- Сегодня представители многих племен берут европейские имена. И индейцы, и маори… Чтобы не выделяться. У них есть и свои, настоящие имена, но они не всегда о них рассказывают. Вот, например, Джо из первокурсников. Ты, наверное, с ним уже познакомилась за завтраком? Такой большой парень.
- А, Джо, - вспомнила Тома. - Конечно.
- Он из Канады, из племени оджибве. Его фамилия - Маквайан, что значит "медвежья шкура". Вот он, - и профессор указал на огромную бурую тушу.
Медведь сидел в углу у решетки ко всем спиной.
- Он и в облике человека не очень общительный. Можно я к нему подойду?
- Конечно.
Тома перешла в соседний отсек, увернулась от бегущей прямо на нее рыси, - кто- то из старших явно хотел напугать, - и направилась к медведю.
- Эй, Джо! - нерешительно окликнула она, но он не шевелился.
Легонько тронула лоснящуюся на солнце шкуру, - и зверь с утробным рыком резко повернулся к ней. От неожиданности она отпрянула. Сердце бешено стучало, дыхание прерывалось.
- Ты чего! - обиженно сказала она, когда Джо перестал рычать и закрыл пасть, активно шевеля носом. - Это же я, Мара. В столовой, помнишь?
Профессор Эдлунд уже шагал к ним.
- Джо Маквайан! Я просил тебя не медитировать на общих тренировках! - он сурово сдвинул брови. - Ретрансформация! Сейчас же! Жду тебя в своем кабинете в половине пятого!
Медведь шумно выпустил ноздрями воздух, поднялся с земли и потопал к раздевалкам, покачивая задом с прилипшими травинками.
- Джо! - Тома кинулась за ним. - Слушай, прости меня! Я не хотела тебя подставлять…
Он остановился на мгновение, но, так и не взглянув на нее, двинулся дальше.
- Профессор Эдлунд! - она метнулась обратно. - Пожалуйста, не наказывайте его. Я его испугала и…
- Ты здесь ни при чем. Даже лучше, иначе я бы не заметил.
- Чего?
- Он медитировал. Это практики индейцев оджибве, не до конца мною изученные. Они довольно скрытны и не любят делиться своими достижениями. Но это углубляет переход в звериную сущность. Билл, отец Джо, уверял, что это безопасно. Я сомневаюсь. Ты же слышала этот рык. А если бы он напал?
- Что ж, тогда Вам повезло, что там была я, - она усмехнулась. - Меня никто искать не будет.
- Не шути так. Никогда, - профессор серьезно посмотрел ей в глаза.
После неловкой паузы он нарочито бодро улыбнулся и снова обратился к ней:
- Ну, мисс Корсакофф, кого еще из своих новых друзей ты можешь узнать?
- Выдру Ханну, зебру Зури. А, еще вон тот барсук - наверняка Марта.
- Пока все верно.
- А это что за зверек? - она кивнула на животное с острой треугольной мордочкой.
Оно было небольшим, немногим ниже колена, серый мех казался облезлым, по бокам торчали клоки белой шерсти.
- Похоже на помесь крысы и собаки, - задумчиво произнесла Тома.
Сразу несколько животных неподалеку отчаянно зафыркали. Крупный волк будто бы даже кашлял. Тамара готова была поспорить, что именно так звери смеются.
- Что я сказала? - удивилась она.
- Это твоя соседка, - удрученно ответил Эдлунд, глядя, как зверек убегает, поджав хвост.
- Фри… То есть Брин?
- Да. Она - песец.
- Но почему тогда она не белая? И шерсть у нее не такая густая? - Тома замерла, пораженная внезапной догадкой. - Она что, больна?!
- Нет, конечно. Это всего лишь ее летний мех. Да, летом песцы выглядят не очень презентабельно. Зато зимой она здесь будет самой красивой.
Тома выругалась по-русски.
- Мисс Корсакофф! - осадил ее Эдлунд. - Прошу не говорить таких слов в моем пансионе!
- Вы разве знаете русский?!
- Перевертыши - полиглоты. Я не так силен в русском, как мисс Вукович, но за свои сорок пять лет кое-то выучил.
- Простите, профессор. Я опять выставила ее на смех, - Тома удрученно потерла лоб. - Это выходит случайно, я не хочу с ней ссориться, но… Ну, не умею я общаться с людьми!
- Не расстраивайся. В тебе ведь есть что-то хорошее. Вот и сделай так, чтобы Бриндис это разглядела.
- Я попытаюсь.
- Ладно, мне надо обойти студентов и закончить тренировку, ты пока можешь идти. И не забудь: в пять я тебя жду.
Она побрела к выходу, так и не решившись отыскать Брин. Какой смысл? Что ей сказать? Извинения все равно не работают. "В тебе ведь есть что-то хорошее". Ага, если в темноте прищуриться. Ну, что она умеет? Драться? Можно, конечно, дождаться, когда кто-то посмеется над Брин, и от души начистить ему репу. Тогда придется мыть кухню месяц, и хорошо, если на острове… Говорить по-английски? Здесь этим никого не удивишь. А если…
- Я на тебя не сержусь, - раздался за спиной басовитый голос.
Томе не надо было оборачиваться, чтобы узнать Джо. Она остановилась и позволила ему себя догнать.
- Я тебя напугал, - продолжил он, поравнявшись с ней.
На лице его не было ни сочувствия, ни каких-либо эмоций вообще.
- Ерунда. Я не должна была тебя трогать.
- Извини.
- Не проблема. Ты домой? Может, вместе пойдем? Или лучше покажешь мне остров?
- Да, - он кивнул.
- Что "да"?
- Остров.
- Ясно, - вздохнула Тома. - Экскурсия будет увлекательной.
Глава 6
День выдался по-летнему безмятежным, море радовало игрой солнечных бликов. Теперь, когда гроза смыла с неба серую пелену, на горизонте виднелись очертания противоположных берегов.
Они гуляли около часа, и Тома не понимала, зачем Джо согласился водить ее по острову. Каждое его слово звучало, как последнее, что он собирался сказать в жизни. Зато для болтуна Нанду он явно был идеальным соседом: не перебивал, а только слушал. Не по собственной воле, а от безысходности, скорее всего. Хотя никто не знал, что на самом деле думал Джо Маквайан.
Прогулка помогла проветрить голову и подумать. Местные пейзажи напомнили Тамаре о любви к рисованию. Сделать красивый портрет для Брин - чем не чудесный примирительный подарок? Иначе точно придется лезть в драку.
Поэтому сразу после обеда… Нет, не так. Сразу после восхитительного, обеда, состоящего из нежнейших тефтелек в густой томатной подливке, длинных плоских макарон, которые отлично наматывались на вилку, а еще грушевого пудинга на десерт, Тома, блаженно икая, вернулась в домик, вытащила из чемодана новенький альбом с карандашами, подарок мисс Вукович, и устроилась на кровати.
Тамара решила изобразить Брин вместе с ее тотемом. На соседку она периодически поглядывала, стараясь рисовать с натуры, а песца пришлось сверять с атласом. Разумеется, Тома остановилась на роскошной зимней шубке, которой и славятся полярные лисы. Вышло мило, любительнице плюшевых игрушек и мягких подушек всех форм и размеров должно было понравиться.
Тома дождалась, пока Брин выйдет из комнаты, написала с обратной стороны рисунка "Прости меня, пожалуйста! Мара" и, положив подарок на видное место, отправилась в главное здание. Она не хотела выяснять отношения и надеялась, что исландка сама все поймет, обдумает и к вечеру будет в нормальном расположении духа.
До пяти часов оставалось немного времени, поэтому Тамара бесцельно слонялась по просторному холлу. Занятия еще не начались, и вся постройка пустовала. В тишине раздавалось только звяканье посуды с кухни. Бедная синьора Коломбо, весь день на ногах! Придется почаще нарываться на наказание, чтобы у нее была хоть какая-то помощь.
По всему холлу были расставлены уютные диванчики, у одной стены громоздился старинный рояль с резной подставкой для нот, у другой - стол для пинг-понга. Старая кряжистая липа за окном густой листвой загораживала свет, поэтому кругом царил приятный для глаз полумрак.
Тома заметила множество фотографий в рамках: группы людей в мантиях выпускников. Цветные изображения, черно-белые. И даже коричневатые, датированные пятидесятыми годами девятнадцатого века.
Висели и картины: отдельные портреты, пейзажи Линдхольма, на которых главное здание выглядело совсем иначе, а домики напоминали деревенские лачуги. Только маяк везде оставался одинаковым. Наверное, ему стукнуло, по меньшей мере, две сотни лет.
Наверх вела широкая лестница из темного дерева и упиралась в огромный флаг со знаком солнца в круге и надписью на латыни: "Sol lucet omnibus".
Скрипнув ступенькой, Тома поднялась на второй этаж: по всему периметру шли балюстрады и двери с табличками. Ханна объясняла, что на втором и третьем этаже проходят занятия, внизу, помимо холла и столовой, располагается главная библиотека, а четвертый этаж целиком отдан профессору Эдлунду. Там и его кабинет, и спальня, и огромная лаборатория, вход в которую разрешен только ему, мисс Вукович и мисс Кавамура. Остальных преподавателей и даже уборщицу миссис Чанг профессор туда не пускал.
Мара подошла к флагу и в задумчивости коснулась полотна.
- Солнце светит всем, - услышала она и обернулась.
Из коридора вышли Джо и Эдлунд.
- Здесь написано на латыни: "Солнце светит всем", - с улыбкой повторил профессор. - Мы с мистером Маквайаном закончили. Пойдем, Мара, я провожу тебя в свой кабинет.
- Тебя подождать? - спросил Джо.
- Я… Я не знаю, - она вопросительно взглянула на Эдлунда.
- У нас будет полноценная тренировка, - ответил тот. - До ужина ты вряд ли освободишься.
- Увидимся в столовой, - кивнул индеец и пошел вниз.
- Вот так да, мисс Корсакофф! - профессор удивленно поднял брови.
- А что? - удивилась она.
- Кажется, ты покорила нашего невозмутимого Джо. Столько слов за один раз даже я от него не слышал.
Они свернули в коридор и вскоре оказались на узкой лестнице. Тома поднималась следом.
- Профессор… - нерешительно начала она, когда они минули третий этаж.
- Да?
- Пока занятие не началось… Дело в том, что мисс Вукович говорила мне… Что Вы знали мою маму.
С его спиной разговаривать было проще: вопросы про маму всегда давались Тамаре нелегко.
- Да, знал.
- Вы поэтому решили взять меня?
- Пожалуй.
- Профессор Эдлунд, прошу Вас. расскажите мне о ней. Хоть что-то. Я всегда хотела побольше узнать о ней. У меня была фотография… Раньше. И все. В личном деле есть информация только о ее смерти.
Шагнув на верхнюю ступеньку, Эдлунд обернулся.
- Я обязательно расскажу тебе все, что смогу. И даже поищу фотографии. Но после занятия.
- Хорошо.
Он провел ее в просторный кабинет: книжные полки, массивный стол, высокие окна и удобные диваны. Здесь было светло, в форточку врывался приятный морской ветерок, принося тонкий запах цветущих лип. Хотелось дышать полной грудью, шагнуть из окна и полететь к маяку, туда, где волны разбиваются о каменистый берег.
- Красиво, правда? - довольно спросил профессор. - Это мое любимое место.
- Мне нравится.
- Ну, - он уселся в кресло на колесиках и хлопнул себя по коленям. - Выбирай, где тебе будет удобно.
Она устроилась на краешке дивана.
- Располагайся, можешь скинуть кроссовки, растянуться во весь рост.
- Как у психоаналитика?
- Откуда ты знаешь?
- В кино видела.
- Ну… примерно так. Расслабься.
Тамара послушно легла, но расслабиться рядом с чужим человеком было трудно.
- А если я… - неуверенно проговорила она. - Ну, трансформируюсь… Как же моя одежда? И вдруг мой отец был рыбой? Или… Я не знаю… Слоном?
- Сейчас мы не будем перевоплощаться. Просто побеседуем, - успокоил ее Эдлунд. - Я всего лишь хочу определиться с тактикой. Закрой глаза. И рассказывай мне все, что придет в голову.
- Например?
- Попробуй вспомнить что-то хорошее. Что вызывает у тебя улыбку и чувство защищенности.
Это он, загнул, конечно. Ее так и подмывало крикнуть: "Профессор, ты вообще бывал в детских домах? В русских детских домах, потому что если у вас такие тюрьмы, то и вместо интернатов, наверняка, конфетные городки".
Она думала долго. Что принято вспоминать в таких случаях? Дни рождения? Новый год? Походы в кино? Было бы здорово, если бы дни рождения в детском доме могли вызывать улыбку.
Хотя… Да, тот день, когда она нашла ключ от подсобки. Ее собственный уголок.
Она рассказала Эдлунду, как пряталась там, как рисовала, как накопила собственный запас лимонных леденцов. Потом в голову пришел момент, когда Валентина Семеновна разрешила носить шарфик и даже подарила один. Как раз в день рождения. Еще когда достались красивые джинсы из пожертвованных вещей.
Когда Тамара закончила, в кабинете воцарилась тишина. Она открыла глаза: профессор, нахмурившись, смотрел в окно, на щеке у него ходили желваки.
- Вроде, все, - тихо подытожила она. - Я говорила что-то не то?
- Прости меня, - ответил он, наконец. - Я не знал. То есть я думал, конечно, что детям плохо без родителей, но вот так… Извини, тебе не стоило снова об этом напоминать.
- Ничего…
- Я одного не понимаю, - он вскочил и принялся шагать по комнате, сунув руки в карманы. - Почему Лена не написала мне, что тебя некому взять? У нее ведь были родственники… Неужели на Линдхольме не нашлось бы места… В конце концов, перевертыши всегда поддерживали друг друга, и мы подобрали бы тебе приличную приемную семью…
И он что-то пробормотал по-шведски. Тома пока еще полиглотом не стала, но догадалась: это из разряда слов, которые на Линдхольме не произносят.
- Может, еще какой-то метод испробуем? - она попыталась отвлечь Эдлунда. - Можете попробовать меня испугать. Я огня боюсь. Правда, несколько дней назад не сработало, но я…
- Боже, тебя и огнем пугали?!
- Уже все нормально. Или вот Джо. Вы же говорили, что у индейцев есть какие-то медитации…
- Не сейчас. Кажется, будет сложнее, чем я думал. Хорошие воспоминания не работают, а испуг… Даже если бы я был настолько бесчеловечным, чтобы прибегнуть к этому методу, не думаю, что смог бы придумать что-то страшнее, чем твое детство. Я должен собраться с мыслями… - он замер и потер бороду. - А если… Если действовать через тотем? Допустим, ты унаследовала тотем матери. Тогда тебе нужно общение с подобными. Бриндис! Твоя соседка! Завтра мы устроим вам тренировку, ты постараешься… Да-да, может сработать. И вот еще что…
- Да?
Он открыл один из ящиков стола и извлек пузырек с таблетками.
- Возьми это. Выпей одну сейчас, а потом по одной три раза в день.
- Что это? - она повертела пузырек в руках: никаких надписей и этикеток.
- Одна из последних разработок. Помогает активировать ген перевертыша. Уверен, скоро весь Линдхольм узнает твой тотем.
- А если…
- Никаких если. Пока можешь идти, но завтра утром я жду тебя на тренировке. Тебя и мисс Ревюрсдоттир.
- Хорошо… - Тома опустила ноги и натянула кроссовки. - Но вы обещали мне рассказать о маме.
- Да… Ты права. Что ж, тогда, думаю, лучше нам переместиться в библиотеку.
- Почему?
- Там архивные фотоальбомы. Если тебе еще нужна ее фотография, то…
- Конечно!
Он улыбнулся и открыл перед ней дверь кабинета. Они проследовали к лестнице.
- Ты еще не встречалась с миссис Крианян? - спросил он по пути.
- Нет.
- О, ты многое потеряла! Татевик Крианян - наша долгожительница. Она - единственная, кто помнит старое здание.
- Но ведь новое построили около восьмидесяти лет назад?
- Да.
- Значит, она здесь родилась?
- Нет, работала в библиотеке. А ее муж был преподавателем мифологии народов мира.
- Он умер?
- Давно уже. Сейчас на четвертом курсе учится ее праправнучка, - профессор лукаво прищурился.
- Но как… Сколько же ей лет? Да нет, не может быть. Вы шутите…
- Попробуй отгадать.
Она толкнула высокие двустворчатые двери и оказалась царстве длинных стеллажей. Пахло старой бумагой и книжным клеем. Каждый скрип половицы звучал как удар в гонг в этой мертвенной тишине.
Тома ожидала увидеть древнюю старушку, которую держат на работе в знак почета или за прежние заслуги. Или просто потому, что здесь ей привычно.
Однако за высокой деревянной стойкой, изящно оттопырив мизинчик, пила кофе дама, которой на вид ну никак нельзя было дать больше шестидесяти.
Ее черная с проседью коса была уложена бубликом, в ушах покачивались гранатовые серьги, тонкие пальцы унизывали многочисленные кольца. Длинный прямой нос, брови, норовящие сойтись на переносице в одну. Незамутненные возрастом зеленые глаза поднялись на профессора.
- Ларе, мой мальчик, - низким с хрипотцой голосом произнесла она.
Если бы Тома слушала ее вслепую, то непременно представила бы себе эдакую грузную тетушку, которая с юных лет не выпускала изо рта папиросу.
Девочка в недоумении обернулась к Эдлунду, пытаясь понять, в чем шутка. Но тот сохранял серьезность.
- Татевик-джан, - он ласково сжал ее плечо. - Ты сегодня восхитительно выглядишь.
- Ты снова по делу? - библиотекарша изогнула бровь. - Не стоило и надеяться, что ты проведаешь старушку.
- Как не стыдно! Разве я забывал про тебя?
- Уж не пытаешься ли ты мне солгать, что не найдешь пяти минут выпить кофе? Да что я говорю: моя малышка Седа не заглядывала уже три дня, чего мне ждать от человека, для которого я - никто?
- Татевик-джан, помоги нашей новой ученице. Познакомься, это Тамара Корсакофф.
- Корсакофф?.. Разве не училась у нас девочка с такой фамилией? Лена? Неужели это ее дочь? - миссис Крианян пристально всматривалась в лицо Томы. - Совсем не похожа.
- Вы помните мою маму? - оживилась Тамара.
- Я помню всех, кто здесь учился, - гордо сообщила библиотекарша.
- Лена погибла, когда Томе было два года. Девочка выросла в детском доме.
- Ларе Арвик Эдлунд, как ты мог мне не сообщить! - возмутилась армянка. - Разве все мы здесь чужие? Разве не нашлось бы человека?..
- Я знаю, Татевик-джан, я знаю, - Эдлунд примирительно поднял руки. - Я совершил ошибку. Мара хочет найти фотографии своей мамы, узнать что-нибудь.
- Бедный ребенок! - библиотекарша качнула головой.
- Оформи ей доступ к архивному отделу, пусть смотрит. И я разрешаю ей забрать снимки Лены.
Миссис Крианян напряглась, но после некоторой внутренней борьбы произнесла:
- Конечно, конечно. Я все сделаю. Пересниму для архива копии. Сейчас только схожу за картой, - она встала и ровной походкой, будто у нее вместо ног были колесики, направилась к одному из стеллажей.
- Ей не может быть сто лет! - зашептала Тома профессору.
- Может. - тихо ответил он. - Знаешь, почему? Ее тотем - черепаха. Каждую ночь она проводит в облике черепахи, поэтому стареет в два раза медленнее.
- Разве это…
Но договорить Тома не успела, потому что миссис Крианян уже появилась с папкой в руках. Профессор Эдлунд сослался на дела и покинул библиотеку, а женщина- черепаха тем временем оформила новенькой пропуск, показала архив и выдала толстый альбом: выпуск 1994 года.