- Ретивый ты казачок, Иловайский, - наконец собралась с ответом старая цыганка, а я воочию видел некоторую растерянность на лице Птицерухова. - Кто тобой интересуется и кому ты поперёк глотки встал, я тебе сказать не смею. Но совет дам. Один. Напоследок. Ежели долго жить хочешь - более в Оборотный город не ходи!
- Что ж так? - Я широко улыбнулся. - Мне ваши тёмные дела без надобности. Меня лишь Хозяйкины очи карие в город тянут. Уйдёт она, и я уйду, погодите-ка малость…
- Не уйти ей. Повязана твоя Катенька. Это в городе она из себя страшную силу корчит, а доведись ей лицом к лицу со мной стать, я её в единый миг так взнуздаю, так в…
Мой большой палец без предупреждения взвёл курок. Птицерухов понял, что если он издаст ещё хоть звук, то в ответ раздастся (грянет) выстрел. Видимо, это поняли и остальные цыгане - тишина повисла такая, хоть топором её пластай, вязкую, и кусочки в платок заворачивай, пригодится отдохнуть, заложив уши на народных гулянках. Она оборвалась коротким всхлипом, когда мой жеребец молча пнул задним копытом в пах самого активного бородача с ножиком. Тот рухнул почти без звука, надеюсь, детей успел заделать заранее, потому как теперь уж… увы, не судьба…
- Только троньте её, - тепло предложил я, опуская пистолет. - Ну а мне пора, пожалуй. Вы не провожайте, не надо церемоний, здесь рядом, не заблужусь. И вот ещё, бабушка, попросите ваших соплеменников - ну того, рябого, косящего на один глаз, и хромого, лысого, с серьгой - к селу на версту столбовую не приближаться! Наши приказ получили - стрелять конокрадов без суда и следствия. Вы уж не провоцируйте больше, а?
- Ай, соколик! - Всплеснув руками, Птицерухов улыбнулся мне самой змеиной ухмылочкой. - Что такое говоришь, изумрудный мой? Зачем на бедных ромал клевещешь, зачем Бога не боишься? Да весь табор под присягой подтвердит, что дома они были, в кибитке лежали, животами мучились и никуда и на шаг от костров не отходили!
- Угу, и я поверю…
- А то тебе решать. Ты, соколик, главное дело, до полка своего доберись.
- Это угроза? - ровно уточнил я.
Улыбка Птицерухова буквально лучилась сладким ядом…
- Ой нет, золотой… Ни один цыган офицеру казачьему слова поперёк молвить не посмеет, не то что угрожать. Езжай себе вольным ветром! Ромалы тебя не тронут…
Я ведь в тот момент ещё подумал, а не застрелить ли его прямо сейчас к едрёне-фене, и нет проблем. Но что-то остановило, комплексы какие-то непонятные… Не учили меня без особой нужды первым курок спускать, но, быть может, вот именно в этом конкретном случае оно того и стоило.
Арабский жеребец сам разрешил ситуацию, мягко попятившись задом и хлёсткими ударами хвоста приводя в чувство замерших в ожидании цыган. Те, огрызаясь и проклиная нас сквозь зубы, всё-таки уступили дорогу, пока я не выпускал из правой руки рукоять надёжного тульского пистолета.
- Мы ещё свидимся.
- Ай, свидимся, молодой-красивый. Да только не тут, не на этом свете!
- Ну, если вы так на тот торопитесь, - прощаясь, я козырнул, - дождитесь меня там, я ещё на этом чуток задержусь…
Старуха-цыганка широко развела руками, что-то тихо пробормотала себе под нос, возвела глаза к небу, хлопнула в ладоши и уставилась на меня немигающим взглядом. Я неторопливо осмотрелся по сторонам. Вроде всё тихо. Никто нас преследовать не намерен, никто в погоню не рвётся, хоть и лица изумлённо вытянулись у всего табора - от седых цыган до голопузых ребятишек. Можно подумать, они тут живого хорунжего никогда не видали? Ага, на донских землях кочевать и при виде казака удивление строить - смех один…
Я толкнул араба пятками, мой конь вновь встал на дыбы (любит он у меня покрасоваться, зараза) и галопом рванул в степь догонять давно отъехавшего Прохора. Уверен, что наших лошадей он забрал, а как им вернуть прежний вид, разберёмся в безопасном месте, под прикрытием всего полка. Здесь нам явно не рады, поэтому сваливаем…
- Те хнас ол тро сэро, те розмар тит! - громовой полушёпот донесся мне вслед, и неприятная волна холодного, даже какого-то скользкого воздуха тяжёлым кулаком толкнула меня в затылок. Не особенно больно, так, скорее неприятно, не более. И ещё на губах появился какой-то сладковато-перечный привкус, такой противный, что я невольно сплюнул… Да не один, а три раза. Но как-то не особо помогло…
- Про-хо-ор! - прокричал я, когда верный конь мягким галопом вынес меня далеко от последних кибиток.
Из-за перелеска тут же показался мой старый денщик на тяжёлом мерине. Пяток наших лошадей (впрочем, всё ещё пребывающих под личинами) он на верёвке вёл за собой следом.
- Эй, Прохор! - продолжал надрываться я, пуская жеребца торжественной рысью. - Мы победили!!! Дядюшка будет до седьмого неба подпрыгивать от того, что его непутёвый племянник уделал всех и верну…
Вместо ответа мой денщик сорвал из-за спины ружьё и прицелился. Я с улыбкой обернулся - в кого это он? Вроде не в кого. Значит, в смысле… в меня?!
Какая-то неведомая сила в один момент опрокинула меня навзничь ровно в ту же секунду, как из ружейного ствола вырвался красный цветок… По сей день не ведаю как, но чудо произошло - пуля просвистела едва ли не на волосок от моей груди, жужжа, словно злобный свинцовый шмель!
- Ты че-э-э… чего, сдурел?! - неузнаваемо тонким голосом возопил я, медленно выпрямляясь в седле. Ошарашенный араб поддержал мой вопрос мелким, но частым киванием.
Вместо ответа Прохор убрал ружьё за спину, намотал поводья уводимых лошадей на ближайший сук и, сдвинув брови, взялся за длинную пику!
- Не понял… - переглянулись мы с конём.
- За мирный Кавказ, за сожжённые станицы, за друзей, погибших под вашими клинками, - чётко и выразительно пояснил честный казак, давая шпоры мерину. - Умри, пёс чеченский!
- Кто, кто, кто?! - начал было уточнять я, но арабский жеребец оказался умнее, развернувшись на одном заднем копыте и дав дёру не задумываясь!
Что ещё раз спасло мою никчёмную жизнь…
- Стоять, сучий сын! - надрывался сзади Прохор, изо всех сил нахлёстывая коня. - Стой и дерись как джигит! Не всё ж вам из засады стрелять, ты в честном бою казаку в глаза посмотри! Стой, кому говорят, шакал крювоносый!!!
- Он - псих, - попытался на скаку рассуждать я, не забывая оборачиваться (мало ли, вдруг он пику кинуть решит?). - Или выпил вчера, или у цыганского котла чего нанюхался, или… Тпру-у!!!
Я так резко остановил бедного коня, уздой заворачивая ему голову вверх, что чуть было не опрокинулся вместе с ним навзничь.
- Сдавайся, джигит!
- Сдаюсь! - И я влепил потерявшему бдительность Прохору прямой удар кулаком в висок.
Мой верный боевой товарищ, не ожидавший такой подлости, мешком рухнул с мерина. Не тратя времени на объяснения, я быстро связал его его же поясом, с трудом погрузил на седло и рысью сгонял за брошенными лошадьми. Собственно, что делать теперь, было непонятно.
Хотя, помнится, кто-то не так давно обещался помочь…
- Таки у вас есть вопросы?
И почему я даже не удивляюсь, как быстро это бесовское семя успевает подкатиться к нашему православному брату. Мы уселись с ним нос к носу на обочине дороги, кони пощипывали запылённую траву, в небе заливались жаворонки, справа и слева стрекотали кузнечики, а старый еврей-коробейник улыбался мне во весь щербатый рот. Вопросы были короткими, а ответы пространными, за что в принципе и надо бы сказать нечистому "спасибо", да их с такой благодарности только корёжит. Что лично мне… приятно! А если по существу, то…
- Шо вы так смотрите, Илюшенька? Я же предупреждал вас, что этот Птицерухов тот ещё гад, но кто же поверит чёрту в еврейском лапсердаке? Никто! А результат вот сразу налицо и даже на всю фигуру в целом. Ой вей, да ведь вы с трёх шагов - вылитый чеченец из кавказской сакли! Как ваша нянька вас же и не пристрелила?!
- Чудом успел пригнуться, - буркнул я, незаметно, как мне казалось, ощупывая собственное лицо. - Это ведь только цыганский морок, да? На деле я прежний.
- Истинно так, друг мой! И я весь готов вам посочувствовать, так как эта дрянь крепко держится, а шоб её снять, так оно потребует времени, которого нет… Причём совсем нет!
- В каком смысле… - начал было я и осёкся. Из-за рощицы мелькнули длинные пики и высокие донские папахи: похоже, мой заботливый дядюшка на всякий случай отправил вслед за мной казачий разъезд.
- И шо они увидят через две минуты? - как ни в чём не бывало продолжал изгаляться чёрт. - Злобного чеченца с оружием, кривыми зубами и зелёной повязкой на головном уборе. А рядом с ним вашего связанного Прохора, пятёрку цыганских лошадей и знаменитого араба, на котором уехал некий Илья Иловайский. Ой, что-то мне говорит, шо ход мыслей ваших однополчан будет очень несложно предугадать…
Ах ты, мать моя голубоглазая женщина! Да увидев такую картину, и я бы тоже вряд ли интересовался: "С какого ты аула, джигит, за солью спустился?", а рубил сплеча наотмашь и без разговоров…
- Ты обещал мне помочь!
- Шо? Я? Когда, где, на каких условиях? А долговая расписка есть или мы заключили устный договор как приличные люди? - попытался выкрутиться чёрт, но я крепко держал его за ухо.
- Перекрещу - не помилую!
- Ша! - мигом сдался коробейник, а всадники впереди удивлённо воззрились на нашу компанию. - Таки куда мне спрятать вежливого хорунжего со шпорами?
- В Оборотный город, - давно решил я. - Арка на входе снимет любые личины, а там на месте Хозяйка уж что-нибудь да посоветует…
- Лямур, тужур и в конфитюр, - не хуже моего денщика срифмовал старый еврей, сажая меня к себе на ладонь и скатывая в маленький шарик не больше дробинки. Невероятные ощущения, уж простите за недостаток подробностей и деталей, не до того было…
Просто всё происходившее находилось на такой немыслимой грани реального, что пытайся я ещё и осознать, как именно моё благородие запихивают в левую ноздрю чертячьего пятачка, так сбрендил бы ещё до того, как он выдул меня обратно. Причём уже через правую ноздрю! Помню лишь, как после двухсекундного перелёта, обомлев от ужаса и увеличиваясь прямо на лету, я всем телом рухнул на маленького беса-охранника, бдительно охраняющего очередную арку…
- Силы небесные, живой! - не сразу поверил я, лёжа спиной на мягком и лихорадочно проверяя чётность рук и ног. Вроде всё совпадало.
- Не то чтоб совсем… но живой, - ошибочно истолковав мою радость, подтвердил приплющенный бес где-то в области моей поясницы. - Слышь, Иловайский, у тя хоть на грош ломаный совесть есть? Развалился как на перине, а ить мы с тобой вроде не настолько близко знакомы для такого интимного возлежания…
- Ты мне понамекай тут, - не особо торопясь вставать, огрызнулся я. - Я с бесами совместно возлежать не стану!
- А чё ты щас со мной делаешь? - резонно выдохнул охранник.
Я задумался. Ну не объяснять же ему, что у меня дикий стресс из-за того, что попавшийся по дороге чёрт староеврейской наружности затолкал меня в одну ноздрю, а другой вытолкнул? В соплях не измазал, и уже слава тебе господи…
- Слышь, Иловайский…
- А мы знакомы? - Мысленно я обрадовался, что чеченская личина исчезла.
- Да на твою морду казачью уже каждая собака в Оборотном городе с закрытыми глазами задней лапой укажет! - буркнул бес. - Ты это… серьёзно… слезай давай, чё разлёгся-то? У меня служба!
- Я тоже при исполнении.
- Ну и слезай!
- Так ты ж стрелять кинешься, - потягиваясь, зевнул я, бес подо мной тоже вынужденно похрустел костями.
- Кинусь, конечно… как же в тя не пальнуть?!
- Ну вот… - вздохнул я.
- И чё нам теперь, до зимы бутербродом греться?! Так ты смотри, я ж скоро возбуждаться начну…
Ей-богу, в тот момент каким-то седьмым характерническим чувством я понял, что он не врёт. А стало быть, ситуация выходила из-под контроля.
Нет, ничего такого он мне не причинит, честь не опозорит, но даже если какой дрянью штаны испачкает, так и уже радости мало. Не хочу рисковать…
- Так… Значит, сейчас я резко встаю, и мы оба бросаемся за твоим ружьём, кто первый добежит, тот и стреляет!
- Договорились, - согласно просипел бес. - Вот тока слезь, и посмотрим, кто кого.
- В каком смысле? Никакого "кто кого" и наоборот, я говорю, за ружьём побежим!
- Да слезь же наконец, болтун лампасовый, раздавил всё что надо и не надо…
Я подтянул колени к груди, обхватил руками, пару раз качнулся туда-сюда, вроде как "для разбега", и, бодро вскочив на ноги, схватился рукой за дуло старого турецкого ружья. Юркий бес буквально секундой позже вцепился уже в узкий изогнутый приклад, радостно завопив:
- Ага, хорунжий, проиграл?! Нашего брата по скорости нипочём не обскачешь!
- Возможно…
- Да точно, точно! Моя победа, я первый успел! А ты, дурак, к дулу кинулся, а курок-то вот, мне тока пальчиком пошевелить и…
- И что будет? - невинно полюбопытствовал я, крепко держа ствол под мышкой.
- Чё будет, чё будет… Пальну и… - Бедный охранник так ещё и не понял, в чём суть. - Ты это… дуло-то отпусти, мне так палить несподручно. Я ж не попаду!
- Был бы рад помочь, но мне пора. Хозяйка ждёт. - Я ловко развернулся на каблуках, перехватив ствол ружья под другую руку.
Бес упёрся ножками, надулся, покраснел, но всё равно поехал за мной, скользя копытцами по гравию.
- Ты чё?! Ты куда? У меня ж пост! Ты чё творишь ваще, беззаконие полное?! Я ж тя… пальну ведь, как бог свят, пальну!
- В стену или в потолок? Да валяй, мне-то с того…
- Иловайский, стой! Ты мне по традиции ружьё испортить должен, а не в город на буксире тащить! Стой, те говорю, так нечестно!
Я не останавливался. Бес вопил, верещал, ругался, грозил, матерился, проклинал, увещевал, обещал, клялся и льстил, не умолкая ни на минуту…
- Меня же уволят! Со службы попрут коленом взад, пятачком по чернозёму - праздник первой борозды! Мать твою, грешницу, да вот уже и стены городские… Стой, человеческим языком прошу, псих в папахе с мозгами набекрень! Нельзя мне туда-а-а… Смилуйся, чё хочешь сделаю-у!..
- А ладно, - пошёл я навстречу его пожеланиям. - В конце концов, мы оба люди военные. Давай сюда ружьё, сейчас что-нибудь сломаю по-быстрому, и беги на службу со спокойным сердцем…
- Ты настоящий друг, хорунжий, - с чувством подтвердил маленький усатый кавалергард, козыряя и отходя в сторону. - Кремень вывинти, и довольно, чё совсем-то казённое имущество гробить…
- Логично. - Легко вытащил из замка чёрный кусочек кремня и вернул оружие бесу. Тот церемонно принял его на плечо и, красиво развернувшись, строевым высоким шагом пошёл восвояси.
Я пожал плечами и прикинул, сколько же мне ещё топать до ближайших ворот. Минут пятнадцать, не меньше, странно, что Катенька ещё никого не послала меня встретить. Обычно она в волшебной книге всё видит, незаметно через арку к Оборотному городу не подойти…
- Эй, хорунжий! - торжествующе раздалось сзади. - А у меня этих кремней в кармане штук пять. Я уж всё починил!
- А, ну как же, - не оборачиваясь, бросил я.
- Дык пальну же!
- Ну и пали, если ружья не жалко!
- Не понял… - Видимо, бес начал лихорадочно осматривать табельное оружие. - Ты чё, ещё какую хитрость учудил? Песок в ствол насыпал, а? Вроде нет… Затвор покорёжил? А где? Дак целое всё вроде… А-а, поди, камушек под курок загнал! Угадал, да?!
Я шёл себе и шёл, даже на миг не заморачиваясь на его вопли. Бесы-охранники особым умом никогда не отличались, но самомнение у них выше облака, а храбрость круче суворовских Альп! Главное, он сам поверил, будто бы с ружьём что-то не так.
- Ты чё сделал-то?! Скажи, будь человеком…
Вот такой крик души уже нельзя было не удостоить вниманием. Я обернулся. Маленький кавалергард, сидя на камушке, лихорадочно копался отвёрткой в ружейном замке. Ну и ладушки, пусть развлекается, какое-никакое, а занятие по душе…
А в воротах на меня с плотоядной нежностью вытаращились трое грушеобразных упырей с перепачканными дёгтем и жиром плоскими рожами под личинами добропорядочных купцов третьей гильдии.
- Человек? Живой! Глазам не верим, хватай его, братц… тц… тц… А вы, извиняемся, часом, не Иловайский ли будете-с? Хорунжий Всевеликого войска донского…
- Я. А что?
- Да ничего-с… - Упыри с готовностью начали засучивать рукава. - Правила знаем-с, сей же час мордобитием оскоромимся. Вы тока не серчайте и Хозяйке ни слова, а?
- Добро, договорились, - улыбнулся я, протискиваясь мимо. - Только вы тоже метельтесь не по-девчоночьи, а не то, сами знаете…
- Знаем, - сурово вздохнули все трое. - Небось зубы заговоришь, обманешь да ни с того ни с сего меж собой драться заставишь. Уж лучше мы сами…
- И правильно.
Я шагнул на обманно-чистенькие мостовые Оборотного города, неуверенно размышляя, что почему-то вечно приношу сюда раздор и смуту. Раньше тут людей просто ели, да и сейчас едят, но вот с моим лично появлением устоялась новая городская традиция - увидел казака, дай в морду соседу! Не казаку, а своему же городскому товарищу! Лучше сам дай или он тебе, а не то обоим худо будет. Вообще-то мне оно до сих пор непривычно, вроде как приличные гости себя так не ведут. Но я ж не виноват, не я это предложил…
- Попробую исправиться.
Чисто ради эксперимента мне взбрело в голову козырнуть семейке вампиров - высокому блондину в европейском платье и его четверым разномастным детям. Он с готовностью обернулся и приветливо кивнул, сияя от простенького бриолина, словно празднично прилизанная причёска прожженного приказчика или полового. (Хм, а забавно складывать в предложение столько слов на одну букву…)
- Здорово дневали!
- Здравствуйте, здравствуйте, - слаженным хором вежливо откликнулось вампирское семейство, все кисло улыбнулись друг другу, и папочка первым отвесил чадам по родительскому подзатыльнику. - Вы идите себе, хорунжий, вас ждут, мы сами подерёмся, обещаем!
- Да я ж не настаиваю…
- Увы, дорогой друг, такие традиции без чьего-либо желания входят в моду и становятся привычкой. Дети, быстренько побейте друг друга, и марш в школу!
Молодёжь послушно оскалила клыки и принялась душить друг друга, причём девчонки отнюдь не уступали мальчикам. Клочья волос, обрывки одежды и лишние зубы так и полетели во все стороны, папа скромно гордился семейством, изредка пиная упавших…
Короче, к Катенькиному дворцу я дошёл мрачный, как гнев Господень. Ни разу никого не тронул, ни с кем не заговорил, никого не спровоцировал - но весь мой неблизкий путь был обильно отмечен неслабыми потасовками. Нечисть молилась, чтоб мою светлость понесло другой улицей, ибо несчастные жители того квартала, на который уже ступила моя нога в коротком казачьем сапоге, милости от судьбы не ждали, сами выходили во двор и начинали молча мутузить друг друга.