На улице солнце уже успело скрыться за деревьями, и их длинные тени причудливыми полосами легли на землю. Земля детей жила своей жизнью, где-то кричали дети, где-то истошно выл зверь, которого наверняка дергали за хвост. Я завертела головой, пытаясь сориентироваться.
- Ты знаешь, кто украл книги, - вопросительных интонаций в голосе Пашки не было.
- Неуверена.
- Не ври. Я слышу это знание в твоих словах, вижу в глазах, чувствую в запахе.
- Как позвать Милу? - вместо ответа спросила я.
- Поймать ученика помельче и ущипнуть. Или наоборот, постарше. Я бы с удовольствием послушала, как верещит тот рогатенький. Давай…
- Не надо, - сказала появившаяся за ее спиной хранительница. - Ограничьтесь простым призывом, на ваш я сегодня откликнусь с удовольствием.
- Охраняющий слышит всех взывающих на своей земле? - я посмотрела Миле в глаза. - Слышит, но откликается лишь избранным, так?
- Ты позвала меня, чтобы это проверить? - девушка осталась спокойной. - Я не могу быть везде, иначе буду метаться между порезанным пальцем и неудачно сделанным домашним заданием. Мы играем теми картами, что нам сданы, и не хранители тасуют колоду.
- Давайте вы поплачетесь о нелегкой женской доле попозже, - влезла Пашка, - как твои поиски среди малышни?
- Никак. Все здоровы и довольны жизнью. Один на грани, сам признался, что стал присматриваться к ложкам в столовой, надо предупредить наставников. Но и только.
- Ольга знает, кто вор.
- Неужели? - Мила подняла брови.
- Только предполагаю. Где логово Лидии? У вас есть убежище для стяжателей? Для тех, в ком проснулись инстинкты? Не в комнаты же они всякий хлам тащат.
- Есть, - хранительница минуту раздумывала, а потом, развернувшись, пошла по дорожке к юго-западной окраине острова. - Старые ходы норников. Раньше здесь целая колония обитала, пока на зелья не извели, а норы остались. Картэн как старейший ворий одобрил их использование. Когда у стяжателей начинается созревание, их на первую декаду помещают… - она дернула головой. - Впрочем, вам это неинтересно. Это Лидия? Уверена? Она из предвыпускного года и прекрасно контролирует инстинкты. К тому же стяжатели не воруют друг у друга, они лучше других знают, чем обернется такой поступок.
- Уверена. Почти.
Пашка фыркнула, а я пояснила:
- С нечистью никогда ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Но это она. Поверь.
- Верю, - хранительница ускорила шаги.
- А я нет, - Пашка скользнула вперед, на ходу меняя человеческий облик на звериный. - Ты в это веришь. Она верит тебе. Сплошной клуб по интересам. Мне требуется что-то посущественней.
- У Лидии созревание.
- Нет, она уже выросла… - Мила замолчала, сделав круглые глаза, - Ах, это созревание.
- Очередной этап взросления, через который проходят все. И я, и ты, и даже ты, - я указала на растерявшуюся явидь. - Она влюблена. В первый, самый прекрасный и одновременно ужасный раз.
- Мартын, - догадалась Пашка.
- Да. Пропали вещи, которых касался парень. Вещи с его запахом: кеды, рубашка, карандаши, ручки, ноутбук. Я видела девочку в столовой, видела ее сжатые кулаки, слезы и сыпь на ладонях.
- Чертенок сказал, что Мартын смазал игрушку какой-то дрянью. Умный мальчик, - в голосе Пашки слышалась гордость.
Мы миновали ряды корпусов, на сей раз сложенных из красного кирпича, прошли полосу с редкими деревьями и густой изгородью из кустов, напоминающих шиповник и сирень, миновали запертую библиотеку. Я чувствовала приближение переходов, слышала дыхание безвременья, мы подошли вплотную к выходу с filii de terra. Но до того как стежки лягут под ноги и уведут с земли детей, мы должны пройти сквозь череду невысоких курганов, напоминавших основательно заросшие крапивой кротовьи горки. Только вот кроты размером с теленка в обычном мире не водятся. А в нашей тили - мили - тряндии - пожалуйста. Будь у нечисти красная книга, норников бы туда занесли, как исчезающий вид. Но пока звери занесены лишь в меню.
Солнце клонилось к закату, и в сгущающихся сумерках округлые лазы смотрелись черными ходами в бездну. Кроличьими норами. По коже поползли мурашки, пришедшее на ум сравнение заставило передернуть плечами.
- Людей всегда пугает тьма, почему? - спросила Пашка. - То, что происходит при свете, не лучше того, что скрывает ночь.
- Может быть, - Мила пожала плечами, - неизвестность, таящаяся во мраке, страшит больше, чем волк, поедающий девочку под полуденным солнцем, - Хранительница остановилась у третьего по счету кургана, - но монстры в этой темноте еще маленькие.
- Они достаточно взрослые, чтобы любить, - я подошла ближе, - и совершать поступки, - и сунула голову в лаз, вглядываясь в черноту. - Драконы похищают не только вещи, но и прекрасных принцесс.
- Ты хочешь сказать, что Мартын там? - не поверила Пашка.
- Как и пропавшие книги, - я выпрямилась и приглашающе взмахнула рукой.
Для человека тьма оставалась тьмой, а свет - светом.
Пашка хмыкнула и скользнула в нору первой, я второй, слыша за спиной тихие шаги Хранительницы. В туннеле можно было стоять во весь рост, норник - зверь немаленький. Пол устилали сухие листья и мертвые насекомые. Ход шел под уклон. Рассеянный свет экрана телефона придавал земляным стенам синеватый оттенок. Ни явидь, ни Мила в освещении не нуждались.
- И что, любой вот так запросто может зайти в логово собирателя? - удивилась змея в темноте.
- Не любой и не запросто, - ответила идущая впереди Мила. - Проблемы со стяжателями не нужны никому. Бывает, новенькие пошаливают, вход камнями завалят или стащат и спрячут что-нибудь вроде старой корзинки из-под фруктов. Как правило, после визита невменяемого вория остывают даже самые горячие головы. Мы не делаем из этих нор тайны. Временные логова, и сокровищ там нет, стяжателям еще предстоит обустроить настоящие. Мы учим детей жить бок о бок с разными созданиями. И если цена усвоенного урока - пара опаленных бровей и ресниц, то так тому и быть, я вмешиваться не буду.
Ничто не мешало хранительнице перенестись вглубь, но по каким-то своим соображениям, она предпочла неспешные шаги в нашем сопровождении. В моем, так как явидь тоже не торопилась. Причину этого я поняла, только спустившись в пещеру. Логово имело форму неровного круга с осыпающимися стенами и земляным полом. Лида была еще слишком мала, чтобы превратить свое убежище во что-то более уютное и пригодное для жилья.
У каждого из нас в детстве была шкатулка с сокровищами. Пусть она выглядела, как картонная коробка с фантиками, цветными мелками, ракушкой, привезенной кем-то из знакомых с моря, баночкой из-под гуталина, которой играли в классики, или крышечками от пузырьков. Это все равно были сокровища. Наши сокровища. Шкатулка Лидии была побольше, но хлам она собирала такой же никому не нужный.
Тусклый свет от экрана выхватывал из темноты очертания странных предметов, вызывая тягучее тоскливое чувство потери. Я скучала по моему чердаку и бабке, с горящими глазами самозабвенно роящейся в хламе. Синий свет отразился от кожаной обшивки треснувшего футбольного мяча. Рядом деревянный стул с выбитым сиденьем, какие-то картинки или открытки покрывали земляной пол цветными пятнами, каменная урна, которой место в сквере у лавочки, деревянная бочка с неизвестным содержимым, у меня в такой бабушка капусту квасила, ящик из-под бутылок и еще бог знает что.
У стены старая раскладушка, состоящая из полых алюминиевых трубок и куска ткани, натянутого меж ними. А на ней…
Непонятные шорохи и вздохи крались по стенам, заставляя приглядеться внимательнее.
- Мы не вовремя. Прекрасная принцесса хочет еще немного побыть в плену, - явидь хихикнула.
Света как раз хватило, чтобы разглядеть переплетение обнаженных тел. Мужского и женского. Я торопливо погасила экран.
- Вот и наша пропажа, - провозгласила змея и сунула мне в руки увесистые книги, вернее, то, что на ощупь на них походило.
Протяжный женский вздох удовлетворения был ей ответом.
- Одевайтесь и выходите, - скомандовала Хранительница.
Обратный путь показался намного короче, следуя за Милой, я механически переставляла ноги. В голове набатом билась мысль: если такое вытворяют шестнадцати - семнадцатилетние подростки, то у меня осталось года три-четыре, прежде чем Алиса… Стоп, вот об этом я думать не хочу.
Тут бесполезно патетично восклицать, что я в эти годы еще носила школьную форму, заплетала ленточки в косички и думала, что детей находят в капусте. Кирилл быстро устранил пробелы в моем образовании. Я была старше Лидии года на три, а на руках уже кричал увесистый сверток. Так что нечего разыгрывать из себя принцессу. Собственные годы вдруг обрушились на плечи неимоверной тяжестью. Как мало времени осталось, прежде чем моя девочка вырастет. И как много его еще впереди. Чем я его заполню? Вышиванием или собиранием фарфоровых статуэток? А может, бездомными кошками?
Сумерки, в отличие от тьмы хода, показались мне ярче солнечного дня. Стяжатель молча стоял у насыпи черной жирной земли. Блеснули теплым малиновым светом нечеловеческие глаза. Картэн не делал попытки приблизиться или войти. Без особой надобности стяжатели не нарушали границ личного пространства друг друга. Взрослые и состоявшиеся стяжатели, а не подростки, переживающие непростые этапы взросления. Им еще много предстояло узнать о своем виде, теле и способностях.
Ворий протянул руку, и я вложила в нее найденные тома. Собиратель втянул запах потертых переплетов и потребовал:
- Тетрадь Тура?
- Там были только учебники, - Пашка пожала чешуйчатыми плечами.
- Потому что только их я и взяла, - Мила посторонилась, и из темного лаза показалась Лидия, короткие волосы стояли дыбом. - Простите, но они так пахли, - она опустила голову перед хранителем библиотеки.
Из норы выбрался молодой целитель, облаченный лишь в синие джинсы и блестящие кольца наручников на левом запястье в качестве модного в этом сезоне аксессуара.
- Зачем мне её книжка? - сморщила нос Лили, кивнув в мою сторону.
- Она моя, - рыкнул ворий.
- Девочка, а ты уверена, что не взяла ее, чтобы прижимать к телу долгими одинокими вечерами? - спросила змея.
Молодая стяжательница зарычала. На ней была наверняка та самая белая рубашка сокурсника Мартына. Полы доходили до середины стройных бедер, длинные рукава натянуты на покрасневшие ладони, с которых уже начала слезать кожа.
Целитель не мог воздействовать на неживую материю, но даже будь это иначе, магия и механизмы плохо сосуществуют. Другое дело мазь с чесоточным порошком или вытяжкой из ядовитого плюща. Воришке пришлось пережить несколько неприятных минут.
Мартын взял узкую ладошку девушки, глаза зажглись яркой зеленью, отмершая кожа опала, обнажив новый розовый слой.
- Девочка услышала, что ты уезжаешь, и сорвалась, - продолжала ухмыляться Пашка.
- Да, - дернулась Лили, - Уезжаешь до шабаша! Сам пригласил, а потом решил сбежать, - она топнула голой ногой.
- Не продуманная кража, а порыв. Кеды, рубашка, в которой он был, когда вы в первый раз… - я не сдержала улыбку, хотя совсем не хотела смеяться над девушкой, - когда ты сама сняла ее с него. Книги, ноутбук, ручки из стаканчика. Ничего не забыла? - Лида отвернулась и уткнулась в обнаженное плечо молодого целителя. - Вот почему это так походило на глупость. Но дневник Тура она не брала. Понимаете?
- Нет, - ответила за всех Мила.
- Кража бесполезна, если украденное не уникально.
- Мы вернулись к тому, с чего начали, - первым понял Мартын. - Кто-то не хочет, чтобы мы прочли эту книгу.
- Кто? - спросила Пашка.
- Я бы тоже не отказался узнать, - ворий взвесил книги и позвал, - Лидия!
Девушка вздрогнула и еще сильнее прижалась к целителю.
- Определяю тебе наказание: две декады отработки во благо моего логова. И они начинаются прямо сейчас.
Солнце село, остров детей освещали многочисленные окна не менее многочисленных корпусов. Хранительница и ворий ушли, деликатно оставив нас наедине с проблемами. Лили уходить не хотела, но стяжатель не тот, кому можно возражать.
- Вы же начали ее читать, - расхаживал взад-вперед перед кротовьей норой так и не удосужившийся одеться Мартын, - ну, вспоминайте.
Я пыталась, в памяти остались какие-то обрывки, подчеркнутые фразы. Дневник из-под пера Тура Бегущего вышел, на удивление, нудным.
"Проснулся. Поел. Попил. Продвинулся на тысячу шагов. Нашел следы, следовал по ним до разлома. Никого не встретил. Лег спать".
Одно и то же каждый день, с небольшими отклонениями. Пару раз он принимался пространно рассуждать о цели поисков, доспехе, судьбе, душах и демонах. А потом снова шел, ел, пил, срал, вернее, спал. Если что и было в этой книге, то я либо не поняла, либо еще не дочитала.
Пашка развернулась, вглядываясь во тьму.
- Наш молчаливый помощник вернулся на пост, - собравшийся кольцом хвост, расслабился.
На тропинку вышел Марик. Я с надеждой вгляделась в темноту за его спиной, но она осталась неподвижной. Алиса не пришла.
- Узнал что-нибудь? - спросила я, безуспешно стараясь скрыть разочарование.
- Ставр, Гринька, Митька и Жик отобрали петарды у одного из новеньких, - отчитался парень.
- Неделю назад был новый набор платников, - пояснил Мартын.
Понятное дело, бесплатников никто не набирает, они приходят сами и в любое время года.
- Пацанам понравилось, он так потешно отбивался, просил не поджигать петарды у библиотеки, - сын падальщика почесал нос, - Плакал, что его накажут.
- "Делай что хочешь, только не бросай в терновый куст", - процитировала Пашка, немало меня этим удивив.
Мартын положил руки на плечи пацану и, заглядывая в лицо, проникновенно спросил:
- Узнаешь его? Или те парни укажут? Принявших первый год обучения чуть больше двух десятков, найти его не так уж и сложно, исключить девочек и тех, кто…
- Да, зачем? - высвободился Марик. - Мы его уже нашли.
- Мы? - переспросила я.
- Легенда Зимы у корпуса осталась, чтобы не сбежал, а я за вами, - он снова почесал нос. - Она тоже эту фразу про куст сказала. Выходит, он специально подал им идею?
- Так, - явидь оскалила клыки, - если и вправду выйдет что-то путное, добуду твоему папаше новый глаз.
Все постройки в filii de terra расположены по кругу. Учебные корпуса, полигоны - ближе к центру, жилые - к окраинам. И там, и там встречаются хозяйственные постройки, будки, хранилища инвентаря, столовая на севере, библиотека на юге, дом целителей на западе, там же и корпуса, куда расселили принявших первый год обучения. Возможно, чтобы далеко за подорожником и коньяком не бегать.
Двухэтажные, сложенные из серых блоков корпуса напоминали общежития, что строил завод ЯЗТА для своих работников во времена моей юности. Такие же монотонно ровные и лаконичные, как изделия из конструктора. В окнах горел свет, хлопали двери, раздавались крики и топот ног по коридору.
Кто-то скоро ляжет спать, кто-то, наоборот, убежит на ночные занятия, кто-то решит перекусить и сыграть злую шутку с соседом. Земля детей была отражением нашей тили-мили-тряндии, где ночь - сложное время и для бодрствующих, и для спящих.
Дочь сидела на нижней ветке дерева, напоминавшего березу. Корявую и склонившую ветки к земле. С толстого ствола неопрятной бахромой свисали лохмотья подранной беловатой с прожилками коры. Легенда Зимы совершенно по-детски болтала ногами. Здесь и сейчас она все еще оставалась ребенком. Я почувствовала, как тугой узел, скрутившийся внутри, ослаб.
Алиса без слов указала на дальнее с торца окно, прикрытое розовыми занавесками, и спрыгнула - полное мягкой нечеловеческой грации движение, на миг приоткрывшее завесу будущего, показав, какой девушкой она скоро станет. А может, фантазия, зацепившись за больную тему, сыграла со мной злую шутку.
Явидь знаком приказала детям оставаться на месте. Алиса скорчила недовольную мордочку. Но когда собравшийся возмутиться Марик открыл рот, она любезно прикрыла его ладонью, не дав произнести ни звука, чем напугала мальчишку до дрожи.
Общежития для учеников были организованы по одному принципу - коридоры с кучей фанерных дверей, из-за некоторых слышалась музыка, из-за других смех, из-за третьих заунывные песнопения, то ли духов вызывали, то ли по дому скучали. Первогодки - это нестепенные и переполненные собственной значимостью выпускники, новички - это шум, гам, каверзы.
Но за нужной нам дверью царила тишина. Пашка вошла, не церемонясь и не задумываясь о том, как может истолковать ребенок ночной визит нелюдя, полуголого целителя и человека.
Безликая необжитая комната: кровать, стол, стул, стенной шкаф. Ни личных вещей, ни раскиданной одежды, ни грязной обуви. Единственным посторонним предметом была желтая тетрадь, лежавшая на краешке полированного стола. Пацан, сидевший на матрасе, даже не повернул головы.
- Вот она, - змея схватила потертый дневник, раскрыла и удовлетворенно рыкнула.
- Я вас ждал, - он поднял черные, как колодцы, глаза.
- Зачем? - молодой целитель, прищурившись, присматривался к мальчишке.
Было что-то неправильное в его позе или в спокойствии, с которым он смотрел, а может, в нем самом, но понять что, я все никак не могла. Дети в таком возрасте похожи на гибрид вечного двигателя и радио. Они не сидят неподвижно, ожидая наказания.
- Не имеет значения, - ровно ответил ребенок. - вы получили, что хотели. Вернее, так думаете.
Пашка зашипела.
- А ты думаешь по-другому. Читал? - спросил целитель, указывая на тетрадь.
Мальчишка кивнул.
- Ты знаешь, что мы ищем? Там оно есть?
Два кивка подряд.
- Сто двадцать седьмая и сто тридцатая страница, - ребенок был лаконичен и совсем не испуган.
Я раскрыла желтый переплет, перелистнула потемневшие от времени страницы и пробежала глазами по сухому тексту.
Каждая запись была пронумерована странными значками - закорючками, мало похожими на цифры. Тур Бегущий пользовался другим календарем, но строки, слава святым, были вполне читаемы.
"Низошел по склону Сосновой, две тыщи шагов по ополью к западыне. Зверье схоронилось. Чую недалече обиталище. Сызнова полтыщи шагов. Угольный чад и кровушка. Первая хата чрез сотню. Северная стежка - Вепрева пустошь на двадцать дворов. Остался на ночь".
"Потолковал со старостой. Никоих следов ушедших тута сродясь не видавши. Остался на ночь".
Я посмотрела на ожидающих мальчика и целителя, на явидь, постукивающую по полу кончиком хвоста, и вернулась у книге. Три страницы вперед. Сто тридцатая страница была не менее захватывающая.
"Подумавши, решил вертаться на тропу Висельника тем же ладом. До второй тыщи не доспел, поворотил севернее по следам вломной клажи. Третьего дня катили подводы. Семена, шерсть, железо. Шел вдогон, к полудню вышел к стежке Подгорной. Восточники. У старосты лыба, печёночный борканник, тесак за пазухой. Глянулось. Остался на ночь".
Следующая запись тем же днем без номера.