– … И вот как-то я разгадывал кроссворд из "Таймс", – сказал Уилл, сидя со своим альтер эго в "Руках Орлока" в Грин-Дрэгон-лейн, что в восточной части Брентфорда. – И мне удалось угадать все слова, кроме одного.
– И что это было за слово? – Уилл-второй сделал хороший глоток из кружки.
Цвет его лица стал заметно более здоровым. Вот вам еще одна причина пить пиво, если других причин недостаточно.
– Перегруженный почтальон, – ответил Уилл-первый.
– Перегруженный почтальон? – Уилл-второй попытался погладить собственный подбородок, но промахнулся. – Перегруженный… почтальон? Сколько букв?
– Тысячи букв в тысячах писем, – Уилл рассмеялся, и пивная пена брызнула в стороны. – Потому он и перегружен.
– Тысячи букв… – восхищенно повторил Уилл-второй. – Значит, это был очень длинный кроссворд.
– Нет, – ответил Уилл. – Это шутка. Перегруженный почтальон… Тысячи букв в тысячах писем. Усек?
– А кто такой почтальон? – спросил его двойник. – Что он льет?
– Это шутка, – Уилл вытер с губ пивную пену. – Шутка. Ты знаешь, что такое шутка? Должен знать.
– Я что-то неважно себя чувствую, – признался Уилл-второй. – Это с нашим питьем что-то не так или…
– Оно называется "пиво", – объяснил Уилл. – Ты слегка набрался. Вот и все.
– Н… набрался? – переспросил Уилл-второй. – В каком смысле?
– Ну, вот так. Что у вас, в будущем, вообще спиртного нет? Ты пьян.
– Пьян? Нет, у нас не бывает пьяных. Пьянство – это зло. С середины двухтысячных у нас никто не… Так вот что мы пьем? Это называется "выпивка"?
– У вас нет выпивки?! – Уилл-первый откинулся на спинку стула. – Мир, в котором вообще нет выпивки?!
– То, что ты называешь "выпивкой", у нас запрещено. Это следует из Писания. Мастер проклял все существующие крепкие напитки. Он всю жизнь прожил на хлебе и воде. Хотя иногда съедал пару другую кочешков – чтобы поддерживать уровень гемоглобина в крови.
– Что-что? – пролепетал Барри.
– Проклял крепкие напитки? – Уилл от души рассмеялся. – Прелестная шутка, если вообще что-то понимаю. А как насчет шампанского, которым он собирался отметить твое прибытие?
– Не знаю. Хотя чувствую… Не знаю. Кажется… Чувствую, что я…
– Счастлив? – подсказал Уилл.
– Да, именно так. Наверно. Я слышал о счастье, но никогда еще не был счастлив.
– Никогда? – лицо Уилла помрачнело. – Ты никогда не был счастлив?
– Я видел, как люди смеются. Много раз. Но никогда не понимал, почему. Со мной они никогда не смеялись. Они всегда были серьезными.
– Так это и есть зло.
– Но я чувствую. Чувствую. Что счастлив. Можно мне еще… выпивки?
– Но Писание запрещает.
– К черту Писание! – заорал Уилл-второй. – К черту все! Я не хочу играть в их игры! Я свободен от Писания. Я вообще свободен!
– Станешь свободен. Как только ты разрушишь планы ведьм, – напомнил Уилл.
– Нет, как только ты разрушишь планы ведьм. Расскажи еще что-нибудь забавное. Я не хочу думать о ведьмах. Мы не думаем о ведьмах, правда? Мы думаем о счастье.
– О нем самом, – подхватил Уилл. – Давай я принесу еще по пинте.
Он поднялся, покачнулся и направился в сторону стойки. Уилл номер два начал клевать носом.
– Думаю, все идет хорошо, сударь мой, – произнес голос у него в голове. – Думаю, мы решим эту проблему.
– Кто это сказал? – Уилл-второй выпучил глаза и начал озираться по сторонам.
– Это я, сударь мой. Ларри, твой Кочешок-святой хранитель. Я сто лет пытаюсь до тебя достучаться. Пиво облегчило мне задачу, и ты меня услышал.
– Кто это говорит? – спросил Уилл-второй, вертя головой то вправо, то влево.
– Это я, Ларри. Брат Барри. Все думали, что это из-за меня начался Большой Лондонский Пожар. На самом деле все не так. Я у тебя в голове. Я твой защитник. Мы можем обдурить этого простака как делать нечего. Мы с ним справимся голыми руками. Твоими руками, разумеется, поскольку у меня рук нет.
Уилл номер два схватился за голову.
– Я одержим! – завопил он, чем привлек внимание еще нескольких посетителей заведения. Среди них по чистой случайности оказался здоровяк-барочник и его коротышка-приятель по имени Чарли, которые как раз остановились на ночлег в Брентфорде – а Брентфорд, как известно, находится на берегу Темзы, – и дама в соломенной шляпке, которая распространяла газету "Боевой Клич".
– Чума и холера! – ахнул здоровяк-барочник. – Скажи, Чарли, не из-за этого типа на днях началась драка?
– Чокнутый из п-похоронного бюро? – уточнил коротышка. – Похоже, он самый.
– Убирайся из моей головы! – завопил Уилл-второй и принялся лупить себя кулаками по макушке.
– Не корчи из себя идиота, сударь мой, – произнес Ларри. – Я хороший. Я здесь для того, чтобы тебе помочь.
– Я проклят… – Уилл-второй продолжал колотить себя по голове.
– Да, тот самый полоумный, – сказал невеличка. – Опять устраивает балаган. Похоже, у него только один номер в репертуаре.
В это время Уилл-первый попытался протиснуться между ними.
– Пр-ростите, джентльмены, – объявил он, – но пиво не ждет.
– Лопни мои глаза, – пробормотал барочник. – Еще один. Точная копия.
Но Уилл тоже его заметил.
– О, – произнес он, – это ты.
– Не хотите приобрести новый выпуск "Боевого Клича"? – обратилась к Уиллу дама в соломенной шляпке. – Газета посвящена нашим миссионерам, которые спасают дикарей в черной Африке. Надеюсь, они оставят парочку для меня.
– Что? – переспросил Уилл.
– Убирайся из моей головы! – орал Уилл-второй.
– О, сказал сборщик собачьего помета, который забрел чуть подальше в поисках этого вещества. – Голос знакомый.
– Я первым его увидел, – торжественно объявил великан-барочник.
– А я вторым, – подхватил коротышка Чарли.
– Я вас знаю, – сказала дама в соломенной шляпке.
– Шеф, – пробормотал Барри, – думаю, я вздремну.
– Слушай, сударь мой, – взмолился Ларри, – прекрати лупить себя по голове. У меня сейчас морская болезнь начнется.
– А-а-а-а!!! – завопил Уилл-второй.
– Ужас, – сообщил Уилл-первый. – Ужас. Кошмар.
И затем… То, что последует затем, можно было предсказать столь же уверенно, как то, что ночь следует за днем, чайки – за лодкой, которая возвращается с уловом макрели, телега мусорщика – за торжеством, устроенным лорд-мэром, а группа молодых людей – за пьяными девицами с нимбами на головах и ангельскими крылышками, которые только что устроили роскошный девичник в Брайтоне и теперь ходят от бара к бару, распевая "Следуй за вожатым, вожатым, вожатым".
Короче, затем началась драка.
И все стало из рук вон плохо.
А потом…
– Лорд Питер Уимси, – сказал председательствующий в Брентфордском городском суде судья Давстон, – ибо Уилл представился именно лордом Питером Уимси, когда оказался в полицейском участке. – Вас обвиняют в следующих правонарушениях. В том, что вчера вечером, в восемь тридцать или около того, вы и ваш брат-близнец, находясь в состоянии заметного опьянения, вошли в пивную, известную как "Руки Орлока", что на Грин-Дрэгон-лейн, и спровоцировали там всеобщую драку. Что вы использовали приемы смертоносного боевого искусства Димак – которое, как известно, позволяет изуродовать противника или его превратить в калеку одним прикосновением кончика пальца, – отчего пострадали: мистер Майкл Магуамп, известный также как здоровяк-барочник; мистер Чарльз Виндзор, известный также как коротышка, констебли Норман Кротч и Реджинальд Мик; миссис… – Кашель с галереи был пресечен судебным приставом. – Также известная как дама в соломенной шляпке; мистер Найджел Демпстер, ведущий колонки светской хроники "Брентфордского Меркурия"…
– Что? – переспросил Уилл. Он сидел на скамье подсудимых под охраной двух бравых констеблей с фамилиями Кротч и Мик, которые щеголяли одинаковыми повязками на головах и синяками на подбородках. Уилл старался сидеть как можно дальше от своего альтер эго.
– … исполнители главных ролей в спектакле "Иосиф и его разноцветное платье", премьера которого недавно состоялась в Вест-Энде, и прочие лица.
– Я не трогал никакого Протчи Лидс, – возразил Уилл.
Судья сверился с протоколами.
– Конечно, простите, – спохватился он. – Здесь не "прочие лица". Далее следует мистер Монтегю Саммерс, историк и оккультист…
– С него все и началось, – заявил Уилл. – Он ударил меня палочкой для отбивания ритма.
– Три мудреца, щелк-щелк-щелк, – пропел Барри.
– … и странствующий менестрель-дислектик, воспевающий дела древности, – продолжал судья.
– Он первым меня ударил, – уточнил Уилл. – Своим джанбо.
– Итак, подсудимый, признаете вы себя виновным?
– Я невиновен, – ответил Уилл. – На нас с братом напали. Мы только защищались.
– А констебли Кротч и Мик, которые прибыли на место происшествия и которым вы нанесли удары, повлекшие за собой потерю сознания?
– Я ничего такого не делал, – заявил Уилл.
– Свидетель утверждает, что его друг вас видел.
– Бред, – отрезал Уилл.
– Если вы имеете в виду Брэда Питта, то он здесь ни при чем – возразил судья. – Но раз уж мы заговорили о людях искусства… Вас также обвиняют в нападении на Литтл Тича, популярного артиста мюзик-холла.
– Он наступил на носок моего сапога, – вставил Литтл Тич, и его нос показался над перилами галереи, а носки своих сапог – между двумя балясинами.
– Его я и пальцем не тронул. Мне это приписали ошибочно.
– Можно мне занять свое место, ваша честь? – осведомился джентльмен в длинном одеянии, парике и сапогах с высокими каблуками.
– А вы кто? – спросил судья Давстон.
– Советник защиты Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель.
– Что? – спросил Уилл.
– Я вас знаю? – осведомился судья Давстон.
– Конечно, знаете, ваша честь, – заверил его Фредди. – Я живу за углом. Я дежурный советник защиты. Когда не собираю собачий помет.
– Вы франкмасон? – спросил судья.
– Ну что вы. Конечно, нет.
– Тогда для вашего клиента дело принимает скверный оборот.
– На первый взгляд – да, – согласился Фредди. – Но ничего нельзя сказать заранее. На этот раз, возможно, мне повезет. Рано или поздно я чего-нибудь добьюсь.
– Меня восхищает ваше присутствие духа, – признался судья. – Правда, пахнет от вас не слишком приятно… Но я сомневаюсь, что вы выиграете это дело. А наказание за массовое избиение – смерть.
– Никогда такого не было, – заявил Фредди.
– Сегодня вторник, – уточнил судья Давстон, – поэтому сегодня будет так.
– Конечно, ваша честь, – ответил Проигрыватель. – Понимаю. В этом есть определенный смысл. И все же я сделаю все, что от меня зависит. А если меня постигнет неудача… завтра будет другой день. Как я полагаю, среда.
– Могу ли я занять свое место? – осведомился еще один человек.
– А вы кто? – полюбопытствовал судья.
– Гуинплен Дхарк. Франкмасон и советник обвинения.
– Один из них, – Уилл-второй сидел на другом конце скамьи подсудимых, согнувшись в три погибели и обхватив голову руками. Он страдал от первого в своей жизни похмелья. Страдал жестоко. Зато, протрезвев, он больше не слышал голоса этого треклятого Ларри.
– Из них? – шепотом переспросил Уилл-первый.
– Из них. Из ведьм и колдунов. Он продал душу дьяволу. Между прочим, это из-за него мне пришлось выбирать черную кошку.
– Что?! – вырвалось у Уилла номер один.
– В чем дело? – осведомился судья Давстон.
– Протестую, – произнес Уилл и привстал.
– Заткнись, – ответил констебль Кротч и воспользовался дубинкой, которую опустил на голову Уилла.
– Ох, – сказал Уилл и сел. Правда, ненадолго. Через миг он снова встал и снова произнес:
– Протестую.
Констебль Кротч снова поднял свою дубинку.
– Прошу вас сохранять спокойствие, констебль, – произнес достопочтенный судья. – Внизу, в камерах, вы можете делать все, что угодно, – но не здесь.
– Ваша честь, – заговорил мистер Гуинплен Дхарк. – Я был приглашен сюда вчера поздно вечером из Скотланд-Ярда, получив сообщение о действиях этих буянов-близнецов, переданное по факсу из полицейского участка Брентфорда. Один из этих двоих – беглый преступник. Он вырвался из камеры полицейского участка в Уайтчейпле. Это некто иной, как убийца Джек-Потрошитель.
– О-о-о-о! – хором произнесла публика, теснившаяся на галерее.
– Я узнала его, – заявила дама в соломенной шляпке. – Того, что в шикарном костюме. У него особенные глаза. Глаза убийцы. Всегда можно угадать. У моего покойного супруга были глаза взломщика. Правда, он торговал ножевыми изделиями. Но, по моему мнению, исключение только подтверждает правило.
– Мадам, – судья Давстон возвысил голос, – я буду вынужден попросить вас хранить молчание, или мне придется удалить вас из зала суда и бросить в грязную лужу.
– У вас славные глаза, ваша честь, – произнесла дама в соломенной шляпке. – Голубые, как синяки, и чистые, как совесть автора.
– Спасибо, – ответил судья. – Можете остаться. Встретимся у меня за ланчем.
– Ваша честь, – продолжал Гуинплен Дхарк. – Не думаю, что возникнет необходимость задерживать вас до ланча. При мне грубо подделанный документ, подписанный Ее Величеством королевой, благослови ее Бог. Этот документ предписывает немедленно доставить обоих обвиняемых в Тибурн для срочной публичной казни. – И мистер Дхарк вручил бумагу судье.
– Мне это кажется достаточно убедительным, – судья Давстон обменялся с советником обвинения масонским подмигиванием.
– Нет! – крикнул Уилл.
– Нет! – крикнул Уилл-второй.
Однако полицейские дубинки опустились им на головы строго одновременно – весьма гармоничное зрелище.
– Я проиграл, – произнес Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель. – Невозможно выигрывать все дела. Правда, я пока не выиграл ни одного. Но… такова жизнь.
– Примите это как неизбежность, – посоветовал мистер Дхарк. – Я могу забронировать вам место в переднем ряду на казни, если вы не против. Возьмите свою жену, ей давно пора куда-нибудь выбраться.
– Сердечно вас благодарю.
– Протестую! – Уилл прикрылся ладонями, чтобы защитить свою многострадальную макушку.
– Протестуете? – переспросил судья Давстон. – Вам не кажется, что для протестов несколько поздновато? Вот чистосердечное раскаяние, пожалуй, могло бы смягчить вашу участь.
– В самом деле?
– Нет, – ответил судья, – это просто шутка.
И рассмеялся. Мистер Гуинплен Дхарк тоже рассмеялся. Рассмеялся Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель. Рассмеялись констебли. Рассмеялась дама в соломенной шляпке. Рассмеялись верзила-барочник, его приятель-коротышка и вся публика на галерее.
– Кажется, я не понял, в чем соль анекдота, – признался Уилл-второй.
– Протестую, – повторил Уилл-первый. – Прошу меня выслушать.
– Тогда продолжайте, – произнес судья. – Я справедливый человек. Скажите, что считаете нужным, затем я вынесу приговор, и мы отправим вас на казнь.
– Мне нужен один момент. Только один момент. Я должен подумать.
– Вам угодно, чтобы я отложил слушание дела? – спросил судья Давстон.
– Да, если можно, – ответил Уилл.
– Слушание дела отложено.
– Благодарю вас.
– Это была шутка, – сказал судья. И все, включая и прочих лиц, среди коих был мистер Монтегю Саммерс, снова рассмеялись.
– Все пропало, – пробормотал Уилл-второй.
– Один момент, – сказал Уилл. – Только один момент, пожалуйста.
– Господин секретарь, – произнес судья Давстон. – Я намерен дать обвиняемому один момент. Какова должна быть продолжительность этого момента?
Секретарь суда принялся листать толстые тома с описанием прецедентов.
– Итак, – сообщил он, – в деле "Бэкон против Королевского дома" подсудимому было предъявлено обвинение в подрывной деятельности и намерении задеть одну из фрейлин Ее Величества (благослови ее Бог). Подсудимому было дарован один момент для того, чтобы обдумать заявление о том, что фрейлина нарывалась сама. В вышеприведенном случае продолжительность момента составляла ровно два мгновенья ока и три четверти мига.
– А это прецедент?
– Я могу сослаться также на дело "Шилдс против Кэрролла", когда два боксера-любителя подали друг на друга в суд; причиной послужил удар по лицу на ринге. По этому случаю…
– Вы меня утомили, – перебил судья Давстон. – Я дарую обвиняемому три мгновенья ока, один миг и еще полсекунды, потому что я очень славный человек.
– Еще бы, – подтвердила дама в соломенной шляпке. – Такие чудесные глаза. Точь-в-точь как у моего Малькольма, хотя Малькольм был человек со странностями. Он был помешан на тубах, потому что они напоминали ему золотые унитазы. Однажды вечером он отправился слушать Лондонский симфонический оркестр и…
– Мадам, – сказал судья Давстон.
– Простите, ваша милость, – ответила дама в соломенной шляпке.