- Bы воспитывали меня как свою собственную дочь, - с волнением произнесла Телима. - И вот, когда мне исполнилось семнадцать…
- Да, - перебил ее Самос, - с тобой обращались с крайней жестокостью, как с настоящей рабыней, и затем, через несколько лет, позволили бежать.
- Но почему? - воскликнула она. - Почему?
- Самос, - включился я в их беседу, - это от тебя несколько месяцев назад на заседании Совета капитанов я получил записку, где говорилось о необходимости увидеться и поговорить?
- От меня.
- Почему же ты отказался, когда я у тебя об этом спросил?
- Подвалы здания городского Совета капитанов показались мне неподходящим местом для обсуждения дел Царствующих Жрецов.
- Царствующих Жрецов? - с замирающим сердцем пробормотала Телима. Я рассмеялся.
- Место действительно не совсем подходящее, - признался я. - Но ведь когда записка была отправлена, тебя еще даже не было в городе.
- Верно, - согласился Самос. - Я надеялся, что в случае отказа эта простая уловка поможет мне отрицать связь между этой запиской и мной самим, ее отправившим.
- Впоследствии ты никогда не пытался снова установить со мной контакт, - заметил я.
- Ты не был к этому готов. Да и Порт-Кар нуждался в твоем присутствии.
- Значит, ты состоишь на службе у Царствующих Жрецов, - задумчиво произнес я,
- Да, - согласился он.
- И именно поэтому ты пришел на помощь тому, кто некогда тоже был у них на службе.
- Не только. Ты многое сделал для моего города. Именно благодаря тебе у Порт-Кара есть теперь свой Домашний Камень.
- Это имеет для тебя такое значение? - с удивлением спросил я у этого хищного, жестокого, бесчувственного ларла в облике человека, работорговца и убийцы.
- Конечно, - ответил он.
Мы отвели взгляды друг от друга.
В тающем свете горианских лун, серебрящемся на серой поверхности болот, беззвучно скользили по воде легкие суденышки ренсоводов, исчезающие в чернеющих вдали зарослях тростника.
- Возвращайся на службу к Царствующим Жрецам, - глядя мне в лицо, предложил Самос. Я старательно отводил глаза.
- Не могу. Я этого недостоин.
- В душе каждого человека, будь то мужчина или женщина, есть зачатки трусости и жестокости, злобы и эгоизма, самолюбия и коварства, - всего того мерзкого и уродливого, что мы таим от всех окружающих, а зачастую и от самих себя.
Мы с Телимой удивленно посмотрели на него.
Самос не без некоторой нежности, совершенно для него неожиданной, положил одну руку на плечо мне, а вторую - на плечо Телиме.
- Человеческое существо, - продолжал он, - это хаотическое переплетение подлости и благородства, ненависти и любви, великодушия и эгоизма - всего того, что достойно величайшего презрения и не менее великого восхищения. В основе всех его поступков лежат мотивы высокие и низкие. Все это старые истины, но мало кто их понимает по-настоящему.
Я снова взглянул на болота.
- Значит, меня вовсе не случайно перехватили на болотах, на пути к Порт-Кару.
- Это не было случайностью.
- Хо-Хак тоже состоит на службе у Царствующих Жрецов?
- Он об этом не знает. Но много лет назад, когда он бежал с галер и вынужден был скрываться, я спрятал его у себя в доме, а позже помог ему добраться до болот. Поэтому с тех пор он иногда оказывает мне небольшие услуги.
- И что ты сказал Хо-Хаку насчет меня?
- Что мне стало известно о том, что вскоре один из жителей Порт-Кара будет проплывать по болотам.
- И это все?
- Ну, за исключением того, что им следует выставить Телиму приманкой для твоей поимки.
- Ренсоводы ненавидят людей из Порт-Кара.
- Да, - согласился Самос.
- Они могли убить меня.
- Да, определенный риск у меня, конечно, был.
- Ты с такой легкостью играешь судьбами людей, - заметил я.
- На карту поставлены судьбы миров, капитан, - возразил Самос. Я кивнул.
- Миску, Царствующему Жрецу, что-нибудь об этом известно? - спросил я.
- Нет, - покачал головой Самос. - Он бы этого не допустил. Но Жрецы, со всей их мудростью и проницательностью, слишком мало знают о людях. - Он тоже бросил взгляд на болота. - Есть люди, которые выступают связующим звеном между Царствующими Жрецами и человеком, координируют их действия, служа тем самым общему делу борьбы с Другими.
- А кто это - "Другие"? - спросила Телима.
- Не вмешивайся в разговор мужчин, - оборвал ее Самос.
Телима обиженно насупилась.
- Когда-нибудь я тебе все объясню, - пообещал я.
Самос держался вежливо, но, как ни крути, он оставался рабовладельцем.
- Мы предвидели, - продолжал он, - что твоя человеческая сущность возобладает над перспективой бессмысленной смерти на болотах, заставит тебя пресмыкаться и униженно молить о сохранении тебе жизни.
Сердце мое разрывалось от боли.
- Bcе так и было, - пробормотал я.
- Как говорят воины, ты предпочел позорный ошейник свободе умереть с честью.
У меня на глаза навернулись слезы.
- Я обесчестил свой меч, свой город. Я предал все, чему был верен!
- Ты познал себя, познал свою человеческую сущность.
- Я предал свои принципы! - воскликнул я.
- Именно в такие моменты человек учится понимать, что окружающую его реальность, правду жизни нельзя разложить по полочкам. Она слишком сложна и многообразна, чтобы из нее можно было вывести собственные принципы.
Я внимательно посмотрел на него.
- Мы знали, что если ты не будешь убит, ты станешь рабом. Имелась у нас и кандидатура на роль твоего учителя, который сам прошел через всю жестокость и унижения рабства и горел желанием продемонстрировать тебе, воину, мужчине, все его прелести - тебе, человеку, которому предназначалось действовать в этом средоточии человеческих пороков, в Порт-Каре.
Телима грустно уронила голову.
- Вы хорошо подготовили меня для этой роли, Самос, - пробормотала она.
- Нет, Самос, - покачал я головой, - я не могу больше находиться на службе Царствующих Жрецов. Вы перестарались, и я перестарался, выполняя вашу задачу. Как человек, я полностью уничтожен. Я потерял себя, потерял все, чем я был, все, что имел.
Телима уткнулась лицом мне в грудь.
- Ты тоже считаешь, что этот человек уничтожен? - спросил у нее Самос. - Что он потерял себя?
- Нет, - ответила девушка, - мой убар не уничтожен. Он не потерял себя.
Я с благодарностью потрепал ее по плечу.
- Многое из того, что я позволял себе, было непростительно, - сказал я.
- Так поступает каждый из нас, - рассмеялся Самос. - Или поступил бы, или мог бы поступить: все зависит от обстоятельств, с которыми ему пришлось - или не пришлось - столкнуться на своем пути.
- Если кто и был уничтожен, - едва слышно пробормотала Телима, - то это я.
Во взгляде Самоса появилась не свойственная ему теплота.
- Ты пошла за ним даже в Порт-Кар, - заметил он.
- Я люблю его, - ответила Телима. Я крепче прижал ее к себе.
- Значит, ни один из вас не был ни уничтожен, ни потерян для себя самого, - усмехнулся Самос. - Вы - люди, и вам присуще все человеческое.
- Даже слишком, - уточнил я.
- В борьбе с Другими нельзя не быть человечным, - заметил он.
Услышать от Самоса нечто подобное? Я не верил собственным ушам.
- Вы оба узнали себя лучше, чем прежде, - продолжал он, - и это знание поможет вам глубже понять остальных - их силу и их слабости.
- Скоро рассвет, - словно отвечая собственным мыслям, пробормотала Телима.
- Осталось лишь одно препятствие, - заметил Самос, - и ни один из вас, по-видимому, даже теперь до конца его так и не понимает.
- Что же это? - спросил я.
- Ваше высокомерие, - ответил Самос, - столь развитое в вас обоих, - он усмехнулся. - Теперь, когда вы распрощались с иллюзиями, с собственными представлениями о самих себе и познали истинную суть своего характера, когда разрушены ваши прежние идеалы, ваше высокомерие может толкнуть вас в другую крайность. Ведь вы ни в чем не признаете золотой середины. Вы непременно должны быть или Царствующим Жрецом, или животным. Ваше высокомерие потребует от вас либо рождения новых мифов, новых иллюзий, еще более высоких и прекрасных, либо полного отречения от веры во что бы то ни было. Крайность - основная черта вашего характера. Если уж я не лучший, значит, непременно должен быть худшим, думаете вы. Если нет высоких, поражающих своей красотой идеалов, значит, пусть вообще ничего не будет. - Голос Самоса зазвучал тише и мягче. - Но есть и еще нечто, - продолжал он, - между образом, порождаемым воображением поэта, и чавкающим животным, утопающим в грязи.
- И что же это? - спросил я.
- Человек, - ответил Самос.
Я снова окинул взглядом открывающуюся перед нами панораму. Но теперь я смотрел не на бескрайние серые болота, а на город. На "Верну" "Телу", бок о бок стоящие у берега внутреннего причала в моих владениях, на длинные руки калов, зажатые стенами домов и стремящиеся дотянуться до моря, на взметнувшиеся в небо крыши зданий, нетерпеливо замерших в ожидании первых лучей солнца.
- Зачем я был доставлен в Порт-Кар? - спросил я.
- Чтобы подготовиться к новому заданию.
- Какому заданию?
- Раз ты больше не состоишь на службе у Царствующих Жрецов, это не имеет никакого значения.
- В чем состоит задание? - настойчиво повторил я.
- Нужно построить корабль. Отличный от всех известных до сих пор.
Я посмотрел на него.
- Такой, на котором можно было бы выйти за край этого мира, - ответил Самос.
Это выражение обычно употреблялось, когда речь шла о морских просторах, простирающихся западу от Тироса и Коса, начинающихся в нескольких сотнях пасангов от этих островов. Горианские корабли никогда не выходили в эти воды, а если кому и случалось - ни один из них
вернулся.
Самосу, конечно, не хуже моего была известна ограниченность так называемых знаний первой ступени. Знал он и о шарообразности Гора. Мне всегда было непонятно, почему люди так настойчивы в своих попытках узнать, что лежит к западу от Тироса и Коса. Даже Телиме, ознакомившейся в доме Самоса с основами знаний второй ступени, было известно о том, что понятие "конец мира", принятое в программе горианского образования, является всего лишь фигуральным выражением. Тем не менее для горианцев мир действительно в определенном смысле "кончался" на западе за Тиросом и Косом, как на востоке "кончался" Валтайскими горными хребтами. Именно здесь пролегали границы "известного мира". На севере и на юге изведанные людьми территории переходили в бескрайние ледяные пустыни.
- И кто может построить такой корабль? - поинтересовался я.
- Терситус.
- Но ведь он же сумасшедший.
- Он - гений.
- Нет, я больше не состою на службе у Царствующих Жрецов, - решительно сказал я.
- Ну что ж, - Самос направился к ведущим с башни ступеням, - тогда желаю тебе всего хорошего, - бросил он через плечо.
- Тебе тоже всего хорошего, - ответил я.
Хотя на Телиме был ее собственный плащ, она вся дрожала. Я распахнул свой, адмиральский, и закутал им нас обоих.
Именно так мы и встретили этот рассвет, эти первые солнечные лучи, взметнувшиеся над городскими стенами, пробежавшие по крышам домов, заливая их золотистым светом, перепрыгнувшие узкий Тамберский пролив и нырнувшие в благословенные воды блистательной Тассы.
Примечания
1
Бимс - поперечная балка судна, связывающая бортовые ветви шпангоута. (Примеч. ред)
2
Фиш - рыба (англ.)