежные вихри, принимавшие самые причудливые очертания, – мне чудилось, что я вижу злых духов из арабских сказок. Моя бедная лошадка как будто почуяла что-то страшное. Вообще она храбрая, но тут испугалась. Вот тогда я начал жалеть, что не послушался миссис Эванс. И вдруг услышал колокольный звон.
– Колокольный звон? – переспросил Стрендж.
– Именно, сэр.
– Откуда там колокола?
– В том-то и дело, что их там нет, сэр. Место безлюдное. Я страшно удивился, когда услышал, – они перекрывали и вой метели, и фырканье лошади и звучали очень отчетливо.
Стрендж решил, что мистер Хайд пришел, дабы услышать объяснение этого феномена, и начал рассказывать о магии колокольного звона: как колокола служили для защиты от эльфов и прочих злых духов, как зловредных эльфов иногда отпугивал церковный благовест. С другой стороны, известно, что эльфы любят звуки колокола; их появление иногда сопровождается перезвоном.
– Не могу объяснить вам это противоречие, – сказал Стрендж. – Теоретики магии бьются над загадкой много веков.
Мистер Хайд вежливо и внимательно выслушал волшебника, а когда Стрендж замолчал, заявил:
– Колокола, сэр, это было только начало.
– Вот как? – спросил Стрендж с легкой досадой. – Прошу вас, продолжайте.
– Я поднялся высоко по склону и хорошо видел большой участок Вала, где он вьется по холмам. Местами он обвалился, местами зарос кривыми деревьями. Потом я посмотрел на юг – и увидел, что вдоль Вала прямо ко мне быстро идет какая-то женщина…
– Женщина?!
– Я видел ее совершенно отчетливо. Волосы ее были распущены, ветер трепал их, закручивая вокруг головы. – Хайд вскинул обе руки, показывая, как волосы плясали в заснеженном воздухе. – Кажется, я закричал, позвал ее. Уверен, она посмотрела на меня, но, не замедляя шага, прошла мимо и устремилась дальше. Она шла вдоль Вала, и вокруг бушевала вьюга. На женщине было только черное платье – ни шали, ни меховой накидки, и я очень за нее испугался. Я подумал, что с ней случилась какая-то беда, и погнал бедную лошадку вверх. Я старался не потерять женщину из виду, но снег бил прямо в глаза. И вдруг она исчезла. Я несколько раз проехал вдоль Вала туда и обратно, кричал, звал ее, думал, что она упала, что ее замело, что она угодила в кроличью нору, что ее унес тот злодей, который еще прежде дурно с ней поступил.