Батюшка, если по мудрости и опытности своей и понял, что ему скормили лишь охапку сена с целого стога, то всё равно докапываться правдоискательством не стал. Подумал, похлопал меня по спине и куда-то ушёл к себе за алтарную часть. Вернулся быстро, передал мне маленький медный образок на простой верёвочке и велел повесить его на шею Прохору.
- Это святой Варфоломей. Большой силы человек был, изгнанием бесов прославляем, так, может, и от привидения бесчинного вас убережёт. А денщику своему прикажи теперь вот эту свечу медовую зажечь да и молиться денно и нощно о спасении души своей грешной, ибо не просто так твари адские за ним явилися. Чует отродье сатанинское добычу лёгкую, ох как чует… Крепче в вере надо стоять, казак!
- Благодарствуем. - Я, как и положено, приложился к его руке. - А что, вот кроме молитв о душе и образка и свечки, ничего такого понадёжнее нет?
- А чего ж ты ещё хотел? Конюшню тебе, что ли, прийти освятить?! Оно и можно, конечно, да только занят я, раньше следующей пятницы и не жди.
- Понятно…
- И вот ещё что, хорунжий Иловайский, - с лёгким нажимом добавил отец Силуян. - Ты учитывай, что я тебе чисто по-человечески поверил. Не прогнал, не высмеял, а выслушал, как просил, не перебивая ни разу. А ведь от сказок твоих то ли пьяным веселием, то ли глупостью молодой, то ли забавой безмозглой над старым, необразованным священником сельским тоже ох как тянет… Сие уразумел, сын мой?
- И за то ещё раз благодарствуем, - смиренно поклонился я, понимая, что ловить тут больше и впрямь нечего.
Пора возвращаться. Батюшка ещё раз перекрестил меня на прощанье и даже сопроводил на выход. Да что там - больше! Он так и стоял в дверях, проверяя, чтобы меня за порогом ещё чем по шеям не огрели. Две скромные бабуленьки изо всех сил делали вид, что даже и не смотрят в мою сторону, но их пальцы, намертво сжимающие древки метлы и грабель, ясно выказывали их истинные намерения.
А я ж, как вы помните, без оружия пошёл, с одной нагайкой за голенищем. Так что, едва вышел за ворота, сразу давай бог ноги, только они меня и видели! Отдышался уже у самого нашего забора, попробовал пощупать затылок, обнаружил там солидную шишку величиной в пол куриного яйца. Надо срочно в рукопашники податься и в одиночку больше по сельским улочкам не ходить, только со своими, и не менее как впятером…
А уже у ворот столкнулся нос к носу с выходящим на улицу доктором. Фёдор Наумович был привычно навеселе, хотя и несколько задумчив, словно что-то его тревожило.
- А-а, это вы, Иловайский, - вяло пробормотал он, словно бы и не ко мне обращаясь. - Ну что я могу сказать-с… Да ничего-с! Не знает современная медицина такого метафизического заболевания, однако-с если же хорошенько подумать, то…
- Что? - с надеждой вскинулся я.
- У вас рубль есть? Взаймы-с, верну на неделе, честное благородное!
- Нет у меня денег…
- Жаль, жаль, ну тогда я пошёл-с. - Он попытался меня обойти, но не тут-то было, мои пальцы сжали его рукав стальной хваткой. Когда надо, я и коня на скаку присесть заставлю, а не то что щуплого полкового лекаря…
- Что с моим денщиком?
- Болен.
- Знаю, помню, в курсе, не забыл. - Незнакомое львиное рычание начало клокотать у меня в горле. - Что с ним, уже не спрашиваю, но чем лечить и как спасти от рецидива, вы мне посоветовать можете? То есть лучше бы вы посоветовали, ей-богу…
- Тогда повторюсь, готовьтесь к худшему-с. - Ни капли не испугавшись моих бешеных глаз, лекарь, эта клистирная душа, поправил пенсне, дохнул на меня утренним перегаром и деловито продолжил: - Температура упала, и я бы рекомендовал в ночь-с растереть ему спину водкой. Синяки-с не уходят, но всё шире разрастаются, набирая силу и цвет-с. Сам синяк твёрдый, даже иглой не протыкается, что противоестественно-с и с медицинской точки зрения необъяснимо. Ваш Прохор ничего-с не ест, это очень плохо. Уговаривайте, кормите силой. И побольше горячего-с питья! Никаких лишних движений, постельный режим-с. А его земляков из Новочеркасска гнать в шею! Обоих-с! Как вы, вообще, их допустили-с к уходу за больным: руки грязные, ногти годами не стрижены, одеты-с в тряпьё вонючее да ещё, возможно, вшивое - антисанитария ужасающая! Я их в баню под конвоем отправил!
- Э-э… куда?!
- Мыться! - безапелляционно отрубил Фёдор Наумович, вырываясь и уходя по своим делам. - И если ещё раз увижу-с таких свинтусов в расположении полка, доложу генералу, чтоб непременно выпорол-с! Надо же так себя запустить?! Это же просто упыри-с какие-то…
Я молча уступил дорогу нашему медицинскому светилу. Так, значит, мало того что Прохор всё ещё болен, в моё отсутствие ещё и Моню со Шлёмой в баню отправили, под конвоем, замыться насмерть?! А у меня всегда было стойкое ощущение, что от мыла душистого нечисть просто дохнет. Вот оно мне упёрлось - выносить свежевымытые трупы, выкапывать ямку за огородами, хоронить без почестей…
Собственно, и далеко-то с нашего двора идти не надо: за конюшней маленький сарайчик с печкой и вмурованным в старые кирпичи чугунным котлом. Грей воду, скребись мочалкой, хлещись вениками, не бог весть как, но отмоешься. Для русского человека добрая баня не только залог чистоты и здоровья тела, но нечто более сакральное. Это как бы ритуальное омовение души, бросание себя то в жар, то в холод, проверка на сердца прочность, укрепление духа и дарование свежего взгляда на реальности окружающего мироздания. Не только в бытовом, но, пожалуй, и в надзвёздном, кармическом смысле…
И вот из дверей этой, с позволения сказать, всеочищающей баньки, крепко держась за руки и почти не касаясь ногами грешной земли, выпорхнули мне навстречу два чистых ангела в длинных белых рубахах. Я не сразу их узнал. Да что я, вымытых Моню и Шлёму вообще никому узнать было невозможно.
- Прости нас, хорунжий, помираем мы… - напряжённо светлея лицами, доложились оба. - Твой врач-вредитель знал, как нашего брата добить. Силком в баню отправил, в горячей воде прополоскал, чистую одежду подсунул, ногти топором обрубил, и на ногах тоже-э…
- Ну и с чего помирать-то? - сделав невинные глаза, спросил я. - Гляньте на себя в зеркало, хоть на людей похожи стали. Радоваться надо, может, у вас жизнь только начинается!
- Ты чё, ещё и издеваешься? - со стоном взвыл Шлёма. - Нам среди людей жить невмоготу, еда сама по улицам бегает, свежей кровью манит, аж скулы сводит…
- А в Оборотный город тоже нельзя, - скорбно подтвердил Моня. - Нас там за такое банное мытьё с полной гигиеной свои же в единый миг убьют как изменников. И правильно сделают, кстати!
- Ну-у… найдите лужу, да и запачкайтесь снова, делов-то?
- Снова?! Да ты видел, какие мы грязнющие были? У нас же, поди, не простая грязь, а вековая! Не один год стараниями бдительно культивированная и взлелеянная! Таковую с наскоку в мутной луже не обретёшь. И вообще, шоб ты знал…
Шлёма осёкся. Заглянув в ворота, к нам заспешила босоногая кроха лет шести, с тощей косичкой, в синем сарафане, прижимая к животику крынку молока. Глянула на меня, но обратилась к упырям:
- Мама велела вам молока дать. А ей Наумыч так велел. И вам велел пить. Нате!
Шлёма присел на корточки, вытер набежавшую слезинку, забрал крынку и осторожно погладил малышку по русой головке. Девчонка смешливо фыркнула, тряхнула косой и гордо упрыгала назад с чувством выполненного долга.
- Может, отравлено хоть? - безнадёжно вздохнул Моня.
Я отрицательно покачал головой:
- Вряд ли. Лекарь у нас человек пьющий, но хороший, о больных заботится, как о своих детях. Так что пейте, хуже не будет.
- Хуже некуда, - фатально переглянулись кровососы и при мне честно распили крынку парного молока в две хари.
Я же направился к зашевелившемуся под тулупом Прохору:
- Как ты?
- Синяки да боли, да в колене колет, ещё жар да простуда, а так живой покуда, - неторопливо пробормотал старый казак. - После напитка горячего от Катеньки твоей в груди дыханию вроде и полегче стало. Однако ж с ногою - дело плохое, разве для интересу отрубить её к бесу?
- Раз уже рифмуешь, значит, поднимешься, - с полной уверенностью улыбнулся я. - На вот, на шею надень, батюшка образок святого Варфоломея из церкви передал.
- Спасибочки ему. А ты что, за моё здоровье свечи ставить бегал?
- Ну, не только, - соврал я, решив церковную свечку пока не отдавать. - Посоветовался с умным человеком насчёт нашего привидения.
- Небось сказали, мол, молиться больше надо, а пить меньше, тогда и привидения кусаться перестанут? - хмыкнул он, но образок на шею повесил.
- Ты, главное, спи больше, пей чай с малиной, пропотевай, - уклонившись от прямого ответа, продолжил я. - Катя говорила, что поищет тебе ещё более сильное лекарство. А о службе не думай даже, с дядей я переговорю, а по конюшне сам отлично управлюсь. Если что, упыри помогут, они сейчас всё одно безработные.
- Ты бы обернулся, хлопче…
- Э-э… - Я не сразу расслышал стук копыт, но зато теперь, даже не оборачиваясь, знал, кто приехал. Надеюсь, Моня и Шлёма догадались унести свои задницы в безопасное место, казачьи генералы с нечистью особо шутить не любят. Ну а мне оставалось лишь выпрямиться и козырнуть навстречу тяжко сползающему с седла своему прямому начальству.
- Где тебя вечно носит, Иловайский? - Даже не дожидаясь ответа, дядя похлопал меня по плечу и шагнул к Прохору: - А ты лежи, не вставай.
- Да я и не сбирался, - честно ответил мой денщик. Ему так можно, они с дядей - погодки…
- Лекарь забегал, сказал, что шибко болен ты. Правда, чем, не сказал. Ну хоть лечишься-то?
- Бог не без милости, казак не без счастья, - болезненно морщась, пробормотал Прохор. - Племяш твой вон порошок чудодейственный мне добыл, жар спал вроде… Да поднимусь я, чё мне сделается…
- И я про то, - важно кивнул мой именитый родственник. - На лекарствах не экономь, вот рубль мелочью, бери, плати, коли придётся. Фёдор Наумыч обещался завтра поутру губернаторского врача приволочь.
- А надо ли?
- Надо, и не спорь тут. Тебе ещё воспитанника своего женить, как поднимешься, на смотрины поедешь.
Верный денщик вытаращился на меня, я на дядю, дядя на араба, едва ли не целиком высунувшегося из стойла и любопытно навострившего уши.
- Да что ж… - осторожно приподнялся на локте Прохор. - Нам женитьба не беда, мы за юбкой хоть куда! От судьбы-то не уйдёшь, раз невесте невтерпёж.
- Ты… повыражайся у меня тут! - по-детски впал в обидки дядюшка, грозно топорща густые усы. - Думай, о ком языком мелешь, это ж губернатора Воронцова дочь, а не хухры-мухры…
- Молод он ещё жениться, у самого молоко на губах не обсохло. Да и не по чину простому хорунжему в дворянскую семью лезть.
- А то мы, Иловайские, не дворяне?!
- Да он ещё и креста ни одного толком не выслужил, ни медали, ни ордена не имеет, вот уж опозорится перед губернатором сватовством таким. И там за ровню не примут, и дома маменька с аристократической сватьей за один стол сесть постесняются!
- Да маменька только рада будет его с шеи сбагрить, балбеса переспелого! И не сметь мне тут иную политику гнуть. Сказано, быть ему воронцовским зятем, и слово моё крепко! Чай, не ты, а я покуда ему заместо батьки!
- За отчима ты ему, баран упрямый!
- Да кто ты есть, чтоб мне перечить, пёс старый?!
- Ау, браты-казаки, - успел я влезть между ними, пока словесная перепалка не перешла в рукопашную стадию гражданской войны. - А лично моё мнение никого уже не интересует? Ну хоть чисто гипотетически, а?
- Ты ещё со мной поспорь, Иловайский, - рявкнул дядя, фыркнул, как надутый бобр, и, тяжело переваливаясь на ходу, вернулся к своей лошади. - Сам девицу видел? Видел. Хороша она? Хороша. И умна, и красива, и на фортепьянах играет бодренько Шубертов ихних с Моцартами всякими. А чтоб с губернаторским домом не породниться, так уж и вовсе дураком полным быть! Чё те ещё надо, кобеляке?
- Я другую люблю.
- Катерину свою учёную? - Седой генерал, не касаясь ногой стремени, птицей взмыл в седло. - Ну а любишь, так чего не женишься? Вот то-то и оно…
Я прикусил язык. Крыть и вправду было нечем, за воротами, обернувшись на скаку, дядя придержал коня и напомнил:
- А Прохора лечи! За денщика с тебя спрошу, ты чином выше!
Пыль взвилась столбом, а когда наконец осела, любезного моего родственника Василия Дмитриевича и след простыл. А чего ж, он высказался, наш ответ ему до фонаря, вот и поехал себе по ветерку к тому же губернатору на кларет. И какой чёрт подсуропил этой красе-девице припереться на смотрины в расположение полка?!
- Ну и… - Я поднял взгляд на Прохора, тот скорчил недоумевающую мину, типа уж он-то тут точно не при делах.
Ладно, спросим других…
- Эй, соучастники, вылезайте, я знаю, что вы тут!
- Ага, куда мы отсель скроемся. - Из-под сеновала мигом показались две лысые башки, облепленные соломинками. - Ох и грозен у тебя дядька, Иловайский! Моня аж чуть под себя не…
"Бац-бац!" - прервал Моня обличительную Шлёмину речь двойным подзатыльником.
- Мы так поняли, что тебя тут почти насильно женят на хорошей партии. Имей в виду, Хозяйке оно не очень понравится, а она в гневе неприятная-а…
- И мне тоже губернаторская дочка не по всей площади тела мёдом вымазана, - утомлённо пробурчал я, опускась на чурбачок у постели моего старшего товарища.
Оба упыря присели рядом на корточки, словно отдыхающие татары. Общее молчание длилось недолго…
- Не плачь, дитя малое с грудью впалою. Всё твоё горе не больше моря и озера не глубже, да и просто лужи. А вот выйдет солнышко и высушит до донышка!
- И как у тебя, дядя, такие рифмы в голове складываются? - ковыряясь в ухе, завистливо протянул Шлёма. - Очень умный поди, да? Научил бы, что ли…
- Я тебе, упырю, последний раз говорю, потом вдарю раза, чтоб не лез на глаза!
- Ой, любо-то как… - размякли уже оба кровососа, одному вообще нравилась поэзия, а другому именно последнее четверостишие.
- Но ежели серьёзно, - повернулся ко мне старый казак, - то бежать тебе надо, паря.
- Куда? - болезненно поморщился я. - В Оборотном городе мне только как суповому набору рады, к матушке до хаты возвратиться нельзя, в станице дезертиром назовут, так на всю семью позор до скончания века. За границу убечь, чтоб к ляхам или немцам наняться, совесть не позволяет. Они в любой момент против России пойдут, а как со своими драться? Лучше уж сразу пулю в лоб…
- Отскочит, - уверенно диагностировал Прохор. - Иди к Катерине своей, она-то небось не выдаст. Да и Василь Дмитревич тоже, поди, не зверь. Покричит денёк-другой, что с губернаторской фамилией породниться не удалось, плюнет да и простит. Душа у него отходчивая, сам знаешь…
Это знаю, это факт общеизвестный. За все мои "шалости" другой генерал давно бы на каторгу отправил или торжественно влепил сотню плетей перед всем строем, а дядя терпит. Потому что родня, потому что казаки, и раз он по-отечески заботится обо мне, то и мне грех плевать с высокой колокольни на все его благие намерения. Кроме навязывания невесты, конечно, это уж слишком явный перебор…
- Ну, что решил, ваше благородие?
- Пойду на денёк в Оборотный город. Сразу не съедят, а там выкручусь. В конце концов, одинаково помирать придётся. Женюсь по дядюшкиной воле - Катя убьёт, а, не женившись, ослушаюсь - так дядя собственноручно придушит!
- И то верно, - согласился мой денщик. - А теперь поклонись мне в ножки!
- Ни хрена се, крутая у вас субординация, - только и успели удивиться Моня со Шлёмой, но я повиновался не раздумывая…
Прохор мигом выбросил из-под тулупа правую руку с взведённым пистолетом и нажал на курок. Краем глаза я успел заметить серую тень, злобно оскалившую призрачные клыки. Пуля прошила её насквозь, глубоко застряв в заборе, - видимо, обычный свинец никакого вреда привидению не причинил. Оно исчезло, но его хриплый издевательский хохот ещё долго стоял у нас в ушах…
- Теперь точно беги, - вздохнул старый казак. - Не за мной, за тобой эта тварь охотится, ты ей нужен. А меня так, попутно зашибло.
- Похоже на то, - выпрямляясь, признал я. Проверил свои пистолеты, взял саблю, сунул в заплечный мешок кус хлеба, пару луковиц, головку чеснока, вязку солёной воблы для Катеньки (любит она её до визгу поросячьего) и щепоть соли в тряпочке, вроде всё. Бельё на мне чистое, в бане на днях был, небось до утра уж как-нибудь перекантуюсь. Но смыться вовремя не успел…
- Здорово вечеряли, станичники, - от ворот поприветствовали нас два молодых казачка, при саблях и с нагайками.
- Слава богу, - ответил за всех Прохор как старший. - Чего надо, хлопцы?
- Да сам генерал отправил бдеть, чтоб ваш характерник не утёк, - честно признались оба.
Мы переглянулись: вот оно, значит, как. Ну спасибо, добрый дядюшка, что не забываете нас и вниманием своим особым не обходите. Хорошо ещё, конную полусотню не отрядил охранять моё величество. А двух казачков да чтоб меня остановить, так маловато будет, как ни верти…
- Парни, я пошёл. Если что, задержите этих охранников. Но не бить и не убивать! Свои всё-таки…
- То есть это нам сейчас без оружия на двоих бравых казаков при саблях с голыми руками идти и не дай те бог их лишний раз пальцем в глаз ткнуть? - засучивая рукава, уточнил Шлёма. - Добрый ты человек, хорунжий…
- И в нас верящий, - с уважением завершил Моня. - Но раз оно тебе надо, так тут мы костьми поляжем, а не подведём!
- Вы особо не разлегайтесь тут. Жду вас через полчаса на кладбище.
- Ага, там и жди, куда ж нас ещё отнесут? - резюмировал Шлёма и заткнулся лишь после очередного воспитательного подзатыльника.
Я достал из-за пазухи ещё один пакетик с порошком для горячего питья и передал Прохору, напомнив выпить перед сном. Если выберусь раньше, сам прослежу, чтоб не забыл про лекарство. После чего закинул мешок за спину, козырнул станичникам и быстро ушёл за конюшню.
- Эй, ты куда, Иловайский?
- На кудыкину гору, к шапочному разбору, своей любимой маме купить шляпку с цветами, - популярно пояснил мой поэтичный денщик, и два упыря белыми ангелами с рёвом пошли в атаку.
Чем у них там дело закончилось, я смотреть не стал, кровососов-патриотов так сразу не убьёшь, а меня, прыгающего через плетни и заборы не хуже гордого арабского жеребца, тоже не с перепугу догонишь. Тем более что кладбище - последнее место, где наш догадливый генерал соберётся меня искать. Скорее вдоль Дона дозорных пошлёт, решив, что я вплавь на тот берег подался, в степях татарских счастья да воли искать. Оно и разумней, конечно, но я ж там без коня, а донцы верхами меня в один день изловят и доставят дядюшке к крыльцу, празднично опутанного бантиками, с ромашкой в зубах для пущей красоты!
Ну а так я бодренько удрал за село без особых проблем с нашими постами (никому и дела не было, куда я попёрся) и, широко шагая, двинулся в сторону старого погоста. Чумчары по пути не попадались, а может, и сидели где-то в кустах, но не рисковали нападать, прекрасно видя, что я при оружии. Они ж хоть твари и злобные, но не без мозгов, что огорчает…